Светлана Козлова "Страницы минувшего будущего"

Плотно зажмуренные глаза и почти неслышный стон сквозь сомкнутые до онемения губы. И вмиг неважным стало то, что Валера ещё не повесил трубку, что всё это он слышал и наверняка мог себе представить. Вся шелуха посыпалась, обнажая боль, которая безжалостно проткнула все внутренности и заставила ноги подкоситься.

Глупый, глупый Волчок…

Что же ты наделала?

Глава 9

Перед взором – раскинувший руки ребёнок, неподвижно лежащий возле женщины. Мальчонке навскидку лет шесть, у него тёмные волосы, чуть кривой нос и карий глаз. Глаз один, второго нет, как нет и половины головы. Раздробленные кости осколками торчат из-под волос, валяются в пожухлой бордовой траве, смешанной с ошмётками чего-то, что до дурного напоминает фарш. Из-под рукава футболки белеет переломленная кость плеча. Она настолько тонкая, что даже на детскую не похожа, и вся хрупкая фигурка напоминает больше куклу.

Трава смята, вырвана клочьями и пропитана кровью.

Лёгкий ветер разносит сладковатый запах.

Агата хрипит.

Хватается за горло.

Шаг назад. Ноги трясутся, путаются.

Глаз смотрит сквозь.

Тошнота под самым горлом.

Кость торчит.

В проломленном черепе зияет пустота.

На детской спинке – рука лежащей рядом женщины. Словно защищает.

Агата хрипит.

Нога подворачивается.

Вот и всё. Уже всё.

Денис хватает за локоть, дёргает, что есть сил, и смотрит сверху вниз. Тёмные глаза вызывают приступ паники.

Агату трясёт, она виснет в хватке и чувствует, как шевелятся губы.

Миг. Тишина звенит. Вместо крика – лишь сипение.

Из кармана куртки, которую Володя на поясе завязал, выпала ручка и с негромким стуком упала на камни. Этот звук и заставил прийти в себя, вздрогнув и невольно подобравшись, словно загнанный в угол зверёк.

Они уже далеко от деревни, но что-то подсказывало Агате: она ещё надолго останется там. Увиденное будет приходить ей во снах, а мальчик мерещиться в толпе. Он будет махать ей сломанной рукой, глядеть куда-то в пустоту и улыбаться сизыми разбитыми губами. И ничего с этим сделать не получится.

Возможно, однажды она даже сойдёт с ума.

– Вот здесь, в паре сотен метров, видны остатки…

Денис опустил микрофон и молча запрокинул голову. Шёл уже пятый дубль, и все предыдущие прерывались примерно так же – запинкой на полуслове. Злоба на самого себя слишком очевидно выплёскивалась наружу, но никто не смел сказать на то хоть слово. Сидевшая рядом со штативом Агата лишь вновь уставилась на собственные кроссовки, тщетно пытаясь выбросить из головы его хриплое и совсем негромкое «заткнись», что рыкнул он ей сквозь зубы, держа на весу перед распростёртыми синюшными телами.

Володя молча нажал на кнопку. Красный индикатор погас.

– На кой хер ты выключил?

– Иди покури.

– Да пошёл ты.

Ответа не последовало, хотя всё, что думал Володя, явственно отражалось на лице. Агата лишь плотнее обхватила себя руками за колени и вжалась плечами в камень словно в надежде слиться с ним воедино. Стоило прикрыть глаза – хоть на немного, хоть на мгновение! – как мальчик вновь смотрел сквозь неё единственным глазом.

Трава, на которой приходилось сидеть, хоть и пожухлая, но чистая. И всё равно любой взгляд, устремлённый вниз, вызывал тошноту.

Раньше не приходилось видеть подлинное зло. А теперь плата за дальнейшее неведение стала просто невозможной.

Володя сел рядом, шумно выдохнул. Сорвал травинку и тут же растерзал её на крохотные желтоватые обрывки. Проследив за резкими движениями, Агата обернулась – Денис стоял на пригорке чуть поодаль и жадно затягивался, практически не успевая выдыхать. Стоило лишь прищуриться, и можно даже рассмотреть алевший на расстоянии крохотный огонёк сигареты.

Если показывать правду – их работа, то насколько она необходима?

Тёплая рука коснулась ладони, и мягкий жест заставил вздрогнуть и инстинктивно отстраниться. Самой себе Агата казалась сейчас не более, чем каким-то затравленным животным, и ничего с тем поделать не могла.

– Совсем плохо? – Володя посмотрел сверху вниз, но на ответ сил не нашлось – лишь опущенная низко голова и взгляд исподлобья могли, наверное, что-то сказать. – Знаешь… мы когда в Ходжалы были весной, там человек сто так лежали. Я, как сегодня, снимал всё это и думал, что вот теперь уж точно крыша протечёт.

Агата молчала. Молчала, кусая губы, чувствовала на языке кровь и удивлялась тому, что её до их пор не вырвало. Металлический привкус медленно растекался по нёбу, горечью опалял горло и вызывал нескончаемые волны тошноты. Казалось, всё это непременно должно оказаться сном, потому что не верилось никак, что могло быть настолько плохо.

Но так долго спать ещё не приходилось.

– Я не пытаюсь сказать, что там было страшнее или хуже… я только хочу, чтобы ты поняла, что после такого тоже можно жить. Или вон, посмотри, – кивок в сторону по-прежнему курившего Кравцова заставил оторваться от созерцания собственных грязных, выпачканных землёй пальцев. Володя вытянул ноги и медленно вздохнул. Голос его казался сейчас совсем чужим – пустой, тихий, он искрился разве что печалью, и то, едва ли различимой. – Он видел ад. Он его знал. Ничего, живёт.

Внезапно пронзила злоба – настоящая. Она оказалась неожиданной и совершенно не подходила к ситуации, но совсем не хватило сил на хоть какой-то самоконтроль. Агата выдохнула в отчаянной попытке побороть себя, однако стало лишь хуже: челюсть свело судорогой, а в носу тут же закололо. И когда то, что так назойливо вертелось на языке, с него всё же сорвалось, голос показался таким же чужим, как и у Володи. Только вот в её случае кипела такая ярость, которой не бывало, наверное, никогда до этого момента.

– Он не живёт. Он существует. Ты не видишь, что ли?!

Голос дрогнул и оборвался.

Когда она это поняла? Когда осознала? Слова вырвались настолько самопроизвольно, что, если бы не слёзы, выступившие вдруг на глазах, если бы не обстановка и не стоявший перед глазами мальчик, можно было бы даже испугаться. Испугаться подобной смелости и резкости высказывания.

Но теперь Агата понимала. Понимала слишком много.

– Что-то не очень у вас работа движется.

Сергей Павлович подошёл неслышно, и его весьма справедливое замечание заставило вздрогнуть. До того Пахомов предпочитал не мешать и довольствовался обществом сержанта, который выполнял роль водителя вместо Валеры на всё оставшееся время их пребывания в Степанакерте. Но время шло, а работа едва ли сдвигалась с мёртвой точки. Впору было бы даже вспомнить слова об особенном профессионализме Кравцова, которым так бравировал Володя, но разве не было понятно, почему именно сейчас репортаж никак не шёл?

– Да я вижу, – Володя потянулся и потёр глаза. – Успеваем же пока?

– Да мне-то что? Мы гостеприимные, хоть до вечера сидите. Правда, Ильнар?

– Так точно, – сержант хмыкнул и спрятал руки в карманы штанов. Уж ему-то недовольным быть!

Вообще, с Ильнаром складывались весьма приятельские отношения. Он был дружелюбен, не отпускал липких шуточек и не косился двусмысленно, что время от времени позволяли себе многие из солдат, живших с ними в одном доме. И пару часов назад именно он отдал Агате свой бушлат, который зачем-то постоянно брал с собой, потому что лихорадило её так сильно, что ветровка Кравцова не особенно-то спасала. Даром, что на улице было десять градусов тепла. Ветровка в итоге была возвращена безо всякого сожаления, а вот в бушлат Агата куталась до сих пор, то и дело содрогаясь – не то от холода, не то от пережитого.

Мир рушился с каждой минутой.

– Володь!

Громкий оклик, эхом разнёсшийся над выжженным частями полем, привлёк внимание всех сразу. Денис смотрел в небо и обернулся, лишь когда, должно быть, почувствовал на себе несколько пристальных взглядов вместо ожидаемого одного. Обернулся на секунды только и вновь устремил колкий взгляд в плотную завесу тяжёлых облаков. Кисть согнутой в локте руки с зажатой меж пальцев сигаретой медленно описала в воздухе окружность.

Стало вдруг так тихо, что послышался шорох ворочавшегося в траве жука.

– Гонишь!

От того, каким вышел возглас ответный, почему-то появилось желание взвыть. Боль смешалась в нём со злобой, и что-то звенело такое… так всегда говорили в случаях, когда желание не верить в услышанное перекрывало всё остальное. С отчаянием, с надломом. Агате в тот же миг захотелось зажать уши, чтобы не слышать больше ничего. И никогда.

– Не должно быть, – Сергей Павлович посмотрел на небо и даже ладонь к глазам приставил, хотя солнца и в помине не наблюдалось.

И вновь – тишина. Все прислушивались, словно пытаясь опередить что-то, высчитать раньше положенного. Но ветер гнал листья по высохшей насыпной дорожке, в траве по-прежнему возились насекомые, и непонятным казалось такое ставшее в одно мгновение единым напряжение. Агата мотала головой, глядя то на Ильнара, то на Сергея Павловича, и совершенно не понимала, что именно надо делать и чего ждать. Что значил тот дурацкий жест?

Кравцов, казалось, превратился в изваяние – сигарета его дотлела практически до состояния бычка, но внимания на неё не обращалось совершенно. Во всей позе – даже видимое на расстоянии напряжение. Согнутые колени, чуть наклонённый вперёд корпус и взгляд, устремлённый ввысь…

– Да что п…

– Тихо!

Агата даже договорить не успела – Володя прервал её с такой мольбой в голосе, что к горлу вновь подступила тошнота. Рассеянный взгляд кое-как сфокусировался на наручных часах, и в сознание прокралась тенью мысль о том, что они наверняка сломались от какого-нибудь незамеченного удара – так медленно почему-то двигалась самая тонкая из трёх стрелок.

Тихий свист сначала показался эхом тишины и совершенно не привлёк внимания. Но секунда, две, три – свист всё усиливался, и Володя вдруг схватил за шкирку бушлата и буквально отшвырнул от себя. Агата покатилась по траве, чувствуя, как мелкие острые камни раздирали кожу вместе с джинсами, и уже мгновения спустя кто-то схватил её в охапку и, оторвав от земли, побежал. Перед глазами мелькнули выцветшие болотного цвета штанины.

Ильнар.

Свист усиливался, безумно хотелось зажать уши. Но расцарапанные руки, которые словно жгло огнём, лишь непослушными плетьми свешивались к насыпи.

Возле машины, на которой они приехали – того же самого уазика – её просто кинули к колесу, а сам Ильнар рухнул рядом. Через миг подбежал Володя с камерой наперевес, тряхнул зачем-то за плечо, попытался заглянуть в глаза. Затем развернулся и загородил собой. Ногой пихнул камеру под машину.

Пахомов остался на том же месте, где и был, равно как и Кравцов не сдвинулся ни на шаг. Агата смотрела на него, цеплялась пальцами за Володино плечо и совершенно не чувствовала, как кусаемые губы окончательно превращались в мясо.

Секунда, две. Свист стал невыносимым.

И вдруг – удар и грохот, напомнивший усиленный в сотни раз раскат грома. Земля заходила под ногами, пропала вдруг окончательно и вернулась так же быстро. Вдали рухнули несколько домов, утонули во тьме и густом чёрном дыме прямо на глазах.

Словно в приступе дурноты Агата смотрела на Кравцова и не находила сил отвернуться.

Он стоял на колене, всё так же смотрел в небо и даже не пытался хотя бы сдвинуться с места. В правой руке уже не тлело сигареты – она почему-то находилась на уровне пояса, и пальцы как-то странно скрючены. Глухой удар. Метрах в ста от него взмыл вверх столб земли. Всё содрогнулось, задрожало вновь.

Свист. Мертвецкая хватка не давала пошевелиться. Безостановочно дёргая ногами, Агата не понимала толком, что хотела сделать, остекленевшим взглядом наблюдая за Денисом.

Свист. Громче. Громче.

Новый залп. Грохот. Уши заложило, в голове – лишь звон и одна-единственная мысль, на которую до сих пор хватало отчего-то сил.

В формировании которой страшно признаться даже.

С губ снова сорвался хрип, и рывок вышел неожиданно сильным. Володя схватил за бушлат в последний момент и со всей силы потянул назад, рыкнул что-то, прижал к земле и навалился сверху, лишив всяческой возможности двигаться.

Толчок. Удар по плечу. Новый залп. Агате так страшно, что крик вышел неконтролируемым и громким, раздирающим горло вместе с нутром. Пальцы цеплялись за землю, она вновь и вновь пыталась вырваться, подтянуться, выбраться из-под Володи во что бы то ни стало. Лежавший рядом Ильнар схватил за руку и больно заломил её, прижав к насыпи. Что-то очень острое тут же впилось в ладонь, все силы уходили на отчаянную борьбу, но с каждым мгновением Агата проигрывала под нечеловеческим натиском двух мужских тел.

Земля дрожала под лопатками, в нос бил тошнотворный запах гари и пыли. Наверное, примерно так пахла Смерть.

Залп. Ещё залп. От грохота отказал слух, и в тот же миг всё тело расслабилось. Попытавшись перекатиться на бок, а на деле не сумев даже пошевелиться под Володей, словно во сне видела, как таяли в небе клубы чёрного дыма. В голове – лишь шум вперемешку с тихим свистом и неконтролируемая паника. Агата наверняка кричала, потому что грудь стискивало до боли с каждым выдохом, вот только крика собственного слышать не могла.

И вдруг… всё закончилось. Закончилось слишком быстро, хотя казалось, что конца этому не наступило бы уже никогда. Перестала дрожать земля, кто-то резко потянул за руку, высвобождая, буквально подтащил к себе, словно марионетку, попытался поставить на ноги – не вышло, колени подкосились, и Агата рухнула, практически не почувствовав, как бедром угодила аккурат на крупный камень. Ильнар сел рядом, посмотрел в глаза, несильно хлопнул пару раз по щекам, что-то безостановочно говоря при этом: было видно, как шевелились его губы. Но слов этих не разобрать из-за свиста и шума, которые никак не желали уступать привычным звукам.

Сколько было ударов? Сколько времени прошло?

Всё, на что хватило сил – схватиться за ворот застиранного камуфляжа, да так, что пальцы побелели. Наручные часы разбились, их и без того хлипкий ремешок порвался, и ставшая бесполезной приблуда повисла на рукаве бушлата. Стрелки застыли на девятнадцати минутах второго.

Медленно, осторожно сжимая её локти, Ильнар предпринял новую попытку подняться, но Агата в отчаянии замотала головой и взгляд, должно быть, вышел до того молящим, что неволить перестали сразу же.

Казалось, стоило только встать, и всё бы продолжилось.

Треск в ушах стал невыносимым, и что-то ритмичное прибавилось к нему: словно грудой мелких камней трясли в жалкой паре сантиметров. Отцепившись от Ильнара, скрюченными пальцами Агата схватила себя за волосы, застонала сквозь стиснутые зубы и почувствовала вибрации в груди, от которых ещё сильнее заныли настрадавшиеся рёбра. Низко опущенная голова совершенно не помогла. Да и ничего помочь, наверное, не могло.

– Живая?

Первое, что уловил повреждённый слух.

Кто-то схватил за плечо, дёрнул, заставив распахнуть до того зажмуренные глаза. Голос – словно через плотный слой ваты, и от того незнакомый. И только запах помог сориентироваться раньше, чем сфокусировался взгляд.

Запах сигарет вперемешку с едва уловимыми нотками одеколона.

Тёмные глаза сверкали, пристально буравя и прожигая насквозь.

И что-то в них такое…

– Ты снял? Снял?!

Денис подорвался, подлетел к возившемуся с камерой Володе, хлопнул его по плечу… все движения – отрывистые, а взгляд – метавшийся безостановочно, ни на чём дольше пары мгновений не задерживавшийся. И лицо пропитано подлинным безумием, и улыбка – не улыбка. Оскал.

Поняв это, Агата почувствовала, как снова прошиб озноб.

В считанных метрах стоял Кравцов, которого видела она на старых плёнках.

– Снял вроде.

– Отлично! Давай-давай, бегом, на исходную!