Нет.
Чудесные сны
История каждой вдовы начинается по-своему.
Моя – так: я не дождалась мужа к обеду.
Обычно Олег звонил, предупреждал, если задерживался на службе или не мог прийти. Бывало, прибегал, как чайка глотал еду на лету и, отвечая на звонок, разрывающегося всё это время телефона, выскакивал из дома.
Настоящим подарком были дни, когда муж мог не только спокойно покушать, но и вздремнуть в обеденный перерыв. Тогда он переодевался. Садился за стол. Обильно сдабривал солью и перцем любое блюдо, даже не попробовав вначале. Съедал свою «пайку» и «еще немножечко, что там осталось». Под мои бессмысленные стоны: «вредно же», запивал это дело каким-нибудь дюшесовым лимонадом, а после ложился отдыхать.
«Карапузая, иди сюда. Разбуди меня в 15:30» -говорил он, похлопывая ладонью по свободному месту на диване, обычно уже с полузакрытыми глазами. Поспать удавалось недолго, 30—40 минут. Но это было ему необходимо, а ещё было необходимо, чтобы во время его сна я была рядом.
Даже вымыть посуду нельзя было. «Не суетись. Уйду – вымоешь, или оставь, приду – помою». Можно было лежать рядышком и делать «что хочешь»: хочешь – обнимать, хочешь – гладить по спине, хочешь – лежать под его ногой и рукой. Главное – рядом.
Подобно грудничку, Олег пробуждался от малейшей моей попытки отлучиться и тут же спрашивал: «куда?» Даже если в ответ звучало: «в туалет», всегда следовало коронное: «зачем?», ну и: «давай быстрей обратно». Это был неизменный сценарий почти десяти лет совместной жизни. Так было всегда.
Но однажды Олег не пришёл и не позвонил. В этот день, в 15:30, когда я, возмущаясь его занятостью, перекладывала остывший обед из тарелок обратно в кастрюли, его уже доставали из покорёженного автомобиля.
Живым я больше мужа не видела. Даже в последний путь его провожали не из дома. Но после похорон, каждый раз, засыпая днём, я встречала Олега со службы так, как должна была встретить тогда.
Эти сны продолжались в течение нескольких месяцев и потрясали своей реалистичностью. В мельчайших подробностях я видела интерьер квартиры и самого Олега. Чувствовала запахи, движение воздуха из окна, тепло рук и отчётливо ощущала любые прикосновения.
Мне снилось не прошлое или будущее, это был тот же день, что и на календаре. Даже часы показывали верное время. Я встречала его по-разному. Иногда открывая дверь, иногда просыпаясь, видела его, сидящим рядом со мной на диване. Рядом.
Грустный, уставший, Олег уже не спешил. Мы оба знали, что спешить некуда. Он снимал форму, обедал, а потом как обычно ложился на диван, но не спал.
Мы лежали вместе, теперь лицом к лицу, держались за руки и говорили, говорили. Говорили о случившемся, о похоронах, о близких и друзьях, о том, как нам с сыном жить дальше, без него. Мне казалось, мы при жизни столько не разговаривали, как во время этих встреч. Мы оба пытались понять, что произошло, как быть и старались договорить важное, недосказанное. Иногда мы молчали. Но всё было понятно и так. Я просила его не уходить, а он только смотрел с теплотой и болью.
В одну из встреч Олег произнес: «Я даже не думал, что ты меня так любишь». Наверное я и сама не думала. Не думала, что когда-то потеряю. Не думала, что скучать буду так сильно. И не думала, что когда-нибудь захочу, чтобы мы пошли каждый своей дорогой.
Мистика или игры разума, эти встречи были нужны как воздух. Благодаря им возникло и укрепилось ощущение, что между нами не осталось вопросов. В самые тяжелые первые дни муж не оставлял меня. Он приходил домой к обеду.
Было так хорошо в моих снах, что не хотелось просыпаться. Всякий раз засыпая, я надеялась на новую встречу. Не давала покоя только подавленность мужа. Как и при жизни, Олег не признался бы, что ему тяжело или он делает что-то только ради меня, но меньше всего хотелось, чтобы ему было плохо. Вместе с радостью от наших свиданий, стала замечать тяжесть.
Тогда я пошла в церковь. Там мне сказали, что вероятно муж остается привязан ко мне в этом мире, не может пойти туда, куда должен и это не есть хорошо, для души. Надо что-то заказать, что-то почитать, под нужной иконой поставить свечку. Я всё проделала и сны мои кончились.
Олег снится порой иногда. Но сейчас это другие сны и совсем другой Олег – спокойный, умиротворенный. Не знаю, что тогда сработало: любовь, молитва или моя маломальская готовность к жизни в новых условиях. Но сон со словами: «я даже не думал…», был последним в той чудесной, реалистичной серии.
Не раз я ещё возвращалась мыслями к его посланию.
Вообще поняла, что до смерти Олега не думала о многом или думала о чем-то не о том. Во время того же послеобеденного отдыха, часто размышляла, как бы выскользнуть из объятий и помыть посуду, но не о том, чтобы замереть пока он рядом, уткнуться в его могучую грудь и слушать биение сердца.
Теперь я гораздо меньше суечусь и думаю всё больше о другом. Понимаю, что есть ещё, что терять. Значит есть, что ценить. И сегодня, бывает, как раньше спешу, но только уже больше – любить.
Про тяжесть креста
На днях размышляла на тему вожделенного облегчения. Среди вдов часто звучит: «Когда-нибудь будет легче?»
Одни верят, что будет и даже хотят услышать примерные сроки от специалистов или сестер по несчастью, перешагнувших годовой рубеж. Другие и слышать ничего не хотят, потому как не верят, представить себе не могут, что после такой потери может стать легче. «Так будет всегда!» -говорят они.
И вот думаю, а что такое «легче» в переживании утраты? Наступает ли оно?
Конечно, если бы боль не меняла своей интенсивности, ни одна вдова до годовщины бы просто не дожила. Мы же в большинстве своем выживаем и доживаем. Многие вдовы однако утверждают, что боль не ушла и облегчение не наступило, даже спустя годы. Я, почти через шесть лет после смерти мужа, подавая заявку в сообщества вдов, примерно так и описывала свое состояние: «Прошло шесть лет, но легче не стало». И лишь читая откровения новеньких участниц со свежими ранами, поняла, что ошибаюсь. Конечно, мне уже не было так больно, как в начале пути. Конечно, я научилась жить. Но мне все еще было очень, очень тяжело.
И сейчас я думаю, а с чего бы тяжесть утраты вдруг легче стала? Я совершенно точно ощущаю до сих пор, что вес ее никак не изменился в том смысле, что масштаб потери, как был глобальным, так и остается.
Я изменилась – да. Стала крепче, выносливее – факт. Но чтобы для кого-то из моих родных, близких мужа и для меня весомость потери уменьшилась за эти годы, чтобы в этом смысле облегчение какое-то наступило – нет.
Сама мысль, что потеря однажды не будет восприниматься такой дорогой, может быть очень болезненна и вызывать сильное сопротивление. Не существует средства для подобного облегчения, как мне видится, кроме амнезии. Если человек был любим и значим при жизни, если он был твоим миром и половинкой – ценность утраты останется прежней, как и тяжесть креста, сколько бы времени не прошло. И трудно эту тяжесть по-настоящему разделить с кем-то. Даже если десяток любящих, близких плечом к плечу под крест встанет, он на спине у одной!
Потому, мне думается, желать сил вдове – не так уж плохо, как и терпения, чтобы боль перенести, стойкости, чтобы не сломаться под тяжестью.
Боль утихнет со временем, станет терпимей. Но я лично никого бы не обнадеживала, что сам крест однажды полегчает. В это я совершенно не верю.
Верю в то, что мы станем сильнее и однажды станет легче нести.
Папа не придет
Сыну было чуть больше трех, когда я сказала, что его папа больше не придёт. Маленький, ничего не подозревающий, он пробыл с бабушкой и дедушкой до девятого дня, а после его привели обратно. «Где папа?» – первый же вопрос, буквально резавший слух и сердце. Я не могла ждать, я не смогла врать. Мне было слишком больно и совсем не было сил. «Папы нет и он больше не придет». Глазки малыша покраснели, он захлопал ими часто-часто, чтобы не заплакать. «Почему?» – спросил мальчик. И мой ответ вовлек нас в череду новых вопросов, которые мы задавали друг другу и в никуда в течении года.
«А где он теперь?»
«Как это в земле и на небе?»
«Что такое „душа“?»
«Что такое „смерть“?»
«Что значит „умер“?»
«Это как будто сломался?»
«Может тогда его починить?»
«А если мы его откопаем?»
«Зачем люди умирают?»
«Разве нельзя всем всегда жить?»
«А он нас видит?»
«А пусть что-нибудь скажет»
«А что нужно сделать, чтобы нам его вернули?»
«Зачем он умер?»
«Я не чувствую, что его нет»
«Ты скучаешь?»
«Это навсегда?»
«А давай вместе к нему отправимся?»
«Если Бог справедливый, тогда почему он забрал папу?»
«Мы что, плохо себя вели?»
«А дед Мороз может вернуть папу?»
«Они что только забирать все могут?»
Я вдруг поняла, что тридцать лет жила и всерьез не задумывалась ни над одним из этих вопросов. Всё как то было либо слишком страшно, либо где-то и не про меня. Пришло время думать, искать и отвечать.
«Ты по папе плачешь?» – это первый вопрос, который до сих пор сын задает мне, если видит мои слезы. Восемь лет. Он знает, что больше поводов плакать у мамы не бывает, хотя к сожалению, прибавилось несколько новых имен, только повод остался неизменным. Если мама плачет, то по тому, кого больше нет.
Я не скрывала слёз от сына. Истерик он моих не видел. А вот поплакать могла. Тогда он гладил меня по голове, а потом смешно морщил носик и качал головой, как Симба, поющий песню в мультфильме «Король Лев». Осиротевший львенок ассоциировался с малышом. Сын смешно и похоже копировал любимого персонажа, а попытки поднять настроение были так трогательны, что я непременно улыбалась сквозь слезы и обнимала его. Мы много говорили о случившемся и вместе искали ответы на наши вопросы.
Мультфильм «Король Лев» нам посоветовали посмотреть, чтобы на его примере объяснить ребенку произошедшее с его отцом, объяснить, что значит «умер» и «не придет». Но мы больше обращали внимание на то, что значит «будет с нами всегда». И этот мультик очень помогал нам. Он был разобран на цитаты, которые спасали и выручали каждый раз, когда возникал новый вопрос, чаще всего без ответа.
Вот некоторые наши любимые выражения:
«Когда мы умираем, наши тела становятся травой, и антилопы едят траву. Все мы связаны в великом круге жизни.»
«Посмотри на звезды. Великие короли прошлого там смотрят на нас с этих звезд. И если тебе будет очень одиноко – помни, они всегда будут там, чтобы указать тебе путь. И я тоже буду с ними»
« – Ой! Что это было? За что?
– Это было твое прошлое.
– Больно ведь.
– Да, прошлое может причинять боль. Можно или убегать от него, или научиться чему-то.»
« – Знаешь, что говорит мой друг? Нужно свой зад оставлять в прошлом.
– Да нет, не так. Нужно прошлое оставлять сзади. Смотри: плохие вещи происходят постоянно, и тут уже ничего не сделать, правда ведь?»
« – Это не мой отец. Это всего лишь мое отражение…
– Посмотри внимательней. Видишь? Он живет в тебе.»
И правда, есть ощущение, что отец живет в сыне. Сейчас особенно заметно сходство не только внешнее, но и в манере говорить, в привычках, поступках. Всегда говорю ему об этом и с удовольствием наблюдаю. С удовольствием и удивлением. Как можно перенять привычки, не видя человека? Мне интересно, каким он будет, когда станет мужчиной. Сколько Олега в нем будет?
Время идет. Сын многое забывает. «Знаешь мама, а это трудно, любить того, кого почти не помнишь». Это понятно, но немного больно. Когда нас всех, кто так или иначе соприкасался с его отцом, не станет, он будет единственным, кто связан с ним.
« – Когда в мире не остаётся никого, кто о тебе помнит, ты исчезаешь отсюда. Что-то вроде смерти после смерти.
– А что после неё?
– Никто не знает.»
Это диалог из другого прекрасного мультфильма «Тайна Коко», который я тоже рекомендую посмотреть с детьми. На его примере можно рассказать, что, как считают в некоторых традициях, происходит с человеком, когда он умирает и почему так важно не забывать его.
А вообще, считаю, в вопросах смерти, да и в других тоже, нужно стараться быть с детьми максимально честными, искренними, открытыми. Взаимность не заставит себя долго ждать. Если не знаете, как говорить с детьми о смерти, есть хороший способ – спросить. Иногда, может оказаться, они знают о смерти значительно больше, чем мы думаем, а иногда, больше, чем мы сами знаем о ней.
Наш путь
«Ну вот и все, мой хороший. По всем теориям, канонам и религиям ты окончательно сегодня покидаешь наш мир.
Говорят, Бог посылает нам только ангелов и учителей. Треть жизни ты был рядом со мной и многому научил.
Вместе мы превратились из парня и девушки в мужчину и женщину, стали супругами, и родителями совершенно потрясающего, долгожданного ребенка.
Бывало, мы доводили друг друга до бешенства, но постоянно смеялись вместе, яростно ссорились и страстно мирились, обижались и прощали, ненавидели и любили.
В общем, мы жили, и это были МЫ.
Ты ушел. На это воля Бога, но будешь жив в нашей памяти и в наших сердцах.
Для Тимура ты навсегда останешься большим и сильным Папой, который учил «боксировать», подтягиваться, давал «порулить"на машине, гладил по спинке, надувал самые «гигантские» мыльные пузыри, чинил сломанные игрушки и исполнял любое желание. А так же героем, рисковавшим своей жизнью, ради другого.
Для меня же, навсегда останешься родным человеком и «непрочитанной книгой».
Прости за все. За то, что не доцеловала, не дообнимала, не долюбила, не уберегла, а я уже тебя за все, за все простила.
Спасибо, что был с нами. Спасибо за сына.
Оберегай его оттуда, по возможности, а я постараюсь здесь.
