Елена Гвозденко "Когда они исчезнут"

Из запертой квартиры исчезает Анна Петровна Кислицина, одинокая пожилая женщина. В процессе поиска выясняется, что в последнее время происходит всплеск загадочных исчезновений. Не встающая с постели мать пьющего сына, молодая женщина, ставшая жертвой брачного афериста, ребенок, страдающий от насилия родителей, брошенная жена – что объединяет пропавших при таинственных обстоятельствах? Неужели жизнь маленького человека в эпоху хаоса становится настолько ничтожной, или все же все они оставляют свой след, послание нам, оставшимся?

date_range Год издания :

foundation Издательство :Геликон Плюс

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-00098-355-3

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 11.05.2023

Сергей Петрович мало что мог добавить к рассказу. Действительно, как случилось, что мама знала Павла Семёновича ещё по юности? Почему судьба отвела ей роль наперсницы брошенной подруги соблазнителя? И когда за семейным столом зашёл разговор о необычайных качествах придуманного золовкой идеала, о дешёвом блеске заштатного соблазнителя, Маргарита не выдержала, высказала всё, что она думает об этой породе дешёвых франтов и старых дев, воспитанных на образчиках классических романов.

– Аннушка сильно оскорбилась, так до самой смерти и не простила Риточку.

– Ну знаешь, мама была права. Этот Павел Семёнович испортил жизнь тётке. И очень плохо, что близкие не говорили ей об этом, возможно, всё было бы по-другому.

– Кто знает, сынок, кто знает? Чем старше становлюсь, тем меньше понимаю, что правильно, а что нет. Мы так безмятежны в своих суждениях, а ведь судим из своей бойницы, не так ли? Кто знает, что чувствует человек, в чьи глаза мы смотрим, какой путь ему уготован? Почему мы решили, что имеем право менять его судьбу? Единственное, о чём сейчас сожалею, так это об охлаждении отношений с родственниками, с Анютой, родителями. Я ведь перестал бывать в Колышлевске, одумался, когда стало поздно, слишком поздно. Принимать, понимая – искусство, Тоша, это требует самоотречения, отказа от самолюбования на чужих промахах. Так-то. Это её выбор, пусть нелепый, с точки зрения современной морали, с твоей точки зрения.

– Знать бы, что такое эта современная мораль, – согласился младший Кислицин, – да и неважно всё это теперь. Её жизнь не менялась несколько десятилетий, она была здорова – и вдруг исчезновение. Не могу даже предположить, что могло произойти. Плохо, что мы так мало знаем о ней: круг знакомых, увлечения. Слушай, пап, ты говорил, что она вела дневники? Такие особы должны вести дневники, надо же куда-то выплёскивать копимые чувства. Я нашёл старое фото, на нём она с тетрадкой.

– Да, вела, сколько себя помню, всё время что-то записывала и прятала от посторонних. Несколько раз я тайно читал, но ничего особо ценного для себя не обнаружил: стишки, разные мысли о женской красоте и прочие милые глупости.

– Если бы найти… Возможно, в нём и прячется разгадка. На полицию надежда слабая, если только случайно обнаружат. Видел бы ты этих бравых полицейских, папа, – Антону нравилось звучание забытого «папа», он будто пробовал его на вкус, наслаждаясь мягкостью. Сумерки стирали интерьер, солнце растворилось в толпе крыш.

– Устал, сынок, давай ложиться. Посмотри в шкафу бельё, я почти не заглядываю туда после, после…

Антон ещё долго ворочался, прислушиваясь к хриплому дыханию отца. Он пытался представить Ани, но картинка почему-то расплывалась, пытался вызвать ощущение прикосновения к шелковистой коже, но образ ускользал, терялся в дневных впечатлениях. Ани выплывала бесформенным облаком, сжимая в руках чёрную кружку, извиваясь, растекалась, превращаясь в старуху с трассы. Спутанная бахрома старой шали сплеталась изящным кружевом.

Сновидение третье

–?Гляди-ка, новое представление.

–?Петруха, прочти!

Молодчик в потрёпанном треухе пробрался к самой обочине, слегка толкнув крупного купца.

–?Ишь, волю-то взяли, – брезгливо поморщился богатый лавочник, отодвигаясь. Между тем Петруха разбирал слова, написанные на дощечке, прикреплённой к шесту.

–?Действие злых сердец, – крикнул он, обернувшись.

Повозка, представшая публике, служила площадкой, на которой разместились фигуры животных удивительных размеров. Был здесь ястреб, терзающий голубя, паук, спускающийся на муху, огромная кошачья голова с зажатой в зубах мышью, лисица, рвущая петуха. За повозкой шли артисты, наряженные волками, львами, медведями. Они гримасничали, пугая собравшийся народ. Борцы, кулачники изображали кровавые битвы. Их подбадривали фурии, старухи со змеями вместо кос и когтистыми руками.

–?Ужас-то какой, – прошептал невысокий купчишка своему приятелю.

–?Знамо дело, ужас, – откликнулся Петруха, стоящий рядом, – не приведи Господь бабу такую повстречать в тёмном переулке.

–?А тебя, чумазый рот, не спрашивают, – откликнулся дородный торговец, – мыслимое ли дело – для неумытых парады устраивать? Что они и понимают в этих представлениях?

–?Ты, батюшка, не суди, – огрызнулся мужичок, – императрице-матушке виднее.

От препирательств отвлекли всё те же фурии. Они вдруг достали откуда-то из-под лохмотьев кувшины и стали поливать толпу чем-то красным, напоминающим кровь. Народ улюлюкал, а купцы, стряхивая с тулупов бурые капли, тихо ворчали, не рискуя вслух высказать неодобрение. Мало ли кто в толпе наблюдает, вмиг в покои каменные доставят на казённые харчи. Алые пятна, растёкшиеся по снегу, залихватские разбойничьи песни, доносившиеся от повозки, багровый закат, накрывающий город…

Глава 6

«Кривулька похожа на волшебный замок. Я становлюсь маленьким, совсем крошечным, чтобы попасть в него, спрятаться от злобных монстров. Это не мама, не папа Саша, это монстры, я знаю. Никитка, с которым дружил, когда мы жили у бабушки, давал свой планшет поиграть в Майнкрафт. Там тоже были сначала люди, а потом превратились в зомби. Их надо было убивать, чтобы хорошим людям хорошо жилось. Неужели надо убивать маму и нового папу? Может, их можно расколдовать? А может, папа Саша – злой колдун? И он заколдовал маму, я же видел, как он её целовал. Если сильно-сильно зажмуриться, можно просто исчезнуть. Ну же, сильнее, сильнее, руки становятся меньше, теперь ноги. Ещё, ещё…»

– Олеська, иди сюда, посмотри на своего идиота. Я уже час за ним наблюдаю, сидит молча, уставившись в стенку. Эй, придурок, я к тебе обращаюсь.

– Саша, отстань от него, пусть сидит, он же не шумит, не мешает тебе. И мне не мешает, – женщина призывно изогнулась, – может в спальню, дорогой?

Стянула блёклую футболку, оставшись в кружевном бюстгальтере. Ей нравился новый бойфренд, и она не жалела, что пришлось бросить свой город, примчаться к нему за тысячу километров. Да и о чём жалеть – пепелища одни. А здесь второй месяц на съёмной квартире просто сказка. Саша – изумительный любовник, какие бабочки, в животе мечутся огромные птицы. Если бы не Димка… Ведь просила мать, но та наотрез, будто и не внук ей. Личную жизнь она строит, в её-то годы. Старуха, сидела бы дома, воспитывала пацана. А Сашка брутальный такой. Мальчишке не хватало мужской руки.

– Урод, уро-о-од, эй, отвлекись от стены, когда с тобой отец говорит, – молодой мужчина поднялся из-за стола, ухватил за вихор сжавшегося в углу за диваном мальчишку и начал таскать по полу.

Светлые волосики кружились по комнате в столбах тусклого февральского света.

– Отстань от него, – Олеся попыталась вырвать сына из рук звереющего любовника.

– Пусть учится понимать, что значит мужик в доме. Избаловали его со своей мамашкой. И не больно ему, не переживай, вон зажмурился, губы сжал – ни визгу тебе, ни писку. Меня знаешь как воспитывали, по неделям сидеть не мог. И ничего, вырос.

– Да ещё какой вырос, – в голосе женщины появились хриплые нотки.

– Короче, придурок, нам с матерью надо поговорить в спальне, а ты пока учись читать. Где букварь, который я тебе принёс? Осенью в школу, а ты и читать не умеешь. От людей стыдно. Короче, пока нас не будет, чтобы прочёл десять страниц. Понял? И нас не беспокоить, а то всыплю так, что навсегда запомнишь.

Он точно злой колдун. Сейчас он продолжает колдовать над мамой, она кричит. А если потихоньку посмотреть? Только бы дверь не скрипнула. Надо будет потом её смазать маслом, он видел в каком-то фильме, так делают те, кто хочет быть незаметным. Нет, это всего лишь секс, «чики-чики», как говорил Никитка из бабушкиного двора. Димка помнил их разговор. Никитка хвалился, что смотрел взрослый фильм, пока родители на кухне сидели с гостями. Подумаешь, фильм, он тогда и рассказал приятелю, что видел эти «чики-чики» сотни раз. И маму с её дружками, и бабушку с дедушками. Но дядя Саша совсем не похож на бывших приятелей мамы, у него даже глаза чёрные, как у колдуна. И сейчас, за закрытой дверью, он превращает маму в самую настоящую ведьму.

Людмила Сергеевна с трудом открыла глаза. Полумрак ненастного зимнего дня вытягивал тёмные тени. Подкатила тошнота. Женщина тяжело поднялась, сунула ноги в старые, разношенные тапки и пошла на кухню. С первыми глотками горячего кофе возвращалась память. Громкая музыка, тёмный зал – наверняка чтобы не видеть степень гадюшности заведения, какие-то безумные цены за размазанную по огромным тарелкам бурду. Надо отомстить Светке, тоже мне кабак, не иначе издевалась, расхваливая. И субъект этот напротив, скукожившийся, вжавшийся в неудобное кресло. Ах, с каким страхом он следил за ней, когда она делала заказ, какие долгие паузы брал, прежде чем решиться на самый дешёвый салат. Редкий жмот. Вечера было жаль, пришлось успокаиваться пивасиком. Врут подруги, утверждая, что пива много не бывает. Ещё как бывает! А как умело это подобие мужика скрылось, когда надо было оплатить счёт. Людмила Сергеевна проверила содержимое бумажника – ни следа от аванса, полученного накануне. А ведь хотела Олеське непутёвой немножко подкинуть. Вспомнив о дочери, женщина потянулась за телефоном. Его не было. Она перетрясла одежду, сумочку, перетряхнула несвежую постель. Телефон исчез, не иначе, вчерашний жмот. Казалось, что воздух в пыльной комнате пропитался безнадёгой, сиротливыми одинокими вечерами, хронической усталостью, раздражением, несбывшимися надеждами. Назавтра ей опять обслуживать недовольных покупателей, лепить фальшивую улыбку, изворачиваться от безумных требований руководства, приползать домой глубокой ночью и мучиться от бессонницы, вздрагивать от ночных судорог. И нет просвета в этой окаянной жизни, никакого просвета. Пятьдесят, почти приговор. Чужие мужья, думающие о своих жёнах даже во время оргазма, или такие вот любители чужого добра. Пятьдесят, как говорят девчонки: «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано». Дочь – шалава, меняющая мужиков. Хорошо хоть мальчишку забрала с собой в этот раз, сколько бесценных лет потрачено на спиногрыза. Женщина каталась по полу, стараясь унять пламя ненависти.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69216331&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Стихи Михаила Матвеевича Хераскова, написаные специально к «Маскараду Минервы».

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом