* * *
Как только пыл Тониной ярости слегка поутих, она поняла, что «кину конец», она сама его выключила слишком бурными комментариями, так сказать, закидала садовничью жизнь «гнилыми помидорами».
«Не буду больше с ним здороваться», – окончательно решила Тоня, увидев, как белые одежды «старого извращуги» мелькнули за деревьями.
Тоня поспешила в укрытие, в свою скромную отельную комнатку.
Однако, оказавшись наедине с самой собой, Тоня сразу с головой нырнула в тёмный омут своих мучительных переживаний.
Она не боялась ада.
Она не хотела в рай.
Тоня хотела вернуться домой.
* * *
Тоне нужно было успокоиться.
Она подсела к комодику, снабжённому полукруглым зеркалом, вгляделась в своё лицо.
Её облик оставался таким, каким он был при жизни. Как будто нет никакой клинической смерти, как будто она и впрямь отдыхает в отеле.
Не о таком ли отдыхе она всю жизнь мечтала?
«А раз так, чего бы мне в ресторан-то не сходить? – подумала Тоня, взглянув на настенные часы. – Всё равно от меня ничего уже не зависит. Жизнь прожила как могла. У Министра в „Истории“ всё про меня давно прописано… А что написано пером, не вырубишь топором. Делать нечего. Надо ждать. Министр сам решит, куда меня отправить: обратно домой, в рай или в ад… Так что пойду, поем, вдруг в последний раз за столом посидеть придётся».
* * *
Тоне захотелось почувствовать себя легко, беззаботно, как в лучшие минуты своей жизни.
Ей хотелось хотя бы сутки прожить, как те люди, которые сидели вчера в холле, смеялись, пили напитки, дышали воздухом океана.
В ресторане Тоня никогда не была.
И это обстоятельство привело её в некоторое замешательство. Вопрос что надеть, очень тревожил её. Антонина в полной растерянности подошла к шкафу, чисто механически легонько толкнула створку купе.
Каково же было её удивление, когда она увидела, что там безупречно отутюженный, чуть пахнущий стиральным средством, висел её любимый светлый льняной костюм!
«Вот те фокус-покус! – всплеснула она руками, завидев костюм. – Ну, Министр! Во, даёт!»
* * *
Взбив химию на голове лежащей на комоде привычной массажкой, Тоня вышла из своего белокаменного домика и свернула к центральной аллее.
По алее шли люди.
По-пляжному одетые, в шорты да сарафаны: с голыми загорелыми плечами.
Кое-кто из прохожих бросал на Тоню полуравнодушные взгляды, из чего она сделала вывод, что люди её замечают, оценивают и воспринимают, несмотря на её клиническую смерть.
* * *
Для пущей убедительности Тоня направилась в сторону умиляющей взор престарелой парочки, держащей друг друга за ручки.
– А где здесь столовая? – подойдя поближе, спросила Антонина.
Однако старушка и старичок лишь недоумённо подняли на Тоню как у близнецов похожие выцветшие голубенькие глазки.
– Ой, извините! – встрепенулась Тоня. – Я хотела спросить, где находится ресторан?
Но в ответ бабуля лишь что-то закурлыкала на непонятном Тоне языке.
– Ресторан прямо, – по-русски крикнул Тоне проходящий мимо спортивный парень, – идите прямо!
Тоня так и сделала.
* * *
Тоня стояла посреди ресторана.
Растерянная. Взволнованная.
Долго наблюдала за людьми, пока наконец не сообразила, нужно взять тарелку и положить еду самой.
Но что взять? Столы ломились от снеди.
Брюхатые арбузы, виртуозно превращённые острием ножа в изящные бутоны алых роз, наслаждаясь неожиданным собственным великолепием, надменно поглядывали на проходящих мимо людей с высоты фруктовых гор.
Тёмные грозди винограда утомлённо свешивали витиеватые плети через края гигантских серебряных ваз.
Целый полк шоколадных, как для парада вышколенных солдат был рад завоевать симпатию разгорячённых выбором людей.
Но Антонина прошла мимо.
Королевские креветки, мидии, лениво приоткрывшие створки, какие-то моллюски, вовсе неаппетитные на вид, кальмары, пучеглазые розовые рыбины… – все то, что хотела Тоня попробовать при жизни, сегодня её не соблазняло, ценность этих продуктов сильно померкла в её мечтательном списке.
Вроде всё даром.
Протяни руку – и чашка с черепаховым супом будет твоей.
Но Тоня деликатесов не желала.
Картошечка, порезанная на дольки и запечённая в сливочном соусе, пара тефтелек и ломоть батона размером с лапоть – вот то, чем решила позавтракать Антонина.
Официант, отодвинув тяжёлый стул, помог ей присесть за элегантно сервированный стол.
– Шампанского? – на чистом русском спросил он.
– А, была не была! – вспомнив о том, что час утренний, а по утрам ломовым конягам вроде неё пить вроде как не положено, махнула рукой Тоня. – Лей шампанское!
* * *
Бокал искрящегося напитка вскружил Тоне голову, развязал язык.
Ей очень хотелось с кем-нибудь поболтать.
Но русской речи вокруг не было слышно.
За столиком Тоня сидела одна.
– Что ж это за Рай-то такой? – повернув голову в сторону официанта, горько вздохнула Тоня. – Словечком перекинуться не с кем… Может, ты со мной поболтаешь?
– Мне не положено, – вышколенно отрезал тот и шагнул в сторону, подальше от разговорчивой подвыпившей женщины.
– И с этими не поговоришь… Сидят, вилочками ковыряются! – сердито оглядывая толпу жующих людей, громко вслух умозаключила Антонина. – Интеллигенция иностранная! Сидят, вежливо каркают… брюхо элегантно наполняют… У-у-у, толстопузы чванливые!
Тут официант подошёл к подвыпившей Тоне и, склонившись над ней, что-то шепнул.
Та, со всей дури шваркнув ножками стула о мраморный пол, встала из-за стола.
И с грацией обиженной королевы выплыла из ресторана.
* * *
После завтрака Тоня отправилась к океану.
Брызг бирюзовых волн слепил Антонину. Шёпот моря пьянил и склонял к дневной дрёме.
«Хорошо бы пойти на массаж, – лёжа на шезлонге, думала Тоня. – А что? Возьму и пойду».
Тоня держала путь согласно стрелочкам, которые указывали ей дорогу в спа-центр.
На протяжении всего пути Антонина приостанавливалась перед глянцевыми картинками с безупречно-красивыми девушками.
Те бесстыдно извивали тело, расхваливая тем самым несомненный эффект от ароматерапии, пилингов, обёртываний и всяких других непонятных для Антонины процедур.
«Обертывание. Это чё?.. – чуть приуныв от осознания собственного несовершенства, по сравнению с идеально нарисованными красотками, соображала Тоня. – Да чтоб меня обернуть, никакой обёртывалки не хватит».
* * *
Хотя спа-центр уже гостеприимно распахнул перед Антониной стеклянные двери, она, потеряв уверенность, готова была пойти на попятную.
Таким он был пугающе роскошным.
А она – нет.
Как вдруг! Навстречу Тоне пулей вылетела маленькая собачонка.
Белая кудрявая болонка с розовым бантиком на макушке отчего-то недружелюбно оскалилась на Антонину. А Тоня при виде собаки чуть не присела.
* * *
– Снежанка! Снежаночка! Господи, помилуй! – Тоня левую руку вжала в истерично заклокотавшее сердце, а правую протянула к собачонке, зашедшейся в недружелюбном визгливом лае. – Снежанка! Ты как здесь? Хозяйка твоя где?
У Тони не было сомнений: собака принадлежит её соседке по квартирному подъезду в её родном городе, Виолетте.
Антонина Виолу недолюбливала.
Сказать точнее: Антонина Виолетте завидовала.
Когда Тонина дочка была ещё старшеклассницей, Виолетта была для неё прям кумиром, чем мать не на шутку бесила.
Антонина понимала, что до кумира собственного дитя она по многим параметрам не дотягивает, и чувствовала злость, зависть, обиду.
А Виола, яркая дородная тридцатилетняя женщина, вовсе не спешила обзаводиться домашним хозяйством и детьми.
Про таких, как Виола, говорят: «Любовников меняет как перчатки»…
Назойливых вопящих деток Виоле заменяла милая болонка Снежана.
* * *
Однажды поздним вечером Тоня спешила с работы.
Ручки тяжёлой авоськи с картошкой впились в ладонь, соринка, попавшая в глаз ещё днём, доводила до исступления.
У дома гуляла Виола.
Надушенная. В крупных кольцах волос цвета водной лилии.
Чёрный длинный плащ стройнил слегка рыхловатое тело соседки, широкий пояс с крупною пряжкой указывал талию.
* * *
Снежана с алым бантиком на макушке трусила рядом.
Тоня Деева позавидовала Виоле. Её роскошному виду, её беззаботности, бездетности и незамужности.
А потому изловчилась и как бы невзначай незаметно пихнула уродливым туфлем прямо под хвост изнеженной шавке.
Та взвизгнула, как ошпаренная, согласно инстинкту смачно сомкнула зубы на Тониной ляжке.
* * *
Однако ж, что «пулять в слона дробиной»?
Здоровье женщины не пострадало. Зато кошелёк попал под угрозу опустошения: дешёвые «капронки» пошли в стрелку.
