Усадебные люди
Если вглядываться в историю любой старинной дворянской усадьбы, то перед твоим мысленным взором возникнет отнюдь не перечень дат и событий, а скорей поток сюжетов, бледно сияющее шествие манящих далеких образов
В. Гречухин
…Размышляя о веке Александра III, мы часто обращаемся к окружению Императора-Миротворца, к его друзьям и соратникам, а это окружение, конечно, было в основном дворянским. И его нравы, традиции, привычки, как и вся культура, так ярко расцветшая в XIX веке, пришли из мира русской усадебной жизни. Просвещенный русский дворянин XIX столетия – это своеобразный Усадебный Человек.
Таких людей не было в русском средневековье, нет и сейчас. Их создала и сформировала усадебная жизнь, обретшая свой исток в конце XVIII и оборвавшаяся в начале XX века. Люди, её создавшие, являли собой особый тип, неких русских европейцев, чья содержательная суть имела как бы два истока – Русь и Европу.
Мы полагаем, что наиболее органично два этих начала слились и сроднились воедино именно в век Александра III, Царя-Славянофила. И, может быть, нам стоит попытаться проследить и эти начала, и это развитие, и это слияние на примере какой-то одной достойной дворянской фамилии?
Может быть, в её истории, словно в неспешном историческом кинофильме, мы увидим все периоды созревания Усадебных Людей, начав от едва не сказочных средневековых лет? И, может быть, череда этих образов приведёт нас ко временам императора, желавшего на основе двух выше названных начал построить особую самодостаточную русскую цивилизацию?
Мы подумали о том, что ежели весь первый раздел нашей книги во многом посвящён местнокраеведческим событиям, то, очевидно, уместным будет взять для рассмотрения одну из здешних мышкинских дворянских фамилий. И мы внимательней, чем прежде, обратились к роду дворян Опочининых.
Годы начальные. Это мы с уважением сказали о XV веке, в котором Опочинины видели и знали свои начала.
Где-то там, либо немного поздней, они помнили своего родоначальника Семёна, от которого и пошла уже твёрже знаемая родовая линия. И она усматривалась именно у нас, в Ярославии, в угличском верхневолжье (Мышкинского-то уезда ещё не было…). Например, в 1665 году мы видим краткие сведения об отставном служивом человеке «из детей боярских Малюте Обрамове, сыне Опочинине». Видать, он много служил царю, потому что в тогдашних бумагах упомянуто о нём, что он «стар и увечен глазами».
Но, несмотря на свои старость и «увечность», он много счастливей своего родственника Тимофея, «сына Опочинина», который «убит на службе в 1659 году! И тот и другой – наши земляки, их владения с 1629 года находились в Кацком и Елецком станах, то есть в последующем Мышкинском уезде. Их потомки Даниил, Степан, Василий, Родион, Никифор, Алексей – все «испомещены» именно здесь, им принадлежало село Кузьмадемьянское (что в нынешнем Глотовском лесу) и в разных местах находившиеся пустоши.
«Разносортица» чиновная. В XVII и XVIII столетиях Опочининых уже много, это семейство уже обозначило свои родственные линии, и обозначилось множеством служб, должностей, званий. Каких только должностей и чинов ни имели тогда Опочинины… Но все начинали с самых скромных и низших и все они – военные люди.
Сурово начиналась у них служба военная. Вот Родион Опочинин – это просто «драгун», Василий – «солдат», такое же рядовое состояние, только в пехоте. Однако, пехота эта гвардейская, славный в будущем Семёновский полк. Фёдор – это капрал. А Тихон – это некий «ундер цейхвартер» (Господи, что за чин?). А Алексей – вовсе «артиллерии ученик», куда уж скромнее… Но впереди у них нелегкое, но уверенное продвижение по службе. Никифор становится капитаном. Василий, сполна испытав суровости войны и даже побывав в шведском плену, становится майором. Пётр Опочинин – это тоже секунд-майор…
И в эти годы Опочинины уверенно повышают своё служебное положение. Даниил получает чин стольника, Степан уже служит воеводой в Переславле-Залесском. Александр служил с 1732-го по 1770 год и добрался до высокого чина генерал-поручика. Служил он с шестнадцати лет, из родного дома ушёл рано, а возвратился очень поздно. А этот самый его родной дом – это мышкинская усадьба Нечаевское!
Столь же успешен Алексей Опочинин, «генерал от инфантерии», и он занимал важные военно-административные должности. Серьёзно возвышается значимость рода. И об «ундер цейхвартерах» можно было лишь с улыбкой вспоминать!
А лучше и вовсе не вспоминать, ведь по всем статьям Опочинины уже твёрдо вышли на, казалось бы, надёжную дорогу к доброму преуспеянию. Они уже хорошо известны, заслуженны и не бедны. И следует заметить, что среди их тогдашних владений неизменно значится усадьба Шишкино, полученная ещё в 1680 году воеводой Степаном. То есть у Опочининых давно есть свой родовой очаг, неизменно сохраняемый от поколения к поколению.
Но стоит ли думать, что с этих пор судьба фамилии была сплошь благодатна и её дорога к высшим кругам русской знати была идеально ровной и лёгкой? Увы, нет.
Бури житейские. Весьма известный в недавнее время писатель В. Пикуль однажды обмолвился, что мир русского дворянства генеалогически был так сложен и запутан, что едва ли не все его старые фамилии оказывались между собой в той или иной степени родства, в ближней ли – в дальней ли, а то и в едва угадываемой в туманах веков. Но состояли в родстве!
Вот так и Опочинины, чей род страсть как разросся и распространился не только в наших местах, а даже и по всей Ярославии, да и по некоторым иным губерниям России. Однако основное «ядро» людей этой фамилии обреталось в наших краях, в Мышкинском уезде.
Татьяна Анатольевна Третьякова в своей книге «Венок Опочинину», касаясь дворянских некрополей села Потапово и погоста Каменка, перечисляет чуть не два десятка носителей этой фамилии. Кого только нет в этом печальном списке, какие только родственные связи ни обнаруживаются, какие только жизненные перипетии ни приоткрываются.
Перед мысленным взором читателя проходят генералы и подпоручики, тайные советники и коллежские асессоры, «мечтательные барышни и гордые юнцы» и среди них (этих «юнцов»!) даже такая удивительная фигура как …самозванец, имперских якобы кровей! Да, подпоручик Ипполит Александрович Опочинин, выдававший себя за сына императрицы Елизаветы Петровны!
Бури житейские XVIII столетия, с их дворцовыми переворотами, попытками ниспровержения властей, заговорами или же дерзкими вольными разговорами так взбудоражили дворянство, что порой даже и самые фантастические домыслы могли приниматься за правду, а самые безосновательные заявления – смелую надежду на прекрасный успех. Вот и юный Ипполит Опочинин каким-то образом уверился в том, что он вовсе не кровный потомок генерала Александра Васильевича Опочинина, а не кто иной, как сын… императрицы Елизаветы Петровны и английского короля! И дерзко говаривал своим знакомцам, что «может статься, что и я буду императором».
Искателю престола «было семнадцать годиков», пребывал он в скромном чине подпоручика, а своими сумасбродными соображениями поделился со знакомыми и провинциальными родственниками в округе города Устюжна Железнопольская. Дорого же обошлись им все эти несусветные фантазии. Самого «принца» сослали в Сибирь, в рядовую службу… И это было отнюдь не самым тяжким наказанием, ведь его главный собеседник, отставной корнет Батюшков навсегда «загремел» в кандалах в каторжные работы. В невероятно суровое место, в заполярную Мангазею!
Крутым был XVIII век и на фантазии и на наказания за них. И глупых слов он не прощал. Но «потомок императрицы Елизаветы и английского короля» отломав в Сибири то ли семь, то ли даже десять лет немилосердной службы, вернулся-таки в родные мышкинские места. По горячим просьбам его отца, заслуженного генерала, «принцу» было велено безмерно доживать в здешнем сельце Нефёдково, где на относительной воле он прожил всего один годочек и упокоился на погосте Каменка. Не прошли даром годы тяжкой Сибири.
Ох, суровы дни XVIII столетия и несравнимы с дворянским золотым XIX веком.
Среда аристократическая. Да, именно в ней светятся лучшие дни рода Опочининых. Они начались с Фёдора Петровича, адъютанта и друга великого князя Константина Павловича. Его карьера отмечена чином тайного советника, должностью обер-гофмейстера высочайшего Двора, он являлся членом Государственного Совета и его список наград способен вызвать большое почтение к их обладателю.
А Константин Фёдорович – это флигель-адъютант императора, непременный участник придворной жизни высшего общества, близкий друг М. Ю. Лермонтова. Российские литературоведы высказывали мнение, что именно он во многом и являлся прототипом образа Печорина в знаменитом произведении «Герой нашего времени». Он немногим менее отца был украшен значительными орденами: Святой Анны 3 степени, святого Владимира IV степени, имел дармштадтский орден Святого Людовика, польский орден «Виртути Милитари».
Его супруга Вера Ивановна – это дочь заслуженного генерал-лейтенанта Ивана Николаевича Скобелева, видного администратора и довольно известного литератора.
Мы много рассказывали о его сыне, нашем Фёдоре Константиновиче Опочинине и его столичных связях, которые ярки и интересны. Но для лучшего пояснения участия Опочининых в аристократической среде Российской империи, должно быть, нужно упоминание о судьбе одной из его сестёр, Дарьи Константиновны.
Фрейлина императрицы Марии Александровы и близкая подруга великой княгини Марии Николаевны, она пользовалась большой доверительностью и любовью этой особы императорского рода; была пожалована титулом графини Богарне. Такое пожалование являлось очень высоким и даже вызвало некоторый международный царственный резонанс, на это пожалование откликнулись королева Швеции и императрица Бразилии. Т. А. Третьякова в своей книге «Венок Опочинину» опубликовала часть переписки великой княгини, касающейся этого вопроса и её дружбы с Долли (Дарьей Опочининой).
Письмо к Долли было отправлено в 1869 году из Рима, оно замечательно уже большой теплотой отношения к подруге. Стоит здесь привести часть этого глубоко дружеского послания: «Милая душка, многолюбимая Доля, вчера Владимир передал мне твоё сердечнее письмо, которое согрело мне сердце и за которое очень искренне благодарю. Мне так грустно и пусто после твоего отъезда, мы так сошлись в это короткое время, что свыклась тебя видеть… слышать и с тобой говорить. И я промечтала не менее твоего о наших разговорах…» (Письмо семейное, в нём много сказано об улучшении поведения её сына, герцога Евгения), внука императора Николая I.
Семейные моменты письма вполне понятны, ведь дружба Дарьи Константиновны с великой княгиней привела к ещё одному возвышению рода Опочининых – Долли вышла замуж за человека, занимавшего весьма высокое место в императорской семье. За Его Императорское Высочество Евгения Максимилиановича князя Романовского герцога Лейхтенбергского, то есть за сына великой княгини. Вот так Опочинины вошли в родство с русским императорским домом.
Как в высшем свете был принят этот брак? А весьма неоднозначно. Сам великий князь Александр Александрович (будущий император Александр III) его совершенно не одобрил. Зная крайнюю несерьёзность герцога Евгения, он не ожидал от его супружества ничего хорошего и не верил в благотворность таких семейных уз. Известно его письмо по этому поводу, в котором он без обиняков говорит: «…Могу Вам передать самую новую новость о свадьбе Евгения Максимилиановича с Опочининой, которая была у нас фрейлиной. Каково, как Вам нравится это? Просто комедия, да ещё преглупейшая».
Но, кажется, Александр Александрович в этом случае ошибся. Женитьба на немалое время остепенила герцога, который дотоле имел плохую репутацию буяна и гуляки, много «шатавшегося» по заграницам и проказившего в Париже. Его мать, великая княгиня Мария Николаевна, имевшая четырёх сыновей, за Евгения особенно переживала. И её письма говорят, что брак с Долли Опочининой её утешил, сын стал вести себя благопристойно. В молодой семье появилась дочка, которую все ласково звали «Долинька»…
А в высшем свете блистательный брак Опочининой у некоторых людей вызвал и откровенную зависть. Так её родственница О. Н. Скобелева откровенно заявляла, что брак её племянницы Долли с Евгением «ей просто невыносим». Она всерьёз рассердилась на обеих племянниц и за глаза, не стесняясь, называла их «противные опочалки».
Ho, впрочем, причина таких неудовольствий вскоре прояснилась. Когда тяжёлая болезнь унесла в могилу графиню Богарне, то её тётушка О. Н. Скобелева приложила все усилия для того, чтобы сблизить овдовевшего герцога со своей дочерью Зинаидой. И преуспела в этих усилиях, герцог своим вторым браком сочетался с Зинаидой.
Но на этот раз в браке любви и согласия не случилось, и Евгений снова загулял и повёл жизнь вполне несерьёзную. Впрочем, это уже не касалось Опочининых, а милая их сердцу «Долинька» (Дарья Евгеньевна) оба своих брака имела с людьми высокого светского положения. Её первый супруг – это князь Лев Михайлович Кочубей, а второй – барон Гревениц, сенатор, директор общей канцелярии министерства финансов, и, кажется, отсюда мы уже можем перейти к портретам подлинных «усадебных людей» Опочининского рода.
Мы полагаем, что среди Опочининых первого такого человека нам следует усмотреть ещё во второй половине XVIII века. И это будет уже явная и несомненная личность мира усадебного – книжного, мечтательного, философического… Мира во многом идеалистического и трудно примиряющегося с реальной российской действительностью. Без сомнения, личность незаурядная, яркая и даже трогательная. Нам пора назвать этого редкостного героя тех дней.
Иван Михайлович Опочинин. Молодой, для своего времени весьма просвещённый помещик жил уединённо, в своей ярославской усадьбе, посвящая свои дни книгам и философическим размышлениям. Большая усадебная библиотека стала его лучшим миром общения, за пределами которого он не находил равного ей разумного и культурного общения. Это добровольное одиночество всё больше уводило его в «страну» идеалистических мечтаний, которая была так несхожа с повседневным бытом соседей-помещиков.
Иван Михайлович всё более отчуждался от их простого и невысокого бытия и всё глубже уходил в печальное философствование о незначительности и неценности современной ему русской жизни. Она становилась для него лишённой надежд на светлое и благородное общение, на возвышенные мысли и деяния. И всю современную ему российскую повседневность он оценивал столь же низко, как совсем не способную благородному человеку дать смысл его существования.
Молодой уездный философ до полной безнадёжности разочаровался в русской реальности и пришёл к полному отрицанию возможности жизни, достойной мыслящего и душевно чувственного человека. А коли так, то для чего же такому человеку эта, с позволения сказать, жизнь? Он совсем не дорожит ею, она для него неценна, более того – тягостна и нелюбезна? Эти прощальные, трагически безнадёжные мысли он доверил своему последнему философическому писанию, предсмертному письму.
В этом письме он отказывает современной ему жизни во всякой благородной значимости и едва не приходит к отрицанию её божественной изначальности. (Не случайно это письмо профессор Е. А. Ермолин назвал «манифестом выношенного философского атеизма»…) Опочинин совершенно отрицает для себя возможность соглашения или хотя бы примирений с такой реальностью. Более того, не желает своего собственного существования в ней, не допускает его продолжения. Единственный предмет, расставание с которым его сокрушает – это усадебная библиотека. Он восклицает: «Друзья мои, книги, на кого я вас оставлю?! Я не вижу людей, которые могли бы понять и оценить вас…»
Этот усадебный затворник, книжник и философ, покончил свою молодую жизнь 7 января 1793 года, не найдя пути из мира книжного в мир житейский. Но… Но чётко обозначив путь многих последующих Опочининых. Тоже книголюбов, тоже мыслителей. Но уже видевших реалистическое применение своих идей и прилагавших старания претворить их в земные добрые дела.
Фёдор Константинович Опочинин. Должно быть, этот замечательный провинциальный просветитель, которого мышкинские земцы с глубоким чувством называли «своим вождём», в роду Опочининых являлся самым ярким воплощением «усадебного человека», обретшего лучшие гражданские чувства и предпринимавшего активные гражданские действия. Мы много раз обращались к рассмотрению его жизненных трудов, а потому сейчас будем краткими и лишь обозначим основные вехи этой весьма примечательной жизни.
…Начиналась она в 1846 году, в семье флигель-адъютанта императора Николая I Константина Федоровича Опочинина и его супруги Веры Ивановны (урождённой Скобелевой). Раннее детство Фёдора прошло в родовой усадьбе Шишкино Мышкинского уезда, а затем следовали учёба в петербургской Ларинской гимназии и Петербургском университете. Не закончив университет, Фёдор Константинович поступает на государственную службу, которую несёт «с усердием и ревностностью» (это отмечают служебные характеристики) и одновременно обращается к общественной гражданской деятельности. Он быстро достигает чина статского советника и звания камер-юнкера Двора его Величества, но всё более интересуется не государственной службой, а общественными и гражданскими делами. С 1870 года он – член Императорского Географического Общества, а с 1674 года – член Императорского Русского Археологического Общества.
В работе этих обществ он принимал активное участие, а в Русском Археологическом Обществе являлся секретарём отделения славяно-русской археологии и принимал практическое участие в её трудах весь мышкинский период своей жизни, который пришёлся на 70-е годы XIX столетия. Особенно яркой стала их вторая половина, когда, возглавив Мышкинское земство, Фёдор Константинович развил широкую деятельность по созданию в уезде сети начальных школ и по открытию первых библиотек. Представление о размахе его работы можно получить из того факта, что к завершению земных трудов Фёдора Константиновича в уезде уже действовали 18 школ и земских училищ. А самую первую школу он открыл на свои средства в своей усадьбе Шишкино ещё в 1870 году. А первой библиотекой, созданной им в Мышкинском уезде, была наша нынешняя районная Опочининская библиотека, ставшая первой в губернии общедоступной научной библиотекой.
Председатель Мирового съезда Мышкинского земства и одновременно предводитель дворянства нашего уезда давал местному обществу прекрасный пример гражданской активности, деятельного участия во всех уездных попечительских обществах и во всех гражданских начинаниях. И его участие в таких трудах не ограничивалось пределами уезда, он также много содействовал и угличским земцам. А возвращался он из Петербурга или из Мышкина в дорогое сердцу гнездо предков и место душевного отдохновения и творческих трудов, в усадьбу Шишкино. Его кабинет сохранял большой архив, включавший богатое собрание писем и иных автографов известных русских деятелей, дневники старших Опочининых, дорожные журналы их путешествий (в том числе и заграничных). Очень многие материалы были связаны с жизнью и службой Константина Фёдоровича Опочинина. И всё это соседствовало со множеством семейных снимков, рисунков, альбомов. Федор Константинович много занимался систематизацией всех этих материалов и начал публикацию документов из своего собрания редких бумаг, делая это и в журнале «Русская старина» и совместно с этим изданием выпуская отдельные сборники редких документальных материалов. Всего он собирался опубликовать до 300 документов. Вот таковы были многообразные труды нового «усадебного человека», Фёдора Константиновича Опочинина, интересы которого красиво и уверенно вышли далеко за пределы усадебного «земного рая» и приняли деятельный гражданский характер. Не случайно в его шишкинском рабочем кабинете стену украшал большой плакат-призыв – «Сейте разумное, доброе, вечное!»
Опочинины, Опочинины… Их род к концу XIX века был очень многочисленным и разветвленным. Следы пребывания их и их родственников без труда, и во множестве, можно найти в Петербурге, есть они на Кавказе, в Вятке и других местах… А в российской литературе Опочинины тоже оставили заметный след, к их судьбам обращались такие значительные авторы как Ольга Форш и Булат Окуджава…
Столичные связи Опочининых весьма широки и разнообразны. (Так мы уже упоминали о шестерых братьях «Петровичах» и их сестре Надежде, живших в большой дружбе с композитором М. Д. Мусоргским), к этому следует добавить и близость с композитором Даргомыжским и со всеми участниками музыкального Балакиревского кружка. Нам уместно снова вспомнить слова музыковеда К. А. Орловой: «У Опочининых по субботам собирался весь музыкальный и литературный цвет Петербурга. Бывали также и известные художники, но музыка в кружке Опочининых занимала, пожалуй, самое большое место».
Даже если заниматься темой только музыкальных связей Опочининых, то можно встретить самые неожиданные, но замечательные свидетельства их близости к лучшим создателям российских музыкальных произведений. Так музыковед Т. Л. Болычева, изучая жизнь и творчество А. Г. Рубинштейна, встретила среди его кавказских друзей одного из Опочининых. Это Алексей Петрович, человек отнюдь не чуждый музыкальной культуре; поэт, много печатавшийся в кавказских (особенно грузинских) изданиях.
Опочининых было много, и их занятия и круг общения весьма достойны внимания. Однако, к сожалению, архивные материалы этого рода весьма рассеяны по стране. Отдельные комплексы материалов есть в Петербурге, Москве, Ярославле, Рыбинске, Угличе, а немалая часть, кажется, совершенно потеряна или даже полностью утрачена. Ближайшим примером может послужить судьба большего собрания опочининских материалов, хранившихся в Рыбинском архиве. Среди них особенно значимыми были дневники и документы К. Ф. Опочинина. В 1921 году вся эта группа материалов ещё сохранялась в Рыбинском архиве и даже имела своё хорошее архивное описание. Кто бы сказал, где они все сейчас?
Однако возвратимся к нашей главной линии собеседования, к теме Усадебных Людей. И назовём среди Опочининых ещё одного Усадебного Человека.
Евгений Николаевич Опочинин. Следы деятельности Опочининых порой встречаются совершенно неожиданно. Например, это Опочининский сквер в Петербурге; это посвящение одного из прекрасных произведений Мусоргского Н. П. Опочининой; например, это либретто для музыки Рубинштейна, написанное А. П. Опочининым. Вот столь же неожиданно в самых разных случаях можно встретить следы разнообразных занятий Евгения Николаевича. И неудивительно, ведь этот, по-своему весьма яркий, «усадебный человек» жил в мире широчайших увлечений, он в равной мере известен русскому культурному обществу как писатель, журналист, археограф, фольклорист, театровед, историк, коллекционер. (Всё это в одном лице, потому следы его земных занятий и увлечений страсть как многочисленны.) Но начнём сначала.
Евгений Николаевич родился в 1858 году в усадьбе рыбинской ветви рода Опочининых и принадлежал к его одиннадцатому колену. Его отец много занимался любительскими поэтическими трудами, он постарался дать сыну достойное гуманитарное образование. И тот получил его, окончив Киевский университет. И в те же годы он приобрёл уже неплохую журналистскую практику.
А с 1879 года Евгений Николаевич жил в Петербурге, где свёл знакомство с президентом Общества любителей древней письменности П. П. Вяземским. Павлу Петровичу понравился разумный и энергичный выпускник университета, и он принял его на службу в своё Общество. Служба эта оказалась весьма интересна в научном плане и очень содержательна – он стал хранителем библиотеки Общества – музея древностей. Служба не только обогатила Опочинина обширными знаниями, но и сблизила с целым рядом знатоков и ревнителей русской старины, в числе которых был граф С. Д. Шереметев. Евгений Николаевич стал своим человеком в литературных салонах А. П. Милюкова и Я. П. Полонского. Он и сам уже много и успешно писал, особенно о людях и нравах русской провинции.
Широкое общение с литературной и театральной общественностью столицы, большая переписка с выдающимися писателями, историками и театральными деятелями позволили Опочинину впоследствии создать весьма ценные мемуары, в которых ярко отразились встречи с Ф. М. Достоевским, А. Н. Майковым, В. В. Крестевским, Д. В. Григоровичем и другими знаменитыми современными ему литераторами.
В этих кругах сам он был уже известен как писатель, немало знающий русскую Провинцию, а особенно мир русской провинциальной усадьбы и был столь же авторитетен как знающий археограф. (Очевидно, именно поэтому ему и было поручено разобрать и систематизировать архивы графа С. Д. Шереметева и С. А. Соболевского, друга А. С. Пушкина.) Русское культурное общество отдавало ему должное также как знающему театроведу и журналисту с быстрым и лёгким пером. (Евгений Николаевич долгое время исполнял обязанности редактора внутреннего отдела газеты «Правительственный вестник».)
Как мы уже говорили, круг увлечений и занятий Опочинина был весьма обширным. Так, кроме ОЛДП, он состоял ещё в Русском литературном обществе и в Русском Обществе поощрения художников.
Вот именно здесь открывается ещё одна сфера особенно активных занятий этого человека – сфера собирательства и коллекционирования. И в этих трудах Е. Н. Опочинин не менее успешен, нежели в литературной работе. (Хотя его литературное наследие очень велико, и в нём немало весьма удачных, умело и крепко прописанных картин ярославского провинциального бытия.) Но собирательство…
Но собирательство стало едва ли не главным содержанием и главной целью неутолимых странствий по Ярославской губернии, особенно по её северным уездам, включая и наш Мышкинский. Если его литературное наследство насчитывает более тридцати книг и целую «вселенную» газетных и журнальных публикаций, то встреченные (и частично приобретённые им) русские древности могли бы исчисляться никак не менее, чем сотнями экземпляров.
Изо всех Опочининых это самый плодовитый писатель и самый азартный искатель вещественной старины – книг, икон, рукописей и всего, что несёт яркий и впечатляющий отпечаток старины. Правда, его собирательство, по мнению ряда исследователей, имело в не малой степени и негативный характер, имевший целью последующую перепродажу найденного.
Мы не можем судить, насколько это справедливо, но вслед за внимательным рыбинским искусствоведом С. Н. Овсянниковым и авторитетным ярославским деятелем культуры И. А. Тихомировым можем лишь повторить, что Опочинин «прошелся по Рыбинскому и соседним уездам в своём роде археологическим Мамаем, забирая всё, что попадалось на глаза», а потом «продавая кому придётся».
Возможно, в этом суждении есть и немалая доля истины, ведь домашняя коллекция вещей, имеющих историческую или культурную ценность, поступившая в Рыбинский музей из опочининской усадьбы Максимовское, вовсе не слишком богата. Кажется, она составляла не более 30 предметов, из которых, на сей день, сохранны лишь десять.
Можем заметить, что очень слабая доля сохранности в целом оказалась весьма характерна для собраний Рыбинского музея. Так хорошо известно, что 7 марта 1926 года из Мышкинского музея в музей Рыбинска были переданы 18 «портретов и картин разных», 22 «гравюры и картины разные», 23 предмета бытовых и скульптуры (в том числе скульптур имелось семь). На сегодняшней день обнаружены лишь 18 живописных произведений, три графических листа и… ни одной скульптуры!
Всё словно испарилось чудесным образом… Но ещё более страшной и жестокой была судьба нашей Опочининской библиотеки, тоже вывезенной в Рыбинск. Она почти целиком погибла в сыром неотапливаемом каменном сарае во дворе центральной библиотеки имени Энгельса. Со всеми своими многочисленными редкостными изданиями. Увы, это мы видели своими собственными глазами… Видели мы и остатки этого уникального книжного собрания, перевезенные в Ярославль. К сожалению, это была лишь малая часть того, что погибало в Рыбинске и, к тому же, далеко не лучшая часть.
Но возвратимся к нашему «усадебному человеку» – писателю, журналисту, археографу, фольклористу, театроведу, историку и коллекционеру Е. Н. Опочинину. Он не только уцелел в бурях революции, но до конца своей жизни (до 1928 года) являлся членом Всероссийского Союза писателей и Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ). Последней значительной публикацией Евгения Николаевича были «Русские народные сказки. По новым записям», вышедшие в Москве ещё в 1913 году. И в РГАЛИ есть фонд его материалов. Очевидно, на склоне жизни его поддерживала дочь, тоже писательница, много печатавшаяся с 1923-го по 1929 год. Кстати, и для неё рыбинская усадьба Максимовское тоже была родной, там прошло её детство…
…А с Мышкином Евгений Николаевич Опочинин был связан много и разнообразно. И через наших Опочининых, и Тучковых, и через С. Д. Шереметева, и через хорошо известных ему здешних старинных дворян Скрыпицыных. Отразился Мышкин и в его произведениях, и особенно им проникнут рассказ «В городке». Но ещё ярче мышкинский сюжет прозвучал в его большом литературном обозрении: «Русские коллекционеры и уцелевшие остатки старины (Из наблюдений и воспоминаний)». Там очень трогательно и жизненно явственно ожил образ старинного коллекционера, мышкинского дворянина Валериана Михайловича Скрыпицына. Этот забавный и по-старомодному привлекательный человек словно ожил под «лёгким пером Е. Н. Опочинина.
…Вот таким был ещё один здешний «усадебный человек», ещё один из большого и долговечного рода дворян Опочининых. Этот человек прожил интересную жизнь, немалая часть которой была современна веку императора-славянофила Александра III. Отвечал ли этот человек своими жизненными занятиями идеям и принципам эпохи этого подлинно русского царя?
Мы полагаем, что он не обладал высокими гражданскими устремлениями, свойственными его родственнику Фёдору Константиновичу, но в целом разделял большой и живой интерес к чисто русской культуре и нашей русской истории и, сколько мог и умел, активно участвовал в их изучении и популяризации. Во всяком случае, этот Опочинин тоже был одним из людей усадебного мира, который достоин сочувственной памяти о себе и который соответствовал русской национальной политике Царя-Хозяина.
В числе учредителей
…В краеведческих исканиях случается так, что сведения о каких-либо интересных делах давних наших земляков встречаешь вполне неожиданно. И даже там, где их, казалось бы, и ждать не с чего. Но «тотальность» краеведческого поиска, его характер сплошного «прочёсывания» старинных публикаций порой дарит такие интересные и приятные встречи.
Нас, мышкинских краеведов, издавна привлекали воспоминания земляков о посещении нашего края Александром Александровичем Романовым, будущим императором Александром III. Тема увлекала, вела по старинным документам и публикациям и приводила к материалам о многих трудах и начинаниях Императора – Славянофила. Одним из таких начинаний является создание знаменитого Русского музея.
С молодых лет будущий царь собирал работы русских мастеров живописи, мысля о том, что его собрание станет основой будущего музея русского художественного искусства. Так это и случилось.
В 1895 году этот музей был учрежден как художественный и культурно-исторический и заслуженно получил имя своего зачинателя, громкое и славное имя русского императора Александра III. Его разместили и открыли в Михайловском дворце, построенном Карло Росси в 1819–1825 годах. Открытие состоялось в 1898 году. Александровскую основу коллекций пополнили произведения, поступившие из Эрмитажа и ряда императорских дворцов. Собрание пополнялось до самого 1917 года путем как приобретений, так и пожертвований.
После революции собрание произведений этого музея значительно увеличилось за счет национализации художественных ценностей, ранее принадлежавших императорской фамилии, церкви или частным коллекционерам. И в 1917 году собрание этого музея уже насчитывало семь тысяч единиц хранения. А к настоящему времени это число возрастало до 316 тысяч.
Сегодня в музее представлены многие выдающиеся памятники иконописи, произведения Андрея Рублева, Симона Ушакова и других древних художников. И, конечно, здесь широко представлены работы Р. С. Рокотова, Д. Г. Левицкого, О. А. Кипренского, C. Ф. Щедрина, А. Г. Венецианова, К. П. Брюллова, И. Н. Крамского, Н. И. Шишкина, Е. И. Репина и многих других русских мастеров кисти.
Великолепное здание Русского музея на площади Искусств в Петербурге ежегодно посещают десятки тысяч людей. Любуясь произведениями искусств, выставленных в залах музея, зритель и не задумывается о тех, кто стоял у начал этого великолепного собрания. Слава Богу, что теперь и в самом учреждении и в печати уже не молчат о том, что самым первым собирателем начального собрания замечательных произведений был император Александр III. Но рядом с ним мысль о создании музея национального искусства несли и сохраняли и многие его современники и сподвижники. И если поинтересоваться именами инициаторов решительных шагов к созданию музея, то возможны неожиданные и интересные открытия. И одно из них напрямую касается нас, мышкинцев. Скажем о нём.
Мышкинцам, конечно, хорошо известна такая замечательная личность, как Федор Константинович Опочинин. Нам он особенно близок и дорог как основатель нашей Опочининской библиотеки. Наши краеведы знают и о том, что он был собирателем редких книг, документов, автографов замечательных людей. Знают, что он был и популяризатором знаний о русской истории и активно сотрудничал в журнале историка Семевского «Русская старина». Большой и достойной научно-популяризаторской заслугой К. Ф. Опочинина было издание сборников писем замечательных русских людей. Эти сборники он издавал в содружестве с журналом «Русская старина».
Мышкинские краеведы немало обращались к вопросам деятельности нашего славного земского просветителя Ф. К. Опочинина, отмечая многообразие его столичных творческих связей и отношений. Например, важной находкой из темы таких связей явились сведения о его дружеских отношениях с художником-популяризатором древнерусского искусства Ф. Г. Солнцевым.
И в целом тема столичных связей и отношений Опочинина весьма широка и сейчас ещё изучена вполне недостаточно. И обращения к ней дарят интересные находки, одна из них пришлась на долю председателя «Мышкинского землячества» Г. И. Махаева. Он выяснил, что одним из инициаторов учреждения музея Александра III был ни кто иной, как наш Федор Константинович Опочинин.
А происходило это ещё в 1870 году. Петербургское собрание художников учреждает комиссию для составления проекта «Русского музея», тогда ожидавшего открытия в Соляном городке в Санкт-Петербурге, недалеко от Летнего сада на Набережной Фонтанки.
В состав комиссии вошли архитектор Виктор Александрович Гартман, Василий Александрович Прохоров, Гендрих Богданович Пранг, Павел Алексеевич Черкасов, Валентин Иванович Беккер, Федор Константинович Опочинин, Михаил Иванович Семеновский. Как видим, в этом ответственном коллективе вместе оказались друзья, соратники М. И. Семеновский и Ф. К. Опочинин.
Комитет под председательством князя А. Б. Лобанова-Ростовского провел большую работу по подготовке проекта. Были составлены чертежи, сметы. Подсчитаны средства для устройства музея. Проект был даже одобрен Государем Императором и …отложен. По причине бюджетных трудностей его надолго отложили. На целых двадцать пять лет. Музей был, в конце концов, открыт. Только, к сожалению, Федор Константинович этого уже не увидал. К тем дням его тело давно уже будет покоиться в родной мышкинской земле.
…В годы создания музея в его основу легла большая коллекция произведений, собранных Александром III, большим ценителем русской живописи, коллекционером и меценатом. Своё личное собрание картин он создавал именно с целью основания музея русского национального искусства, которое горячо и глубоко любил.
А участие Ф. К. Опочинина в комиссии по учреждению музея совершенно закономерно: Федор Константинович являлся знатоком русского искусства, известным собирателем материалов о русском прошлом, активным членом русских научных обществ и, как мы об этом рассказывали, одним из друзей детства Александра III.
«Нам не дано предугадать…»
Задумчиво мудрая Тютчевская фраза о неведомости отзвука сегодняшних свершений во днях будущих, должно быть, обладает вечной истинностью. И в наши дни, обращаясь к далёкому былому, порой неожиданно встречаешь его живой отзвук совсем рядом, уже в твоё собственное время и в твоём родном крае. Никем не предугаданный, но несомненный!
…Выше мы уже говорили, что руководитель мышкинского просветительского кружка Федор Константинович Опочинин – это спутник детских лет Александра III и близкий друг и соратник его современника историка Семевского. Нам доводилось рассказывать о том, что в доме Семеновских Фёдор Константинович свёл близкое знакомство и установил тесное сотрудничество со многими достойными людьми того времени (в том числе со знаменитым художником-археологом Федором Григорьевичем Солнцевым). Очаг творческого исследовательского общения, создавшийся у Семеновских, породил немало содержательных и интересных дел. Одним из них стало совместное издание Ф. К. Опочинина и журнала «Русская старина» сборников писем местных русских людей. А другим благим начинанием явилась кампания по сбору средств на обновление надгробного памятника князю Артемию Волынскому.
Русские читатели, интересующиеся историей Отечества, помнят, что Артемий Волынский – это один из «птенцов гнезда Петрова», сподвижник великого императора, а впоследствии кабинет-министр императрицы Анны I.
Князь Артемий трагически закончил свою жизнь. Погубленный интригами временщика Бирона, он мученически погиб вместе со своими друзьями и единомышленниками. И их могилы в Петербурге у Самсониевской церкви вскоре были почти забыты, а надгробие горестно постарело и изветшало. Вот круг друзей Семеновского и стал хлопотать о возобновлении надгробного памятника несчастным сторонникам национальных начал в русской государственной жизни. Ими была объявлена подписка, и начался по всей России сбор средств.
Самый крупный единовременный взнос (тысяча рублей) поступил из мышкинской усадьбы Артемьева, принадлежащей древнему роду дворян Селифонтовых. И это не было случайностью. Ведь в нашем уезде издавна были владения князей Волынских, и последний представитель мужской линии этого рода являлся мышкинским помещиком и жил в мышкинской усадьбе. А его дочка вышла замуж за героя наполеоновских войн генерала М. П. Селифонтова! Так что в их лице породнились два славных рода, и потом не раз высказывалось желание объединить и фамилии, чтобы сохранить живую память об угасших князьях Волынских.
Селифонтовы – род с глубокой историей, идущей от виднейших новгородских бояр, вожаков республиканской самодостаточности «господина Великого Новгорода». Его прошлое сурово-трагично, но потомками сберегаемо и памятуемо. И Селифонтовы всегда считали себя относящимися к древнейшим и достаточно аристократичным русским фамилиям. И эта аристократичность с годами даже прибывала. Так, потомки последней Волынской династии соединили судьбу своих детей с рядом известных семей. Так Наталья Сергеевна Селифонтова стала женой князя Арчила Чавчавадзе, который и был затем хозяином Артемьева.
Род князей Чавчавадзе не нуждается в пространных «рекомендациях», он чрезвычайно древен и насчитывает немало знаменитостей.
Большинство их значительную часть своей жизни провели в российской Грузии, а вот князю Арчилу случилось пожить в нашем Артемьеве. Здесь он завёл конский завод и занимался разведением породистых лошадей.
