Общество, возникшее в 1895 году, когда уже закончилось царствование Александра III, видело в нём некий идеал в созидательской и миротворческой деятельности, столь необходимой России. Оно полагало, что таковой характер правления, как это было при Александре III, мог удержать страну от социальных потрясений и мог укрепить в народе веру в истинно русские национальные идеалы.
Было ли Общество единым в таких оценках? Нет, в нём имелось и крыло, склонное к парламентаризму, но все они сходились ко мнению, что любые существенные политические перемены в стране должны достигаться лишь мирными способами. И век Александра III весьма привлекал их исследовательское внимание как продемонстрировавший уверенное хозяйственное развитие страны, достигнутое без социальных потрясений.
…А в третьем Обществе, генеалогическом, С. Д. Шереметев был вице-председателем. Оно тоже издавало свои «известия», но его работа была менее яркой и активной, несмотря на то, что сам Шереметев трудился очень старательно. Может быть, малая успешность этого общества имела одной из важных причин равнодушие к нему императора Николая II, но царская незаинтересованность не охлаждала стараний Сергея Дмитриевича Шереметева, и, со своей стороны, он и в этом Обществе сделал немало полезного.
Вот таким научно-патриотическим делам С. Д. Шереметев посвятил значительную часть своей жизни. Он горячо любил Россию и был вспыльчив и нетерпим к любому проявлению неуважения к русскому историческому прошлому.
Современный исследователь Мещенина сказала о нём вот как: «Не будь таких людей, бесконечно преданных России и её истории, способных понимать проблемы науки в целом и при этом входить в её частности, умевших привлечь к работе лучших ученых и добиться разрешения работать в закрытых архивах Императорского Двора, сегодня мы были бы лишены многих исторических источников и написанных на их основе сочинений, но и достойного примера служения своему Отечеству, славу которого они видели в его многовековой истории и культуре».
Главной целью всех трудов Шереметева была забота о распространении русского исторического просвещения и сохранении русской национальной культуры; этой цели Шереметев был верен до своих последних дней, в революцию он и его друзья вели всю работу Общества за свой счет.
Вот о таком человеке напоминает нам старинное название улицы Графская. После революции её переименовали в Заводскую, а потом Большая Волга почти уничтожила её. Но осталась старинная земляческая память. Она широка и разнообразна. И мы находим не лишним ещё раз кратко отметить её основные вехи.
1. Граф Сергей Дмитриевич Шереметев – последний владетель Юхотщины, которая исстари экономически была тесно связана с Мышкином.
2. В Заволжье он построил Графскую узкоколейную железную дорогу, идущую из-за реки Молокши до приволжского села Угольники.
3. Все грузы для строительства Графской дороги шли через Мышкинский уезд, в частности, через станцию Волга.
4. В строительстве дороги принимали участие многие мышкинцы, включая военнослужащих и заключенных здешней тюрьмы.
5. В самом Мышкине граф построил свой промышленный комбинат, включавший лесопильное производство, мельницу и маслобойню. И многие мышкинцы работали на «шереметевском» комбинате.
6. У Мышкина граф арендовал прибрежную землю «для выкатки леса», перерабатываемого на комбинате.
7. Граф С. Д. Шереметев состоял в мышкинском городском списке избирателей в Государственную Думу России и являлся самым состоятельным выборщиком в нашей группе владельцев недвижимости.
8. Наш город был одним из значительных потребителей лесной продукции шереметевского комбината, потому что он изначально испытывал очень большие затруднения с материалами для строительства и ремонтов. (Ведь даже дрова приходилось возить… из Мологи! В самом безлесном, самом распаханном уезде Ярославской губернии собственного хорошего дровяного леса сильно не хватало, не говоря уж о строительном…)
9. И коль продукция здешнего лесоперерабатывающего производства оказалась хорошо востребованной, то комбинат начал успешно развиваться, и граф Сергей Дмитриевич для его сотрудников и работников построил целую улицу жилых домов, приобретя землю от городской окраины, возле усадьбы Мещериных, почти до реки Радиловки. Улицу назвали, конечно, Графской.
10. Среди друзей и соратников Сергея Дмитриевича по научным трудам имелось немало людей, хорошо знавших Мышкинский уезд. Так, например, в комитете учредителей ОЛДП состоял известный верхневолжский исследователь Н. Н. Селифонтов, родственник мышкинских дворян Селифонтовых, владельцев усадьбы Артемьево.
…Вот таковы были прямые и косвенные связи с нашим краем у графа Сергея Дмитриевича Шереметева, начавшего свою государственную службу адъютантом будущего императора и на всю жизнь сохранившего тесные добрые отношения с ним. Нам будет достаточно сказать, что Император не только активно поддерживал все начинания Шереметева по изучению родной истории, но и сам нередко принимал участие в занятиях его общества. (И об этом мы в дальнейшем расскажем более подробней.)
С графом Сергеем Дмитриевичем их сближал глубокий русский патриотизм и искренняя любовь к русским национальным началам. Они оба считали, что одной из главных государственных забот в нашей стране должно быть развитие и укрепление национальных чувств русского народа. Последовательная русская политика императора Александра III собрала вокруг много людей, сердечно откликнувшихся на такие действия правителя России, и граф Сергей Дмитриевич Шереметев был одним из них.
Он всю свою жизнь душевно принадлежал эпохе Александра III. Он был уверен, что при этом императоре не случилось бы ни японской, ни германской войн, а была бы старательная и последовательная работа по хозяйственному развитию России и по укреплению национальных чувств русского народа.
* * *
В книге, имеющей краеведческий характер, наверное, нельзя не сказать и о завершающей части жизни графа С. Д. Шереметева, русского историка и популяризатора русского исторического прошлого, нашего земляка. Каким был закат судьбы этого человека, чья государственная служба начиналась в армии, в полку кавалергардов; кто с 1868 года служил флигель-адъютантом цесаревича Александра Александровича, всецело разделял его политические взгляды и нравственные и духовные принципы и имел с ним близкие товарищеские отношения?
Сперва напомним, что ему довелось с Александром Александровичем быть на войне 1877–1878 годов, потом он сопровождал Цесаревича в Данию и всю жизнь оставался в дружбе с императором (они ведь хорошо и душевно дружили и семьями). В прощальные, предсмертные дни императора Сергей Дмитриевич находился при нём, в Ливадии, и смерть Царя – Славянофила он воспринял как великое горе для всей России и как великое горе лично для самого себя. Он ведь расценивал царствование Александра III как важный качественный этап истории страны, который ознаменует начало блестящей и подлинно русской эпохи России.
Граф всегда был в полной осведомленности обо всех важных и всех детальных событиях придворной жизни при Александре III, и даже и поздней он всегда являлся человеком, очень близким к высшим сферам государственной власти. Его собственное придворное положение всегда оставалось либо высоким, либо почетным. Сперва он – начальник Придворной певческой капеллы, потом – московский предводитель губернского дворянства, с 1892 года – егермейстер Императорского двора, с 1900 года – член Государственного Совета, с 1904 года – обер-егермейстер.
Да и родственные связи графа неизменно были весьма высоки: например, он находился в родстве с четырьмя министрами (П. А. Столыпиным, Д. С. Сипягиным, П. Д. Святополк-Мирским и А. Г. Булыгиным)
Правда, при Николае II «прежние люди» были уже не очень востребованы, и им чаще всего уделяли лишь официальное внимание, а должности представляли более почетные, нежели влиятельные. В то время политический салон графа Шереметева утратил своё прежнее значение, и Сергей Дмитриевич оставался при «старом дворе» Аничкова дворца, резиденции вдовствующей императрицы Марии Федоровны (в 1899 году она крестила его внука Сергея).
Теперь всё большую часть своего времени и трудов граф отдавал участию в Обществах изучения русской истории. От политики он совершенно отстранился и никак не участвовал в ней даже и при событиях 1905 года. Особенно много внимания он уделял аристократическому Обществу ревнителей русского исторического просвещения, созданному им в память императора Александра III. Первое заседание Общества состоялось в 1895 году. А последнее, под его руководством, было проведено 9 декабря 1916 года, в его петербургском доме на Фонтанке.
Всю работу исторических Обществ Сергей Дмитриевич возглавлял и направлял целых тридцать лет. И эти общества являли большую жизнестойкость, действовали полезно и содержательно и некоторое время продолжали свой путь даже и после революции. А граф С. Д. Шереметев свой земной путь закончил в 1918 году, и можно полагать, что судьба милостиво избавила его от последующих, ещё более тяжелых и жестоких, лет.
Они могли бы самым сокрушительным образом смести его лучшие надежды на возобновление успешного александровского этапа истории России. Этот этап Шереметев в своих мечтах и надеждах видел счастливым и многообещающим. Он верил, что именно такое развитие страны выведет Россию на путь великого всемирного успеха.
…И не один Сергей Дмитриевич Шереметев так мыслил. Близкие взгляды на русскую внутреннюю политику всегда высказывал и его замечательный современник, много сделавший для развития русского патриотического движения и хорошо знавший русскую Провинцию и, в частности, наш город. Это известный русский мыслитель Иван Сергеевич Аксаков. Мы переходим к рассказу о нём.
Серый кардинал
Искать главные элементы сочетания интересов центра и губернии, власти и населения
И. Савельев
Князь Владимир Петрович Мещерский родился в 1839 году и жил до 1914 года. Изо всего окружения императора Александра III – это человек самых долгих и содержательных отношений с Государем, и, без сомнения, это один из тех, кто оказывал самое серьёзное влияние на идеологию и политику Царя Миротворца.
С ранней молодости Мещерский был не только приближен ко Двору, но и всегда входил в круг друзей молодых членов императорской фамилии. С 1862 года по 1872 год он близко дружен с наследником престола Цесаревичем Николаем, его братом Александром (будущим императором Александром III) и герцогом Евгением Лейхтербергским.
И в этом дружеском сообществе молодых знатных людей он стал весьма значительным участником, ведь Россия уже знала его и как литератора и как общественного деятеля; с 1860 года Владимир Петрович немало печатался в таких популярных изданиях как «Русский вестник», «Московские ведомости» и «Северная пчела».
Но у Мещерских была и ещё одна немаловажная грань общения с царскими детьми. Грань трогательная и глубоко сердечная: первой любовью будущего императора Александра III была родственница Владимира Петровича, княжна Мария Мещерская.
Первая любовь просияла для Великого князя Александра таким восторгом и такой красотой чувств, что он был глубоко предан своей избраннице и готов был ради счастья с нею отказаться от царского престола. Их любовь сияла чистой взаимностью и светлой надеждой на общее будущее. Но наследник престола не властен распоряжаться своей судьбой, и Александру пришлось пожертвовать своим счастьем во имя высоких целей российской политики.
Княжну Марию отослали за границу, и последним моментом их сердечных отношений была прощальная встреча, полная взаимного горя, и прощальный поцелуй, малый и последний дар первой любви будущего великого правителя России. Русский императорский двор, не отличавшийся строгостью нравов, был подлинно удивлен и восхищен благородством и глубиной чувства Цесаревича Александра.
…Но возвратимся к дружескому и гражданскому общению с ним князя Владимира Петровича. Все знатоки жизни и правления Царя Миротворца согласно говорят о большом влиянии Мещерского на формирование политических взглядов Наследника российского престола. Какими же были эти влияния?
Князь Мещерский последовательно и неуклонно проявлял себя сторонником постепенности в реформировании России и сторонником определенных перерывов (пауз) в реализации реформ («чтобы жизнь могла сложиться»). Располагая сегодняшним знанием истории Отечества, горьким опытом стремительного проведения реформ и в советское и в послесоветское время, можно ли не признать немалую правоту князя Мещерского?
Каждый раз стремительный ход нововведений буквально сшибал наше государство с его исторического пути и опрокидывал в подлинную катастрофу…
Располагая сегодняшним, дорого купленным нерадостным пониманием лучшей успешности отнюдь не одномоментных, а постепенных преобразований, мы, наконец, можем признавать немалую правоту суждений князя Мещерского. Свои политические суждения он отстаивал повсюду: от книжных и журнальных выступлений до придворного и салонного общения. Салонное общение имело большую значимость в формировании русских общественных настроений. И Мещерский, конечно, создал свой собственный салон, оказывающий немалое воздействие на интеллигентные слои российского общества. С 1872 года его литературный и политический салон неизменно посещали самые видные столичные и региональные чиновники, литераторы и общественные деятели.
Мещерского не мог не смутить разгул революционных страстей, наметившийся, а потом и разыгравшийся в период Великих Реформ и достигший своего апогея в дни убийства правящего императора Александра II. И Мещерский не только утвердился в правильности своих представлений о постепенном реформаторстве, но и пришел к мысли о некоторой необходимости даже и «контрреформ», чтобы русское общество успокоилось и устоялось в своей повседневности. Исходя из этого, он видел известную пользу в корректировке Великих Реформ, находя в ней необходимый стране «конец эпохи шатания и возвращения твердой, знающей свои желания власти».
(Кто из наших современников, хорошо знающих постыдные «шатания» времен М. С. Горбачёва и Б. Н. Ельцина, сегодня не согласится с князем Мещерским? Ведь мы, наконец-то, снова возвращаемся к разумному пониманию того, что любая власть лучше любого безвластия…) То есть Мещерский в корректировке реформ видел возращение (возрождение!) исконного русского принципа самодержавия. Из уст Владимира Петровича Мещерского это звучало так: «…чтобы одна власть управляла и никто больше. А мы были бы управляемы».
Эта точка зрения потом, уже в советское время, принесла Мещерскому четкое политическое определение – идеолога русской дворянской реакции. Но сегодня, видя государственный курс на всемерное укрепление центральной власти и пережив уже не одну эпоху подлинного безвластия, мы едва ли осудим князя Владимира Петровича столь однозначно строго.
А он сам тоже хорошо почувствовал жуткое дыхание безвластия, пронесшееся над Россией в 1904–1905 годах. Тогда его смутили даже не сами вооруженные революционные выступления (с ними-то можно было справляться с помощью ещё послушной Царю армии), а гораздо более потряс его размах либерального движения, буквально захлестнувшего Россию. С этим-то как и какими силами можно справиться? Это казалось ему подлинным безумием, охватившим общество.
И мы, зная, какая судьба постигла это общество, начиная с 1917 года, должны признать, что князь был прозорливо точен в своих определениях. Русское просвещенное общество само привело себя на свою собственную Голгофу.
А в чём же сам, этот «идеолог дворянской реакции», видел возможное спасение России? Его главной политической идеей было «сочетание духа свободы с духом царства». Уважаемый читатель, не спешите назвать это неожиданное «сочетание» явной нелепостью и даже полной невероятностью! Разве не узнаете в этом сегодня вновь популярный мотив некой, как бы «народной монархии»? И к этой теме мы обратимся подробней во второй части нашей книги. А сейчас мы лишь подчеркиваем очень серьезную сердцевину политического суждения князя Мещерского, в политических воззрениях опережавшего своё время и, конечно, не понимаемого многими и многими своим современниками.
Каким образом князь В. П. Мещерский продвигал и популяризировал свои взгляды?
Для этого он располагал неплохими возможностями. Пора сказать, что судьба в равной мере наделила его способностями как писателя, так и публициста.
Как писатель Мещерский сегодня вполне забыт, и это вполне закономерно. Его романы, повести и комедии были сплошь посвящены жизни великосветского общества. И в этом обществе они имели и спрос и популярность. Великосветский читатель хорошо знал его книги «Женщины из петербургского большого света» (1874), «Один из наших Бисмарков» (тоже 1874 г.), «Хочу быть русской» (1877), «Ужасные женщины» (1878), «Тайны современного Петербурга» (1876–1877) и многие другие. (А некоторые из них имели недолгий, но отнюдь немалый успех у читателей, а «Тайны…» на какое-то время стали и неким бестселлером тогдашней литературной жизни…)
Но Мещерский работал отнюдь не только с литературой легкого великосветского содержания. Его перу принадлежат серьёзные работы о Ф. И. Тютчеве, Л. Н. Толстом, Ф. М. Достоевском и весьма содержательные три тома мемуаров «Мои воспоминания» (1897–1912).
Разумеется, Мещерский, в своих литературных трудах издавал свои взгляды на политическую реальность России, но главной сферой для их закрытого и ясного продвижения была публицистика. Им были посвящены его главные книги об устройстве России и его перспективах – двухтомник «Очерки нынешней общественной жизни в России» (1868–1870), «Речи консерватора» (1876), «В улику времени» (1879). А главной трибуной для обнародования его идей стали издаваемые Мещерским газета «Гражданин» (1872–1914) и журналы «Добро» (1880–1881) и «Дружеские речи» (1905).
«Гражданин» издавалась при финансовой поддержке правительства и была постоянно руководима самим Владимиром Петровичем, который редактировал газету во всё время её действия.
Но книги, газета и журналы предназначены для системного воздействия на российское общество, а князь Владимир Петрович Мещерский считал по-граждански совершенно необходимым и самое непосредственное влияние на верховного руководителя России, на императора.
И это влияние оказывалось немалым. Князь всегда оставался близким сомыслителем Александра III и, как полагали современники, неким «серым кардиналом», принимавшим активное участие в формировании внутренней политики России и в её успешной реализации. В её основу князь старался вносить едва не самый крайний консерватизм, который он считал лучшим проявлением патриотизма.
Дружеские отношения с Цесаревичем Александром позволяли князю в самой непринужденной форме личных бесед и личных писем высказывать свои политические взгляды и свои оценки современного состояния российской жизни. И одним из лучших периодов такого общения стало путешествие Цесаревича, предпринятое в 1866 году по Волге от Твери до Казани.
Цель этого путешествия была традиционной для наследников русского престола – по возможности ближе познакомиться с имперской Провинцией, получить личное представление о её центральных территориях. Но на сей раз у этого странствия имелось и новое назначение – увидеть, почувствовать, как действует на жизнь провинциальных местностей реализация Великих реформ, какой становится преображенная ими Россия.
Это путешествие не раз описано как современниками, так и позднейшими исследователями и хорошо отражено как в дневнике самого Цесаревича, так и записках князя Мещерского, находившегося в составе свиты Цесаревича. И мы сейчас не станем возвращаться к перечислению участников поездки, но подчеркнем, что среди них находились К. П. Победоносцев и В. П. Мещерский – два главных идеолога консервативного курса России. И это давало им немалые возможности для иллюстрирования своих взглядов встречаемыми житейскими примерами.
Цесаревич и сопровождающие его лица в то памятное лето посетили Мышкин и оставили об этом свои воспоминания. Но мы внимательней коснемся этого в одной из последующих глав своей книги, а здесь лишь отметим, что Мышкин произвел на князя Владимира Петровича благоприятное впечатление, а особо хорошее мнение сложилось у него о нашем городском голове Т. В. Чистове.
И, очевидно, уже тогда у Мещерского сложилось пожелание побывать здесь ещё раз и, в этом случае, ближе познакомиться не только с городом, но и с его уездом. И это намерение реализовалось. Будучи чиновником для особых поручений Министерства внутренних дел, князь Владимир Петрович предпринимал поездки по разным губерниям России для личного изучения их повседневности. С такой целью и была предпринята его новая поездка в Мышкин. О ней стоит сказать несколько подробней.
Она состоялась в 1867 году, на этот раз «серый кардинал» намеривался почти два года посвятить близкому знакомству с российской Провинцией. Намерения, кажется, были столь основательными, что князь покидал Петербург в самый разгар зимнего бального сезона, отказываясь от больших возможностей великосветского общения.
Путешествие Мещерского на этот раз опять пролегало через Тверь и продолжалось по Ярославской губернии. Путевые очерки князя хорошо известны, они вскоре были дважды опубликованы. Но, может быть, для нас особенно интересны его письма к великому князю Александру Александровичу. Это очень яркие и интересные материалы, живо передающие взгляды человека – наблюдателя провинциальной жизни и содержащие немало примечательных оценок новшеств в её бытии.
В этих оценках Мещерский весьма критичен, а нередко даже и иронически резковат. И этот тон не бывает смягчен даже встречами с провинциальными предпринимателями, осуществляющими солидные коммерческие проекты. Таковы, например, его отзывы о могущественных купцах Рыбинска и Торжка. И на этом общем фоне благоприятностью своих содержания и тона резко выделяется июньское письмо из Мышкина. Для нас оно интересно целым рядом своих особенностей.
И самая первая из них – это искреннее проявление близких товарищеских чувств к Цесаревичу. Вот пример такого сообщения: «Поклон Вам от Волги, поклон, задушевный, Александр Александрович! Стихи, предпосланные письму, выражают мое настроение души: вспоминаю про наше осеннее плавание и жалею искренне, что Вы так далеко. Из Ярославля, как нарочно, пришлось плыть на “Поспешном” до Рыбинска, а из Мышкина, куда забросили мои похождения, на “Наяде” до Твери…»
Вторая – это хорошее знание князем хозяйственных особенностей Мышкинского уезда. Он отмечает в своих письмах, что этот уезд его особенно интересует как наиболее земледельческий в Ярославской губернии. И князь пишет, что на сей раз его особенно привлекает жизнь крестьянского мира, и он желает с нею познакомиться поближе.
Третья важная особенность заключается в том, что письма Мещерского содержат отсылки – напоминания о путешествии с Цесаревичем. Они углубляют благонадежность интонации рассказа. И особо важной особостью этого повествования мы видим весьма приятное (и отчасти даже удивительное) мнение о культуре быта мышкинских крупных предпринимателей. Если в ряде других мест оценка купеческого быта резко отрицательна, то в мышкинском случае она является самой благонадежной. И мы находим уместным подтвердить это обращением к запискам Мещерского.
Сперва приведем извлечение из его путевого очерка, в котором звучит отзыв о мышкинском купце первой гильдии Петре Евгеньевиче Чистове (племяннике Тимофея Васильевича Чистова): «… владелец другого дома считается одним из богатейших хлебных торговцев. Он принял нас очень любезно и прежде всего повел нас осматривать дом. Поднявшись по лестнице на бельэтаж, хозяин сказал нам: “Всё, что вы видите, всё это от Тура”, как бы для того, чтобы приготовить нас к ожидавшему великолепию: и действительно, в этом бельэтаже, где давались балы для окрестных помещиков, мы нашли много роскоши и туровского вкуса, причем заметили, что хозяин живет в этом бельэтаже и устроил себе безупречный по удобствам кабинет: роскошь, значит, успела сделаться потребностью жизни».
Далее мы обратимся к материалам второго посещения Мещерским нашего города, к его письму Цесаревичу: «Из Рыбинска поехал я сухим путем в Мышкин, где захотел взглянуть на крестьянский мир, так как этот уезд более других промышляет земледелием. Остановился в доме у богатейшего хлебного торговца и на этот раз был поражен умением жить и её (жизнью) наслаждаться в купеческом быту. У этого купца нашел прекрасный дом, устроенный и меблированный Туром, великолепный сад, оранжереи, каких видел не много, где сотнями насчитывают ананасов, потом конюшню с двенадцатью рысаками, весьма порядочными и, наконец, псарню с десятью гончими, борзыми и двумя породистыми сеттерами.
Он человек приятный и любезный и образовался в постоянных сношениях со здешними помещиками».
Как видим, отзывы о Мышкине у «серого кардинала» самые непринужденные и одобрительные. Этим как бы подчеркнуто его упоминание о праздничном обеде в доме Т. В. Чистова, который был в своё время дан в честь приезда Цесаревича. Эти моменты приводимых материалов прекрасно подмечены в работе О. Б. Карсакова («Тютчевский дом», 2019, № 1).
В этом исследовании внимательно подмечены все моменты доброжелательного отношения князя Мещерского к заинтересовавшему его маленькому городу, преуспевавшему в крупной торговле и несколько неожиданно явившему ему достойную цивилизованность купеческого быта.
И нам остается лишь добавить ко всему сказанному, что род князей Мещерских имел в своё время как владельческие связи с мышкинским уездом, так и родственные, в частности, с графами Апраксиными и князьями Волконскими, владельцами усадеб и селений в нашем уезде. Поэтому мышкинский край уже по семейному историческому прошлому был не чужд главному идеологу русского дворянства…
И путешествие по Волге в свите Цесаревича впервые привело князя к встрече с местами, отнюдь не чужими для его предков. И сейчас мы можем внимательней обратиться к теме того путешествия 1866 года.
Мышкинская часть путешествия
Как выглядели в эти, туманом времени, заволочённые годы давние судьбы людские?
И. Григорьев
В начале нашей книги мы уже обмолвились, что император Александр III – это не только единственный из российских венценосцев, в личном окружении которого многие люди хорошо знали город Мышкин, но он и сам побывал в нём и сохранил об этом посещении благоприятные впечатления.
Собственно, мышкинская часть его волжского путешествия состоит из трёх, в равной мере интересных и содержательных, моментов. Для него здесь особо значимыми были не только сам город Мышкин, но и дворянская усадьба Кучино и историческое село Учма. Эта часть путешествия Цесаревича и его брата великого князя Владимира освещена в отчёте о путешествии, в дневниках Цесаревича и В. П. Мещерского и в работах местных исследователей. И мы не видим необходимости повторять эти достаточно известные сведения, а лишь сведём их в единый мышкинский отрезок путешествия Государя Наследника.
…Он начинался с отбытия парохода «Наяда» из города Углича, где встреча царственных гостей имела торжественный праздничный характер, и местные исторические материалы повествуют об этом и полно и подробно. И есть в них одно особо замечательное сообщение. Его обнаружила в тогдашних городских документах директор Угличского филиала Государственного Архива Ярославской области Т. А. Третьякова.
Текст об отплытии «Наяды» из Углича говорит, что далее пароход следующей целью своего пути имел… село Учму. Да, не города Мышкин, Мологу и Рыбинск, а названное село.
Это момент отнюдь не из обычных, на всём протяжении волжского путешествия Наследника престола мы не знаем упоминаний о подобных сельских местах особого внимания царственных путешественников.
Может возникнуть недоуменный вопрос: чем был вызван их интерес к Учме? Но на этот вопрос нам не придётся долго искать ответа. Мы знаем, что в немногочисленном окружении Наследника самым значительным лицом был К. П. Победоносцев, обёр-прокурор Синода и главный идеолог православно-консервативного пути России. Направляясь в волжское путешествие, он в центре своего внимания держал главные святыни этого маршрута и места, связанные с историей царского дома. И он не мог не знать о Кассиане Греке (Касьяне Учемском), о котором древние документы говорят не только как о замечательном святом, но и как о приближенном царицы Софьи и даже как о «царицыном дяде».
Да, князь Константин (будущий инок Кассиан) являлся лицом императорской крови, родственником византийских императоров. И в глазах обер-прокурора Синода такой уникальный святой не мог не обладать особой значимостью для членов императорской фамилии. Вот потому-то Учма – это следующий после Углича ключевой момент путешествия.
Мы не имеем сведений о том, сходили ли царственные путешественники в это месте на берег, посещали ли Кассианову пустынь или же ограничились осмотром старинной обители с борта парохода, но мы хорошо знаем, что на следующей мышкинской остановке «Наяды» они покинули пароход и отправились в усадьбу Кучино. Чем она их так привлекла? Но и здесь ответ на вопрос лежит, как говорится, на поверхности событий: Кучино – это родовая усадьба дворян Скрыпицыных и принадлежала она сыну первой учительницы будущего императора. П. Н. Скрыпицыну. И в этой родовой усадьбе и проводила свои старческие дни первая царская наставница! А её сын являлся главным лицом ярославской губернской депутации, встречавшей Цесаревича в Угличе, потому что он был предводителем ярославского губернского дворянства.
И когда недалеко от села Кабаново пароход остановился, то высоких гостей на берегу уже ожидали экипажи для поездки в Кучино!
Недальняя живописная дорога всех порадовала и картинами богатырского соснового бора, и хорошо обжитой долинкой тихой полевой речки, и провинциальным уютом старого барского парка, встречавшего гостей. Здесь всё хранило приметы вековечного уклада сельской помещичьей жизни и в то же время ясно говорило о глубокой культурности древнего дворянского рода. Гостям всё было интересно, это были встречи с русским провинциальным прошлым и настоящим, а главной, конечно, была встреча с милой для их памяти старенькой царской наставницей.
Осмотр усадьбы, её фамильных древностей, праздничный обед, воспоминания о детских годах великих князей, о событиях и спутниках их тогдашней жизни – всё это наполнило тот необыкновенный день на мышкинской земле. И документы волжского путешествия особо отмечают его очень трогательной фразой о том, что старушка-наставница была сердечно рада удивительной встрече и благодарной внимательности своих царственных питомцев. Право, уж не самый ли это был сердечный момент всего волжского путешествия Государя Наследника?
Но и пребывание в городе Мышкине тоже обещало встречу, способную пробудить воспоминания далеких детских лет. Ведь в Мышкине их ждала встреча с одним из товарищей раннего детства, а теперь мышкинским дворянским предводителем, руководителем мышкинских земцев Фёдором Константиновичем Опочининым.
Приезд Цесаревича в Мышкин неоднократно отражался в разного рода публикациях. Эти тексты достаточно кратки, но содержательны, они упоминают и о встрече царственных гостей, и о молебне в Успенском соборе, и о праздничном обеде в доме Т. B. Чистова, и об общем сожалении, что во всех этих событиях не мог участвовать всеми уважаемый предводитель дворянства Ф. К. Опочинин, который «был отчаянно болен». Его встречу с товарищами детских лет совершенно не допустило глубокое обострение болезни, которая и унесла в могилу этого замечательного человека.
Но, в целом, впечатление о Мышкине у его высоких гостей осталось приятным и благожелательным, а князь Мещерский обращается к этим воспоминаниям в письме из своего второго приезда в Мышкин. О. Б. Карсаков в своём исследовании о круге друзей и добрых знакомых Ф. И. Тютчева тонко подмечает ряд деталей княжеских писем, в которых ясно звучит весьма положительная оценка мышкинской купеческой жизни (особенно в сравнении с бытом купечества других посещенных им городов). Эти письма сохранили и приятственное воспоминание князя о первой встрече с Т. В. Чистовым, и его напоминание Наследнику о тёплой непринуждённой обстановке того общения.
…Припомним, что Мещерский, исполняя обязанности чиновника по особым поручениям Министерства внутренних дел, свои поездки в Провинцию во многом посвящал изучению того, как преображается русская жизнь после реализации Великих Реформ, какие хорошие новшества начинают заявлять о себе в городском хозяйстве, в жизни местного общества, в купеческом и крестьянском быте и хозяйствовании.
Этим наблюдениям и выводам посвящены и письма Владимира Петровича из города Мышкина и Мышкинского уезда. И если местная земская жизнь, по его мнению, в административной деятельности на селе ещё не проявила себя достаточно положительно, то город и его управление оставили у гостя самые лучшие впечатления. Мы полагаем, что таковые же впечатления сложились и Государя Наследника как от своего собственного посещения Мышкина, так и от писем друга, «серого кардинала» его царствования.
