«Так ему и надо, стервятнику. Все интриговал, шушукался, пресмыкался – лишь бы получить побольше за свою «деву пророчества».
Земли, деньги и привилегии – правитель всё давал этому змею, но аппетит Небулы только рос. Что ж, такое плодовитое семейство – дети, внуки – и всех нужно обеспечить. Сейчас же Небула, наверное, в гробу переворачивается от досады, что всё досталось одной лишь «деве пророчества», для которой, собственно, правитель всё и давал.
Положа руку на сердце, жене правителя казалась очень странной такая благосклонность мужа к этому ребёнку. Всё чаще и чаще в её голову закрадывалась мысль, от которой сердце то пылало от ревности, то холодело от страха: вдруг эта девочка в действительности – дочь правителя? Конечно, никаких подтверждений этому не было, но побег из дома, тайные роды в чужих землях, тщательность, с которой Небула скрывал «деву пророчества» от чужих глаз, лёгкость, с которой правитель объявил девочку «членом правящей семьи», его внимание к ней не могли не наводить на всякие мысли.
Однако стоило жене правителя увидеть её сейчас, чуть подросшей, – и страх отступил. Вспомнив лицо сына, как две капли воды похожего на отца, жена правителя убедила себя, что опасения её были напрасны: никто в жизни не поверит, что теперешняя глава рода Небула – незаконнорожденная дочь правителя.
Процессия тем временем переваливала за горизонт. Девочка шла одна, без сопровождения – как глава семьи. В простом темном платье, смиренно склонив голову под вуалью. Жене правителя припомнился её пятилетний сын, становящийся вялым и ворчливым в такую жару, и сердце кольнуло от тоски.
Чуть поодаль за девочкой шли человек двадцать, не больше, очень просто одетые: наверное, люди, которые будут хоронить. Процессия двигалась быстро, потому что было очень жарко, но девочка не отставала, – от этого флёр траура несколько рассеивался и всё казалось фарсом.
Таких малочисленных похоронных процессий жене правителя ещё не приходилось видеть: видимо, некому было оплакать столь «славную» семью. Небула и так были невысокого полета, а в последнее время совсем перессорились со всеми, напирая на свою элитарность из-за «девы пророчества».
Оно и к лучшему. За пять лет история вокруг «девы пророчества», столь ценной, что её нужно скрывать далеко в северных холмах, о её мощи и важности уже порядком набила всем оскомину. Сейчас, чтобы развеять этот миф, нужно лишь предъявить миру всё как есть: что внучка Небулы не чудо, посланное Миром, а обычная, неулыбчивая и неразговорчивая шестилетка. Тогда, может быть, правитель, наконец, поймёт, что был введен в заблуждение, и отступится от мысли женить своего единственного сына на внучке предателя.
Когда процессия скрылась за горизонтом, жена правителя приказала вернуться к особняку: нужно убедиться, что всё сделали как нужно.
«Деву пророчества» правитель распорядился привезти во дворец: для неё жена правителя приготовила отдельный кортеж. Если Мир будет благосклонен к жене правителя и впредь, девочка последует за родственниками ещё в пути: звучит ужасно, но так для всех было бы лучше.
Жена правителя издалека заметила, что её поручение выполнили в лучшем виде: над горизонтом взвивалось пламя – свежевозведённый, пышно украшенный и богато обставленный родовой особняк Небула полыхал, как огромный погребальный костёр. Сколь мерзко было наблюдать за тем, как Небула ползает на брюхе перед правителем, пытаясь получить деньги на строительство «дома, достойного члена правящей семьи», – столь же радостно было наблюдать, как обваливается, сгорая, этот самый дом. Переинатическое пламя отсвечивало прозрачным пурпуром и киноварью, поэтому не стоило сомневаться – эти стены навсегда останутся руинами. Чума, что забрала всех в этом доме, отсюда дальше не пойдет.
Что Небула умер было отрадно: жаль было лишь малышей – внуков Небулы от троих сыновей. Пятеро детей – от двенадцати лет до двух месяцев от роду – все могли бы стать внутренними переинатами, от пятого до четвертого уровня, как их отцы. И все погибли.
Выжила только она, «член правящей семьи», «дева пророчества». Говорят, она даже не болела. Ну, может быть, ещё всё впереди – нужно на всякий случай держаться от неё подальше.
– Позвольте доложить? – перед остановившейся каретой возник командир отряда переинатов исцеления, оказывающих помощь людям на этих землях. Небула не озаботился их вызвать, когда чума началась на его землях, так что пришлось срочно везти их с собой из столицы.
– Докладывай, – велела жена правителя.
– Чума свирепствует в девяти поселениях из двенадцати на землях к западу, и в семи из восьми на востоке. Переинаты были только в трех, но там и скончались. Люди умирают целыми семьями – взрослые от болезни, дети – от голода. Мы пытаемся спасти тех, кто остался, но для этого их нужно вывезти…
– Не нужно.
– Что, простите?
– Не нужно никого никуда вывозить. Если вы привезете больных в поселение, где болезни ещё нет, мы потеряем два поселения. Оставьте заразившихся там, где они есть. Выберете жителей, что покрепче здоровьем, и наложите на них защиту – пусть они заботятся о тех, кто остался без присмотра умерших.
– Но… Простите, конечно, защита эффективна против переклинаний – против болезни использовать её бесполезно…
– А мы используем. И людям скажите, что от болезни это поможет – я потому и прошу выбрать людей покрепче здоровьем и верой. Если на то будет воля Мира, они выживут, и спасут от смерти тех, кто по воле Мира должен остаться жить.
Командир отряда переинатов был ошарашен. Жена правителя смягчила тон, и продолжила уже тише.
– Чума приходит к нам раз в поколение, и периодически люди от неё умирают. Мы не можем искоренить это, не можем бороться. Переинаты исцеления не могут поставить на ноги всех заболевших, не могут вернуть к жизни умерших. Всё, что мы можем дать этим людям – это надежду на то, что пережить напасть можно. Без надежды и вовсе незачем просыпаться.
– Да, это верно, – помолчав, согласился командир отряда переинатов, и, увидев нахмурившуюся жену правителя, понял, что разговор окончен.
Глядя на удаляющего командира отряда переинатов, жена правителя ощутила ужасную тяжесть.
«Всё так, – думала она устало. – Мы рождаемся, чтобы умереть, и никто не в силах остановить это движение вперёд».
Эти слова она сказала и шестилетней девочке, стоящей на крыльце, когда мимо них проносили двенадцатый, младенческий гробик – это лучшие слова утешения, что смогла подобрать жена правителя для потомка своего врага, теперь уже круглой сироты, угрюмой девочки, чьё происхождение сомнительно и с человеческой, и с божественной точки зрения, бастарда, что прочат ей в невестки.
Девочка ничего не ответила ни словом, ни взглядом – отвернувшись от жены правителя, она молча последовала за последним гробиком.
«Замечательно, – усмехнулась жена правителя, – неизвестно, как там с силой, но родовую черту Небула – чрезмерную дерзость – она унаследовала. Даже если это единственное, что ей досталось от них, ни одна добродетель не сможет это перекрыть».
«Это хорошо, – успокаивала себя жена правителя, удовлетворенно глядя на головешки и развалины, оставшиеся от особняка. – Правитель не терпит дерзости».
Здесь долг исполнен, стоит возвратиться домой. Нужно подготовить для «девы пророчества» отдельное крыло дома, подальше от жилого крыла правящей семьи, и предупредить, чтобы особо к девочке не приближались, – потому что на землях Небула всё-таки чума.
Глава 4. Что представляет собой переиначивание
– Поведайте нам, Адайль, что представляет собой переиначивание?
Голос экзаменующего, сидящего с коллегией на возвышении в тени, отразился от стен и гулко ушел под сводчатый купол. Маленькая кандидатка в ученики, стоящая посреди круга света в центре залы, бесстрашно посмотрела на экзаменатора серыми глазами снизу-вверх, и спокойно, без запинки ответила:
– Переиначивание – это способ преобразования мира с помощью лихора, сока божественного древа, силы жизни, пронизывающей Мир. Переинат обладает возможностью видеть лихор и перенаправлять его потоки по своему желанию. Переинат либо использует собственный лихор: воспоминания, впечатления и эмоции – и тогда считается внутренним. Внешние же переинаты используют лихор, находящийся вокруг: черпают из эмоций окружающих людей, природных стихий, используют артефакты, в которых накапливается лихор. Независимо от способа генерации лихора, используют его переинаты одинаково – через контроль: переинатические жесты, переклинания.
Экзаменатор довольно закивал головой. «И ей всего шесть».
– Можно ли этому обучиться? – наклонившись вперед, спросил другой экзаменатор.
Маленькая кандидатка столь же собранно ответствовала ему:
– Способности управлять лихором научиться нельзя – она врожденная. По той же причине нельзя внутреннему переинату воспользоваться артефактом, а внешнему – пытаться сгенерировать лихор, опираясь на эмоции. А вот контролю лихора переинат обучиться обязан, потому что такого его предназначение.
Экзаменаторы удовлетворенно закивали головой.
– В чём опасность каждого из способов генерации? – каждый из Совета Возьми мудрейших хотел спросить о чем-то деву пророчества.
– Переинат пропускает лихор через своё тело, и поэтому мощь переината имеет физиологический предел, – голос девочки не дрожал, был в меру громким, темп речи не был ни слишком медленным, ни слишком быстрым, она не запиналась. Руки лежали спокойно вдоль тела, свидетельствуя об её внутреннем спокойствии. – Внутренний переинат, используя лихор, больше чувствует, где его предел – потому что всегда прислушивается к своему телу, оттого есть риск, что инстинкт самосохранения не даст ему действовать тогда, когда действовать нужно. Внешний переинат же всегда нацелен на обстановку вокруг, поэтому рискует, наоборот, пропустить через себя слишком много лихора, больше, чем способно выдержать его тело.
– Превосходно, – послышался шепот со всех сторон.
Экзаменатор был удовлетворен ответом. Действительно, дева из пророчества – это нечто. Для девочки её происхождения она весьма сообразительна и отлично держится на экзамене у Восьми мудрейших.
Для инициации она слишком мала: детей в принципе не инициируют до тех пор, пока они не научатся владеть своими эмоциями, ведь неконтролируемый лихор слишком опасен в первую очередь для них самих. А уж девочек и вовсе стараются инициировать после того, как они перестанут расти – всё-таки в первую очередь природа задумывала их для продолжения рода. Девой пророчества же, надо полагать, никто рискнуть не посмеет – она та, кто воспитает величайшего, и никто в здравом уме не подвергнет её жизнь, а, значит, и жизнь будущего величайшего, опасности. Однако продолжать теоретическое обучение она может, и сейчас же решается вопрос, кто будет до инициации наставником той, что должна будет воспитать величайшего, – и он, Второй, намерен получить это право.
– Назовите известные вам виды переиначивания, дорогая? – Второй досадливо оглянулся: немолодая Шестая заинтересовалась девочкой? «Куда тебе, переинату исцеления, быть её наставником: ты едва ли сумела преодолеть барьер между третьим и вторым уровнем!».
– Поскольку лихор используется на уже существующих потоках энергии, то существует переиначивание живых существ и переиначивание природы. Переиначивание живых существ подразделяется на исцеление и управление чаянием. Переиначивание природы – это изменение связей природных элементов, имеющих движение, поток: воды, огня и воздуха.
Девочка отвечала быстро и по существу. Вся её поза выдавала силу и уверенность.
«Превосходно!».
– Расскажете, какие есть полярные проявления у каждого вида переиначивания?
Второй снисходительно хмыкнул. «Всё никак не угомонишься?».
– Исцеление минимально проявляется с пятого уровня, как способность почувствовать место дисбаланса лихора в теле, например, или полезность того или иного лекарственного растения. На первом, самом высшем уровне, внутренний переинат способен передать лихор своего тела больному для исцеления, а внешний – забрать у больного часть боли.
Второй злорадно покосился на Шестую: «Такое-то тебе точно не светит». Девочка тем временем продолжала:
– Переиначивание чувств, или чаяния, на начальном – шестом – уровне проявляется как способность управлять чувствами другого человека: обычно каким-то одним. Далее эта способность только расширяется, без углубления: на первом уровне, например, проявляется как способность управлять чувствами тысячи человек одновременно.
«Твоему деду это не помогло, – подумал Второй, – он и со своими-то чувствами едва управлялся… Лицом ты не в него уродилась, надеюсь, нравом тоже… Если так подумать, то и на мать не слишком похожа, хотя я и лица-то её не припомню… Стало быть, в отцовскую породу – поговаривают, он даже не был переинатом… Хотя, будь так, то ни о каком пророчестве бы речи не шло… С другой стороны, для чего жене правителя вводить в заблуждение Совет восьми…».
– Переиначивание природы полноценно проявляется с четвертого уровня: как способность регулировать силу малого природного явления, – вторил размышлениям экзаменатора уверенный голос ребенка, – и далее – до первого уровня – отличается только масштабом природного явления, которым может управлять переинат. До этого – на шестом и пятом уровне – переинат способен лишь чувствовать потоки.
– Умница, – услышал экзаменатор восторженный шепот Шестой, и забеспокоился: открыто конкурировать он не намеревался. Прямо перед заседанием, когда жена правителя давала отзыв о девочке, как о самой обыкновенной, никто особо брать её в ученицы не рвался.
Теперь же ситуация кардинально поменялась: пока никто не торопился высказываться, но было ясно, как день – дева пророчества впечатлила каждого. Да только вот в чем штука: девочку, безусловно, блестяще готовили по теории – но будет ли она действительно способна к практике, если её отец – едва переинат?
– Вы всё правильно сказали, Адайль из рода Небула, – услышал экзаменатор голос с другой стороны. «Третий? Ещё один соперник?!». – Но отчего же вы утверждаете, что переинат исцеления способен почувствовать, обладает ли растение лечебными свойствами? Насколько мне известно, переинаты исцеления это не чувствуют, а учат наизусть.
Повисла тишина. Девочка не спешила с ответом, глядя Третьему в глаза. Сердце Второго наполнилось снисхождением.
«Стушевалась? Не бойся, малышка, Третий – лишь сварливый старикашка, и просто хочет подловить тебя на тонком моменте. Никто из нас и не обратил бы внимания на твою эту оговорку, не принимай близко к сердцу…».
– Мама могла, – вдруг сказала девочка коротко, и в зале как будто резко похолодало. – Мама никогда не готовила отваров из трав, чьи лечебные свойства были слабы.
Пришла очередь онеметь экзаменаторов. Безусловно, Небула её отлично готовил: могла ли годовалая девочка запомнить что-то о погибшей матери? Но именно её ответ изменил всё: даже если она не будет способна к переиначиванию, то, как она себя подавала, как держала удар, – это было лучшее, что сейчас, до инициации, она могла показать. Это было поведение девы пророчества, «которая воспитает величайшего».
Второй был в восторге. Непременно, непременно он должен заполучить себе такую ученицу: ради этого он жил и учился все эти годы – чтобы передать через неё знания величайшему. Да, непременно это должен быть лишь он…
– Превосходно, – услышал он голос Первого, и от неожиданности слегка растерялся. Первый в силу своих лет уже почти не разговаривал: в прошлый раз он размыкал уста года три назад, не меньше.
«Он хочет забрать себе деву пророчества в ученицы?! Нет, конечно же, по уровню это его право, однако же, чему он кого-то может уже научить, с его немощью?».
Тем временем, Первый неожиданно изрёк:
– Дитя, для нас будет честью считать тебя своей ученицей.
«Нас? Он выжил совсем из ума и о себе во множественном лице заговорил?».
– Действительно, – подхватил Третий. – Восемь дней в неделе, восемь мудрейших в Совете. Каждый из нас является лучшим в своём виде переиначивания, и мы будем рады передать тебе свои знания.
Возмущение Второго мгновенно сменилось смирением. На самом деле это была отличная идея: чтобы сохранить Совет единым, проще было поделить девочку между всеми поровну, и передать ей знания из разных областей в равной степени. А после инициации, конечно, останется лишь один – тот, чья способность проводить лихор будет схожа с её.
И всё же, было досадно.
«Хитрые шельмы, – думал про себя Второй, оглядывая мудрейших коллег, радостно перешёптывающихся. – Признайте, что алкаете обучать величайшего её устами. Я-то понял, я всё про вас знаю».
Улыбаясь, он попрощался с остальными, и вышел в коридор. Первый только что передал волю Совета жене правителя: Второй мельком заметил, как та изменилась в лице – словно бы положила в рот клубничку, а на вкус оказался клоп. Видно, успех будущей невестки её не обрадовал.
Раньше, пока девочку скрывали в северных холмах, причина такого отношения к ней жены правителя была понятна: ходили слухи, что внучка Небула – внебрачный ребёнок правителя, не зря же он её членом правящей семьи объявил. Но сейчас, когда дитя перед глазами, всем очевидно, что это – неправда, что её отец явно кто-то другой, с земель внешних переинатов.
«Узнать бы ещё, какой именно вид переиначивания она могла унаследовала от отца… – досадовал про себя Второй. – Ясно, как день, что переинат чаяния и исцеления в её лице никому не нужен: посему каждый из Совета будет её тестировать, пытаться утащить её на свою сторону. Возможно, даже попытаться инициировать до срока. И раз так, – решимость переполнила Второго, – я должен опередить их всех».
Глава 5. Решение мальчика
С хмурого серого неба сыпался мелкий колючий снег, скатывающийся в небольшие кучки на стылой, едва скованной ночным морозом, земле, – а лучше бы был мягким, падал ровно и сделал всё вокруг белоснежным. За спиной мялась огромная толпа, морозный воздух над которой клубился от гула перешептываний и пересудов – а лучше б молчали. Перед прекрасным гробом стояли трое: отец, сын и девочка – а лучше, если бы её не было. Отец настоял, чтобы Адайль присутствовала, как член семьи, но Эйтан знал, что мама предпочла бы не видеть её никогда.
«Не позволю, – стоял в ушах шепот матери, – я не дам этому случиться!».
Она постоянно повторяла это про его, Эйтана из рода Импенетрабил, будущего великого, который должен изменить мир, женитьбу на Адайль из рода Небула, деве пророчества, которая воспитает величайшего. Мать повторяла эти слова, сколько он себя помнил. Ровно столько же времени все остальные повторяли ему, что Адайль – его суженная, дарованная ему Миром. Лет до пяти Эйтан не сильно вникал в подробности и не понимал, отчего мама так сердится всякий раз, когда при ней об этом упоминают. Однако после того, как Адайль поселилась во дворце и каждый день мелькала перед глазами, и его начала тяготить эта предрешенность.
Он вспомнил день, когда впервые встретился со своей невестой – это было здесь же, на этом самом месте, в первый день осени. Адайль прибывала издалека, из северных холмов, – Эйтана, который никогда не был за пределами поместья, возможность расспросить её о таком долгом путешествии чрезвычайно будоражила. Волновал и факт, что она стала целой главой семьи: Эйтану, каждый день видевшему взрослых глав семей, было ужасно интересно увидеть главу-ребёнка.
Он вспомнил, как стоял рядом с мамой, когда открывалась дверь экипажа, привезшего Адайль, как колотилось сердце от предвкушения встречи с «девой пророчества»: на целом свете только у них двоих было пророчество! Вспомнил, как волновался, и повторял про себя слова приветствия: «Меня зовут Эйтан Импенетрабил, и у меня тоже есть пророчество: я стану великим…».
И вспомнил, как радостное возбуждение развеялось как дым, когда внезапно отец шагнул вперёд и подхватил гостью на руки.
– С прибытием, малышка, – тихим голосом, полным нежности, произнес отец, прижав незнакомую девочку к груди. – Добро пожаловать домой!
Эйтан вспомнил, как мама лихорадочно просила отпустить девочку и в ужасе шептала что-то про чуму на землях Небула, как слуги перешептывались, восхищаясь благородством правителя и миловидностью внучки подлого Небула. Эйтан же был полон горечи: резко пропало желание с ней любезничать, потому что, во-первых, это был его, Эйтана, дом, а вовсе не её. А во-вторых, Эйтан не помнил, когда в последний раз отец так сильно обнимал бы его самого.
Снег продолжал порошить и засыпать крышку гроба, где покоилась мама. Эйтану хотелось протянуть руку и смахнуть снег, но он не смел нарушить церемониал перед всеми этими людьми: мама бы хотела, чтобы он был сильным и вёл себя, как будущий великий.
Гул за спиной продолжал раздражать. Хотя то, что столько людей собралось – неудивительно. Маму все очень любили: она была мудрой, нежной и доброй. До болезни она была очень красива: в детстве Эйтану казалось, что мамины волосы сотканы из лунного света, а глаза сияют золотом потому, что мама проглотила солнце, изображенное на гербе её дома. Её руки были тёплыми, объятия – нежными, а решения – верными. Она со всеми была приветлива и добра…
В голове тут же мелькнуло воспоминание:
«Вы считаете это достойным поведением девы пророчества, Адайль Небула?».
Эйтан, смутившись, кинул взгляд на идущую рядом с правителем Адайль. Кровь бросилась ему в лицо: почему сейчас вдруг ему припомнилось это?..
Эйтан с Адайль, – семи лет, может, около восьми – подрались по какому-то пустячному поводу: выясняли, чье пророчество могущественнее, может быть, или какой вид переиначивания более необходим. Их быстро разняли, потому что особо и драться-то было не за что, и они уже было помирились, как внезапно над их головами прогремел ледяной голос:
– Вы считаете это достойным поведением девы пророчества, Адайль Небула?
Мама строго смотрела на них сверху-вниз. Маленький Эйтан сжался, ожидая своей очереди на трёпку, но услышал лишь:
– А не отвечать своему правителю, видимо, считаете достойным главы рода Небула?
Эйтану врезался в память этот момент, потому что уже тогда понимал, что маленькая Адайль (довольно сильная для девчонки, но, всё же, девчонка) по факту была главой рода переинатов только на словах, ведь никакого рода больше не было. И стыдить этим её – растрёпанную, с порванным рукавом, с пунцовым, опущенным лицом – было несправедливо.
Эйтан снова покосился на Адайль, шагающую рядом с его отцом. Она подросла, естественно, с тех пор: ей уже десять, – но он по-прежнему не видел перед собой главу рода, кого-то значимого. То ли из-за того, что она всё ещё не взрослая, то ли из-за того, что она ещё не переинат, то ли из-за того, что она – девочка…
