Ксения Черриз "Счастье без имени"

– Имя. У меня нет имени. Меня бесит, что меня называют пациенткой. Вы тоже никак ко мне не обращаетесь. Как будто я не существую. Но ведь я есть, правда? Назовите меня.

– Хм… – Иван задумался. – А есть имя, которое вам нравится? Может, у вас есть что-то на примете? Хотите быть Зоей или Снежаной?

– Я похожа на Снежану?

– Нет.

– Тогда придумайте другое имя. Когда я пытаюсь представить, как меня звали, у меня в голове такая каша из имён, я боюсь ошибиться и не угадать. Сделайте это вы. Вы же подарили мне второй шанс.

О, ну вот. Он так старался избежать этих разговоров о его геройстве.

– Хорошо. Так, дайте подумать. – Иван склонил голову набок и внимательно посмотрел на девушку. Сегодня она выглядела чуть лучше, но всё равно была бледна и измождена. Но её глаза… никогда он не видел таких больших и доверчивых глаз. Иван с трудом отвёл взгляд. – Вы знаете, я думаю, вам подошло бы имя… Имя…

Пауза затянулась.

– Ну же! Мне всё равно. Как хотите, так и назовите. Просто быстро скажите, и всё.

– Не давите. Это дело серьёзное. Знаете, как детям имена выбирают? Копаются все девять месяцев…

– А вы откуда знаете? У вас есть дети?

– Нет.

– А у меня нет девяти месяцев. Я хочу, чтобы меня звали по имени. Назовите меня!

– Ну хорошо, хорошо. – Иван прикрыл на миг веки, а когда открыл их, снова наткнулся на взгляд каре-зелёных глаз. Она смотрела на него с мольбой. Впавшие щёки и бледность лица вдруг отозвались строками из «Евгения Онегина», так любимого мамой – «Дика, печальна, молчалива, // Как лань лесная боязлива, // Она в семье своей родной // Казалась девочкой чужой». – Таня.

Ему казалось, что такие огромные глаза не могут быть ещё больше. Но он ошибался.

– Таня… Татьяна. – Девушка пробовала на вкус своё новое имя, и Иван испугался, что ей не понравилось. Может, она сочтёт, что это имя слишком простое. А может, её так и звали? Вдруг она вспомнит сейчас всё, что позабыла? И тогда можно будет связаться с роднёй, которая заберёт её домой? И с него спадёт груз ответственности, который он чувствует. – Мне нравится. – Она улыбнулась широко и искренне. Кажется, что камень упал именно с её плеч, а вовсе не с его.

– Хорошо. Значит, Таня. Приятно познакомиться, – он протянул ей руку. – Я Иван.

– Мне тоже очень приятно.

Улыбка озаряла её лицо, преображая, так что даже бледность и впалые щёки больше не портили его.

– У вас сегодня хорошее настроение, – заметил Иван.

– Да, но я думаю, что дело тут в лекарствах.

– Что говорит врач?

– Врач ничего толком не говорит. Я пробуду здесь ещё несколько дней. И даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Идти мне некуда, я не знаю, что со мной будет, когда меня отпустят. Куда я пойду? Ни денег, ни дома, ни паспорта. Имя и то вымышленное.

Кажется, с выводами о хорошем настроении он поторопился, и, желая приободрить, Иван сказал:

– Я не знаю, что с вами случилось в прошлой жизни, до падения. Но, может, это какой-то знак свыше?

– Вы правда в это верите?

Он уже собирался соврать, но не смог этого сделать, глядя ей в лицо.

– Нет, если честно.

– Вот и я не верю. Не понимаю, что со мной случилось? Зачем я вообще пошла на тот пирс? Я была одна? Или меня кто-то сбросил и убежал? – Иван торопливо замотал головой, ещё не хватало, чтобы у девушки… то есть Тани развилась паранойя. – Почему посреди ночи я гуляла на пирсе? И почему меня никто не ищет? Вы говорили, что меня будут искать. Но всем, кажется, плевать. У меня не было семьи? – Она опустила взгляд на руку и, нахмурившись, потрогала безымянный палец правой руки. – Я была замужем? Нет? Ох… – Таня откинула голову на подушку.

– Послушайте, не надо себя мучить, память вернётся. Давайте я вам лучше чаю принесу?

– Давайте. Спасибо.

Он вышел из палаты, а когда вернулся, то казалось, что говорить больше не о чем, и они молча пили чай из пластиковых стаканчиков. Она задумчиво жевала шоколадную конфету, а потом сказала:

– Интересно, какие конфеты были моими любимыми раньше? А может, я вообще их не ела? Вдруг у меня аллергия на шоколад? Или мне нельзя?

Иван пожал плечами и ответил на первый вопрос, считая его наиболее безопасным:

– Мне кажется, что если конфета вам понравилась, то вы можете назвать её своей любимой.

– Да, наверное. Спасибо.

Она замолчала, внимательно глядя на него, и Иван задумался, относилось ли это «спасибо» к спасению, к конфетам или к его разрешению выбирать любимый вкус.

– Кхм… мне надо идти. Если хотите, я зайду завтра.

– Да, пожалуйста. Мне ужасно скучно…

– Хорошо. Тогда до завтра.

Иван вышел из палаты, ругая себя. Ну зачем он ввязывается всё глубже? Он спас её, теперь она сама по себе, а он может вернуться к своей привычной жизни. Но почему-то он не мог этого сделать. Его волновало, что она потеряла память, и что и правда никому до неё нет никакого дела.

– Иван Сергеевич?

– Да?

В коридоре его остановил Алексей Владимирович.

– Очень хорошо, что вы пришли. Я хотел с вами поговорить. Пройдёмте.

Врач завёл Ивана в пустую ординаторскую и предложил присесть на стул возле стола рядом с окном.

– Иван Сергеевич, здоровью пострадавшей, которую вы спасли, больше ничего не угрожает. Наш психолог провёл с ней беседу, она вменяема и не нуждается в специальном уходе. У пациентки сохраняются головные боли, и ей показаны встречи с психотерапевтом. Но в целом скоро мы сможем её выписать.

– Но куда же она пойдёт? Она ничего не помнит.

– В таком случае мы перенаправим её в специальный интернат, где она будет наблюдаться и жить. Постепенно ей выдадут документы на новое имя.

– Что за интернат?

– Психоневрологический. У нас есть основания полагать, что не только травма вызвала амнезию, но и какие-то сильные потрясения в прошлом или даже заболевание, которое нам не удалось установить, а пострадавшая о нём и не помнит.

При упоминании психоневрологического интерната Ивану стало дурно. Он вспомнил закрытую территорию, решётки на окнах низенькой старой постройки. Мрачные лица медперсонала. Неприятный резкий запах лекарств, старости и болезней. Тёмный коридор, едва освещаемый двумя окнами… Его маму, пока он не смог за ней присматривать, отправили в такой соседи. Так уж вышло. Они вызвали скорую, а те уже перенаправили её в интернат. Ивану потребовался не один месяц, чтобы вытащить её из того ужасного места.

– Нет другого выхода?

– Только если её заберут родственники или друзья. В другом случае, всё, чем мы можем помочь, это предоставить место в интернате.

Иван задумался. Интернат находился минутах в сорока езды от Вяземска. Ехать на двух автобусах с пересадкой или на такси. Своего автомобиля у Ивана не было, потому что отсутствовала нужда в нём. А значит, навещать каждый день он её не сможет. Как будет чувствовать себя молодая женщина, которая окажется среди незнакомых людей, по большей части старых и больных? Разве это пойдёт на пользу её здоровью?

Он вздохнул, закрывая глаза, заранее ненавидя себя за своё неравнодушие.

– Не надо в интернат.

– Не надо?   врач приподнял брови и посмотрел поверх очков.

– Я поселю её у себя, пока она не оправится.

– Вы уверены? Мои полномочия закончатся ровно в тот момент, когда она выйдет из этой больницы, и я уже ничем не смогу вам помочь.

Иван махнул рукой, как бы говоря «это неважно, я разберусь».

– Ваш друг ведь служит в полиции? Капитан Хохлов?

– Да.

– Думаю, он поможет вам с документами, и когда пострадавшая…

– Татьяна. Её зовут Татьяна.

– Это она вспомнила?

– Нет, это я… то есть мы придумали.

– Понял. Так вот, когда Татьяна получит паспорт, вы можете считать, что ваш долг выполнен. Да может, она и вспомнит к тому времени, кто она и откуда.

Иван кивнул и вышел из ординаторской. «Ёлки-палки, ну зачем я ввязался?» Смутная запоздалая надежда, что, может, Татьяна ещё и откажется жить у него, слегка приподняла ему настроение, но что-то подсказывало Ивану, что он только что влип. Может, ему забрать свои слова обратно, пока их слышал только врач? Он его не осудит. Поймёт. Но потом Иван вспоминал огромные глаза напуганной лани, то, как девушка держала тонкими пальцами пластиковый стаканчик с чаем, делая маленькие глоточки, чтобы не обжечься, поглаживала безымянный палец, размышляя о возможном муже, – и всё это вместе рождало в нём смутное, но вполне сформировавшееся желание помочь. Не оставить в беде.

Поэтому, собираясь на следующий день в больницу, Иван зашёл в магазин и купил для Татьяны новую кружку. Самую простую, нежно-голубого цвета, без надписей и узоров.

– Это мне? – она смотрела на него, широко распахнув глаза, в очередной раз поражая его, он уже думал, что привык к ним.

– Да. Вам.

– Спасибо! Я даже не знаю, что сказать… вы спасли меня, теперь делаете подарки… это…

– Это совсем не то, что вы подумали! Я просто хотел сделать доброе дело.

– Но вы и так сделали достаточно! Ваня, я не смогу отблагодарить… – уголки её губ поползли вниз, и он поспешил её успокоить:

– Нет-нет! Не надо слёз, пожалуйста. Это же такая мелочь. Всего лишь кружка…

– Хорошо, – Таня быстро поморгала и, хлюпнув носом, села прямо. – Вы хотели о чём-то поговорить?

– Да. Вас скоро выписывают…

– О!

– Они предлагают психинтернат, но я не думаю, что это хорошая идея. Я живу один. Дом небольшой, но места хватит. – Чем больше он говорил, тем больше осознавал, как глупо, должно быть, это звучит, Иван стушевался и умолк окончательно.

– Нет-нет-нет. Я не могу вас так стеснить! Это неправильно. Я что-нибудь придумаю, как-нибудь протяну в интернате.

Она храбрилась, но Иван видел, как она мнёт край одеяла, то кивая самой себе, то нервно сглатывая. И он прекрасно помнил, как тяжело ему было забрать оттуда собственную мать. Что уж говорить о молодой женщине, которая ничего о себе не помнит, у которой никого здесь нет. Да и он ей никто.

– Татьяна. Вам нужна помощь, и я могу её оказать. Не отказывайтесь. Интернат… это такое место, куда вам не надо. Поверьте. Вы не стесните меня, правда, – тут он лукавил. Привык жить один. Уже год как мать умерла. Он с тех пор и один. А о Юльке даже вспоминать не хотелось.

– Ну хорошо. Но только на первое время.

– Конечно.

Глава 3

Через пять дней Иван приехал в больницу перед обедом. Он поднялся в палату к Татьяне, чтобы помочь ей с выпиской. Жалость к этой молодой женщине разрасталась в его душе с угрожающей скоростью. У неё не было ничего, кроме одежды, в которой она оказалась в воде, да подаренной им кружки.

Ещё до того, как Иван успел дойти до больницы, ему позвонил Олег:

– У меня есть свободный час. Давай я вас подброшу.

Иван отнекивался, но с Олегом у него никогда не получалось спорить.

Татьяна испуганно уставилась на капитана полиции, когда они вместе с Иваном спустились вниз. Она бросила взгляд на своего спутника и попятилась назад.

– Здравия желаю, – Олег миролюбиво улыбнулся, рассматривая её не без любопытства. – Да вы не бойтесь. Мы с Вано старые друзья. Прошу, – он распахнул дверцу дежурной машины.

Дорога прошла в беспрестанных вопросах Олега и скупых ответах Ивана. Татьяна не участвовала в разговоре. Она смотрела в окно, и выразительные её брови, то хмурились, то приподнимались. Ивану было интересно, вспоминает она хоть что-нибудь, узнаёт места?

Через несколько минут Олег остановил машину возле невысокого забора у частного дома.

– Ну вот и приехали, – жизнерадостно объявил он, когда вся компания вылезла из машины. Олег стоял с таким видом, как будто он не только хозяин дома, но и построил его своими руками.

– Спасибо, – Иван протянул другу руку, намекая, что тому пора ехать, но Олег закрыл машину и решительно направился к веранде.

– Чаем-то угостите перед дежурством?

Иван вздохнул и покосился на Татьяну. Она так перепугалась, увидев Олега. С чем это связано, интересно? Но сейчас девушка была спокойна и с любопытством рассматривала его дом. Когда-то это была самая обычная деревенская постройка с крыльцом и тремя окнами из «горницы», как называл её дедушка по старой привычке, которые смотрели на улицу. Но когда Олег начал тут жить после Москвы, он достроил просторную веранду с большими окнами, а внешне дом отделал деревом, так что он стал выглядеть современней. Да и внутри стало больше места. Впрочем, его спальня и та, которую он собирался отдать Татьяне, были тесноватыми. Там помещались только кровати, узкие платяные шкафы и стеллажи с книгами. В комнате Татьяны стоял небольшой туалетный столик, который он смастерил матери в подарок. Иван волновался, как гостья отреагирует на свою комнату. Он никого сюда не пускал, и сам не любил заходить. Каждый раз ему вспоминалась больная мама. После её смерти комната долгое время оставалась такой, какой была при жизни. Но потом Иван как-то заглянул в неё, и не смог больше смотреть на старые покрывала, вещи. Даже запах был старческий и болезненный. Он любил мать, но не собирался городить здесь святыню в её честь – она бы точно не одобрила.