– Но я ничего об этом не знаю, Жень.
– Как?!
Он не успел удивиться, потому что был под давлением горя. Евгению казалось, что у него поднялась температура. Тело ломило, голова начала болеть где-то в области затылка.
– Я ничего не знаю об этом. – Ответ прозвучал громче, сухо.
– Но этого не может быть!
– Отчего же не может? Ты знаешь, я всегда желала вам только добра, хотя твоя жена всегда вызывала некоторые подозрения. Это не только я заметила! Уверяю тебя, Жень! Я чувствовала, что с ней что-то не так. Жень, ты должен выслушать меня! Ты должен понимать, вот сейчас должен понимать, что она недостойна тебя! Люди говорили мне об этом! Люди, понимаешь? – Я спрашиваю не об этом.
– Это она виновата во всём, что произошло!
В этот раз он не перебивал. Слушал, тяжело дыша, пытаясь сморгнуть слёзы с ресниц. Он никогда не позволял матери говорить злых слов о жене. Но сейчас ему хотелось слушать. Погиб его сын. Нужно же разобраться!
– В чём она виновата?
– Во всём виновата!
– Не понимаю. Но он понимал, просто ему хотелось говорить и слушать.
– Я не знала, что до этого дойдёт, Жень! Как он только решился! Как?! И почему она молчала? Ведь она знала, чувствовала! Дети всегда в ответе за старые грехи родителей. Всегда! Запомни это! А она… Она же одиночка, как волчица. Ей не понять, что такое любовь, ведь её никогда никто не любил. Я сейчас говорю о родительской любви. О родственной. Это она убила собственного сына, она довела до этого.
Жестокое обвинение. Но он не отрицал.
– Если бы я был рядом.
– Но тебя не было!
– Мама.
– Ты сам должен всё понимать, ведь жил обособленно много лет. Она ни с кем из нас не роднилась. Никогда не делилась горем или радостью. В странностях Антона только она виновата. Ты здесь ни при чём. Это не твой ребёнок. А гены много значат, сынок. Очень много! Поверь мне, я знаю жизнь. Бедный мальчик! Представляю, как он страдал! А ведь в чём он виноват? Гены… Гены!
Ему показалось, что она заплакала. Внутри вовсю шла борьба. Он взял на себя смелость согласиться с доводами мамы, хотя совсем недавно отрицал их. Они стали почти врагами, потому что матери совершенно не нравилась его жена. Он не знал истинной причины. За много лет поводов было много, он не вникал. Ему казалось, что это женские капризы, пройдёт со временем. Ему было спокойно в своей семье с женой и сыном. Он чувствовал любовь. Он знал, что его любят! И сам безумно любил. И не думал, что когда-нибудь сможет потерять этот мир. Ещё год назад он бы не позволил матери плохо говорить о жене. Не стал бы слушать! Но сейчас ему нужна помощь. Он совсем ослаб, находился на грани морального истощения и истерики. Будто переломанное тело, кости неправильно срастались сами по себе, без должного лечения, и было невыносимо больно при любом движении.
– Жень, а ты где сейчас?
– Заехал на кладбище, говорю же. Сейчас уже возвращаюсь.
– Ты купил цветы?
– Нет. Я просто заехал…
– Надо было купить красивый букет и попросить перевязать его чёрной ленточкой. Лучше гвоздики. Они красивые и не очень дорогие. На снегу смотрелись бы хорошо. И надпись обязательно, что от тебя. Люди скажут, что ты хороший отец. И ни в чём не виноват. Дело не в тебе.
– Я знаю, что не виноват. Меня не было рядом. В этом всё дело.
– Но надо было бы купить цветы. Чтобы люди увидели.
– В следующий раз, мам.
Она ещё мгновение помолчала, собираясь с мыслями.
– Ты можешь вернуться домой, сынок. Зачем снимать грязную комнату?
– Она не грязная, мам. Спасибо тебе.
– Господи, у меня о тебе сердце каждый день болит.
Он не ответил. Попрощался и, не дослушав слов матери, сбросил вызов. Закурил новую сигарету. Задумался, не стоит ли вернуться на кладбище и вновь поискать могилу сына? Разговор помог, истеричная возбуждённость исчезла. На её место пришла усталость, захотелось спать.
Он вернулся домой, когда часы показывали десять вечера. Со злобной радостью отметил, что не заехал в бар и не познакомился с женщиной: очередной безликой незнакомкой, которая не против быстрого секса за заднем сиденье машины. Выпить можно и дома, в холодильнике стоит бутылка водки. Первую рюмку выпил, не закусывая, залпом. По спине бегал липкий осторожный страх, подпитывая уверенность, что сегодняшний вечер добил его, надежды напрасны. Он погиб окончательно. Ощущение близкой смерти витало где-то рядом, Евгений чувствовал мистический холод. Сглотнул и затряс головой, пытаясь отогнать от себя наваждение.
Он не нашёл могилу сына! Какое-то помутнение рассудка! Разве возможно не найти могилы любимого ребёнка? Ему казалось, что высокий холмик завален мягкими игрушками и цветами. Воспоминание, когда проходили похороны. Молодёжи собралось много. Девчонки рыдали в голос и аккуратно укладывали плюшевых мишек и собачек на землю. Но сейчас февраль, а сын умер в самом начале января. Не было снега, но земля сильно промёрзла, на реке стоял лёд. Трагедия могла обойти стороной, если бы снега выпало много. Возможно, он бы помог смягчить падение и удар. Как бы повернула жизнь, если бы сын остался жив? Мысли быстро собирали частички истончённых фантазий, которые впивались в сердце, как края острых ракушек. Отмотать время! Пусть всё вернётся назад!
Гора мягких игрушек, живые цветы. А сейчас идёт снег и ничего не видно.
Ещё одна рюмка, и страх становится ощутимее. Прошёл месяц.
За это время много изменилось. И нет цветов и игрушек. Метель занесла землю снегом. Страх заставил Евгения подняться и пойти в ванную. Он умылся, затем вернулся в комнату и включил телевизор.
2.
Отмотать время! Но откуда начинать мотать? Нужно ли разбираться в бессмысленном, страшном поступке сына? Евгений не мог винить парня, хотя смерть нанесла ему сокрушительный удар под дых, после которого не восстановиться. Евгений сам был на волосок от смерти, потому что мозг отказывался принимать жизнь в ярких красках. Он прятался от солнца, как крот или вампир, закрывался от смеха, уходил от счастливых людей. Ему хотелось забраться под землю и спать. Именно под землю, чтобы не видеть цветения деревьев и яркого солнца.
Его желания ужасающе потрясали, но он больше не осознавал чёткой реальности. Будущего не было, настоящее туманно и размыто, но вот о прошлом можно подумать и осмыслить какие-то поступки. Воспоминания кровоточили, гноились и воспалялись. Евгений не решался трогать их, но приближался всё ближе к тому, чтобы как следует во всём разобраться.
А вдруг она попытается что-то сделать с собой? Бросится с моста, как сын, или наглотается таблеток? Легко ли ей теперь, ведь у неё никого нет?
Евгений вздрогнул и машинально схватился за телефон. Она не возьмёт трубку, абонент недоступен. После очередной рюмки в голову полезли тревожные, провокационные мысли. А что, если всё ложь? Чья-то глупая шутка! Ведь никто и не подумал проверить информацию. А проверять нужно было, потому что парень погиб, а на очереди он, пьяница и ходячий труп.
Евгений нахмурился и отставил бутылку в сторону. С силой потёр покрасневшие глаза. Мозг требовал действий – бежать, искать, бить морду, спасать. Но тело устало расползлось по стулу, не желая двигаться с места. Почему за этот месяц никто не связался с ним? Ни врачи, ни полицейские? Что за вакуум образовался вокруг него? Да и сам он хорош! Столько времени заливал горе водкой и сексом с незнакомыми женщинами! Пытался подсчитать, когда придёт время поминок на сороковой день. Или они уже прошли, а он просто забыл?
Евгений сидел в мрачной задумчивости, нервно кусая губы. Сможет ли он уснуть сегодня ночью? Мысли голодной волчьей стаей набрасывались на него. Он рисовал себе страшные картины будущего – смерть жены, а потом и своё самоубийство. Он не сможет жить без своей семьи. Ему обязательно нужно разобраться в том, что произошло. И начать надо прямо сейчас. Он поднялся и пошёл в комнату, включил ноутбук. Задумался. Набрал имя жены в социальной сети, зашёл на её страничку. Всего одна фотография. Ничего нет на стене. Комментарии отсутствуют. Но это его не волновало. Евгений принялся за изучение страничек, которые были у жены в друзьях. Всего пятьдесят. Немного. Но изучение затянулось на целую ночь. Когда прозвенел будильник, Евгений тяжело поднялся с места, выключил ноутбук и отправился на кухню варить кофе. Он был разочарован. Ничего интересного обнаружить не удалось.
Он ничего не знал о ней, чтобы попытаться выбрать из скудной информации что-то стоящее. Это раздражало. Что он ищет? Надеется, что под каким-нибудь ником скрывается её любовник? Нужны ли оправдания? Она – подлая змея! Его тошнит от того, что он доверился ей. Мерзкая, отвратительная шлюха! Вздрогнул, будто ударил сам себя.
Вечером, вернувшись домой после работы, Евгений сразу лёг спать. Отключил телефон. Голова совершенно не соображала, требуя уединения и кровати. Его разбудил решительный звонок в дверь. Евгений открыл глаза и посмотрел на часы, двадцать один ноль-ноль. Значит, он проспал три часа. Звонки не прекращались. Мужчина, чертыхаясь, тяжело поднялся с дивана. Ему не хотелось общения.
На пороге стоял Марат Прогалинский, муж матери. Его высокая худая фигура выражала озабоченность, глаза под стёклами очков щурились, в руках он держал хозяйственную сумку и большой зонт. Евгений кивнул, пропуская его в квартиру.
– Женечка! Я проведать тебя! Можно войти?
– Конечно.
Последовало крепкое рукопожатие. Прогалинский разулся, снял куртку, шапку, аккуратно поставил зонт на пол, прислонив к стене. Он прошёл в кухню и сел на табурет, потирая замёрзшие руки. Евгений проследовал за ним и присел напротив. Он подумал о том, для чего Прогалинскому зонт, и машинально взглянул в окно.
– Снег с дождём, отвратительная погода! – широко улыбаясь, сообщил Марат. Золотые коронки мрачно блеснули, привлекая к себе внимание. – А с утра был туман. Ты заметил?
– Заварить чай?
– Может, что-нибудь покрепче?
Евгений кивнул и полез в холодильник за водкой. Благодаря тому, что он вчера выпил мало, она осталась. Не нужно бежать в магазин.
– У тебя не работает телефон, Женечка.
– Я его отключил.
– Мама не могла дозвониться, поэтому я приехал посмотреть, всё ли в порядке.
– Да в порядке я.
– Хорошо.
Они выпили.
– Ты что-то плохо выглядишь, Жень.
– Ночь не спал. Вот прилёг ненадолго.
– Понимаю. Мама сказала, что ты вчера ездил на кладбище. Это для всех нас тяжело.
Они снова выпили. Водка шла легко. Благодаря этому напряжение в мышцах ушло, кровь ударила в голову, согревая. Прогалинский поднялся и сходил за хозяйственной сумкой, которую оставил в прихожей. Быстро достал из неё банку кильки в томатном соусе, кусок копчёной колбасы и половинку ржаного хлеба. Достал из шкафа тарелки и с удовольствием разложил на них закуску. Марат Прогалинский всё делал хорошо и с удовольствием. Казалось, что ничто не может сломить его и вывести из себя. Улыбался, блестя коронками, откашливался и громко глотал слюну, потирая руки.
– А я ведь, Жень, больше не работаю с мебелью. Ушёл.
Говорил он, жадно набрасываясь на хлеб и колбасу, не забывая подливать водку в рюмки.
– Ты больше не начальник? Я не знал.
– Хватит, сколько можно? Я сейчас на овощной базе сторожем. Хорошая работа, сутки через трое. Тишина, природа. Собачек кормлю бездомных.
– Я не знал,– удручённо покачал головой Евгений.
– Уж год как работаю.
– Год?
Евгений замер. Тяжело поднял руку и дотронулся до коротких волос. Он совершенно не знал о том, что происходило вокруг. В эти минуты появилась тревога. Не было ли упущено что-то важное? И отчего номер жены долгое время не отвечает?
– А мама?
– Мама осталась, – широко улыбнулся Прогалинский. – Ей хорошо работается на складе. И Анечка тоже. Мои девочки молодцы! Всё у них горит в руках, всё получается.
Евгений поморщился:
– У Аньки никакого образования нет, что она может?
– Работая на складе, необязательно иметь образование. Главное запоминать названия деталей и где всё лежит. Важно записывать в журнал, когда что поступило и кто что взял.
– По-моему, для Аньки и в этом будет трудность.
– Ты слишком строг к родной сестре.
– Просто я её хорошо знаю.
Они выпили, помолчали.
– Как дела у Ундюгерь? До сих пор не могу выговорить её имя.
Евгений вздрогнул, схватил кусок колбасы и смял в пальцах. Прогалинский продолжал улыбаться, будто не замечая его волнения. Нужно было принять решение, отмахнуть колебания, ответить на вопрос. Но один ответ повлечёт за собой новые вопросы. И разговор получится болезненный, невыносимый. Марат Прогалинский никогда никого не осуждал. Он всех любил и любил жизнь, несмотря на пристрастие к алкоголю. Евгений никогда не видел его в плохом настроении. В глазах блеснула надежда. И не без тревоги, Евгений ответил:
– Я не знаю. Мы не виделись.
– Подозреваю, что она из дома не выходит. Мама говорит, что заболела. Нервное, наверно. Тяжело принять смерть сыночка.
– Заболела?
– Люди говорят. А может, и не болеет, а просто стыдно.
– За что?
– За жизнь свою непутёвую, Женечка! Вон оно как получилось. Антошенька умер. Хороший мальчик. Но, может, так и лучше для него?
– Почему?
– А как жить дальше? Симптомы шизофрении уже стали проявляться! Помнишь ту драку в школе?
– Ундюгерь сказала… что скандал сильно преувеличен.
– Она от себя вину пытается отвести. Видишь, мальчику рассказала, что… ты ему не отец. Пятнадцать лет молчала, а тут что-то произошло. Наверно её испугал тот случай в школе, и она решила объясниться с людьми, объяснить…
– Хватит! – Евгений не мог слушать это. Он поморщился и заскрипел зубами. – Не будем об этом, ладно?
Марат продолжал закусывать, глазом не моргнул. Услужливо кивнул головой.
– Бедная девочка совсем запуталась. Может, стоит позвонить ей?
– Я звонил.
– Не отвечает?
