Козырь "Из записок мага"

– Я имею честь быть доном Родриго Альбана-и-Бланко из Мадрида, собственной персоной. Путешествую, милейшая донна, смотрю эту вашу жизнь.

– И как вам нравится эта наша жизнь? – спросила заинтригованная и очарованная тоном Родриго Пиро.

– Что же, жизнь, за некоторыми исключениями, одинакова повсюду. Увы, этот закон я открыл слишком рано, так и не успев насладиться счастливым неведением…

– Что это за исключения, кабальеро? – спросила Кармино, осмелившись перебить мужчину.

– Эти исключения… они случаются иногда, они – события, например, сегодняшняя наша встреча – это исключение, а вся ваша предшествующая жизнь – обычна. Не находите ли вы такое положение вещей плачевным, милая донья?

– Безусловно, – согласилась графиня, не поняв, что обращаются не к ней. – Это чрезвычайно плачевно. Но, смею заметить, милостивый государь, моя, предшествующая нашей встречи, жизнь не была обычной.

– И вы можете это доказать? – оживился попутчик.

– Конечно! Подумайте сами: балы, поклонники, драгоценности, прогулки! Это все так замечательно!

– Но ведь это было для вас обычно, милая бедная сеньора! – насмешливо сказал Родриго, заставив графиню прикусить губу от своей оплошности. – И, думается, после нашей встречи вы не перемените своей жизни. Вы будете вспоминать сегодняшнюю ночь до конца жизни, и она затмит все эти ваши увеселения, потому что она – событие, и кажется, для вас неприятное.

– Вы очень мудры, дон Альбана, – заметила Кармино.

– Благодарю вас, – Родриго приподнял шляпу, – но боюсь, вы преувеличиваете, я лишь вещаю давно известные законы.

– В таком случае, вы кажетесь мудрым!

– Возможно. Главное знать, что можно, а что нельзя произносить смертному.

Графиня хотела, было, что-то сказать, но промолчала. Должно быть, потерялось слово, исчезло, исказилось, перестало быть собой или приняло форму неприличную для произношения.

– Расскажите об Испании, пожалуйста, – попросила Кармино.

– С удовольствием, – улыбнулся Родриго.

Трое путников не замечали, что ночь, что лес, что дорога безлюдна, и казалось им, что они идут по цветущей апельсиновой роще в Мадриде, что солнце ласкает их, журчит фонтан, или нет, они видели бескрайнее лазурное море, бухту, величественный галеон, расправивший свои паруса навстречу ветру, чувствовали свежесть бриза, видели сутолоку порта; а вот – пышный прием в Эскуриале, и жизнь – событие.

– Как хотела бы я увидеть это сама, побывать там, где побывали вы! – в восторге не удержалась Кармино, поднимая большие счастливые глаза к темному небу.

Родриго весело взглянул на нее и спросил:

– Вы полагаете, это невозможно?

– Да, это невозможно, – грустно ответила камеристка.

– Что же вам мешает

– У меня… у меня нет денег.

– Да, у нее нет денег, – подтвердила графиня.

– Я бы хотел с вами не согласиться, – шутливо сказал Родриго. – Никогда не знаешь, что скрывается под плащом неизвестности, какой подарок преподнесет судьба и куда выведет тебя дорога.

А дорога вывела из леса, к рассвету. Все трое остановились на перекрестке у большого камня. Родриго жестом предложил порядком уставшим дамам сесть, а сам задумчиво оглядел горизонт.

– Да, никогда не знаешь. Вот скажите, сеньора, какая, по-вашему, дорога выведет нас к людям?

– Я думаю, что правая, – самоуверенно заявила Пиро.

– А каково ваше мнение? – спросил он Кармино.

– Я бы предпочла последовать за вами, – тихо сказала камеристка, пораженная смелостью своих слов.

– Чудесно, – улыбнулся Родриго. – Теперь, я так понимаю, выбор за мной. Пойду ли я по дороге, предложенной сеньорой, или мы отпустим ее продолжать свой путь в одиночестве.

Пиро открыла от возмущения рот, но тут же закрыла его от страха, встретившись глазами с доном Родриго в утреннем свете. Никто, вероятно, никогда не узнает, что же так напугало графиню в обычных глазах кабальеро. Она бы, наверное, просто скончалась от страха на перекрестке, если бы случай не оказался счастливым.

Из леса, громыхая, выехала графская карета, на козлах сидел неверный, но счастливый брат графини Пиро.

– О, благодарение небу, вы живы! – возопил он. – Найдя перевернутую и покинутую карету, я подумал, что на вас в мое отсутствие напали разбойники. Знали бы вы, каких усилий мне стоило поставить ее на четыре колеса. Ну что же вы сидите, как неживые, забирайтесь в карету, утро, близится новый день. Ваш проклятый муж, наверняка, себе места не находит от беспокойства по моей, к сожалению, вине. Но клянусь всеми святыми, это в первый и последний раз. Если хотите, можете спустить с меня шкуру или забить палками.

Закончив свою речь на этой оптимистической ноте, юноша ловко соскочил с козел и с галантностью придворного кавалера распахнул дверцу кареты.

Графиня и Кармино со страхом взирали на невесть откуда взявшуюся карету. Пиро даже моргнула пару раз, чтобы удостовериться, что это ей не снится. Потом еще раз посмотрела на Родриго, внушившего ей такую симпатию и такой ужас, и решительно залезла в карету.

– Кармино, ко мне! – скомандовала она, расправляя юбки.

Камеристка нерешительно стояла, не в силах двинуть ни одной конечностью. Ей было невыносимо ясно, что она пропала, что если сядет в карету, то лишится не только надежды на лучшую жизнь, но и самой жизни. У нее, одинокой бесприданницы, не было выбора. Она против воли сделала шаг вперед, но тут ее остановила теплая рука дона Родриго.

– Вы же обещали идти за мной, милая, – тихо, так, чтобы слышала только она, сказал Родриго. – Вы обещали. Или ваше сердце такое же, как и у тысяч других женщин?

Кармино смело подняла на него глаза и задумалась.

– Я бы хотела уйти в монастырь, кабальеро, может быть, к концу бренной жизни я сумею замолить все ее и свои грехи, груз их жжет сердце мое, не такое, как у тысяч других женщин.

Родриго махнул рукой вознице и крикнул:

– Поезжай!

Дверца кареты сама захлопнулась, кони тронулись, и мгновение спустя золотая повозка скрылась в утреннем тумане.

Он клубился, он плыл и таял на опустевшем перекрестке, он шептался с лесом и рожью, укрывая от чужих глаз вновь ускользнувшую любовь.

3.

Маято Коо Та вышел на улицу и закурил. Если вам нет еще и семнадцати, а сердце уже грызет смертельная тоска, можете не сомневаться в причинах этой тоски. Но Маято сомневался, и небезосновательно. Вот уже второй месяц он каждый вечер выходил из дома, когда жара спадала, и знойный воздух не обжигал легкие, и глаз не мог отвести с этой ужасной халупы на холме. Как прекрасная Тин Саоса справлялась в этим "хозяйством" было Маято не понятно. Два столба, просто два столба знаменовали собой ворота, за которыми открывался вид на "дом": полуразвалившиеся каменные стены, вместо крыши – сухой хворост; во дворе очаг, огороженная слабеньким забором коза (удивительно, как терпеливое животное, еще не сбежало), несколько грядок – огород.

Это соседство было головной болью Маято Коо Та, и причине того, что участок Тин Саоса находился в центре его владений, прямо напротив дома – большого красивого белокаменного сооружения в мавританском стиле, обсаженном пальмами, с беседкой, в которой хорошо было отдыхать жаркими вечерами под шепот фонтана. Но это страшное пятно, этот кошмарный дом, эта дикая его обитательница!..

Состоятельному Маято было совершенно нетрудно выкупить земли у своих соседей, именно поэтому участок Тин оказался окружен владениями Коо Та, который полагал, что сирота Соаса так же, как и остальные, с радостью расстанется со своим жалким обиталищем, как только Маято назовет цену. Но все оказалось сложнее. Тин обладала не только чудесными нежными глазами, но и чудовищным характером. Мало того, что она не ответила на предложение Маято, но и не пустила в дом самого предлагателя. Позже разговор, конечно, состоялся, но не принес Коо Та ничего хорошего – лишь расцарапанное лицо.

Что только не делал Маято, что только не предпринимал! Все началось с торгов: уступчивая Тин безмерно повышала цену, обязуясь продать землю, до тех пор, пока Маято не плюнул и не ушел в ярости. Ночью не стало хилого забора вокруг участка Тин, и все ее посадки сжевали козы Маято. Мера угрозы не возымела действия, ведь теперь и Тин пасла свою козу на земле Маято. К тому же благородные люди и англичане, заезжавшие в поместье Коо Та, неизменно интересовались, зачем Маято выстроил на холме подобную халупу, ибо отсутствие забора производило именно такое впечатление. Ну не мог же хозяин дома ответить, что это не его сарай, а дом упрямицы Тин, и тем самым показать свою бесхарактерность. И вынужденный глупо отговариваться, Маято страшно злился.

Следующим шагом Маято предложил Тин переехать в его красивый дом на правах служанки, но и этот вариант был встречен негодованием, заикнувшись о чем-то большем, Маято получил пощечину и пинок в щекотливое место. С того дня Тин завела большого волкодава, и Маято приходилось вести переговоры через закрытую дверь.

Раз уговоры не помогают, подумал Маято, есть смысл пойти в суд. Судья долго допрашивал обе стороны, и дело было передано в управление колонии. Ответа оттуда Коо Та не дождался.

Далее, отчаявшись, Маято предложил Саоса построить ей новый дом чуть дальше, за скотным двором, на что Тин гордо ответила, что ей и так хорошо. Ночью рассвирепевший Коо Та поджег ее дом. Прекрасная обладательница заветной мечты Маято чуть не сгорела живьем, если бы ее не спас пьяный скотник. Он же организовал тушение пожара к тихой и скрытой злости соседа.

За два дня Тин установила вместо сгоревших стен частокол, на крышу навалила хворост, и продолжила обитать на своей земле.

С тех пор сердце Маято охватила смертельная тоска. Глядя на творение Тин, ему не хотелось жить. Он предпочитал закрывать ставнями окна, выходящие в сторону усадьбы Саоса, и не покидать дом до наступления темноты. Все помыслы, все думы бедняги были направлены на это невероятное строение; и не было ему покоя.

Маято затянулся и повернул голову в сторону заходящего солнца: багряное, оно будто бы насмехалось бездушно над его нелепым горем. Легкий дымок его большой сигары на мгновение затмил глаза, и Маято грустно задумался. Всегда он хотел быть сильным и могущественным, но видимо, само небо посылало ему жуткое испытание в лице прекрасной Тин, нищей упрямицы и властительницы его мстительных грез. Он еще раз взглянул на ужасное строение, погрозил кулаком и в самом подавленном настроении подался домой.

Ночью разыгралась буря, первая, предвещавшая наступление сезона дождей. Потоки воды бросались в окна прекрасного белого дома, взбудоражив его жителей, ураганный ветер хлестал пальмы, сдирая с них листву, вода лилась по земле, питая ее, иссушенную и измученную жарой.

Маято встал с кровати и подошел к окну. Сквозь щель между ставнями ему открывался чудесный вид на терзаемую ураганом халупу Саоса, сладким елеем для его сердца было это зрелище, кормя темные и мстительные чувства. Маято даже поежился от мысли, что он так жесток, настолько жесток, и наслаждается видом мучений другого существа, более слабого, но… упрямого. «Упрямство имеет цену», – так думал Маято, глядя на срываемый с крыши усадьбы Тин хворост, – «И тебе придется ее уплатить. За гордость приходится терпеть страдания. Уж я-то знаю»

Внизу послышался стук в дверь, и Маято подумал, что это Тин пришла просить спасения от разбушевавшейся стихии. Не в силах допустить того, чтобы слуги впустили его заклятого врага в дом, он, неодетый, кинулся из своей спальни, вихрем спустился с лестницы, пересек прохладный холл и вперед всех оказался у двери. Впрочем, слуги даже и не слышали этого тихого стука в дверь среди грохота и завываний бури.

Злобно осклабясь, представляя, как он откажет Саоса в крове, Маято распахнул дверь и сквозь стену дождя с трудом различил мужской силуэт, промолвивший с явным европейским акцентом:

– Простите, что потревожил вас среди ночи, но я так вымок, что не в состоянии обращать внимание на любезности. Позволите ли вы мне войти, черт побери, или оставите мокнуть?!

Маято, наконец, стряхнул с себя оцепенение неожиданности и, поклонившись, впустил путника.

Мужчина поставил на гранитный пол свой саквояж и снял шляпу, с которой стекала вода. Необычные глаза его пытливо уставились на хозяина, и в глубине их мелькнула понимающая улыбка.

Маято всегда помнил, как хозяин должен принимать гостей, не забыл он об этом и сейчас. Но прежде чем оказывать гостеприимство, нужно знать, достоин ли гость хорошего приема или он удовлетворится лежанкой на кухне.

Путник поклонился и промолвил:

– Я подданный ее величества королевы Виктории, божьей милостью королевы Англии, Ирландии, и прочего, капитан Джон Корнуэл.

Маято преобразился, он запахнул халат и с дружелюбной улыбкой ответил:

– Маято Коо Та, владелец этих земель и ваш покорный слуга. Не желаете ли обсохнуть и выпить чего-нибудь согревающего, мой господин?

– Я, безусловно, не откажусь, – ответил Джон, снимая свой напрочь промокший плащ, ловко подхваченный подбежавшим, наконец, слугой.

И вот через час хозяин и его гость сидели в гостиной перед приветливым камельком. Маято разливал (в который раз!) бутылочку французского вина, а Джон, протянув руки над огнем, задумчиво глядел на пламя.

– Огонь всегда вселял в меня уважение к Богу, – промолвил Корнуэл и взял протянутый с почтением бокал.

– Тогда, – заметил Маято, – подобное же уважение в вас должна вселять и вода.

– Воду я не просто уважаю, я испытываю к ней искреннюю любовь. Если не любить ее, господин мой, Коо Та, то она возненавидит тебя, а это чревато многими неприятностями. Вы слышите, как стихия беснуется на улице? Разве мог человек, не любящий воду, пройти под таким дождем те две мили, что прошел я после того, как чертов лев слопал мою лошадь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69250738&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.