Ноги ослабли, она споткнулась о ступень, упала. Падение было недолгим: остановилось, когда руки наткнулись на камень. Мокрый и скользкий, он оказался холодным, настолько, что холод вмиг прошел по локтям, плечам, ребрам и достиг сердца. Почти физическая боль пробила насквозь. И Шелли прозрела. Её ладони упирались в каменную плиту, измазанную красным. Женщина с разорванным горлом пустыми мертвыми глазами смотрела прямо на неё.
Хладный камень. Теплая кровь. Смерть.
Отчаянный визг вырвался наружу, она в ужасе отшатнулась. Кровь полилась на пол, прибывая и прибывая, пока не затопила все вокруг. Шелли побежала. Слишком медленно. Солоновато-сладкая жидкость залила рот, нос и глаза. Она заполнила горло, ноздри, мешая дышать. Грудь сдавило. Тело дернулось несколько раз, пока силы не оставили совсем.
Шелли проснулась.
Вокруг – тишина, проклятые затихли, а сквозь врата пробивался едва заметный свет, значит, время ночи ушло, вскоре настанет новый день. Она укуталась плотнее в одеяло, крепче прижалась к матушке, желая ощутить такое успокаивающее тепло. И не смогла. Кожа женская: холодная, точно снег, обморозила ладони. Шелли подскочила испуганно, тронула за плечи, легко потрясла.
– Матушка, матушка!
Глаза увлажнились, в груди сдавило. Ей казалось: она готова, не должна плакать. Взрослые не плачут. Но слезы лились из глаз, стекали по щекам, подбородку, опадая на остывшее тело.
– Нет-нет-нет, проснись, прошу… Батюшка, Дерек! Матушка не просыпается!
Она все звала и звала, покуда брат не оттащил её в сторону. Шелли сопротивлялась, рвалась назад к постели, дралась и кусалась. Брат терпел, прижимая её спиной к груди, мешая смотреть, но она видела сквозь небольшие щели меж пальцев. Видела, как фигура батюшки, склонившись над ворохом одеял, дрогнула. Сердце, казалось, застыло. Руки Дерека крепче охватили плечи. А затем она услышала севший отцовский голос:
– Она мертва.
Глава 2
Рошель
Пот стек со лба. Шелли нахмурилась, утершись рукавом. Ткань платья взмокла и наверняка плохо пахла. Волосы, выбившись из толстой косы, прилипли к щекам. Мышцы ныли от продолжительной ходьбы и бега, но усталость не отменяла радости славной охоты. Пусть батюшка долго с ней воевал, однако так и не смог переупрямить, за что в шутку величал Шелли ослицей. Что ж, она и не против прозвища, коли есть дозволение наравне с защитниками брать в руки лук и стрелы. Пальцы огрубели и более не болели от тетивы; с каждого похода в лес она всегда приносила добычу. Сегодня связка полнилась тушкой кролика да двумя зазевавшимися птицами. Годный улов.
Шелли свернула с тропы и, ступив на поляну, огляделась. Снизу возлегла пустынная даль, которая брала начало подле их селения, а конец имела у гряды высоких гор. Теплый ветер принес серый песок. Она заслонила глаза ладонью, чихнула, когда тот попал в рот, противно скрипнув на зубах.
Там вдали лежит Проклятый город. Путь до него неблизкий: около двух суток занимает пешим ходом. Пустыня опасна, а за проходом чрез ущелье – еще опаснее. Ночные не дремлют: чудища, обитающие в мертвой бывшей столице Империи, где по слухам земля не рыхлая – она тверда, и не растет там ни древа, ни травинки. Жуткое место. Еще матушка говорила, что тучи рождаются в руинах: набухают, набирают мощь днем и после, под ликом луны, накрывают избы, подвластные воле тварей, рушат снег смертным на головы. Не снег вовсе – прах зловредный, отравляющий душу и тело, покуда человек не умирает, выжженный изнутри.
С неделю назад Ричи стукнуло двадцать пять, и он покинул дом. Так уж заведено: каждому юноше надлежало пройти испытание и, вернувшись, поднести дар. Она ждала и верила: глупость жениха не погубит его, тот обязательно вернется. С подарками иль нет – неважно, его жизнь – вот, что её волновало. Единственное, что ей доступно – надежда. К сожалению, надежда имела свойство умирать, как и человеческая жизнь – невечная.
Солнце окрасилось алым, оповещая о закате. Шелли нахмурилась. Матушка на холм водила её в детстве, сказывала о прошлом, юности своей. Рассказы те не несли никакого смысла, в этом она убедилась, ведь в них никогда не звучало ни мест, ни имен.
В груди засвербело. Шелли, сжав ожерелье на груди, громко вздохнула. Украшение простое и незамысловатое: веревка с перламутровой ракушкой. Батюшка не понимал, отчего она его не снимала, но то – единственная память о почившей матушке, все, что от неё осталось. К морю в нынешние времена ходу нет: на севере – гиблая столица, на юге – неосвоенные земли с выжженной почвой, на восток преградила дорогу высоченная стена, возведенная соседним государством. За неё их не пускали: батюшка говаривал, что те люди изначально были не прочь помочь с убежищем, однако быстро передумали, стоило проклятым раз осадить ограду.
Шелли тряхнула головой, отгоняя бедовые мысли, подтянула простенькую юбку и ударилась в бег, оставляя за спиной пустыню с её былинами. Зря пришла – спокойнее не стало, лишь лишний раз ковырнула старые раны.
Камень сменил чернозем, а затем и трава, впереди показались низкие крыши изб. Люд в спешке запахивал окна, запирал двери. Испуганным никто не выглядел, хоть и следовало бы. Ей не понять спокойствия, с коим каждый вечер жители собственноручно запирали себя в клети из бревен, камня и песка. Затворяли врата в убежище, рассаживаясь кто куда. Она не помнит, но знает, как было раньше. По словам матушки знает. И не может унять горечи в своем сердце. Оно бьется, больно ударяя о грудину, заставляя плотно сжимать зубы, сдерживая очередной порыв. Глупый, как сказал бы батюшка. Ей не следует вмешиваться. Да и что ждет снаружи? Пасти монстров для зевак, а особо удачливых, кто избежит подобной участи, – ядовитый снег.
Облака клубились в поднебесье. Ветер охотно гнал к селению очередную тучу с бесами.
Шелли сощурила глаза, перебросила косу за спину, удобнее перехватив связку с дичью, огляделась в поисках брата. Долговязая фигура Дерека показалась из сарая. Он нахмурился, обернулся, будто учуяв её присутствие, и махнул, подзывая. Шелли улыбнулась широко и поспешила навстречу.
– Алого света, сестра, – вечерние слова приветствия прозвучали глухо. Брат посмотрел сверху вниз сурово и затих на несколько долгих мгновений, оглядывая мятые юбки с пятнами на подоле. – Шелли, сколько отец говорил, не ходить в лес к ночи. Это опасно.
– Алого света, брат, – она мотнула головой и, накрутив кончик косы на палец, ловко нырнула под руку. Дерек словил её за плечо.
– Я серьёзно. Это не смешно. Если прознает, быть тебе битой. Будто мало хворостиной получала, а в голове-то не прибавилось.
Светило, каким же он бывает дураком! Шелли вздохнула, встретив его озабоченный взгляд.
– Думаешь, батюшка не ведает? Я уже получила добро, как видишь, дичь гнать умею, – связка в руке красноречиво качнулась, стоило повести её в сторону. – Еще даже не сумерки! Не надумывай лишнего.
Все он знал, но переживал каждый раз, как в первый, вел себя так, будто впервые с охоты встречает, в самом деле.
– Жила бы как Мира, проблем не знавала. Проклятые с тобой, дурная.
Сравнение с подругой ничуть не обидело, кому что дано. Мира – прекрасная мастерица, Шелли же исколет все пальцы, прежде чем сделает хоть один приличный стежок. Сколь долго с ней старшие бились, да так и признали бестолковой.
Беспокойство сошло с лица Дерека, и, хоть брат пытался казаться суровым, его с головой выдали приподнятые уголки губ. Шелли могла поспорить: стоит сейчас чего ляпнуть, и он не сдержит улыбки.
– Отнеси дичь в кладовую и поспеши в убежище, – на лбу залегли морщины, брат поднял голову к небу. – Тучи сегодня особенно темны.
– Думаешь: быть буре?
– Час от часу не легче. Поди разбери, что твари в руинах затеяли, но точно, что ничего хорошего для нас.
Она согласно кивнула: не заметить серое марево, настигшее солнце, было сложно. Буквально недавно голубое в алых закатных лучах небо теперь вполовину покрылось чернотой. Шелли вдохнула влажный теплый воздух, развернулась, держа путь к небольшой избе, что звали кладовой. В самом деле, домишко мало чем отличался от остальных, но имел стол для разделки туш и добротный просторный погреб. Чудеса, как до сих пор чудища не сожрали весь запас пропитания, видно, их соленья и сушеное мясо интересовали куда меньше живых людей. Короткий недобрый смешок вырвался изо рта.
Скрипнули петли, из-за двери показалась растрепанная макушка Сурина.
– Алого света, малышка Шелли. Правда, нынче скорее серого, – фыркнул мужчина в густую бороду, переводя взгляд на небо.
Шелли потупилась, пред ним она всегда ощущала себя неловко. Как защитник селения, тот славился силой и добытым в бою опытом еще при расцвете Империи, а острый язык часто вел к неоднозначным сценам. Бесстыдник. Давеча, стоило задрать подол для удобства передвижения по лесу, он отвесил ей комплимент о мощных лодыжках. Смеялся весь отряд.
От воспоминания вспыхнули щеки.
– Ага, – недовольно пробурчала Шелли и, передав связку, поспешила к убежищу.
Вслед донеслось насмешливое:
– Еще в обиде? Не злись, Рошель!
Послышался звук удара и ругательства. Судя по грохоту, Сурин напоролся на новые бревна, сложенные аккурат у выхода. С его грузными телесами наверняка ушиб вышел добротным. Так старому дураку и надо! Губы сами растянулись в улыбке, а настроение, кажется, стало чуточку лучше.
Вскоре за крайней к лесу избой показалась гора и черный зев пещеры, деревянные врата раскрылись, обещая защиту. Шелли скользнула меж галдящими детьми, обежала укрепления, скосив ненароком взгляд на острые наконечники пристроенных в земле копий, ловко перебежала по доске, перекинутой через глубокий ров с заранее уложенными на дно щепками и соломой, и юркнула внутрь укрытия. В ноздри ударил привычный дух прелого сена и жженых свечей. Тьму разгонял теплый свет. Она двинулась вдоль лежбищ, аккуратно огибая чужие постели. Запнуться о кого – дело житейское, однако в том приятного мало, как для спотыкающегося, так и для несчастного, кто под эти ноги угодил.
От дальней стены махнула ладонью Мира. Её волосы без единой торчащей спутанной пряди отбросило за спину, когда подруга кинулась навстречу. Шелли улыбнулась.
– С рассвета тебя не видела. И нравится эта охота? – поспешно затрещала Мира, когда меж ними осталось меньше метра. – Не ела наверняка, вон юбки на животе болтаются. Скоро так себя заморишь!
И так всегда: подруга точно курица-наседка беспокоилась о слишком мелких вещах. То платье старо, то питается редко, то занимается не тем. В груди Шелли заклокотало приятное тепло, что возникало каждый раз, стоило уловить беспокойство в мелодичном говоре Миры. Она редко молчала, и часто её речи не нуждались в ответе вовсе, напоминая разговор человека с самим собой.
– Пошли скорее, я тебе кой-чего захватила. Сегодня была похлебка к обеду, а к ужину – печеный на вертеле кролик. Очень вкусно.
И правда, стоило добраться до одеял, как в руки всучили завернутый в тряпицу куль. Внутри сыскалось два больших куска черного хлеба и немного мяса на кости.
В животе громко заурчало, Шелли зарделась и спешно надкусила угощенье.
– Альма так старалась, я прямо с костра стащила! Едва от неё по хребту не огребла! Но все уже остыло, и хлеб зачерствел, – голос Миры понизился, а лицо приняло виноватое выражение. – Но ты сама хороша, поди дождись!
– Нифео, – раздался неразборчивый ответ. Она сглотнула и облизала губы. – Очень вкусно, спасибо.
Благодарность Мира заслужила, как никто другой. Дерек, она и Ричи всегда были подле неё все эти четырнадцать лет после кончины матушки. Первые полгода оказались особенно трудными: приходили кошмары. Постоянно. Каждую клятую ночь. Их не умаляли ни добрые слова подруги, ни снадобья лекаря. Постепенно страх ослаб, а сны перестали казаться реальными. Сны – это всего лишь сны, в них нет ничего, чего стоило бы и вправду бояться.
– Где задержалась?
Промялась солома под весом тела. Мира с интересом всмотрелась в её лицо. Шелли сглотнула, обсосала пальцы и, припрятав грязную тряпицу с кроличьими костями у лежбища, опустилась рядом.
– В кладовой встретила Сурина, ну, знаешь, он всегда такой противный.
– О… Рассказала бы главе уже. Как смеет защитник отпускать похабные шутки его дочери вслед?! И что это, вообще, за защитник такой. Старик и дурья башка!
Шелли поперхнулась, подивившись горячности подруги.
– Брось, то всего лишь шутки, пусть и неприятные. Но ты же знаешь батюшку: отлупит так, что, боюсь, сердце старца не выдержит. Да и Альма ему после еще добавит.
Мира согласно фыркнула: жена Сурина вовсе не отличалась кротким нравом, пусть с ними и была всегда добра.
– А охота? И отчего ты так любишь это дело? Пальцы все в мозолях, руки как у мужика уже!
Замечание лучше игнорировать, ведь стоит распалиться в споре, тот затянется надолго, в худшем случае, вовсе завершится взаимной обидой. А ругаться с подругой хотелось в последнюю очередь, к тому же по такому поводу.
– Неплохо.
Уловом она гордилась, и то слышалось, звенело в голосе колоколами поутру. Не все юнцы справлялись так хорошо, как она.
– Поздравляю, значит, не зря собрала репей, – хихикнула Мира, а Шелли удивленно вскинула брови. Скосила глаза, когда подруга протянула пальцы к воротнику.
Действительно, репейник. Теперь и ей хотелось хохотать.
– Великая охотница, да вам стоило стать травницей.
– Благодарю за похвалу, я обязательно об этом подумаю, – скривилась Шелли и все же рассмеялась, не в силах сдержаться. – Но у меня правда отлично выходит стрельба из лука, думаю, даже лучше, чем у Ричи.
Она запнулась, осознав, что выпалила имя, не подумав, и скосила взгляд на Миру. Узкие плечи той дрогнули, а фигурка вся будто сжалась.
– Как думаешь, Ричи вернется? – шепот показался слишком громким.
– Все будет хорошо. С ним все будет хорошо.
Мира кивнула и завернулась плотнее в одеяла. Раздались тихие всхлипы. Шелли положила ладонь ей на плечо и легонько сжала. Её, как и подругу, не покидали дурные мысли. Сердце билось чаще, в горле пересохло. Действительно вернется? Думы не отпускали из крепких тисков, мучили, когда она всматривалась этим днем в лежащие вдали горы. Ричи – её жених, друг, товарищ Миры и брата, конечно, они беспокоились. Попытка отговорить его от дурацкой затеи провалилась. Как он пояснил: и в павшей Империи существовало подобное испытание. Юношей, достигших двадцати пяти годов, отправляли на охоту, а от добычи зависело будущее положение в обществе.
Глупо! Из-за давних дел почем зря рисковать жизнью в руинах столицы. Мог ведь попросту отправиться в леса и поднести главе тушу кабана иль медведя. Все разумные юноши так поступали.
Дурной Ричи! Детиной здоровенным вырос, а в голове – солома.
Шелли мотнула головой, отгоняя сомнения.
Конечно, он цел и наверняка прямо сейчас держит обратный путь.
Веки налились свинцом, плач Миры стих, а в ноздри ударил привычный сладковато-соленый аромат. Знакомый кошмар распахнул свои объятия.
Глава 3
Рошель
От плотного завтрака дыхание давалось тяжко, сытое довольство за миг сменилось сожалением. Будь за столом Ричи, засмеял бы. Но он далеко, а Мира, ничуть не удивленная аппетитом подруги, сразу же после трапезы уволокла Шелли смотреть новые работы. Вышивка и вправду оказалась восхитительной, особенно прекрасным показался узор из желтых цветов с парящими синими бабочками. В такие моменты зависть колола грудь. Из неё никогда не получилась бы такая рукастая мастерица. Да и мужикам по нраву покладистые, легкие на подъем девы. Таковой и являлась Мира: говорливая, беспечная, легкая, искренняя в своих порывах.
Точно вторя думам, подруга расхохоталась, ступая по нагретой летним солнцем воде. Шелли прикрыла веки, заслоняясь от яркого света, сощурилась, рассматривая длинную светлую косу с синей лентой и поднятые юбки.
Когда они добрались до ручья, время уж шло к полудню.
– Присоединяйся скорее, так здорово. Водичка – чудо! – восторг явно слышался в звонком голосе.
Она шумно вздохнула. Мокнуть не хотелось, день выдался прохладным.
– Нет уж! Холодно, ноги еще сушить. И ты вылазь! Околеешь.
– Брось. Лето же, солнышко печет. И вовсе не холодно, ишь чего удумала!
– Я думала пойти к поляне, – созналась тихо Шелли, но Мира услышала.
Подруга помрачнела, нахохлилась и направилась к суше. Воды здесь неглубоки, ручей, пусть и широкий, – не бурлящий суровый поток.
– Сразу говорю: не пойду, не проси! Звери в лесах дикие, мало ль чего, а я бегать быстро не умею! – она вздернула высоко подбородок, перехватив крепче подол, выбралась на берег. Зеленая высокая трава тут же сокрыла босые ступни. – К тому ж, далече, к ужину едва поспеешь. Главе не по нраву придется.
Будто кто спрашивал!
Шелли закатила глаза. Батюшка в самом деле не одобрит, однако дело того стоило. До поляны с рекой дорога пролегала чрез чащу, тропы там не хожены, зато оттого зверья много непуганого. Ей нравилось слушать птиц и плеск водицы, когда рыба всплывала на поверхность прежде, чем исчезнуть вновь.
– Скажи: на охоту ушла.
– На Грома? У тебя жених есть, охотница, – протянула Мира, выжимая намокшую местами ткань одежд.
– Эй! Гром старше нас лет на двадцать. Ты же в курсе, он мне помогает. И Ричи знает, – Шелли пожала плечами, неопределенно махнув рукой в сторону.
– И то верно. Жених из него для нас, что коню – кролик вместо сена. Он, конечно, умелец, однако стоит поискать в другом огороде.
