Терри Пратчетт "Цвет волшебства"

– Он прекрасно обходится без твоей помощи, – парировал трактирщик, но все же отступил.

Ринсвинд вежливо улыбнулся чужестранцу и произнес пару фраз по-химерски. Он гордился тем, что бегло говорит на химерском, но чужеземец лишь удивленно поглядел на него.

– Ничего у тебя не выйдет, – знающе покачал головой Хью. – Видишь ли, все дело в этой книжонке. Она советует ему, что сказать. Колдовство, одно слово.

Ринсвинд перешел на высоко-борогравийский, затем на ванглемешт, сумтри и даже на черно-оругуйский язык, в котором нет ни одного существительного и только одно прилагательное, да и то неприличное. Каждая попытка была встречена вежливым непониманием. Отчаявшись, Ринсвинд решил испробовать язык варваров Троба, и тут лицо маленького чужестранца расплылось в довольной улыбке.

– Ну наконец-то! – воскликнул он. – Мой добрый друг! Это замечательно![2 - В действительности на тробском языке последнее слово означало «то, что может случиться лишь однажды за все время службы доброго каноэ, изготовленного при помощи топора и огня из самого высокого алмазного дерева, что растет в знаменитых алмазных лесах на нижних склонах горы Аваява, являющейся, по слухам, обиталищем огненных богов».]

– О чем это вы? – подозрительно осведомился Пузан.

– Что сказал трактирщик? – поинтересовался приезжий.

Ринсвинд сглотнул.

– Пузан, – сказал он, – чужеземец просит принести две кружки твоего лучшего эля.

– Ты понимаешь его?

– О, конечно.

– Скажи ему… скажи, что мы очень рады его прибытию. И скажи, что еда стоит… э-э… один золотой.

На какое-то мгновение лицо Пузана напряглось – словно некая ожесточенная внутренняя борьба происходила в трактирщике, – и после секундного колебания он во внезапном порыве щедрости добавил:

– Твой завтрак я тоже включу в его счет.

– Чужеземец, – ровным голосом сказал Ринсвинд, – если ты останешься здесь, то к ночи тебя либо зарежут, либо отравят. Только не переставай улыбаться, иначе меня постигнет та же судьба.

– Да что ты! – воскликнул приезжий, оглядываясь по сторонам. – Здесь так очаровательно! Настоящий морпоркский трактир. Знаешь, я так много о них слышал. Ты посмотри, какие своеобразные старые балки. И такие солидные…

Ринсвинд быстро глянул вокруг себя на тот случай, если утечка магии из расположенного за рекой Квартала Волшебников вдруг перенесла их в какое-то другое место. Но нет, все тот же зал «Барабана» – покрытые пятнами копоти стены; пол, устланный гниющим тростником, поверх которого валяются трупики безымянных жучков; прокисшее пиво, которое не столько покупалось, сколько бралось напрокат. Ринсвинд попробовал примерить этот образ к слову «своеобразный» или, скорее, к его ближайшему тробскому эквиваленту, звучащему как «эта приятная странность конструкции, встречающаяся в коралловых домиках, поедающих губки пигмеев с полуострова Орохаи».

Его разум не выдержал подобного сравнения.

– Меня зовут Двацветок, – продолжал гость, протягивая руку.

Трое его собеседников инстинктивно опустили глаза, чтобы проверить, нет ли в ней монетки.

– Рад познакомиться, – ответил Ринсвинд. – Я Ринсвинд. Послушай, я не шучу. Это настоящий притон.

– Прекрасно! Сюда-то я и хотел попасть!

– Не понял.

– Что это за жидкость в кружках?

– Это? Пиво. Спасибо, Пузан. Да. Пиво. Ну… Пиво, в общем.

– А, этот столь характерный напиток. Как ты думаешь, маленькой золотой монетки хватит, чтобы заплатить за пиво? Я бы не хотел никого обидеть.

Монета уже наполовину высунулась из его кошелька.

– Аг-ха, – закашлялся Ринсвинд. – Я хочу сказать, нет, ты никого не обидишь.

– Хорошо. Значит, это притон. Ты имеешь в виду, что сюда частенько захаживают всякие герои и искатели приключений?

Ринсвинд поразмыслил над этим предположением.

– Да? – в конце концов выдавил он.

– Замечательно. Я хотел бы познакомиться с кем-нибудь из них.

Тут волшебнику пришло в голову разумное объяснение поведения чужеземца.

– А, – догадался он, – так ты приехал за наемниками?[3 - Букв.: «за воинами, сражающимися за племя, у которого больше молочных орешков».]

– О нет. Я просто хочу познакомиться с этими людьми. Чтобы, вернувшись домой, я мог похвастаться этим.

«Знакомство с клиентами „Барабана“ скорее будет означать, что ты вообще не вернешься домой, – мрачно подумал Ринсвинд. – Разве что ты живешь ниже по течению и твой труп случайно пронесет мимо».

– И откуда же ты родом? – поинтересовался Ринсвинд.

Тем временем Пузан тихонько ускользнул в одну из задних комнат. Хью с подозрением наблюдал за беседой из-за ближайшего столика.

– Ты когда-нибудь слышал о городе под названием Бес Пеларгик?

– Ну, я в Тробе пробыл очень недолго. Так, заглянул проездом…

– О, это не в Тробе. Я говорю на этом языке, потому что в наши порты заходит множество тробских кораблей. Бес Пеларгик – это главный морской порт Агатовой империи.

– Боюсь, никогда о такой не слышал.

Двацветок приподнял брови.

– Правда? Она довольно-таки большая. До нее примерно неделя ходу от Коричневых островов. Плыви по вращению и вскоре наткнешься на нее. Эй, что с тобой?

Чужеземец торопливо обежал вокруг стола и вежливо постучал судорожно кашляющего волшебника по спине.

Противовесный континент!

За три улицы от трактира старик бросил в кислоту монету и осторожно покачал блюдце. Пузан с нетерпением взирал на происходящее – ему было не по себе в этой комнате, которая вся пропиталась вонючим дымом из чанов и булькающих реторт. Стены помещения были сплошь заставлены полками, на которых виднелись неясные очертания неведомых вещиц, наводящих на мысли о черепах и чучелах небывалых монстров.

– Ну? – требовательно спросил трактирщик.

– В таком деле торопиться нельзя, – брюзгливо отозвался старый алхимик. – Проверка времени требует. Ага!

Он подтолкнул блюдечко пальцем. Монету затянул водоворот зеленых красок. Понаблюдав за реакцией, алхимик проделал какие-то расчеты на обрывке пергамента.

– Исключительно интересно, – наконец заявил он.

– Она настоящая?

– Это зависит от того, что ты подразумеваешь под этим словом, – поджал губы старик. – Если ты хочешь узнать, равняется ли она, к примеру, пятидесяти долларам, то я тебе отвечу, что нет, не равняется.

– Так я и знал! – возопил трактирщик и ринулся к дверям.

– Видимо, я не совсем ясно выразился!.. – крикнул вслед алхимик.

Пузан сердито повернулся к нему.

– Что ты хочешь сказать?

– Видишь ли, за долгие годы наши деньги стали… разбавленными, что ли? В обычной монете золота содержится лишь четыре части, а остальные восемь частей составляют серебро, медь и так далее.

– Ну и что с того?

– Я сказал, что эта монета не такая, как наши. Это чистое золото.

После того как Пузан рысью выбежал из комнаты, алхимик некоторое время разглядывал потолок. Затем достал крошечный клочок тонкого пергамента, разыскал в куче хлама на рабочем столе перо и написал очень короткую записку. После чего, подойдя к клеткам с белыми голубями, черными петухами и прочими подопытными экземплярами, он вытащил гладкую, лоснящуюся крысу, засунул свернутую записку в маленькую бутылочку, привязанную к задней ноге зверька, и выпустил животное на свободу.

Крыса ткнулась носом в пол и исчезла в норе у дальней стены.

Примерно в это же самое время одна гадалка, славящаяся никогда не сбывающимися предсказаниями и живущая на другом конце квартала, случайно заглянула в свою магическую чашу и испустила тихий вопль. Всего лишь за один час провидица продала все драгоценности, различные волшебные приспособления, бульшую часть одежды и прочие пожитки, которые нельзя было увезти на самой быстрой лошади, какую она только смогла достать. Тот факт, что немного погодя, когда дом рухнул в пламени, сама гадалка погибла под случайной лавиной в Морпоркских горах, доказывает, что у Смерти тоже есть чувство юмора.

Опять-таки примерно в то же время, когда почтовая крыса исчезла в лабиринте ходов под городом и, безошибочно следуя древнему инстинкту, заторопилась к своей цели, патриций Анк-Морпорка взял в руки письма, доставленные прилетевшим утром альбатросом, еще раз задумчиво посмотрел на верхнее из них и вызвал к себе главного шпиона.

А в «Порванном Барабане» Ринсвинд с раскрытым ртом внимал рассказу Двацветка.

– Так что я решил увидеть ваш город своими глазами, – повествовал маленький чужестранец. – На это ушли все сбережения, которые я накопил за восемь лет. Но мое путешествие стоит каждого полурайну. Я хочу сказать, наконец-то я очутился здесь. В Анк-Морпорке. В двуедином городе, прославленном в песнях и сагах. На улицах, знававших поступь Хэрика Белого Клинка, Хруна-Варвара, Бравда из Пупземелья и Хорька… Знаешь, здесь все именно так, как я себе представлял.

Лицо Ринсвинда являло собой маску, изображавшую зачарованный ужас.

– Я уже не мог выносить жизнь в Бес Пеларгике, – безмятежно продолжал Двацветок. – Сидеть целый день за конторкой, складывать колонки циферок, не ждать от будущего ничего, кроме пенсии… где ж тут романтика? Двацветок, сказал я себе, сейчас или никогда. Зачем слушать чужие истории? Ты сам можешь поехать туда. Хватит слоняться вокруг доков и подслушивать матросские байки. Одним словом, я составил себе разговорник и купил билет на ближайшее судно, следующее к Коричневым островам.

– И ты не взял с собой никакой охраны? – пробормотал Ринсвинд.

– А зачем? Что у меня красть?

Ринсвинд кашлянул.

– У тебя есть… э-э… золото, – намекнул он.

– И двух тысяч райну не наберется. Этого только-только хватит, чтоб не помереть с голоду пару-другую месяцев. У меня дома. Здесь, наверное, на эти деньги можно прожить подольше.

– Райну – это такая большая золотая монета? – уточнил Ринсвинд.

– Ага. – Двацветок обеспокоенно посмотрел на волшебника поверх своих странных зрительных линз. – Как, по-твоему, две тысячи – это приличная сумма?

– Аг-ха, – прохрипел Ринсвинд. – Я хочу сказать, да, приличная.

– Вот и здорово.

– Гм, а в Агатовой империи все такие богатые, как ты?

– Я? Богатый? Помилуйте меня боги, да с чего это ты взял? Я всего-навсего бедный клерк! Как ты думаешь, я не слишком много заплатил трактирщику? – вдруг забеспокоился Двацветок.

– Э-э, он мог бы удовольствоваться и меньшим, – предположил Ринсвинд.

– Ладно, в следующий раз буду умнее. Вижу, мне многому предстоит научиться. Кстати, Ринсвинд, мне в голову пришла одна идейка… Ты случаем не согласишься поступить ко мне на службу в качестве… гм, не знаю, вероятно, в данных обстоятельствах эту должность можно назвать «гидом»? Я могу платить тебе один райну в день.

Ринсвинд было открыл рот, чтобы ответить, но почувствовал, что слова застряли в горле и явно не торопятся выходить в мир, который быстро сходит с ума. Двацветок залился краской.

– Я тебя обидел, – заметил он. – С моей стороны было дерзостью просить об этом такого профессионала, как ты. У тебя наверняка множество проектов, которые ждут своего воплощения. Какое-нибудь высокое волшебство…

– Да нет, – слабо пискнул Ринсвинд. – Как раз сейчас я свободен. Райну, говоришь? Один райну в день. Каждый день?

– Наверное, в сложившихся обстоятельствах мне следует предложить тебе полтора райну. Плюс, конечно, все издержки.

Волшебник, совершив невозможное, овладел собой.

– Подойдет, – кивнул он. – Я согласен.

Двацветок достал из сумки большую золотую кругляху, взглянул на нее и положил обратно. Ринсвинду не удалось рассмотреть ее как следует.

– Думаю, – сказал турист, – что сейчас мне не помешает немного отдохнуть. Путешествие было долгим. Надеюсь, ты сможешь вернуться сюда в полдень, и мы тогда осмотрим город?

– Заметано.

– Тогда, пожалуйста, будь так добр, попроси трактирщика, чтобы он показал мне мою комнату.

Ринсвинд выполнил это поручение и проводил взглядом нервничающего Пузана, который, примчавшись галопом из задней комнаты, повел гостя вверх по деревянной лестнице, расположенной сразу за стойкой. Спустя несколько секунд Сундук тоже поднялся на ноги и затопал следом за хозяином.

Волшебник опустил глаза и уставился на шесть больших монет у себя на ладони. Двацветок настоял на том, чтобы заплатить ему за первые четыре дня вперед.

Хью кивнул и ободряюще улыбнулся. Ринсвинд тихонько рыкнул на него.

В бытность студентом-волшебником Ринсвинд никогда не получал высоких оценок по предвидению, но сейчас в его голове запульсировали дотоле не использованные цепи, и будущее предстало перед ним так явственно, словно было вытатуировано яркими красками на его зрачках. Меж лопатками у Ринсвинда засвербило. Он понимал, что благоразумнее всего будет купить лошадь. Это должна быть быстрая лошадь – и дорогая. Однако из его знакомых барышников никто не сможет дать сдачу с целой унции золота. Таких богачей среди приятелей Ринсвинда просто не было.

Остальные пять монет помогут ему открыть какое-нибудь выгодное дело на безопасном расстоянии отсюда. Двухсот миль вполне достаточно. Это было бы благоразумно.

Но что же будет с Двацветком, который останется один-одинешенек в городе, где даже тараканы за милю чуют золото? Нужно быть настоящим подонком, чтобы бросить беднягу здесь.