– Именно об этом я и хочу поговорить с вашим мужем.
Беспрепятственно позвонила с поста мужу, поймала на себе жалостливый взгляд дежурной медсестры и вернулась в палату. Соседки по койкам вопросительно смотрели на мое бледное растерянное лицо.
– Ну, что сказал наш В.В.? – не удержалась Татьяна, самая бойкая из всех четверых.
– Меня домой выписывают, – сказала я и неловко улыбнулась.
– Домой? – недоверчиво спросила Таня. – А что он еще говорил? – пытала она.
И я рассказала его птичьим языком и про отрицательную динамику и про положительный анализ на цито.
В палате воцарила гробовая тишина. Тётя Надя ойкнула и уронила спицы. Лица у моих товарок вытянулись, глаза округлились, и все четыре пары глаз уставились на меня. Я ничего не могла понять, и только переводила взгляд с одной на другую, тупо спрашивала:
– Вы чего, девочки? Что случилось? Что же вы молчите?
Девочки растерянно переглядывались между собой, не решаясь заговорить.
Татьяна опомнилась первой.
– И не такое в жизни случается! Ты только не переживай, медицина у нас сильная, если облучение потребуется, соглашайся. У тебя организм молодой, справится. Еще сто лет проживешь, – затараторила она, нарочито весело натужно улыбаясь.
Слушала я весь этот бред и всё не могла взять в толк: что это за облучение, зачем оно мне надо и с чем должен справиться мой молодой организм.
Остальные женщины, как по команде, окружили меня, кто обнимал, кто заплакал, кто по плечу хлопал. И все наперебой уверяли, что я ещё долго проживу.
Всё это было настолько странно, что я не знала, что говорить и как себя вести. Стояла в кругу и тупо кивала головой, повторяя:
– Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо…
Спасла меня от одновременно сошедших с ума и так больных женщин, медсестра. Заглянув в палату, громко сказала:
– Карабут, собирайтесь. Вас ждет муж.
Быстренько подхватив нехитрые больничные пожитки, весело пожелав всем скорейшего выздоровления и выписки, поспешила к родному мужу.
– Уж он-то всегда в здравом уме и твердой памяти, – подумала я, – всё расставит на свои места.
Алексей ждал меня в конце коридора, нервно переминаясь с ноги на ногу. Его высокая, по-мужски красивая фигура, сгорбилась и стала меньше. И враз прибавилось седины в его пепельной волнистой копне.
– Наверное, опять дети болеют, – успела подумать я, бросаясь ему на шею.
– Здравствуй, дорогой мой! Как я соскучилась!
Обняв его, я почувствовала, как мелкой дрожью дрожит его большое тело.
– Наверное, соскучился, – подумала про себя и улыбнулась ему в подмышку.
– Пойдем домой, – наконец произнес муж неестественным глухим голосом. – Там обо всём и поговорим.
Лицо его было серое, как тогда, в Ираеле, когда он узнал об измене своей жены. Губы искривились и подрагивали.
– Да что же такое происходит?! О чём мой муж хочет поговорить? И почему он такой? – вопросы возникали один за одним, и не было на них ответа…
В полной тишине мы дошли до нашего грузовичка. Водитель Василий сдержанно улыбнулся мне, молча кивнул. До дома ехали в полной тишине.
Мне становилось всё неуютнее и тревожнее.
Дома тихо: дети ещё в садике. С трепетом прошла по комнатам. Подняла упавшую игрушку, посадила на полку. Муж топтался в прихожей.
– Любонька, ты пока в душ зайди, осмотрись, а я в магазин и за детворой.
– Ты же поговорить хотел, – напомнила я.
– Давай вечерком, малых спать уложим и погутарим, – не глядя мне в глаза, ответил муж. И поспешно скрылся за дверью.
Встреча была трогательной до слёз. Резвый топот маленьких ножек, крики «мама пришла, быстрей, к маме»! доносились ещё с первого этажа.
Вбежав в открытую дверь, сразу упали в мои раскрытые объятия. Все трое. Из моих глаз невольно брызнули слезы.
– Мамочка, ты что плачешь? – щебетали мои пташки, ласково гладя мои щеки и волосы.
– От счастья, что я опять с вами, мои дорогие, – ответила я, целуя маленькие ладошки, щечки, глазки родных детишек.
Наигравшись и накупавшись, послушав на ночь сказку, детвора уснула.
Плотно закрыв дверь, мы с мужем устроились на кухне. Я молча ждала, он собирался с духом. Тишина между нами была плотной и напряженной.
– Любаша, у тебя рак, – без всяких предисловий рубанул Алексей. – Владимир Васильевич настаивает на операции.
Кухня медленно поплыла, голова закружилась, перед глазами полетели «мушки», в ушах зазвенело. Всё тело вздрогнуло, как от грозового разряда.
Мои губы растянулись в несуразной улыбке.
– Какой рак? Что ты такое говоришь? Нет у меня никакого рака! – почти закричала я.
– Тссс! – муж приложил указательный палец к губам. – Успокойся, детей разбудишь.
Помолчал, дал время прийти в себя. В долю секунды в моей голове из отдельных осколков сегодняшнего дня сложилась полная мозаика. Положительный ответ на цито, виноватый взгляд В.В., слишком радостные заверения женщин о моей долгой жизни, их испуганные огромные глаза, сгорбленная спина мужа…
Вот я дура!!! Все, всё поняли сразу, а до меня как до утки на четвертые сутки (так у нас в классе говорили).
Конечно, рак. Что же ещё? Ну вот, ответ на извечный русский вопрос: кто виноват? (дополню, в моих страданиях) я получила. Виноват рак.
Второй извечный русский вопрос: что делать? – остаётся открытым.
Глава 4
Что делать?
Возмущение, несогласие, отрицание, внутренний бунт – гремучая смесь чувств бушевали в моем сердце.
– Почему я? За что? В чем я провинилась? – вопрошала я кого-то невидимого, поднимая голову к небу.
Ответа не было…
А жизнь продолжалась. И надо было как-то жить, выполнять свои обычные ежедневные обязанности: ходить в магазины, готовить обеды-ужины, ухаживать за детьми, заботиться о муже и выполнять всё то, что должна выполнять жена и мать.
А делать вообще ничего не хотелось.
Хотелось лечь, закрыть глаза и больше никогда не вставать. Пришлось перейти на автопилот: все равно никуда не деться от своих близких, никуда не деться и от быта… Внутри что-то сломалось, и я стала похожа на робота. Однако чем бы ни были заняты руки, в голове отчаянно бился вопрос: «Что делать? Что делать????»
В редкие минуты, когда удавалось остаться наедине с собой, пересматривала журнал «Здоровье», искала и читала всё о раковых больных и их лечении.
«Ловила» эту же тему по телевизору, при случае её же обсуждала с начитанной, всезнающей соседкой или с хорошей знакомой. Мужа старалась не трогать: он и сам переживал, хотя и не показывал этого. И втайне от меня занимался тем же: искал выход.
Голова раскалывалась от круговерти мыслей и вопросов без ответа. Между тем моё состояние начало ухудшаться: боли в низу живота возникали всё чаще и становились раз от раза всё сильней; темнело в глазах, а по спине снизу вверх поднимался поток липкого пульсирующего тепла. Когда он ударял в голову, я мгновенно отключалась. А потом обнаруживала себя лежащей то в коридоре, то в комнате.
Мягко говоря, становилось не по себе. После таких «полётов» меня ещё долго преследовала слабость и дрожь во всём теле. Радовало то, что меня никто не видит – раз, да и в голове становилось необычно тихо, а в душе – спокойно – два.
Приближался очередной визит к лечащему врачу. Надо было показаться и продлить очередной больничный. Доехав на автобусе до поликлиники, заняла очередь в регистратуру за карточкой. Впереди меня невысокий коренастый мужичок и ещё человек десять мужчин и женщин разных возрастов. Вдруг почувствовала приближающуюся дурноту.
– Только бы не упасть, – промелькнуло в мозгу. – Пульсирующее тепло змейкой скользнуло вверх, я взмахнула руками и рухнула на пол. Последнее, что успела увидеть – испуганные глаза коренастого мужчины.
Противный запах нашатырного спирта вернул меня к жизни.
Прямо надо мной несколько вытянутых искаженных лиц, одно из них – женское, в обрамлении белой шапочки доктора.
– Очнулась, слава Богу! – воскликнула благообразная старушка.
– Аккуратно поднимаемся, и в кабинет, – взяла инициативу в свои руки симпатичная докторица.
Подала стакан воды, подождала, пока я окончательно пришла в себя.
– Что с вами? – участливо спросила врач.
– У меня онкология, по-женски, – спокойно ответила я.
– Вы уверены? – не унималась приятная во всех отношениях женщина.
– Да, уверена. Недавно из больницы, диагноз окончательный и обжалованию не подлежит, – грустно пошутила я.
– Что делать надумала? —продолжала пытку врачиха, незаметно переходя на «ты».
– Да вот ничего не надумала, – грустно ответила я.
– Ты же молодая, нужно оперироваться. Организм должен справиться. Решайся! А сейчас – давай-ка домой. Отлежись, успокойся, подумай и собирайся к своему незабвенному Владимиру Васильевичу. Он – врач от Бога, и операции выполняет блестяще.
– Может, он и действительно, врач от Бога, но мне-то помочь не смог, – грустно думала я, уставившись в окно автобуса. – Просто я родилась под несчастливой звездой. Невезучая я. Вот и всё.
И вдруг меня словно прорвало – слёзы в два ручья потекли из глаз, щёки вмиг намокли, а солёные струйки стекали по шее и заливались под ворот платья. Я плакала тихонько, практически бесшумно, чтоб никто из пассажиров не услышал. Так жалко себя вдруг стало!
Так жалко деток, которые совсем скоро останутся без мамы, и так жалко мужа, маму. А ещё жалко того, что уже никогда со мной не случится: не случится увидеть, как вырастут мои девочки, выучатся и выйдут замуж и родят мне внуков. Внуки будут, а бабушки – нет. И чем ярче представляла я эти картинки далекого будущего без меня, тем горше становилось на душе и тем обильнее текли солёные слёзы по моим пухлым щекам.
– Женщина, вы уже по второму кругу едите, – внезапно прервала мои страдания кондукторша. – Вам на какой остановке надо выходить?
– На площади Победы, – спохватилась я и посмотрела в окно.
– Тогда вам на следующей. Что-то случилось? – участливо поинтересовалась она, увидев мои заплаканные глаза.
В ответ я только кивнула и махнула рукой.
Глава 5
Утро вечера мудренее
На автомате прожила вечер: забрала из садика деток, погуляла с ними во дворе, покормила, искупала, уложила спать. Дождалась позднего возвращения мужа. Уставший и какой-то поникший, он участливо расспросил про визит к врачу. Выслушал, не перебивая, тяжело вздохнул и грустно опустил голову. Я тоже молчала, с надеждой всматривалась в его красивое мужественное лицо.
– Ты что-то решила? – помедлив, спросил он.
– Нет, я не знаю, что делать. И как будет лучше, тоже не знаю.
– Может, и вправду, стоит согласиться на операцию? – задумчиво продолжил муж. – А вдруг, именно она – твое спасение?
Пораскинув мозгами, вспомнив разговор с врачом, заметки в журналах и редкие передачи по телевизору на эту тему, ответила:
– Я очень сомневаюсь… А в «Здоровье» прочла, что после операции многие в течение года умирают.
– Многие умирают, а тебе может повезти, – продолжал гнуть своё Алексей.
Я криво улыбнулась:
– Ты же знаешь: мне везёт, как утопленнику. Даже и рисковать не стоит.
