Они вышли из вагона и сразу оказались в толпе. Зоя растерянно озиралась по сторонам, стараясь не отставать от своих новых знакомых. Они остановились чуть в стороне и принялись спорить:
– А я те говорю, что не хочу туда идти, пусть сама идет! – настаивал парень. – Не люблю комиссаров! Просидишь потом в участке полночи, да ну на… Мы в клуб приехали, а не херней страдать! И вообще, я с ней нянчится не подписывался.
Вика смотрела на него с укоризной.
– Бляя… – протянул парень. – Да сколько ж можно то! У меня вообще уже настрой пропал, щас возьму и домой поеду, нахер вас! – он махнул рукой и отвернулся.
Вика тяжело вздохнула и сказала, обращаясь к Зое:
– Слушай, в чем-то он прав. Мы тебя до города довезли, а к комиссарам ты уж сама… У них тут пост, я тебе покажу куда идти, объяснишь им что к чему…
– А вообще, я бы к ним не ходил, заявил вдруг парень. – Мой дядя говорит, что они нечипированных в лабы сдают на опыты.
– Чего-о? – раздраженно протянула Вика. – Что за бред! И вообще, задолбал ты со своим дядей-параноиком!
– Ничего не параноиком!
Они снова вопросительно посмотрели на Зою.
– Ну, ты чего молчишь? Пойдешь к комиссарам? – потребовала ответа Вика.
Зоя молча покачала головой. Она посмотрела им в глаза: ее – светло-серые, его – карие, и ей вдруг стало не по себе. Проглотив комок в горле и набрав воздуха в легкие, Зоя и хотела бы что-то им сказать, но не могла. Чужие люди, много чужих людей вокруг, а глаза у всех – нормальные.
Парень пожал плечами и отошел к стоящему у стены металлическому (все здесь было из металла!) шкафу и принялся нажимать какие-то кнопки. Потом он вернулся с бутылкой воды и пачкой печенья в руках, и протянул все это добро Зое:
– Вот, возьми. Ты, наверное, голодная?
– Спасибо, – пробормотала Зоя, принимая подарки.
– Ты уж не сердись, но мы дальше с тобой не пойдем, – сказала Вика. – Тебе решать, идти к комиссарам или нет. Если пойдешь, то это прямо вот по этому коридору и налево, там будет табличка на двери. Ну а если нет… тогда я не знаю, – она пожала плечами.
Зоя кивнула.
Ребята последний раз поглядели на нее и, отвернувшись, быстро зашагали прочь. Зоя не стала идти вслед за ними, она понимала, что ей с ними было не по пути.
Она вовсе не отличалась храбростью, но ведь женщине в общине и не положено быть храброй – об этом написано в «Женских наставлениях». И, разумеется, никто не готовил ее к тому, что в один прекрасный день ей придется стоять на вокзале в Серске, среди толпы незнакомцев и самой решать свою судьбу.
Зоя (не без труда) отвинтила пробку и сделала глоток, потом разорвала упаковку и откусила кусочек печенья, у печенья был странный вкус, но она постилась с самого утра и умирала от голода, поэтому с аппетитом умяла сразу всю пачку. Расправившись с печеньем, Зоя подошла к тому шкафу, откуда парень доставал еду, и увидела много всякой всячины за стеклом и ряд кнопок справа. Зоя понажимала их наугад, однако ничего не произошло. Разочарованная, она отошла от шкафа. На глаза ей попался указатель: туалет, комиссариат, выход. Пойти в комиссариат, как ей советовали те двое? Для начала было бы неплохо сходить в туалет, – подумала она, но отчего-то побоялась туда идти. Выход? Зоя уставилась на стрелку, заманчиво указывающую на выход. С минуту она колебалась, переминаясь с ноги на ногу и покусывая губы (плохая привычка), а потом решительно пошла в этом направлении.
Вечерний город был ярким, переливчатым и шумным. Машин и людей было такое множество, что от их хаотичного движения у Зои сразу же закружилась голова. Она не понимала, как им удается двигаться, не сталкиваясь друг с другом. Сама она то и дело рисковала в кого-нибудь врезаться. Найдя укромный и вонючий уголок, Зоя по-быстрому справила нужду, стесняясь самой себя за такое свинство. Потом пошла дальше наугад. Перейти дорогу просто так было невозможно: машины неслись сплошным потоком в четыре ряда, но люди стояли у обочины и чего-то ждали. Зоя тоже встала с ними. Раздался короткий свисток и машины, словно по волшебству, замерли. Люди торопливо бросились переходить дорогу, не отрывая сосредоточенных глаз от своих телефонов. Снова раздался свисток, и автомобили, ревя от нетерпения продолжить свой бег, рванули с места. Отец Константин постоянно повторял им на воскресных проповедях, что люди снаружи порабощены машинами. Теперь Зоя и сама в этом убедилась. Она с ужасом ждала, что вот-вот и ее саму поработит какая-нибудь машина.
Зоя слилась с толпой, не разбирая толком, куда идет, дома были такими высокими, что, задрав голову она с трудом различала, где они заканчивались, с их гигантских стен свисали мигающие разноцветными огнями живые картинки, которые предлагали неведомые ей вещи и зазывали в неведомые ей места. Надо было вернуться, думала она, пойти в комиссариат, но все равно продолжала идти вперед, словно зачарованная городом, и толпой, и мерцающими огнями. Толпа, однако, постепенно начала редеть, и вот Зоя оказалась уже совсем одна в каком-то глухом переулке, где вдоль дороги стояли лишь пустые и притихшие машины. Зоя приблизилась к одной из них и осторожно ее потрогала. Как и в случае с металлическим шкафом, ничего не произошло: машина не ожила, не заревела и не поработила Зою. Она стала идти вдоль всего ряда машин, стуча по ним кулаком, пиная их ногой, дергая за ручки дверей: ничего!
Вдруг, кто-то злобно ее окликнул:
– Эй ты! Ты чего делаешь?! Я сейчас комиссаров вызову!
Зоя обернулась, увидела полную женщину, недружелюбно глядящую на нее и держащую наготове свой телефон, только при помощи которого, как уже догадалась Зоя, можно было выжить в этом мире, вызвать поезд или комиссаров. Зоя быстро запоминала новые слова.
Испугавшись женщины и ее грозного взгляда, Зоя бросилась бежать и бежала до тех пор, пока хватило сил. Тяжело дыша, она остановилась и огляделась: женщина ее не преследовала.
Какой-то парень вышел из ближайшего дома и направился к своей машине. Пока подъездная дверь медленно за ним закрывалась, Зоя, поддавшись внезапному порыву, метнулась к ней, и едва успела перехватить до того, как та захлопнулась.
Очутившись внутри темного подъезда, она начала подниматься по лестнице, останавливаясь на каждом этаже, и на каждом этаже было по три одинаковых двери с номерами. Зоя поняла, что люди здесь живут и спят, в таких больших одинаковых домах, каждый за своей металлической (!) дверью. Зоя насчитала семь этажей. Стены подъезда были выкрашены в светло-зеленый цвет и сплошь покрыты неприличными словами и рисунками. Зоя старалась на них не смотреть («…пускай женщина живет в целомудрии, не слышит того, что непристойно, не смотрит на то, что скабрезно…» Ж.Н.).
На самой верхней площадке дверь была только одна, и эта дверь, как ни странно, оказалась незапертой. Как оказалось, она вела на чердак, через который Зоя выбралась на крышу, подошла к самому ее краю и посмотрела вдаль. Перед ней раскинулось море других крыш, а где-то на горизонте виднелись другие силуэты огромных домов-призраков, светящихся на фоне ночного неба. Там тоже жили какие-то люди. Несметное множество людей.
Потом Зоя посмотрела вниз.
«Наверно, – подумала она, – если упасть отсюда, будет очень больно».
Она боялась и не хотела падать вниз, боялась и не хотела возвращаться обратно в мир порабощенных машинами людей, боялась и не хотела идти в комиссариат, в котором, по словам того парня, «нечипированных сдают в лабы», чтобы это не значило. Боль в груди, мешавшая дышать, постепенно подкатывала к горлу и душила ее.
Нет, к такому она не была готова! Она могла приготовить множество разновидностей овощного супа, замесить отличное тесто для пирогов, знала, как успокоить младенца, как вылечить простуду, как вырастить рассаду в теплице. Она наизусть знала «Две тысячи советов молодой хозяйке», не говоря уже о «Женских наставлениях», и могла процитировать любой отрывок из Нового Евангелия Илария Нанда. Но она не знала, что такое лабы, как достать еду из металлического шкафа и где взять этот проклятый телефон.
На какое-то время она даже забыла о своей болезни, а потом вдруг вспомнила настороженный взгляд тех ребят на станции. Даже в этом мире греха и порока она оказалась изгоем. Все эти люди здесь вовсе не были больны! – отец Константин ошибался, рассказывая им на воскресных проповедях о жуткой эпидемии, царящей за бетонным забором общины. Так что же, выходит, Спаситель поразил лишь ее одну этим ужасным недугом?!
Зоя переступила защитное ограждение, и, прикрыв глаза ладонью, стала считать.
«Сосчитаю до десяти и прыгну», – подумала она. Но не прыгнула. Сосчитала еще раз, но так и не сдвинулась с места. Тогда она перелезла обратно и села, облокотившись спиной о железное ограждение, не заботясь о том, что ледяной ветер пронзал ее до костей. Более безвыходного положения она и представить себе не могла. В конце концов, Зоя решила просто остаться здесь и дождаться, пока голод и жажда сами ее не убьют.
Она провела ночь, не смыкая глаз, укрывшись от ветра за какой-то трубой и трясясь от холода. А утром на крыше появились какие-то серьезные люди в одинаковых синих куртках с надписью «Еврострой» и грубо прогнали Зою, нарушив таким образом ее планы погибнуть голодной смертью.
Зоя снова оказалась в городе. Не желая больше мыкаться без толку, она стала искать дорогу обратно на вокзал, чтобы пойти уже наконец в этот комиссариат, и будь, что будет! Но вокзал ей найти так и не удалось, наоборот, вместо сияющего и многолюдного центра, она забрела в какой-то совсем заброшенный район, отданный в полноправное владение местным бомжам, от которых она уже мало чем отличалась.
Впрочем, одно существенное отличие было: ее глаза.
Зоя не знала, что этот район, лежавший ныне в руинах, глядящий на мир пустыми глазницами окон, курящийся зловонными свалками, плодящийся больными метонией тучными крысами, некогда был заселен работниками самой крупной в регионе нефтебазы и находившегося неподалеку НПЗ. Не знала Зоя и того, что уже много лет как нефтебаза и завод были ликвидированы, а ее сотрудники разъехались кто-куда. Она не знала, что сейчас на территории бывшего нефтяного комплекса действовал карантинный лагерь для носителей метонии, а бомжи, заселившие заброшенные дома рабочих, испытывали суеверный ужас перед фиолетовыми.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что она получила не самый теплый прием, когда попробовала сунуться в одну из таких заброшек, и наткнулась там на четырех пьяных в дым бродяг, пытавшихся приготовить на обед рагу из просроченной синтетической колбасы и вялой синтетической картошки, найденных на свалке местного супермаркета.
Сначала они встретили ее радушно, пригласили к огню, ухмыляясь и переглядываясь между собой. Но потом Зое лишь чудом удалось унести оттуда ноги, когда в магическом свете пламени один из них разглядел ее фиолетовые глаза. Раздались истошные вопли, и в Зою полетели осколки бутылок и кирпичей.
Девушка снова оказалась на пустынной улице. Напуганная до смерти, и полностью обессиленная она шла, пошатываясь, по обочине дороги, вот-вот собираясь потерять сознание.
Мимо нее, громыхая на выбоинах и гремя какой-то бесовской музыкой, пронесся грязный ржавый грузовик, попутно обдав ее облаком пыли. Это стало последней каплей: ноги у Зои сделались ватными, слабыми, и она упала на землю. Она сжалась в комок на обочине, закрыла лицо руками, чтобы ничего больше не видеть!
– Ну, хорош, а? Тебе помощь нужна? – услышала Зоя, и медленно подняла голову, прикрывая глаза ладонями. Слезы по-прежнему ее душили, и даже страх перед очередным незнакомцем не помогал ей взять себя в руки. Она растёрла слезы по распухшему лицу и подумала:
«Не побегу, не могу больше! Будь что будет, пусть лучше убьет меня!»
– Так тебе нужна помощь? Или я поехал? – произнес подошедший.
Зоя села, отняла руки от лица и взглянула на незнакомца.
Сквозь пелену слез ей на мгновение показалось, что она видит облик Спасителя. Длинноволосый и бородатый он сидел рядом с ней на корточках, деликатно опустив свою длань на ее плечо…
Она подумала, что сошла с ума и бредит, или даже, что она умерла, и ее душа уже перенеслась в космос, в его священную обитель. Блаженство от его легкого прикосновения уже начало разливаться по ее телу, как вдруг Спаситель отчетливо произнес непечатное ругательство, а потом еще добавил:
– Твою ж мать!
В тот момент Зоя и увидела его фиолетовые глаза.
Глава 4. Тройная сущность аптекаря Петра
Аптекарь Петр, в определенных кругах больше известный как Химик, вел ничем не примечательный образ жизни. В Серск он приехал довольно давно, открыл свою аптеку и принялся коротать дни, наслаждаясь неторопливым ритмом жизни спального района большого города.
Петр был иностранцем. Как бы хорошо он ни говорил на местном языке, а все-таки акцент выдавал в нем уроженца северной Европы. Уроженцев северной Европы тепло принимают во всем мире, их уравновешенный характер и спокойный взгляд голубых глаз располагают к себе практически любого, даже не самого дружелюбного человека. Поэтому, соседи сразу полюбили аптекаря Петра и относились к нему с большим уважением, не смотря на общеизвестные стереотипы о европейцах и их образе жизни.
Однако этот скромный аптекарь на самом деле был не так прост. Днем он вежливо улыбался и продавал посетителям аптеки микстуру от кашля, а вечерами запирался в своем подвале, обустроенном под лабораторию, и, как говорится, бадяжил ириски, т.е. синтезировал запрещенное законом психотропное вещество IRS-14, вызывающее у человека наркотическую зависимость средней тяжести.
Петр сотрудничал с надежными людьми, которые распространяли ириски в городе. Хорошо отлаженный бизнес приносил стабильный доход и позволял аптекарю заниматься научными исследованиями в области фармакологии. Петр (он же Химик, он же шведский профессор Симон Хансен) решил посветить свою жизнь поиску лекарства от метонии.
Впрочем, среди барыг, скупавших у него наркоту, Химик особо симпатизировал лишь Беньямину Маркину, могильщику из карантинного лагеря №373.
Как возникла эта симпатия, ни сам Петр, ни уж, тем более, Бен точно не помнили. Их первая встреча произошла так: Бен вышел на Петра через одного своего знакомого барыгу, заявился к нему в аптеку и спросил какую-то ерунду, вроде свечей от геморроя. Петр смерил его озадаченным взглядом, выражавшим удивление, смешанное с недоумением.
– Геморрой замучил, – пожал плечами Бен, снимая свои зеркальные очки в круглой оправе, которые приобрел еще в самом начале своей болезни. – Спасу нет.
Бен одарил Петра самым двусмысленным взглядом, на какой только был способен и замер в ожидании ответной реплики.
Петр, со свойственным ему нордическим хладнокровием, бросил перед ним на прилавок запрашиваемый товар:
– Вот, самые качественные, японские, – сказал он. – Думаю, вы знаете, как ими пользоваться? В любом случае, инструкция прилагается. С вас сто пятьдесят.
Бен усмехнулся, оба они хорошо поняли друг друга.
– Спасибо, Химик, – ответил Бен. Порывшись в карманах, он вывалил на прилавок несколько смятых купюр и горсть мелочи, отсчитал требуемую сумму, смерил аптекаря разочарованным взглядом и удалился восвояси.
Спустя неделю Бен снова пришел в аптеку и вернул Петру товар.
– Извини, приятель, но от твоих свечей, мой геморрой разболелся еще больше. Мне бы чего покруче.
Петр покачал головой:
– Не знаю, кто прислал тебя ко мне, но этот кто-то ошибся. Я не работаю с посторонними.
– Ты же видишь, что я болен.
– Почему бы тебе не вернуться к своему прежнему поставщику?
Бен покачал головой:
– Он в отъезде, и, похоже, надолго… А геморрой ужас как болит! Сжалься над убогим, я же спать не могу, наворачиваю круги по кладбищу как чокнутая мартышка.
– По кладбищу? – бровь Петра удивленно приподнялась.
– Я ж могильщик, живу рядом с кладбищем.
Петр вздохнул, изучающе разглядывая Бена. Вроде типичный патлатый нарик, больной метонией. Ну а что, если он – хитрожопый агент комиссаров под прикрытием?
– Хорошая профессия, – заметил Петр без тени какой-либо эмоции на лице.
– Я тоже так думаю, – кивнул Бен. – Мне, как и любому замкнутому психопату-социофобу, очень подходит. К тому же, я таким образом искупаю грехи.
– Искупление грехов – пустая трата времени, – глубокомысленно заметил Петр. – Как, впрочем, и твое присутствие здесь. Повторяю, я не работаю с незнакомцами.
– Ну а если я знакомый Щегла? Щегла знаешь? Ну того, что в отъезде…
– Да хоть соловья! – усмехнулся аптекарь. – Ты и сам как соловей тут заливаешься! – впрочем, не отдавая себе толком отчета почему, Петр решил все-таки рискнуть и довериться этому парню. Как оказалось потом, инстинкт его не подвел.
– О, Химик, да ты крут! – сказал Бен. – И выражаться по-нашему здорово наловчился! Так что насчет лекарства?
– Ты давно болен?
– А что, это важно?
Петр молча ждал ответа.
– Ну, где-то около семи лет.
– Сочувствую. И все это время на лекарстве?
– Нет, на лекарстве года три, не больше.
– Завязать не пробовал?
– А зачем?
– Ты же наверняка знаешь, что оно плохо действует на мозг.
Бен усмехнулся:
– В моем положении это уже не так важно, не находишь? – с горьким сарказмом заметил он. – Все, чего я хочу, так это немного вдохновения для своей работы. Да, я еще и скульптор, по совместительству, – пояснил он, встретив недоуменный взгляд аптекаря, справедливо полагающего, что для рытья могил особого вдохновения не требовалось.
– Хорошо, – вздохнул Петр. – Приезжай завтра в час. Только учти, благотворительностью я не занимаюсь.
– Деньги – не проблема! У нас пенсия от государства, а тратить ее некуда, разве что в био-магазинах яблоки покупать! А нахера мне яблоки, если я помирать собрался? Я лучше кайф словлю! – Бен лучезарно улыбнулся и удалился с поклоном.
