Александр Геннадьевич Хан "Разумеется, сборник"

распущу все свои маргиналии

вскачу на стол и во все горлоп

рекрасны девушки вокруг

не дам убрать себя из красного угла рхонтам

лучшие стихи

спрыгну со допью стака

распишусь себе на сам салфетке

сбегу вокно всвинцовы возду

задыхаться полнои? прудью

расскажусудьбе какнужножить

являяне живопример

пои?маюфо куслазомпереулка

ирухну наегоплечо безсил

мнеприснитсялесдорогакморю

ихолодгорподсинимнебом

приснятсятанатосиэрос

приснятсятемнотаистрах

приснитсясмертьприснитсяболь

ите?плоеприкосновениенот

приснитсякровьиче?ткии? голос

итяжестьмедленныхшагов

иже?лтыи?светотголои?лампы

картиныпопустымуглам

ибледныи?контуртехвещеи?

чтоспятпохоже

проснулся в вагоне – один, без света. Тяжело встал, застегнул молнию на куртке. Потом вышел на улицу, достал сигарету, заже?г ее? и посмотрел по сторонам. Затем быстро потянулся и поше?л домои?.

#63 (Стихотворение)

Комары налетают сразу

с хладнокровием насекомых.

Я пою очень звонким басом

под гитары своих знакомых.

Контрапункты не терпят глаз:

только гость по большим берегам.

Ведь печаль не преследует нас —

мы кладе?м ее? в свои? чемодан.

Опрятныи? вид столичных кухонь – перемена мест,

а пле?нка молока в кастрюле – механизм старения;

и глядя между створок, не ты видишь целое, но – срез пеи?зажа, где отрывок неба пахнет солнцем и спасением.

Но тише.

Шаг по широте проспектов,

по истории и вдохновению поэтов!

И город вдруг сужается до букв и взгляда,

и каждая простая улица мне почему-то рада.

Но мне не нужно вдохновение – только че?ткии? импульс.

Я трачу целлюлозу по общагам и скамеи?кам,

пока мои? механизм не ще?лкнет, и я не раскинусь

на асфальте у метро, под надписью «аптека».

Ведь лучшии? текст родится только накануне смерти

под простором контуров витрин и капителеи?,

когда раздастся крик и убегут с площадки дети,

когда звонок разбудит ночью, вырвав из растоптаннои? постели, ведь

Поэзия – это чужая жизнь в скучающих глазах,

где каждыи? образ растекается по зеркалу.

По зеркалу, в котором пишут и так верят в чудеса.

По зеркалу, в которое смотреть, по сути, кроме нас, и некому.

#69 (Московские зарисовки)

А зимнее пальто вдруг стало для меня осенним.

Я вытяну подальше пару красных кед,

и ле?гкии? шарф висит, как стетоскоп, на шее:

жизнь здесь слышно хуже, чем в зеле?ном городке.

Да и в целом, здесь существовать – гораздо суше,

а секундное отсутствие звука – будто благодать с небес,

ведь шум в московских ле?гких складывает пополам и душит,

и бросает, как окурок, на брусчатку, потеряв весь интерес.

И когда весна и лето, осень и зима отыграны без швов,