Мы думали, что сейчас сюда нагрянет отряд карателей. Но нет, всё было тихо. Обошлось. Я думаю, что они тоже перетрусили и боялись заявить о встрече с нами. Как бы там ни было, слава Богу, что так произошло. И мы решили завязать с этим делом… Не стоит больше рисковать. Игра со смертью – плохая игра. Мы думали, что рано или поздно, но каратели нагрянут сюда.
Мы начали прятать своё оружие. Мы с братом хорошо смазали толстым слоем солидола все металлические части карабина, упаковали в толстую упаковочную бумагу, завернули в несколько слоев в целлофан, или вроде этого. Нашли на окраине сада ход сообщения в пустой окоп.
И туда закопали своё оружие примерно на глубину 80 см. Всё заровняли, зачистили. Ну и заметили это место. Пусть лежат до лучших времён. Прошли годы войны, затем последующие годы. И когда мы возвратились к тому, чтобы извлечь наши карабины, то мы уже не смогли точно определить место их нахождения. Время сделало своё дело. Дожди, весенний снег, ветры и заросли кустарника изменили всё вокруг. Там, где когда-то была поросль, теперь уже стоят деревья, и они переплелись корнями. И ещё, чтобы копать, надо точно определить то место. А это сделать уже трудно.
Мы копали уже не один раз, и всё впустую. Ах, как хотелось найти, снять смазку, очистить и подержать в руках, посмотреть ещё раз на своих далёких боевых друзей, далёкого военного времени. На сей случай надо было бы иметь хороший металлоискатель. А так мы ничего не нашли. Лежит, наверное, оружие там до сих пор.
Исчезли потом и наши сабли, которые мы прятали везде, в расщелинах каменных заборов, под черепицу на крышах и т. д. Куда они подевались? Ведь кто-то их нашёл.
Прошло много лет с той поры огневой. Но в моей памяти остались незабываемые моменты моего детства и юношества. Было оно очень трудное. Испытали мы и голод, и холод, и страх. Но было оно по-детски интересное. Столько всяких интересных случаев, эпизодов, половина из которых забыта, мелькают иногда, как во сне. Трудно порой вспомнить некоторые имена и события, их периодичность.
Эх, кони, мои кони!
Эскадрон, отступая, бросил не только оружие, но и несколько (около десятка) лошадей.
По какой причине они были брошены, неизвестно. Только их бедных, жаль. Бродили они, неприкаянные, по полям вокруг сторожки и перекрёстка, никому не нужные.
Для ребят это был подарок. Начали их ловить и кататься на них верхом.
Однажды я прихожу к перекрёстку – мои друзья ко мне гурьбой. Я ещё ничего не знаю, они меня начали уговаривать покататься верхом: «Ты хочешь испытать счастье? Садись верхом скорее! Она (это лошадь) так прекрасно ходит галопом! Мы её уже испытали. Садись, прокатись, а мы за тобой. Нам тебя и не догнать!»
Забава
А я верхом не ездил никогда. И согласился прокатиться. Почему бы и нет? Я ж надеялся на них. Значит, она спокойная, кавалерийская верховая лошадь. Взобрался я на неё, такой радостный, довольный. Стоит моя принцесса спокойно. А лошадка эта имела свои сюрпризы.
Быть может, в бою, впервые, когда перед ней разорвался снаряд или мина, она на бегу от испуга резко встала. А всадник через голову коня на землю – бац!
Был умный этот конь или наоборот глупый, я не могу сказать. Но, видно, определённую мудрость в этом приобрёл, стал «бросать» седоков. Рысцою может бежать сколько угодно. Но если пустить в галоп, то жди беды. На всём скаку вдруг бац – и встал. Ты уж на земле – «Хлоп!»
Друзья на себе всё это уже испытали. А я – «ни в зуб ногой»! Вот они и решили меня разыграть.
Сагитировали «прокатиться». Я и «прокатился». Для них это была забава, потеха.
Вначале они до слёз хохотали. А мне было не до смеха. Я еле мог встать. Болели рука и плечо. И ещё долго болели. И когда они вновь потом, может быть, для смеха, предлагали прокатиться мне верхом, я от этой затеи отмахивался, как чёрт от ладана. А они довольно смеялись. Нет уж, нет. Верхом я больше ни-ни…
Лошадей этих все мои друзья «прихватизировали» (пока было безвластие). Разобрали их по дворам. Надеялись на них что-то возить или куда-то ездить, не знаю. В общем, размечтались. И я сдуру, привёл себе одного рысака. Но вскоре, не знаю, не помню каким образом, но их у нас всех забрали. И этот эпизод остался только в нашей памяти, как детская забава…
Осень 1941-го. Оккупанты
Итак, немцы, прорвав нашу оборону на Перекопе, у Ишуньских позиций, вошли в Крым.
На нашем направлении они уже почти не встречали сопротивления, захватили Евпаторию 31 октября 1941-го. Наше село они прошли даже как-то незаметно. Если вот только тот эпизод, который я описывал выше. Где я видел колонну немецких машин с солдатами. И где я на поле стоял с полными карманами патронов. Вот и всё.
В стороне по шоссе войска прошли, может быть, даже ночью, мы их и не заметили.
С этого момента мы оказались в оккупации. Вначале всё было тихо. А потом, через некоторое время, в Дувановке появились немцы. Остановилась небольшая воинская часть.
Возможно, они остановились на отдых, или пополнение, или ещё по каким-либо причинам. Это было миномётное подразделение на конной тяге. Миномёты у них были тяжёлые, на специальных армейских повозках. Сзади нашего дома находился баз[1 - Баз – удешевлённый скотный двор для крупного рогатого скота. – Сельскохозяйственный словарь-справочник.], где содержались совхозные коровы.
Было много навесов, секций и большой двор.
Миномёты они расположили вдоль дома, с тыльной стороны, во дворе. А лошадей немцы держали в этих секциях и навесах. Там же размещались и русские пленные, которые обслуживали лошадей от миномётных телег. Мы, ребята, часто ходили к ним в гости. Интересно было наблюдать, как они делили паёк продуктов, который им выдавали немцы. Я впервые увидел, как они раскладывают все продукты на отдельные кучки. Делают так, чтобы всем было поровну. Затем один отворачивается, а второй показывает пальцем на одну кучку, и говорит: «Кому?». Тот, который не видит, называет кому. Имя или фамилию. Названный забирает свою долю.
Этот, увиденный в детстве способ делёжки, мы впоследствии использовали на облавной охоте, после того как добудем дичь.
Я не знаю, на каких условиях находились у немцев наши пленные. Что удивительно, у них никакой охраны не было. Ходили они свободно. И мы к ним ходили свободно. Могли бы они в любое время бежать. Но они этого не делали. Почему? Может быть, они были какие-нибудь предатели? Но не похоже и на это. Они были добрыми с нами, обращались хорошо.
Но чувствовалось, что они какие-то подавленные. Вроде, чувствуют за собой какую-то вину. Весёлости и развязности в их делах не чувствовалось. Для меня это загадка до сих пор.
Они могли бы свободно бежать. Может быть, они ещё не дождались своего момента? Возможно, они так и поступят, но позже. Война ведь только началась.
В части были и верховые лошади. На большой поляне в селе офицеры этой части нередко устраивали типа джигитовки. Ставили палки с лозой, и галопом, на скаку рубили эту лозу налево и направо. Мы наблюдали за этим их занятием. И я видел однажды, как один офицер рубанул свою лошадь по уху. Это было трудно видеть. Жаль лошадь. Затем ей оказывали помощь. Эта часть находилась в селе довольно долго. Несколько месяцев, с октября 1941-го, по март 1942-го года.
Бои под Перекопом. Плен. Побег
Как я уже писал ранее, на третий день после объявления войны многие мужчины нашего села, в том числе и мой отец, были призваны в армию. В скором порядке где-то формировалась их часть, и затем была направлена на Перекоп для обороны Крыма. Под Ишунью была создана на скорую руку линия обороны. Но все знают, как немцы пёрли в первые месяцы войны. Наши войска не успевали закрывать дыры. Вот и под Ишунью были большие неравные бои.
Немцы прорвали нашу оборону. И там много наших бойцов попали в плен, в том числе и мой отец. По рассказам отца, где-то там же находился лагерь для военнопленных. Он был под открытым небом, обнесён колючей проволокой. Как обращались немцы с пленными, особенно в первое время, всем хорошо известно. Об этом много и писали, и передавали по радио.
Отец находился в лагере довольно долго, примерно с октября 41-го, по начало февраля 42-го года. В начале февраля, где-то числа 7–8, ему вместе с тремя товарищами удалось бежать из лагеря. Они решили любыми способами пробираться в горы, к партизанам. Но добираться решили по одиночке, так как группу легче обнаружить и схватить.
Отец решил по пути заскочить на несколько часов домой. Хотя бы предупредить, что он жив и пробирается в горы. Домой он пробирался несколько суток по ночам. Появился он дома в полночь 10.02.1942. Дом, в котором мы жили – очень старый, одноэтажный. В нём было пять или шесть квартир. С соседом у нас была одна общая стена. Звукопроницаемость была отличная. Стоит чихнуть, и всё у соседей слышно. Если добрый сосед, то он может сказать: «Будь здоров». Но это если добрый сосед…
Предатель
Соседом у нас был тот самый бывший пленный австриец, который с приходом немцев стал их правой рукой в наведении нового немецкого порядка. Он-то и услышал разговор нашего отца за стеной.
Хотя разговор вели как можно тише, осторожно, чуть ли не шёпотом. Но эта мразь услышала. Да мы и не думали, что наш сосед может донести. Но он это сделал.
Отец сразу же был схвачен немцами. Всё произошло неожиданно. Пришло несколько фрицев с автоматами, схватили отца и увели. Затем вывели на перекрёсток и расстреляли.
Мы, с матерью долго прятались, так как они приходили и искали нас. Трудно представить, что мы пережили. Каково было нашей бедной маме с четырьмя детьми. Она и поседела, и постарела в те часы и дни. Постоянно жить в тревоге, что вот-вот и нас схватят и расстреляют…
Но, видно, в данный момент Бог был на нашей стороне. Нас эта участь миновала. Хотя этот ужас уже никогда не забыть.
А эта гнида, фамилия его была Ударович, ходила по селу с гордо поднятой головой, и он всех ненавидел, всем угрожал. Его все боялись. Прятались, когда его увидят, и его белую повязку на рукаве. Он ещё тогда, когда вошли немцы в село, оставил всех рабочих без куска хлеба.
Сам лично ходил по дворам с немцами, и заставлял показывать, где спрятано зерно, и лично искал, если не уверен был, что всё показал хозяин. Вот, фамилия у него – Ударович, но мне кажется, что он жил под чужой фамилией. Это наверняка не австрийская фамилия. Ведь никто не знал, что он бывший австрийский военнопленный. Это выяснилось уже позже, после его побега, когда за расследование этого дела взялись контрольные органы. Долго он ждал своих, целых 27 лет, и дождался, сволочь. А позже, как только «запахло керосином», эта тварь, эта нечисть-австриец, со всей семьёй внезапно, незаметно (очевидно, ночью), исчезла. Очень жаль, что в нашей степной части Крыма негде было скрываться партизанам. Лес и горы далеко. Этой кикиморе долго бы зверствовать не пришлось.
Отец был расстрелян зимой, в феврале. Тело его лежало в низине, где ранее было укрытие для танкетки. О похоронах не могло быть и речи, не разрешалось никому.
Там он пролежал долго, до марта месяца, когда уже начал таять снег. И в этом укрытии уже была вода. Лежал он в воде, в луже. Только потом, когда ушла немецкая часть, нам удалось похоронить его рядом, в лесополосе, выкопав могилу.
После освобождения Крыма нашими войсками, мы установили памятник и металлическую ограду. И с тех пор эта лесополоса называется – «Лесополоса Богданова». Или попросту «Богдановская».
Лишь вспомнишь то время, сердце болит. А было ли это? Да, было, хотя было давно. Но для сердца и памяти нет этой дали. И это не сон, и не кино. Да, если бы так. То, что я видел, и что испытал, и не только я один, пусть это и очень далеко уже, но я всё помню и забуду едва ли.
Десант
Мне вспоминается зима 1942-го года. Она была снежной и суровой. Время для наших войск было тяжёлое. Крым был почти полностью оккупирован. Сражались только ещё Керчь и Севастополь. Севастополь был полностью блокирован с севера, то есть с суши.
Ежедневно немецкая авиация усиленно бомбила Севастополь с воздуха. Артиллерия с дальнего расстояния обстреливала город тяжёлыми снарядами калибра 500–600 мм. У них была партия орудий типа «Дора». Подкрепление, доставка боеприпасов и продовольствия в Севастополь осуществлялась с огромным трудом и большими потерями, только морем, с Кавказа.
Все эти сведения я узнал конечно же позже, когда был освобождён Крым. Но о том, что Севастополь усиленно бомбили, этому я сам свидетель. Я воочию видел, как ежедневно огромная армада немецких бомбардировщиков летала через наши головы бомбить. Как стая ворон, партиями, друг за другом летали, тяжело нагруженные, со стоном: «Гу-Гу-Гу».
В этих тяжелейших условиях, командование решило отвлечь часть вражеских войск от Севастополя, и высадило десант в Феодосии и в Евпатории. У Евпатории десант был высажен ночью 5 января 1942 года в 3-х – 3,5 км от города, на перемычке дороги между берегом и соляным озером Сасык-Сиваш, в сторону г. Саки.
Десант был невелик, всего около восьмисот человек (по слухам). Эти сведения от самих участников десанта. Из вооружения у них было три танкетки, несколько лёгких орудий, миномётов, ручные пулемёты, автоматы и гранаты.
В Евпатории, очевидно, большого гарнизона не было. Там было много военных госпиталей, переполненных ранеными. Моряки с ходу ворвались в город и разгромили немецкий гарнизон. Остатки вместе с ранеными в панике бежали из города в северном направлении. А это как раз через наше село – Дувановку.
Как я уже говорил, это была зима, январь. Холод был ужасный, хотя и небольшой мороз, но с ветром, и это было довольно чувствительно для раненых и раздетых фрицев. Довольно некомфортно.
Надо было видеть этих бежавших из города вояк. На них было страшно смотреть и даже было жаль их. Бежали кто в чём: закутаны в одеяла, простыни и т. п. На головах тоже, чёрт те что намотано в кровавых бинтах. Большинство только в нижнем белье, а поверх замотаны кто в простыни, кто в одеяло. По пути они, наверное, конфисковали лошадей, подводы, так как некоторые раненые лежали в телегах или сидели, а другие с обеих сторон, держась рукой за борт телеги, бежали рядом.
Многие бежали поодиночке, другие бежали группами. В общем, как попало.
Десантники ворвались в город неожиданно, ночью. Некоторые горожане поддерживали наших моряков, стреляли из окон и чердаков в немцев, в спину. Трое суток город находился в руках десантников. Потом немцы подтянули подкрепления со стороны Симферополя, а также со стороны Армянска. Наши десантники подмоги не дождались. А может быть, её вовсе и не планировалось. Кто знает? Остались они сами с собой наедине.
Трое суток в городе они были хозяевами. Но силы были неравные. Что ещё они могли сделать? В основном они все погибли, за исключением небольшой части, которые смогли покинуть город. А после того, как десант был разбит, немцы вовсю начали свирепствовать в городе, вымещая всё зло на населении. В течение недели или более они по всему городу делали облавы и хватали всех мужчин и подростков, и вывозили за город, в район Красной горки, и там во рву расстреливали. Шёл массовый расстрел. Гнали колоннами, через весь город на окраину, везли на машинах. Расправа продолжалась в течение всего периода оккупации. Было истреблено 12,5 тыс. человек. В Германию было угнано более 5 тыс. человек.
А в самом начале, с осени 1941 года, т. е. с 31 октября, когда они заняли Евпаторию, немцы начали свою первую массовую расправу над мирными жителями. Было расстреляно около 700 человек, взрослых и детей, которых они вывезли за город и расстреляли в противотанковом рву. Вскоре была ещё одна облава, и ещё расстреляли 150 человек.
Но особенно они свирепствовали после высадки десанта. Они долго охотились и вылавливали всех, вплоть до 14-летних ребят. Так закончилась эта кровавая операция…
После войны на месте высадки десантников установили Памятник – композицию в честь наших отважных моряков, героически сражавшихся и отдавших свои жизни за Родину.
Памятник этот стоит на берегу моря, на пляже перед въездом в город Евпаторию, напоминая отдыхающим, приезжающим сюда и проезжающим, и всем людям о героической борьбе советских моряков против фашистских захватчиков.
Десант сыграл свою положительную роль тем, что он отвлекал значительную часть немецких войск от Севастополя, и этим облегчал его положение.
На пьедестале застыли в едином порыве три моряка с гранатами и оружием в руках. Ниже на граните выбиты слова: «ВАШ ПОДВИГ ОТЧИЗНУ СЛАВИТ, НАГРАДА ЕМУ – БЕССМЕРТИЕ!» Это дань памяти советских людей мужеству и героизму Евпаторийского десанта, погибшего в январе (5–7 января) 1942 г. В Евпатории также установлен Обелиск памяти морякам-десантникам.
«Кукурузник» и Мессершмитт
Мне вспоминается один коротенький эпизод, о котором нельзя не сказать хотя бы слова.
Это был октябрь 1941 года, когда немцы только-только вошли в Крым и захватили Евпаторию. Я возвращался из ближайшего хутора, где находилась совхозная ферма. Я там часто бывал. Ходил туда с 3-х литровой банкой за молоком.
И вот, возвращаясь оттуда, я проходил мимо карьера, заброшенного. Он находился недалеко от дороги. Иду я по дороге, и вдруг слышу какой-то звук, похожий на стук колёс телеги. Этот звук повторился уже отчётливее и ближе.
И тут я вижу наш двукрылый У-2 летит низко-низко, почти над землёй. А за ним, но ещё на почтительном расстоянии, летит Мессершмитт и даёт очереди из пулемёта по нашему самолёту. Это было так неожиданно, что я опешил. Откуда это?
А летели они друг за другом со стороны Евпатории. И летели так низко, что немецкого лётчика было отчётливо видно. Мне казалось, что была бы у меня в руках палка или камень, я мог бы кинуть и попасть в него. Наш самолёт летел молча. Очевидно, у него уже не было патронов. А фашист, собака, постреливал.
За карьером, в той стороне, куда они летели, было поле, зелёно-жёлтое. Поле постепенно понижалось и уходило далеко в долину. Всё оно было засеяно то ли кукурузой, то ли подсолнечником. Издали было трудно определить.
Наш «Кукурузник», так их называли, нырнул куда-то в эту зелень. Дальше его уже видно не было. «Мессер» дал ещё одну очередь, и после скрылся в этой же долине. Трудно сказать, сбил он нашего или нет, там уже было не видно.
Ну скажите, какой гад! К нам прилетел, и за нами же гоняется. Был бы это наш «Ястребок», а не «Кукурузник», то ещё неизвестно, кто кого бы гонял.
Севастополь. «Как стая ворон»
Был 1942 год. Крым был почти полностью оккупирован фашистами. Оставался один Севастополь, который в гордом одиночестве сражался ещё долго с врагом. Немцы захватили весь Крым. А Севастополь не сдавался, боролся до последнего.
Как только могли, Севастополь пытались поддерживать всем необходимым. С Кавказа морем доставляли и живую силу, и боеприпасы, и продовольствие. Но силы были неравные. И Севастополю сражаться было всё труднее. Так, в январе, чтобы отвлечь часть войск врага от Севастополя, в районе Евпатории был высажен морской десант, о котором я выше уже подробно рассказывал.
Но обстановка всё осложнялась. Однако и в таких условиях Севастополь стоял до конца июня 1942 г. Я вспоминаю, как с конца мая, и до середины июня немецкая авиация усиленно бомбила Севастополь. Самолёты, летящие туда, пролетали почти через наше село, чуть в стороне, южнее.
Я никогда до этого и после этого, не видел такое количество бомбардировщиков в воздухе одновременно. Видел я это дважды. Первый раз, где-то после 2 июня, а второй раз – 4-го или 5 июня 42 года. Летали они и до этого. Но не в таком количестве.
А сейчас летала армада тяжело нагруженных бомбардировщиков, с тяжёлым прерывистым гулом. Как будто летят и стонут: «Гу-гу-гу…» В течении нескольких минут всё небо было закрыто самолётами. Летели они тройками, друг за другом. Но эти тройки закрывали всё небо и по ширине, и в даль. Как будто летела огромная стая ворон. И там их были сотни или даже тысячи.
На это зрелище было страшно смотреть. Глядя на них, мы прекрасно понимали, куда они и зачем летят. И что будет твориться там, куда они начнут сбрасывать свой смертоносный груз. Смотря на эту стаю «коршунов», кулаки сжимались в карманах.
Ведь там, в Севастополе, были наши люди, наши солдаты и офицеры, наши отцы и братья. Летали эти ястребы и после, но уже меньшими объёмами. А летали они всегда одним маршрутом. С запада на юго-восток. Очевидно, откуда-то с румынских аэродромов или с украинских в районе Одессы.
