Иннокентий А. Сергеев "Костры"

– Вы родились здесь?

– Нет.

– Я тоже.

– Но он не хуже других.

– И не лучше.

– И не лучше,– соглашается он.

– И что же? Вас это не тревожит?

– Если бы меня это могло тревожить, вы бы не затеяли этот разговор, не так ли? Ведь вы, насколько я понимаю, пытаетесь отвлечь меня от тягостных мыслей?

– Как зовут вашу спутницу?

– Елена.

– Лена,– говорю я.– Мою первую жену тоже звали Лена.

– Да?– говорит он.

– Да,– говорю я.– Ничего, успокоится. Скоро приедем.

– А где вы живёте?– спрашивает он.

– Да мы бы уже давно доехали,– отвечаю я.– Мы несколько раз проехали мимо. Но я никак не могу попасть на правильную сторону улицы.

– Не понял,– нахмурившись, говорит он.

– Что же тут непонятного,– нервничая, говорю я.– Мы проезжаем мимо, но по другой стороне улицы.

– Так вы… Это что, нельзя?

– Что?

– Ну, просто подъехать к подъезду.

– Ну конечно можно,– говорю я и подъезжаю к подъезду.

Мы выходим из машины.

Лену мне приходится взять на руки, у неё подкашиваются ноги, и она не может идти.

Мы поднимаемся пешком на третий этаж, и, осторожно опустив Лену на пол, я звоню в дверь.

Ждать приходится долго.

Наконец, дверь открывается, и из темноты прихожей раздаётся недовольный и хриповатый, так хорошо знакомый мне голос:

– Кто это ещё с тобой?

– Минуту терпения,– говорю я, поднимая с пола Елену и входя с ней в квартиру.– Эти люди – жертвы автомобильной аварии.

Происходит знакомство. Оказывается, моего спутника зовут Евгений.

Женщина, с которой я живу, встала из постели, мы разбудили её, и она смотрит на нас заспанными глазами.

– Идите на кухню,– говорит она.– Поставьте чайник. Мне нужно одеться.

Мы проходим на кухню.

– Может быть, лучше кофе?– предлагаю я.

– Я бы выпила водки,– тихо просит Елена.

Я киваю и достаю из холодильника бутылку.

– А вы?– спрашиваю я Евгения.

– Я как все,– говорит он.– Только мне ещё ехать домой, поэтому лучше кофе.

– Да бросьте,– говорю я.– Никто не остановит.

– С помятым крылом могут и остановить,– возражает он.– А впрочем, если вы разрешите нам заночевать у вас, то я выпью со всеми.

– Значит, кофе,– заключаю я.

Мы смотрим на друга и начинаем смеяться.

Я обрываю смех, а он продолжает смеяться, и по его глазам я вижу, что он не может остановиться. У него истерика.

Я набираю в рот воды из-под крана и брызгаю ему в лицо. Получается плохо, но смеяться он перестаёт.

– Спасибо,– говорит он.

И тут начинает смеяться Елена.

– Ничего,– говорит Евгений, заметив моё движение в сторону мойки.– Я сам.

Он бьёт её наотмашь по щеке ладонью.

Она перестаёт смеяться и изумлённо смотрит на него. Он на всякий случай бьёт её ещё раз. Потом ещё. Кажется, он вошёл во вкус. Я бью его кулаком в поддых, и мы все успокаиваемся.

На кухню входит женщина, которую мы подняли из постели – её зовут Катя.

Она смотрит на бутылку водки на столе, потом на меня.

– Это для гостей,– объясняю я.– Можешь выпить и ты с нами.

– Спасибо,– саркастическим тоном говорит она.– Без твоего разрешения я бы не осмелилась.

Я приношу из комнаты рюмки и наливаю всем.

Мы выпиваем.

Потом выпиваем ещё.

Потом мы с Евгением закуриваем и начинаем решать, кому идти за бутылкой. И тут я вспоминаю, что у меня есть ещё одна, спрятанная в фортепиано – мне очень не хочется снова выходить на улицу.

Я приношу бутылку, и мы снова пьём.

Елена, сославшись на тяжёлый вечер, уходит в комнату, и мы остаёмся на кухне втроём.

– Значит, так и живёте?– говорит Евгений.

– Да,– говорю я.– Так и живём. Только это не моя квартира.

– Это моя квартира,– объясняет Катя.– А зачем я живу с этим алкоголиком, знает, наверное, только он один.

– Я тоже не знаю,– говорю я.

Евгений вежливо улыбается и наливает всем ещё по одной.

– Ой, нет, я не буду,– с нарочитой решимостью говорит Катя.– Хотя, раз уж вы уже налили…

– Вы хоть понимаете, что происходит сейчас в мире!– говорю я.

– Да,– говорит Евгений, поднимая свою рюмку и подавая мне мою.– Ночь.

Катя смеётся.

– Вы такой остроумный,– говорит она.

– Да,– скромно говорит он.

– Вы что, и правда, ничего не понимаете, или только разыгрываете из себя идиотов?– возмущаюсь я.

Евгений кивает мне на мою рюмку.

Они с Катей выпивают.

– Ведь это конец мира, прежнего мира!– не сдаюсь я.– Отныне всё будет диктовать сила, закон растоптан, человеческая жизнь больше не стоит ничего!

– Да ладно,– отмахивается Евгений.– Так всегда и было. Кто сильный, тот всегда был и прав.

Катя смеётся.

Я смотрю на неё. Потом на него.

– Значит, это конец только моего мира,– заключаю я, поднимаясь из-за стола.– И вообще, я вам не мешаю?

– Мешаешь,– говорит Катя, глядя на Евгения.

Они придвигаются ближе друг к другу.

6

"Смешно, что всегда есть мужчины, которые вожделеют женщину, которую ты уже не хочешь. И хорошо, что есть женщины, которых они уже не хотят",– думаю я, выходя с кухни и прикрывая за собой дверь.

Я иду в комнату, где на расстеленном диване лежит Елена и молча страдает в одиночестве.

Я опускаюсь на пол подле неё.

– Ты не спишь?– говорю я.

Она не отвечает, но я знаю, что она не спит.

– И ты тоже?– говорю я.– Ты тоже не видишь ничего страшного в том, что бомбы убивают детей?

– Это ужасно,– говорит он.– Мне очень жалко детей.

– А взрослых?– спрашиваю я.

Она некоторое время молчит. Потом говорит: "И взрослых тоже. Всё это ужасно".

– Почему люди не видят того, что очевидно?– сокрушаюсь я.– Вот это-то и позволяет всяким шарлатанам изображать из себя пророков, изрекая прописные истины и, даже не понимая их, поучать других.

– Истина не может быть прописной,– неожиданно серьёзно возражает она.

Я вздрагиваю. Неужели?..

– Что?– с замиранием спрашиваю я.

– Истина всегда одна,– говорит она и приподнимается с постели.

– Ты понимаешь это?– говорю я, чувствуя, что сейчас расплачусь.

– Да,– говорит она.

Я бросаюсь к ней, и мы начинаем целоваться.