Максим Левобережных "Племянник капитана. Сборник рассказов"

– Ни в коей мере не претендуя на превосходство, я полагаю, что именно я первым попал на шахту около года назад – первым, кроме, разумеется, Малого. Вопреки самому среди нас юному возрасту, Номер Пять трудится здесь примерно с семилетнего возраста. Итого, не более десяти лет, так как, судя по внешнему виду, ему самое большее семнадцать.

– А мы здесь скока? – спросил Седьмой, на сей раз вполне нейтральным тоном.

– Ты, Седьмой, месяца три назад здесь появился. Ты, Третий – с полгода вкалываешь. А наш Старшой чуть более месяца.

Я поднял глаза на Девятого, имеющего теперь совсем уж несолидный статус абсолютного новичка, досадно не совпадающий со вполне солидной кличкой. Старшой от неожиданности, что оказался самым недавним работником этой богом забытой шахты, даже не нашёлся, что сказать.

Я прервал тишину:

– Итак, Номер Пятый и Номер Первый первыми из нашей пятерки стали бурить проходы на Левой стороне нашего уровня. Я и Малой – первопроходцы. А по интеллекту мы мало чем отличаемся от Малого. Мы тоже не помним о взрослой жизни – ну кроме меня и то, чуть-чуть. А по годам рождения Малой ненамного нас младше. Мы дети двадцатого века…

Установившуюся тишину прервал свистящий звук. Все мои собеседники оглянулись на телевизор в дальнем углу. На его экране побежали полосы помех и, наконец, показалось изображение лица человека в белой шапочке как у медика или повара.

Лицо занимало весь экран, так что не было видно ни груди, ни плеч этого, что ли, доктора:

– Я робот-распорядитель Третьего уровня Левой стороны с нечётными номерами рабочих. Вы уже догадались, где находитесь. Вы переводитесь на другой уровень, тоже на левую сторону. Прошлая смена покинула его еще два месяца назад, но никто из других уровней не смог пробудиться раньше вас.

– А вы кто? – первым опомнился Третий.

– Сказал же, что он робот, – одернул его Седьмой.

– Номер Третий, я понял ваш вопрос и потому дам развёрнутый ответ касательно моего происхождения, – лицо человека в шапочке слегка улыбнулось. – Я искусственный интеллект двадцать второго уровня.

– Погодите, – ошарашенно произнёс пришедший в себя Старшой, – мы же на Третьем уровне… неужели так высоко шахта идёт вверх?

– Да. Я живу на поверхности. В двадцать два этажа шахта.

Третий ошалело повертел головой и вновь уставился на экран телевизора.

– Послушайте, господин-товарищ Искусственный разум, да под номером двадцать два! Мы кто такие, да как сюда пришпандерились?

– Во-первых, прошу называть меня Искин-22, – человек в шапочке опять слегка улыбнулся, и только сейчас до меня дошло, кого его полуулыбка так напоминает. – А во-вторых, я создан на основе синтеза сознания двух ваших номеров: Номера Первого и Номера Пятого.

– Малой, ты прорвался! – зашипел на паренька Седьмой.

– Дуракам всегда везет! – Третий возмущённо взглянул мне прямо в глаза.

Поварское лицо в телевизоре продолжило:

– Так как для составления сборного интеллекта вашего уровня, трое остальных оказались лишними, вас сегодня приказано утилизировать.

По окончании фразы этого «телеповара», трое наших коллег разом закрыли глаза и обмякли, откинувшись на спинки стульев. Получилось сонное царство. Лишь я, сидящий во главе стола, и Малой на диване, остались в сознании.

Теледоктор, оказавшийся доктором наоборот для трех наших рабочих, бодро обратился ко мне с Малым:

– Поздравляю, ваш интеллект стал самым подходящим для создания моего разума. А этот мусор, – он кивнул в сторону спящих рабочих, – сейчас увезут наши уборщики. Кстати, вполне живые люди как и вы.

– А нам с Малым куда сейчас?

– Ваш уровень теперь номер двадцать два. Вы с честью прошли испытание, – заключило лицо в белой шапочке. – Сейчас вы пройдёте до лифта и поднимитесь на двадцать второй уровень.

Теледоктор тактично замолчал, намекая, что это последнее его приказание. Впрочем, его фраза прозвучала доброжелательно как напутствие.

И вот я вдыхаю первый глоток свежего воздуха. Зажмуриваюсь от яркого синего неба. Справа от меня стоит Малой, едва доходящий мне до плеча. Мы оба в прежних рабочих комбинезонах. А передо мной на поляне перед деревьями, под их нежно-зеленой листвой, собрались люди. Они вытянулись как пионеры строем за тридцать метров перед нами.

А впереди толпы с охапкой синих цветов в руках стоит… Рита! Она в демисезонном пальто, но головушая – тёмные волосы в прическе-каре слегка развевает, очевидно, майский ветерок. Она подходит ближе – я вижу улыбку на ее лице.

Где-то за спиной вновь раздаётся звук подъемных механизмов – оглянувшись, вижу, как закрывается люк, откуда мы с минуту назад вышли.

– Вы боги двадцать второго уровня! – выкрикивает мужской голос из динамика, укреплённого на стене бункера за нашими спинами. Затем из динамика раздаётся праздничный туш, как победителям какого-то соревнования. Наконец, Рита доходит до меня и вручает цветы. Она церемонно обнимает, но долго не отпускает меня – так что мои глаза утыкаются ей прямо в лоб, отдающий едва заметным ароматом. Рита заслоняет всю великолепную картину весенней поляны – я вижу темноту. Я отрываюсь от объятий Риты, но темнота остаётся. Я безнадёжно ловлю в темноте тело женщины, но вопреки опасениям, мои руки снова нащупывают Риту!

– Милый, мы в симуляции, – шепчет голос Риты.

– А где Малой?

– Он в своей реальности.

–А это где?

– Где-то в нулевых годах двадцать первого века, откуда мы его взяли.

– А ты… вы кто? Рита или тоже искин как Разум двадцать два?

– Как ты догадался. Я искинша. А имею внешность твоей возлюбленной. Сейчас ты тоже стал как искин. Твой разум будет вкалывать на той же Шахте. Но уже не рабочим, а распорядителем работ.

– На каком уровне?

– А ты не догадываешься, мой милый?

– На двадцать третьем?

– Ответ верный.

Все это время разговора со лже-Ритой, темнота вокруг нас не спадала. Но я держал в руках Риту. Или то, что прикидывалось ее телом. Как в уходящем осознанном сне, я начал ее обнимать, пытаясь выжать всё от быстро тающих секунд нахождения в этом аналоге сна.

***

Искин-22 – в белом рабочем костюме и такой же шапочке, шёл рядом со мной по жёлтой тропинке в лесу. Сорвав левой рукой красную ягоду с куста, он тростью в правой прибил гадюку прямо перед нами. И осторожно, лишь бы не замарать брюки, перешагнул через труп змеи.

– А животные в этом мире настоящие? – спросил я робота.

– Конечно, – ответил Искин-22 и, сняв с головы белую шапочку, опустил в эту импровизированную сумку красную ягоду.

– А почему вы Риту не взяли сюда полностью? – спросил я Искина-22, которого я, после его антиврачебного решения об утилизации моих коллег, решил называть Поваром, настолько он не был похож на робота.

Тот ответил не сразу, так как забрался в гущу малинника и начал рвать ягоды, наполняя ими свою – то ли медицинскую, то ли поварскую, шапочку.

Наконец Повар обернулся:

– Попасть в наш мир со своим телом и своим же сознанием, пусть и замороженным как у тебя и твоей пятёрки рабочих, можно лишь избранным.

– А почему Рита не избранная? Все эти Старшой, Седьмой и Третий еще те хамы! – возразил я.

– Они, как говорится, небезнадёжны. К сожалению, в мире очень мало стоящих людей и мы не можем разбрасываться даже хамами, если те имеют какие-то задатки.

– Но вы же их утилизировали.

– Пока нет. Они заморожены.

– Так взяли бы сюда и сознание Риты, – я, чуть не плача, вгляделся в лицо Доктора.

– Мой милый Номер Первый, – вздохнул искин. – Я бы мог оживить ее нейроны… но зачем?

– Как зачем?! – я задохнулся от возмущения и удивления вопросом искина, рассуждавшего до сего момента вполне по-человечески.

– Ладно, – рассмеялся он. – На свой страх и риск я довёл тебя до двадцать третьего уровня. А здесь у нас, управленцев, появляется право вызывать из прошлого кого угодно и, внимание, – он поднял палец вверх, – в какой угодно комплектации. Воспользуйся же этим правом! Но, предупреждаю. Здесь избранные!

– Рита настоящая – для меня милее всяких подделок под неё с мозгами роботессы! – воскликнул я в отчаянии, но и с надеждой.

***

И мы идем с Ритой по набережной. Оказывается, у распорядителей двадцать третьего уровня есть право конструировать реальность по своему вкусу. Здесь может всё и искусственное, похожее на двадцатый – двадцать первый век… зато Рита полностью настоящая!

– В прошлое не попадёшь, – с сожалением говорит она. – Можно лишь двигаться всё дальше в будущее: своим ходом или через все эти заморозки и оттайки…

– Искусственный интеллект не панацея, – отвечаю я. – В чем-нибудь, да он попадётся как не человек. Искинам не хватает понимания наших чувств, хотя внешне у них полная имитация.

Рита (теперь уже полностью моя! и своя!) говорит мне:

– Эта имитация до поры до времени. Как поймёшь, насколько роботы на самом деле бесчувственны, так и не жалко их.

– Вот и прощаться с нашим «поваром» было не жалко, – Глядя на реку, я вспоминаю. – Прощай, Разум двадцать второго уровня! Мы вспомнили себя, и ты нам стал не нужен.

***

Я бегу во всю прыть по полотну железной дороги, догоняя поезд. Старшой сидит на платформе и протягивает руку:

– Первый, держись! Первый, чтоб тебя!!

Я прибавил еще скорости – полы раскрытого пиджака хлещут меня по бокам.

– Хватай Старшого, – кричит мне Седьмой, свесившись с края платформы.

Наконец я допрыгиваю до подножки, и Седьмой со Старшим хватают меня за руки и шкирку синего пиджака, поднимают, и я сваливаюсь вместе с ними на открытую площадку товарняка.

Отдышавшись, я оглядываю трёх своих друзей. Третий стоит в сторонке и, как ни в чем ни бывало, смотрит на нашу кучу малу.

– А Малой где? – наконец удивляется Третий.

– Он предпочёл остаться в искусственной реальности, – отвечаю я всем. – Это в нулевых годах.

– А Рита твоя где? – не без прежнего ехидства спрашивает Седьмой.

Теперь, при свете солнца, его волнистые волосы отчётливо отливают каштановым цветом: оказывается, они не чисто чёрные, какими казались в искусственном свете подземной базы.

– Рита вчера улетела самолётом в Ригу, – говорю я им.

– А ты почему здесь? – удивляется Старшой.

– Прикрывал ее бегство. Роботы охотятся за нами. Они ненавидят нас. Людей.

– А как они отличают своих от наших? – спрашивает меня Старшой. – Тела-то у них все-равно от реальных людей.

– Мы можем любить, – отвечаю я. – Мы можем любить даже таких не идеальных и хамоватых как вы, – при этих моих словах Седьмой усмехается, – и как моя Рита. Я помню Базу, как мы помогали друг другу… это лучшие воспоминания в моей жизни. Помните, как мы мечтали сбежать, пробовали вспомнить прошлую жизнь?

– Да, я тоже так считаю, – серьёзно говорит Третий, подойдя ко мне. – Без Базы мы не стали бы людьми. Искусственный разум завидует нам. Они переняли от нас всё, создав точные копии наших знаний, эмоций, вплоть до самой тонкой лицевой мимики. Но Искины не могут любить. Не научились. Даже наш добрый дядька в белом из телевизора на самом деле издевался над нами.

– Но вы вновь живёте, – напоминаю я. – Вы на воле.

Свежий ветер громыхнул листами шифера в дальнем конце платформы. Мы оглянулись. Товарный поезд мчался через желтые поля пшеницы. По обе стороны убегали назад тучные нивы. Позади шумел зелёный лес, где на опушке остался тайный люк, ведущий в подземную шахту в двадцать два этажа.

– А ты уверен, что этот мир не имитация? – спрашивает у меня Седьмой уже без всякого сарказма.

– Да.

– Почему?

– Рита меня любит.

– А еще почему? – допытывается он далее.

– Понимаешь, Седьмой. Когда я на прогулке в лесу толкнул Искина-22, он упал лицом в муравейник, и муравьи принялись его дружно кусать. Такое поведение каких-то мелких животных явно не предусмотрено сценариями симуляции.

– Хм, – флегматично заметил Третий.

– И еще, – я вытаскиваю из кармана измятую шапочку в красных и коричневых пятнах. – Вот почему вы, ребята, на свободе. Это мой первый трофей войны с роботами.

– Знакомая шапенция, – восклицает Седьмой. – Никак из телевизора вырвал? А что за грязюка на ней? А, Первый?! – и шутливо грозит мне пальцем.

– Вот смотрите, парни, – держу я шапку в руках. – Здесь след от раздавленной малины. Тёмно-красный. А здесь кровь нашего мучителя Искина-22. – Я торжествующе обвожу взглядом бывших коллег по заточению. Они в ужасе толпятся вокруг шапки. – Видите? Засохшая кровь – коричневая. В ней нет красноты.

– Да, – задумчиво глядя на замаранную шапочку, признаётся Третий, – такое в имитации не пропишешь. Вряд ли программист стал бы придумывать, что кто-то вздумает убить искина. И даже если кто-то прописал в программе пролившуюся свежую кровь, она так и осталась бы красной. А настоящая кровь при засыхании темнеет.

– Итак, ребята – мы в реальности! – веселится Старшой.

– И мы все реальные, – неожиданно смеётся Третий.

– А впереди тебя ждет реальная Рита, – доброжелательно говорит мне Седьмой.