– Так ты согласна? – воскликнул Бергер в притворном удивлении и, перехватив мой яростный взгляд, добавил тише: – Все! Уже отвернулся. И вообще молчу!
Сегодня на нем были голубые джинсы, ничем не приметная дутая куртка с капюшоном, а на ногах кроссовки. Питер поставил кофе на небольшой столик у окна, а сам устроился в кресле, спиной ко мне. Потянулся к пакету, в котором оказались покрытые сахарной пудрой пышки. Мой рот тут же наполнился слюной, а в животе заурчало.
– Поторопитесь, Елисавета Александровна. Я не железный и страшно голодный, к тому же!
Я вскочила с кровати и, схватив вещи, скрылась в ванной. Меня заметно потряхивало, пока я приводила себя в порядок. Спутанные после сна волосы никак не хотели ложиться ровно, дрожащие пальцы не слушались, когда я пыталась застегнуть белье. А глаза горели странным огнем, и я снова не узнавала себя. Смотрела словно со стороны на бестолково суетящуюся глупую девчонку, которую впервые в жизни пригласили на свидание.
Елисавета Александровна Аракчеева-Головина непременно почувствовала бы себя оскорбленной, возможно даже вызвала охрану, или, напустив на себя надменный вид, холодно попросила бы возмутителя спокойствия покинуть номер. Но той Елисаветы больше не было. Я осознала это отчетливо в тот момент, когда поняла: я готова идти за ним хоть на край света. Не существовало больше ни обязательств, ни долга. Был только сжигающий душу огонь, в глазах и еще где-то глубоко внутри, заставляющий меня следовать за этим человеком.
Прошлой ночью в машине мне хватило выдержки не разрыдаться. Я отречено смотрела на холодный, закованный в камень Санкт-Петербург, проплывающий за окном, но все же заставила понервничать своего сопровождающего, изъявив желание пройтись до Дворцовой площади, прежде чем отправиться в отель. Машина остановилась на набережной реки Мойки, и дверь распахнулась. Мужчина подал мне руку.
Было глупо надеяться, что мне позволят остаться одной. Но я уговорила себя не обращать внимания на двух охранников, следовавших за мной на небольшом расстоянии. Усмехнулась и достала телефон.
Демидов-старший не спал. Он тут же взял трубку и спросил ласково:
– Лизонька? Почему так поздно? Что-нибудь случилось?
– А должно, Алексей Павлович? – я постаралась скрыть сквозящую в голосе иронию, но Демидов заметил, конечно.
– Ты в отеле? – сменил он тему.
– Вышла прогуляться ненадолго. На Дворцовую.
– Почему так поздно?
– Алексей Павлович, я не могу дозвониться до Егора. Вы не знаете, где он?
– Переговоры затянулись, Лизонька. Те самые, из-за которых он не смог поехать с тобой, – проговорил Демидов немного устало. – Уже поздно, дочка. Возвращайся в отель. Не заставляй старика переживать.
– Конечно, Алексей Павлович. Спокойной ночи! Вы только не говорите Егору, что я его искала.
– Не скажу, Лиза. И тебе доброй ночи!
На Дворцовой царило оживление. Люди торопились к Неве, боясь пропустить начало разводки мостов. Меня вдруг охватило странное уныние. События последних суток обрушились на меня разом, и я впервые в жизни не могла позвонить Егору, чтобы просто поговорить. Поболтать о жизни, о ничего не значащих мелочах. Демидов-старший был не в курсе нашей размолвки. Теперь я была в этом уверена. Егор не собирался оправдываться. Но и отказываться от планов не собирался. Возможно, я тоже была не права, сорвавшись вот так…
Но теперь все изменилось.
Когда я вышла из ванной, Питер поднялся, окинул меня изучающим взглядом и сказал:
– Поешь, а то кофе сейчас совсем остынет. А я пока постараюсь что-нибудь сделать с твоими волосами. Уж больно они приметные.
Я послушно протянула ему резной гребень, украшенный янтарем, и опустилась в кресло.
– Занятная вещица, – произнес Питер, рассматривая безделушку. – Подарок?
– Это мамин.
– Прости.
– Не стоит. Я ее не помню. Почти.
Я потянулась за пышкой. Они были изумительными, а кофе горьким. Питер легко скользил гребнем по волосам от основания и до самых кончиков, достигающих поясницы, а я была готова урчать от удовольствия. Скоро мою голову украшали несколько колосков, собранных в высокий хвост на затылке. С пышками тоже было покончено. Забывшись, я совсем не аристократично облизала ставшие сладкими от пудры пальцы. За спиной раздался сдавленный смешок, и я покраснела. Чтобы перевести тему, я спросила:
– Где ты научился плести косы?
– Секрет, – усмехнулся Бергер и слегка потянул меня на себя, заставляя запрокинуть голову.
Я подчинилась, уже зная, что последует следом, и не желая сопротивляться. Замерла, задержав дыхание, со страхом и восторгом ожидая момента, когда он коснется моих губ своими. Но Питер медлил, только сильнее потянул за волосы у основания хвоста. Я зажмурилась и почувствовала его дыхание совсем рядом.
– Почему ты меня не боишься, Лисса? – спросил он вместо того, чтобы поцеловать.
Я разочарованно вздохнула и открыла глаза.
Его губы были совсем рядом и сводили с ума. Я потянулась к ним сама, не желая отвечать на глупые вопросы, на которые у меня все равно не было ответов.
– Я жду! – напомнил он, рыкнув.
– Я могу закричать, – нехотя прошептала я, – и через секунду комната будет полна охранников, а ты будешь лежать на полу лицом вниз, и очень повезет, если будешь в сознании.
– Почему не кричишь? – его бровь удивленно поползла вверх, и я хмыкнула, облизнув верхнюю губу. Питер сглотнул, и в то же мгновение его рука легла мне на горло, сжимая. – Кричи, Лисса! Ну же!
Я не могла. Дыхания не хватало, сердце колотилось как бешеное, а я смотрела в изумрудные глаза, в которых вновь полыхало ледяное пламя. Оно завораживало и не отпускало.
Он накрыл мои губы своими, лишь немного ослабив захват, но не позволяя сделать полноценный вдох. Он пил меня и дарил мне столь необходимый кислород, одновременно смешивая наше дыхание и лишая меня способности мыслить. Я умирала. Я проваливалась в темноту, снова и снова царапая ногтями руку, сжимающую мое горло. Петр Бергер смеялся глухо, скользил языком по губам и аккуратно собирал слезы, катившиеся по моим щекам.
А потом все закончилось. Я оказалась на его коленях. Он баюкал меня, прижимая к груди и накручивая на палец одну из моих косичек. А я хватала ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание, и отчаянно боялась, что он снова уйдет, оставив меня одну.
– Собирайся, – шепнул он, целуя меня в висок. – Нужно идти, иначе потом будет поздно.
Почему-то я подчинилась.
Минут через пять из зеркала на меня смотрела девчонка-подросток со смешными косичками в узких темных джинсах, кроссовках и спортивной куртке.
– Нормально вроде, – протянул Питер и посмотрел на меня с сомнением. – По деревьям лазать умеешь?
Я помотала головой.
– Жаль, – изрек Бергер. – Очень полезный навык, между прочим. Ну да ладно, поймаю, если что. Пошли уже!
И он потащил меня к окну.
Как оказалось, мой номер находился на последнем этаже, к тому же в торце здания, а одно из окон выходило на декоративный балкончик. Питер распахнул окно, плавно скользнул наружу. Чуть замешкавшись, я последовала за ним. Бергер легко переступил через невысокое ограждение, оказавшись на довольно широком каменном выступе, ухватился за водосточную трубу и в два счета преодолел небольшое расстояние до крыши соседнего здания. Махнул рукой, приглашая следовать за ним.
И я полезла…
Страшно было только первые несколько шагов. Настолько, что ладони вспотели, а во рту пересохло. Я бросила всего один взгляд вниз, и к горлу подступила тошнота.
Но возвращаться было глупо. И я решительно протянула руку, вцепившись в водосток. Всего один шаг над пустотой, и Питер поймал меня, потянул на себя, помогая удержать равновесие, но вместо этого мы повалились на влажную от утренней росы крышу.
– Елисавета Александровна, оказывается, вам не чужд авантюризм! Я впечатлен! – произнес мой похититель. – Вставайте же, нас ждут великие дела!
Дорогу Питер Бергер, надо отдать ему должное, знал отлично и пути отступления продумал до мелочей. Пару зданий мы миновали, пройдя по крышам, пока, наконец, не достигли неприметной двери, которую Петр открыл своим ключом. Мы оказались в душном сумраке парадной, красивой даже в окружающей нас в темноте. Изящная лепнина на потолке, мозаика на стенах и витражи, от одного вида которых захватывало дух.
Я против воли остановилась, чтобы рассмотреть эту красоту, но Бергер упрямо потянул меня вниз, прошипел недовольно:
– Не тупи, Лисса!
Я сдавленно захихикала и поспешила следом за ним, чтобы через мгновение оказаться в небольшом, но ухоженном, явно закрытом внутреннем дворе. Пискнул брелок сигнализации, и мой спутник открыл передо мной дверь неприметного автомобиля.
– Такси? – спросила я, устроившись на заднем сиденье.
– Пристегнись, – напомнил Питер и добавил, заметив мой удивленный взгляд: – На всякий случай. Такси привлекает меньше внимания.
– Кажется, меня все-таки похитили, – пробормотала я себе под нос, когда мы выехали из двора на тихую и совершенно пустую улицу.
– Вы только сейчас это поняли, Елисавета Александровна? – спросил он без тени усмешки.
Вдруг стало страшно. Точно так же, как совсем недавно на крыше. Страх прострелил позвоночник и расплавленной лавой опалил внутренности, заставляя сердце биться в два раза быстрее. Я прикрыла глаза, пытаясь справиться с нарастающей паникой, с опозданием осознавая, что мой телефон остался на кровати в номере отеля. Я сглотнула, собираясь задать один очень важный вопрос. Но не смогла. Вместо этого, повинуясь дикому, первобытному желанию, я протянула руку и коснулась тонкой змейки татуировки, исчезающей в темных волосах моего похитителя. Бергер вздрогнул, подался вперед, словно хотел избежать еще одного касания. Но было поздно. Я завороженно смотрела, как под моими пальцами оживала нарисованная чешуя, обжигая кожу ледяным огнем.
– Лисса! – вдруг заорал Бергер и ударил по тормозам.
Меня швырнуло вперед, потом резко отбросило назад, и я замерла, сцепив на коленях руки.
– Что ты творишь, Лисса? – спросил Бергер, не оборачиваясь.
Я не знала, что ему ответить. Только до крови закусила нижнюю губу и смотрела прямо перед собой. Все происходящее, начиная с событий в Москве, больше не укладывались в моей голове. Казалось, что мной движет какая-то неведомая сила, заставляя раз за разом совершать глупые, совершенно не свойственные мне поступки. Я уже была готова умолять Бергера разблокировать дверь и отпустить меня, когда он спросил:
– Елисавета Александровна, отвезти вас в отель?
И я ответила:
– Нет, Петр Евгеньевич, вы обещали мне приключение. Извольте исполнять.
Глава четвертая
Людей в электричке было немного. Я старалась, честно старалась, не вертеть головой по сторонам, привлекая к нам излишнее внимание. Бергер еле сдерживал себя, чтобы не расхохотаться в голос.
Ну а что такого? Да, я впервые в жизни оказалась в электричке.
Финляндский вокзал разительно отличался от Московского, не столько архитектурой, сколько самой атмосферой. Весьма запущенный зал ожидания был полон аккуратных старушек с сумками, спешащих на дачу, молодых людей с походными рюкзаками, пытающихся поймать за хвост стремительно уходящую теплую погоду. Тут и там попадались семьи с детьми и даже с собаками, решившие провести последние теплые выходные на взморье.
О том, что мы едем в Комарово, я узнала у пригородных касс, когда, крепко удерживая меня за руку, Бергер покупал билеты. Туда-обратно. Это вселяло в меня некую надежду. В целом, наскоро оценив ситуацию еще в машине, я поняла, что наш импровизированный побег есть ни что иное, как месть Петра Евгеньевича Бергера Георгию Алексеевичу Демидову. Вероятно, за вчерашний автомобиль на набережной реки Фонтанки и абсолютно прозрачную просьбу "так больше не делать". Но Питер не был бы Питером, если бы позволил легко отодвинуть себя в сторону.
Я знала наверняка, что, не обнаружив меня в отеле, охрана немедленно свяжется с Егором. А тот – с Бергером. И последний вряд ли станет держать интригу до конца. Более того, я была уверена, что стоило нам только сесть в электричку, как Питер сам отправил сообщение Демидову.
– Думаешь, тебя будут искать? – словно прочитав мои мысли, тихо спросил Бергер.
– Прекрати копаться в моей голове! – возмутилась я и, подумав, добавила: – А что? Не будут?
– Будут, – подтвердил мои догадки Питер. – И даже найдут.
– Они тебя убьют! – воскликнула я и тут же прикрыла рот рукой, краснея под заинтересованными взглядами соседей по вагону.
– Не переживайте, Елисавета Александровна! – беспечно произнес мой спутник. – Даже если и найдут, но так, проучат немного. Но для этого нас еще надо поймать. Выходим на следующей!
– Так Репино же?! – удивилась я.
Ответом меня не удостоили.
Спустя всего пару минут мы стояли на небольшом, абсолютно пустом полустанке. Телефон Бергера так и остался лежать на сиденье в вагоне электрички, следующей до Выборга.
– Ну что, Елисавета Александровна! Готовы попрощаться с прежней жизнью? – спросил Питер, едва мы покинули небольшую привокзальную площадь и, перейдя Приморское шоссе, оказались среди осеннего леса. Пахло морем. И еще чем-то приторным, возможно прелой листвой. И от этого снова кружилась голова. От запаха, и еще немного от счастья.
Я застыла на месте, глядя на небо, необычно светлое и высокое для первого дня октября. А потом засмеялась, обнимая себя за плечи, и побежала вперед.
Но Питер не дал мне далеко уйти, легко нагнал, обхватил обеими руками поперек живота и приподнял над землей, заставив взвизгнуть от неожиданности.
– Вы не ответили мне, Елисавета Александровна… – напомнил он, проведя носом по моей шее, отчего кожа покрылась предательскими мурашками.
– Я не знаю ответа, Петр Евгеньевич, – прошептала я и, развернувшись, положила руки ему на плечи.
– Не знаешь?
– Нет…
В этот раз его губы были сладкими. А еще нежными. И я таяла от этих поцелуев, рискуя потерять себя.
– Давно не была на море? – спросил Питер, когда спустя примерно полчаса мы все-таки достигли поросшей соснами дюны.
– Давно, – выдохнула я, замирая от восторга.
День был ясным. Синяя гладь Финского залива, словно зеркало, отражала солнечные лучи, заставляя щуриться от нестерпимо яркого света. Вдоль прибоя бродили люди. Кто-то выгуливал собак, кто-то просто бесцельно шел вперед вдоль кромки воды, рискуя промочить ноги. Странно, но ветра не было. Слева вдали чернела громада Санкт-Петербурга, и контраст этот столь бросался в глаза, что город казался иллюзией, неуместным среди курортной тишины фантомом.
А впереди сквозь сизую дымку проступали очертания покрытого деревьями острова.
– Что там? – спросила я, указывая рукой направление.
– Котлин, – ответил Бергер. – Кронштадт. Ты была там?
– Никогда.
– Придется это исправить, Елисавета Александровна. Вы имеете что-то против заброшенных фортов?
– Никак нет, Петр Евгеньевич!
