Что отстучал – то принял.
«А, может быть, потому, – размышлял я, – чтобы у отца и матери глухой тетери была возможность превратить своего ребёнка хотя бы в тетерева? Ведь они явно лгали мне, когда говорили, что я такой, как все».
* * *
Я повысил звук импланта.
Купил дом и золотистого ретривера. Пусть будут.
Потом приволок ствол огромного дерева, чтобы вырезать из него девушку.
Начал работу.
Вот только с лицом случилась загвоздка. Кроме Маринкиного – я ни одного женского лица толком не помнил.
А Маринкино видеть не хотел. Щенка довольно.
* * *
Однако однажды я встретил девушку Таню.
И сразу её узнал!
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью её румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива…
Лицо этой девушки вдруг вырисовалось передо мной как единственно верное. Единственно значимое.
Единственно любимое.
Я понял, что раньше был слеп.
Такое бывает?
* * *
Татьяна живёт в моём доме.
Она в нём хозяйка.
По вечерам мы подолгу сидим на диване. А золотистый ретривер вьётся у наших ног.
Я порою гляжу на молодого сильного пса и думаю: «Да, и эта страничка была в моей книге жизни. К счастью, страницы принято перелистывать».
Теперь мою книгу пишет Татьяна.
Боюсь ли я, что в ней окажутся фальшивые слова?
Ничуть.
Да, слово калечит. Но слово и лечит.
У каждого человека своя метода.
…А Александру Сергеевичу нижайший мой поклон. И уваженье.
Сутки в раю
Рассказ
Над райским садом взошло солнце.
Белая цапля резко повернула голову в сторону неожиданного зрелища. Внезапно прекратила важное шествие по свободной своей траектории, так и забыв вернуть на землю чинно закинутую в воздух когтистую лапу.
Стояла, смотрела, что будет.
* * *
В десятке шагов от настороженной птицы на садовой скамье полулежала женщина.
Её глаза были закрыты.
Тело, казалось, окоченело. Губы синюшным овалом вещали недоброе.
Но цапля отвела безучастный взгляд.
«Чё за тётка здесь валяется? – наверняка мелькнула мыслишка в маленькой аккуратной головке надменной птицы. – Валяются тут все кому не лень… кошёлки всякие».
* * *
Доподлинно не известно, что на птичьем языке означает слово «кошёлка».
В действительности дело было так: на скамье полулежала полная женщина лет шестидесяти с одутловатым лицом в старомодном кримпленовом платье, заляпанном мелкими жёлтыми розочками, предательски выставляющее напоказ хозяйские венозные ноги.
* * *
В отличие от цапли, солнце, не прекращая привычного карабканья к зениту, к несчастной женщине «в отключке» проявило благосклонность.
Оно прикоснулось к Антонине тёплой рукой.
Золотой материнской ладошкой любовно пригладило взмокшие от боли «химические» волосы.
В ответ на добрый посыл Тонины руки оттаяли, а ноги потеплели.
Антонина открыла глаза.
Сердце женщины метнулось в пятки.
Оно уж не помнило пытки, не плакало, не болело. Только дрожало.
* * *
Ещё бы. Пред Тониным взором явился дворец!
Так Антонине в тот миг показалось.
Тоня сгруппировалась. Вернула онемевшее тело в более-менее выгодное положение для рассмотрения своего неожиданного окружения.
«Ну, или типа дворца», – сидела и думала Тоня, вглядываясь в витиеватую надпись над главной ажурной аркой.
– Рай-центр, – медленно вслух с недоумением в голосе прочла Антонина, – что за Рай-центр такой? А по виду дворец восточный с цветными куполами и колоннами. Камнями и стразами всё вон украшено.
* * *
Тоня огляделась по сторонам, поняла, что сидит на скамейке.
Вокруг блаженствовал сад.
Пальмы стояли в точности такие, как в телевизоре, с сухими мёртвыми стволами, а сверху – их живые зелёные метёлки цедили сквозь листья пронзительную синеву.
Чуть поодаль – размытой малиновой дымкой, на фоне пирующей зелени, аккуратно неся драгоценные головы, проплывали розовые фламинго.
* * *
– Добрый день! Простите, вы Антонина Петровна? – Тоня от неожиданности вздрогнула.
Пока она разглядывала волшебных розовых птиц, к ней бесшумно приблизился человек.
Человек этот, в жёлтых шароварах и с чалмой на голове, напомнил Антонине этикетку от пачки индийского чая. Только нарисованный человек сидел на слоне, а живой – стоял перед Антониной, чем немало её удивил.
– Добрый день! Вы Антонина Петровна? – на чисто русском языке повторил свой вопрос смуглолицый «погонщик слонов».
– Да, я Антонина Петровна, – выдавила-таки слова из непослушного горла оцепеневшая Тоня.
– Деева?
– Деева.
– Тогда пожалуйте за мной, – услужливо сделал радушный жест в сторону дворца белозубый незнакомец в чалме, – добро пожаловать в Рай-центр!
– Да как так-то? Я ж не одета! – в панике заметались мысли в Тониной затуманенной голове.
– Вы прекрасно выглядите, Антонина Петровна, – как будто прочитал Тонины мысли её провожатый, – пожалуйста, пройдёмте, прошу вас.
Тоня послушно побрела по мозаичной, пролитой солнечным ливнем, сверкающей дорожке, ведущей прямо во дворец.
* * *
Антонина шагнула под своды центрального купола.
Её поклоном встретила девушка. Босая, в бирюзовом сверкающем сари, с орхидеями в тёмных гладких, красиво уложенных волосах.
Девушка надела на Тонину шею венок из райских цветов. Тут же перед Антониной возник поднос с ледяными пурпурными напитками в запотевших высоких стаканах.
Тоня аккуратно взяла стакан.
* * *
– А теперь я попрошу вас присесть за столик, – жестом пригласил пройти вглубь зала Антонину её проводник, – давайте я провожу вас.
«Вишь ты, будто я дама какая, – не переставала удивляться Антонина, – стул передо мной двигают. Хоть бы кто из знакомых меня сейчас видел».
Больше Тоня ни о чём не успела подумать.
Она даже не успела спросить у провожатого, кто к ней подойдёт и зачем, как тот поспешно удалился прочь.
Антонина осталась сидеть за столом одна в состоянии лёгкой растерянности.
– Ну что же, делать нечего. Подожду, – решила Тоня, – и отглотнула из стакана пурпурного напитка.
* * *
Странно, но кроме этой самой «лёгкой растерянности», никаких удручающих чувств Антонина в тот момент не испытывала.
Она не ужасалась тому, что информация о прибытии ею в столь сказочное место её головой абсолютно потеряна.
Тоню отнюдь не пугало то, что с ней сейчас происходит. Скорее, удивляло.
Тоня, затаив дыхание от внезапно свалившейся на неё атмосферы роскоши, благоговея, рассматривала всё вокруг.
* * *
Холл казался огромным, наполненный дневным светом, воздухом, запахом сада.
На прозрачных стеклянных столиках, выгнув на показ тела-лепестки, блаженствовали в томлении цветочные экзотические композиции.
Люстры, свисая с потолков, играли с солнцем многометровыми гирляндами хрусталя.
Чуть поодаль господствовал рояль.
Белый.
