Роман усмехнулся:
– Можно и так сказать… хотя все эти итальянские доны – просто мелкая рыбешка рядом с нашими волжскими сомами…
– Чем… чем он занимается?..
«Надеюсь, не похищениями людей и не продажей их в рабство…»
– Волгой. – черные, как смоль, длинные ресницы даже не дрогнули. – Как сказали бы твои московские «доны» – «сидит на водных ресурсах».
«Ах, вот оно что!.. Волга… Осетры, черная икра, теплоходы… или вообще – нефтяные танкеры?.. Да еще и гостиничный бизнес, судя по усадьбам в Плёсе… Господи, я, наверное, сплю…»
Надо было еще что-то спросить, уточнить, но на языке у Жени крутился единственный глупый вопрос:
– А почему… почему у твоего дедушки такое странное имя – Дунай?
– Это наше семейное имя… – Роман заговорил с ней еще ласковее, как с ребенком. – Много-много лет передавалось от отца к сыну… одно и то же на весь наш род… пока мой папа не нарушил семейную традицию и не назвал меня Романом.
– А почему…
– Ну какая же ты любопытная, Женечка!..
Темные губы почти касались ее губ, будя воспоминание о недавнем сладком поцелуе, и снова внизу живота нарастало влажное, томительное желание… всегда непонятный и пугающий для нее «секс с незнакомцем», виденный только в кино и в любовных романах, вдруг обрел реальные очертания и конкретный образ… Образ молодого человека с шелковистыми черными волосами, с глазами глубокими, как Волга, и темными, как летняя ночь, с белоснежной кожей и прекрасными точеными чертами лица.
Роман почувствовал ее смятение, резко вдохнул, на миг теснее прижался к ней грудью и бедрами – и сейчас же отступил назад, сказал спокойно и повелительно:
– Пойдем! – и она, больше не сопротивляясь, покорно вложила пальцы в его ладонь.
***
Комната, где они оказалась через пару минут, была полукруглой, со светлыми стенами, расписанными с большой фантазией и искусством, со множеством зеркал в серебряных рамах, и с одним-единственным витражным окном – сквозь цветные стекла проникал свет, но ничего нельзя было рассмотреть.
Повсюду стояли кронштейны для платьев, сплошь увешанные разнообразными нарядами, на любой случай и вкус, полочки с обувью на любую ногу, открытые лари, набитые тканями всех фактур и цветов радуги… В довершение впечатления, посреди всего этого великолепия, возвышался резной стол из розового дерева, сплошь заставленный шкатулками с драгоценностями. Длинные нитки из крупных жемчужин, золотые диадемы искуснейшей работы, осыпанные мелкими бриллиантами, черепаховые гребни, инкрустированные изумрудами и рубинами, браслеты, перстни, ожерелья…
Такой красоты Женя не видела даже в Историческом музее, на выставке украшений из императорской коллекции, не говоря уж о банальных ювелирных салонов. Мерцание золота, перламутровые переливы жемчужин, гипнотический блеск алмазов могли бы свести с ума легкомысленную женщину – и Женя чувствовала, что градус ее легкомыслия стремительно повышается и скоро дойдет до точки кипения. Хотелось все потрогать и все примерить, пропустить между пальцами округлые гладкие бусины, накинуть на себя шелк, надеть диадему и покрутиться перед зеркалом этакой Марьей Моревной…
Она исподтишка взглянула на Романа – и покраснела, потому что он с улыбкой наблюдал за ней и, конечно, понимал, что творится в душе особы, столь падкой на изящество и красоту.
– Зачем… зачем ты меня сюда привел?..
– Хочу, чтобы ты выбрала себе наряд и украшения по душе. Ты ведь не собираешься идти на бал в джинсах?
– Почему бы и нет… – Женя возразила из вредности, ведь ее самозваный кавалер был прав: в джинсах на бал не ходят, а выбора – идти или не идти – у нее попросту нет… значит, остается последовать известной рекомендации: расслабиться и получить удовольствие. Хорошо еще, что от нее не требуют раздеваться донага и мазаться полетной мазью, а потом в таком виде принимать не самых приятных гостей. Хотя… еще не вечер, точнее, не утро, и до третьих петухов далеко.
– Прости, пожалуйста… но… раз уж мне надо переодеться… ты не мог бы выйти?
Довольно глупо для взрослой женщины изображать девичью стыдливость, но и бездумно срывать покровы и бросаться в омут с головой Женя была не готова – несмотря на бурю чувств и совсем не скромных желаний, пробужденных в ней одним присутствием Романа. Что уж говорить о взглядах… и прикосновениях… Между ними пока еще («Пока еще?.. вот это поворот в моем настроении…”) ничего не произошло, кроме единственного настоящего поцелуя на галерее – и почти что поцелуя несколько минут назад – но почему-то ей казалось, что они имеют друг на друга права. Похоже, Роману тоже так казалось: повисшая между ними пауза непозволительно затягивалось, они стояли рядом, держались за руки и взволнованно дышали…
Наконец, он снял печать молчания со своих губ и проговорил:
– Если ты настаиваешь, я выйду.
«Нет, нет, не уходи, останься!.. “ – вскричало все ее женское естество, и голосу рассудка с трудом удалось угомонить душевный шторм и восстановить подобие порядка:
– Я… я быстро… подожди за дверью, ладно?..
– Ладно. – голос Романа звучал огорченно и немного холодно, но взгляд – обжигал… подобно лучам июльского солнца, стоящего в зените, если потерять бдительность и заснуть на песке после купания…
– Ну тогда… иди!.. – Женя моргнула и отвела глаза. Роман вышел. Медиумическая связь распалась, и рассудок сразу же попытался захватить бразды правления:
«Так, ты наконец-то одна… используй это время с толком! Поищи второй выход! Подумай, как тебе выбраться отсюда… иначе может быть поздно!»
Если бы она сейчас читала книгу или смотрела фильм, то, конечно, ругалась бы на героиню за беспросветный тупизм и нежелание замечать очевидное – что ее просто-напросто наряжают, как жертвенного агнца, пусть и не для убийства, но для каких-то странных развлечений чужих людей… однако наяву все было несколько сложней. Женя чувствовала себя как мальчишка Бастиан Бальтазар Букс*, обнаруживший, что он не просто следит за сюжетом волшебной истории, но и активно участвует в ней… и от него во многом зависит финал.
Вместо того, чтобы метаться по комнате, простукивать стены, ощупывать углы, пытаться открыть окно, Женя пошла вдоль кронштейнов, словно по заколдованному саду, где вместо яблок и груш росли нарядные платья…
Она любила платья. Покупала их и даже шила на заказ, но почти не носила – просто некуда было надевать, да, по сути, и незачем. В бешеном ритме московской повседневности, в такси и метро, в супермаркетах и кафе, на бульварах Центра и узких улочках спальных районов, в опостылевших офисных стенах и в гостях у подруг куда удобнее и практичнее были брючные костюмы, или классические комплекты «блузка -жилет-юбка», а-ля деловая женщина, она же офисная стерва… а неудавшейся свободной художнице вполне хватало джинсов и свободных рубашек, да мешковатых свитеров. Платья, висевшие в шкафу, были чем-то вроде мечты о «дольче вита», приданым для свадьбы с принцем, которая никогда не состоится в реальности. На сей счет Евгения Александровна Скворцова не имела никаких иллюзий с тех пор, как развелась… и вернула девичью фамилию, ну а Илья в ее жизни был кем угодно, только не принцем.
Первым внимание Жени привлекло темно-розовое платье из шифона, на атласном чехле, вышитое по лифу серебряной нитью. Оно было очень похоже на бальный наряд Золушки из старой чехословацкой сказки… и как раз поэтому осталось на вешалке: слишком уж сказочно, и намекает на скорое разочарование.
Следующее платье, зацепившее взгляд, было шелковым, пестрым, с пышными оборками и широкой юбкой – настоящее цыганское платье, безукоризненно элегантное и стильное, несмотря на свою пестроту и нарочитую пышность. У Жени даже дрожь по телу прошла от желания его примерить, но… нет. Что-то остановило, внутренний голос шепнул: «Не твое, не трогай!» Она с сожалением приняла совет бессознательного и пошла дальше по яркому лабиринту.
«Какое же из них мое, какое выбрать?..Это? А может быть, это?..»
Черное атласное – нет. Вариант для злой феи. Красное бархатное, с кружевами – нет, ни в коем случае… громоздкое, допотопное. Старая фрейлина, думающая, что она еще о-го-го. Темно-синее из тафты, с широким поясом, ажурным лифом и открытыми плечами – нет… Куртизанка на балу полусвета.
«Так… а это что?.. Какое чудо!»
Женя застыла как вкопанная перед зеленым бальным платьем – зеленым не как трава или весенняя листва, а как речная вода в теплый и солнечный летний день… У платья был неглубокий вырез и длинные рукава, вышивки на корсаже, золотой нитью с мелкими жемчужинками, напоминали диковинные цветы, а в меру широкая юбка была одновременно и пышной, и легкой, не стесняющей движений. И… оно отлично сочеталось по стилю с бальным костюмом Романа.
Туфли под платье – мягкие и удобные, с бархатным верхом, на небольшом каблучке – стояли тут же, на ближайшей полочке, и пришлись Жене точно в пору. Настолько впору, словно она уже надевала их не раз, и успела разносить на предыдущих балах… и все же они были совсем новыми, новёхонькими! Чудеса… но, кажется, она потихоньку начала привыкать к чудесам.
«А как же чулки, белье?.. Я ведь не могу надеть все это… просто на голое тело… “ – при этой мысли она покраснела и огорченно уставилась в зеркало на себя настоящую: волосы растрепаны, лицо бледное, обветренные губы – как у вампира, на плечах все еще красуется ветровка, ноги обтянуты старыми джинсами «для дачи», ну, она ведь и ехала на загородное мероприятие с караоке и шашлыками, и никак не ожидала приглашения на бал к местному олигарху…
Отвлекшись от своего отражения, Женя заметила в углу небольшой шкафчик, или даже скорее – старинный комод, по виду годившийся только для белья. Она нерешительно подошла к нему и открыла верхний ящик… конечно же, белье. На любой вкус. Абсолютно новое, всех цветов и размеров, судя по качеству – французское или итальянское, но лейблы отсутствовали, так что, кто знает, возможно, все это шили какие-нибудь местные Марьи-искусницы, поволжские мастерицы.
В соседнем отделении лежали митенки и перчатки. В нижнем ящике – чулки…
– Женя… – она вздрогнула, услышав голос Романа, отшатнулась от комода, и спиной врезалась прямо в мускулистый торс атлета. Обладатель торса поймал ее, обхватил обеими руками и тесно прижал к себе.
– Роман!.. Ты же обещал… – в шепоте Жени не было никакой уверенности или упрека, а он, наклонившись пониже, нежно коснулся губами ее уха и прошептал:
– Позволь все-таки помочь тебе… иначе бал закончится раньше, чем мы туда доберемся…
– Ну и пусть… – выдохнула она и, повернувшись к Роману, уткнулась лицом ему в грудь, в шелковый жилет и кипенно-белую рубашку, и с наслаждением вдохнула запах лотоса и свежей воды.
Примечание:
* Бастиан Бальтазар Букс – главный герой книги М. Энде «Бесконечная история»
***
Кто бы мог подумать, что внук местного волжского «царя», вместо обычных мажорских хобби, вроде покера, гольфа и гонок на катерах, решит быть ближе к народу и освоить прикладные профессии! Роман отлично справлялся, как официант, показал себя хорошим гидом, а теперь еще выяснилось, что он может быть и камеристкой… или костюмером?.. Реквизитором?
Женя поначалу не могла решить, как следует правильно назвать мужчину, настолько ловко управлявшегося с женской одеждой, знакомого со всеми тонкостями и мелочами облачения в вечерний наряд… с предварительным разоблачением из наряда будничного. Не спрашивая согласия, Роман избавил ее от куртки и свитера – она осталась в джинсах и футболке, сбросила с ног спортивные туфли, и снова хотела попросить его выйти или хотя бы отвернуться.
Он лишь с улыбкой покачал головой, как будто прочитал ее мысли – и, мягко подтолкнув, заставил сесть на небольшой диванчик, с хитро скошенной спинкой (из недр Жениной памяти всплыло жеманное слово «оттоманка»).
Ах, сколько интересного происходило на этих оттоманках между мужчинами и женщинами, если верить авторам ее любимых романтических книг!.. Похоже, Роман тоже читал некоторые из них… потому что поступил именно так, как поступали герои в этих книгах. Нет, не встал на одно колено и не объяснился в любви… хотя Женя и не отвергла бы этот вариант; но Роман был куда более смелым, дерзким и самоуверенным, чем благовоспитанные английские джентльмены и благородные французские виконты из девятнадцатого века. Он сел на оттоманку рядом с ней и, взяв за руки, привлек вплотную к себе. От смешанного аромата лотоса, нарда и здорового мужского тела у Жени кружилась голова, в груди горело, а сладкая, жаркая тяжесть внизу живота грозила довести до обморока…
«Любовник… вот самое подходящее для него слово!..»
Она все-таки еще цеплялась за приличия и остатки благоразумия, и, хотя надежда переубедить его была слабой, сделала новую честную попытку остановить происходящее безумие:
– Рома, не надо… пожалуйста, не надо!.. Мы не должны…
– Мы не должны – или ты не хочешь? – уточнил он, и в его голосе промелькнула уже знакомая усмешка. – Тебе неприятны мои прикосновения?
– Нет… то есть… я хочу сказать… дело не в этом.
Женю начала бесить его манера общения – ну как можно быть таким прямолинейным, не оставить женщине ни одной лазейки?.. – но она понятия не имела, что можно противопоставить ей, кроме откровенной грубости или активного физического сопротивления. Грубить – равно как и лгать – не хотелось, а для драки вроде как не было повода. Роман пока что не делал ничего предосудительного, если не считать того, что, как сказал бы психолог, «нарушал телесные границы и вторгался в интимную зону»… но ведь он не сжимал ее грубо, не пытался насильно поцеловать и засунуть руку под футболку или в джинсы. И все же… настаивал, чтобы она разделась в его присутствии. Сама.
«Наверное, идеальный вариант – медленно и под музыку…» – съязвил внутренний голос, на сей раз удивительно напоминавший интонации Cемёна, бывшего мужа. -«А потом он, конечно же, тебя оденет, ага-ага. И платье подарит с бусами!»
В ней вспыхнули обида и злость – на этот голос, не на Романа – но ответ вышел резким и сухим:
– Послушай, мы с тобой едва знакомы… и даже «едва» – сильно сказано… ты хочешь, чтобы я участвовала в празднике, как-то развлекала твоего деда… ладно. Но заставлять меня раздеваться вот так, перед тобой, это чересчур. Я не хочу… и не буду.
– Кого из нас двоих ты так стыдишься – меня или себя?.. – Роман вздохнул и покачал головой и, видя, что она снова собирается возразить, пресек «дозволенные речи» властным жестом:
– Тшшшшш… не шуми… давай подумаем, что же нам в таком случае делать… например… если я закрою глаза – это тебе поможет?
– Думаю, да… – она не могла не поддаваться бархатному гипнотизму его голоса, и вопреки всему – таяла, когда он на нее смотрел. – Но вслепую ты едва ли сумеешь мне помочь с платьем и… остальным.
– Ты когда-нибудь играла в жмурки? – улыбка Романа потеплела и стала озорной, и у Жени – новая странность… – тотчас потеплело на душе, и она ответила, почти не раздумывая:
– Не в такие!..
– Тем интереснее… давай, завяжи мне глаза. – он ухватил с вешалки первый попавшийся шарф -малиновый шифон – и протянул ей:
– Смелее… завязывай потуже, пусть все будет по-честному.
– Ну хорошо… ты сам напросился. – не веря, что согласилась поиграть подобным образом, Женя не без удовольствия взяла легкий струящийся кусок ткани, и с еще большим удовольствием, сперва робко, а потом все смелее, принялась временно лишать Романа зрения. Она свернула шарф в несколько слоев, прижала импровизированную повязку к лицу отважного кавалера и крепко-накрепко стянула ее концы на затылке, немилосердно смяв пышные черные волосы:
– Вот так… ты обещал не подглядывать!
– Будь спокойна. Мне глаза вовсе не нужны… а теперь давай-ка примемся за твой наряд.
Процесс превращения Евгении Скворцовой, обыкновенной москвички с обыкновенной внешностью, в диснеевскую принцессу занял не так уж много времени – и в то же время длился целую вечность… Никогда еще с Женей не происходило ничего столь же эротического – и полностью невинного, чем эта «игра в жмурки».
Роман сдержал слово и не пытался подсматривать или украдкой сдвигать повязку, и Жене просто не к чему было придраться; но и вслепую он двигался легко и уверенно, как балетный танцовщик, жесты остались такими же отточенными, а манера говорить – такой же иронично-галантной. Помощь его оказалась неоценима…
Женя сама справилась с чулками (такими невесомыми, словно были сотканы из паутины или болотного тумана) и бюстье, идеально севшим на фигуру, но многочисленные детали остального наряда были той еще головоломкой… Нижние юбки, пресловутые фижмы (Женя впервые наяву увидела эту конструкцию, похожую на клетку из гибких прутьев, в форме перевернутого бокала, ленты, шнуровки, само платье – если бы не Роман, Женя сдалась бы еще на этапе фижм…
Он касался ее бережно, ловко и нежно, как любовник, но не позволил себе ничего лишнего; ни одной, самой маленькой вольности. Не сказал ни одной пошлости, ни одного вульгарного комплимента, только спокойно подавал ей нужные предметы одежды в нужной последовательности, придерживал, расправлял, зашнуровывал – и ни разу не ошибся и не сбился. Женя пару раз проверила на нем повязку – она лежала по-прежнему туго, не сдвинулась ни на миллиметр, и разглядеть что-либо из-под нее было нереально… что ж, вероятно, у Романа было много возможностей «поиграть в жмурки» и до нее… сожалеть об этом или обижаться было глупо, лучше просто не думать. Снова напомнить себе про «расслабиться и получить удовольствие» – тем паче, что удовольствия хватало… каждое мгновение, проведенное рядом с Романом, совсем близко, было сплошным удовольствием.
Она стояла перед зеркалом, в бальном платье и в бальных туфлях, с волосами, тщательно причесанными, собранными в низкий пучок и уложенными в золотую сетку с мелкими жемчужинками… и тщетно пыталась узнать себя – Женю Скворцову – в обворожительной особе, как будто и в самом деле сошедшей с экрана или страниц волшебной сказки.
– Позволь, я добавлю к твоему наряду еще одну деталь… – тихо сказал Роман, подошедший к ней сзади, и, прежде чем она успела ответить, надел ей на шею изящное ожерелье тончайше работы, составленное из маленьких золотых монет, соединенных зелеными камешками…
На глазах у него по-прежнему была повязка, но пальцы действовали с пугающей точностью.
– Рома… может… на сегодня хватит сюрпризов?..
– Нет. Иначе твой наряд будет не полон… а я не люблю незавершенности.
– Роман…
– Тебе не нравится?
– Что ты!.. Конечно же, нравится… очень…
Женя не смогла устоять перед искушением и дотронулась до ожерелья кончиками пальцев… оно было прохладным и до сладострастия приятным наощупь. О цене такой вещицы не стоило даже предполагать – но Женю поразила совсем не баснословная стоимость ожерелья, а красота этого шедевра ювелирного искусства. Самым же удивительным было удобство и чувство собственности, как будто украшение делали для нее, и оно праву ей принадлежало. Да, старина Джон Мильтон знал, о чем говорил, утверждая; «Тщеславие – мой самый любимый грех». *
Роман мягко коснулся ее плеч:
– Ты позволишь мне тоже взглянуть?
– Да… да! – о, ей хотелось, чтобы он взглянул!.. И продолжал смотреть… и не сводил с нее взгляда.
Примечание:
*Джон Мильтон – Сатана, персонаж популярного в конце 90-х фильма «Адвокат дьявола». Одна из лучших ролей Аль Пачино.
ГЛАВА 5. Стоптанные туфельки
– Обещай, что не оставишь меня одну… – Женя знала, что это глупо и может раздражать – по десять раз просить об одном и том же, но мольба снова и снова срывалась с губ, пока они с Романом вновь пробирались по лабиринту коридоров туда, где все еще шумел праздник.
Роман не сердился и терпеливо повторял:
