– Это мой брат. Ингмар Ингмарссон.
– Маловат для такого имени.
– Слишком рано отец нас покинул, – вздохнула Карин.
– Что верно, то верно. – Учитель погрустнел, и жена его тоже сделала скорбную мину.
– Ингмар учится в городской школе в Фалуне. Оттого-то и не приходил раньше к господину учителю.
– А что же, разве он не собирается там продолжать?
Карин на вопрос не ответила. Потупилась, опять вздохнула и сообщила:
– Говорят, очень хорошо он читает.
– Еще бы… только боюсь, мало чему могу его научить. Наверняка ученее меня.
– Что вы такое говорите, господин учитель! Вы наверняка знаете в сто раз больше. Он же еще маленький.
Снова, в который уже раз, наступило молчание.
– Да… тут вот еще что. Я не только про уроки. Думала спросить: не мог бы Ингмар у вас пожить?
Учитель и его жена поглядели друг на друга и не смогли скрыть удивления.
– Мы же тесно живем, – после паузы сказал Сторм.
– Могу расплатиться маслом и молоком. И яйцами…
– Ну, вообще-то…
– Большую услугу окажете, – вежливо перебила ее Карин.
Матушка Стина сразу поняла: вряд ли молодая богатая женщина ни с того ни с сего явилась бы с такой странной просьбой. Что-то не то. Что-то ее припекло. Но не расспрашивать же…
– Карин вовсе не нужно беспокоиться. Для Ингмарссонов сделаем все, что можем.
– Спасибо.
Матушка Стина и Карин остались обсуждать практические детали, а Сторм взял Ингмара за руку, повел в класс и посадил рядом с Гертруд.
За весь первый день мальчик не произнес ни слова.
Тимс Хальвор целую неделю даже близко к школе не подходил, будто боялся опять встретиться с Карин. Но как-то в дождливый день, когда за все утро в лавке не появился ни один покупатель, даже в окно никто не заглянул, Хальвор впал в уныние. Никуда я не гожусь, никто меня не уважает, решил он. И начал бередить свои душевные раны. С тех пор как Карин ему отказала, самоедство вошло в привычку. Травил себя и так и эдак, окончательно загрустил и надумал пойти к матушке Стине. Тоска одолела – а когда одолевает тоска, нет ничего лучше, чем поговорить с добрым и веселым человеком.
Запер пустую лавку, застегнул пиджак на все пуговицы и пошел в школу, не обращая внимания на ветер и колючий дождь.
Сам бы не мог объяснить почему – как только переступил порог школы, сразу поднялось настроение. Собирался было скоро уйти, но так и не сумел себя заставить. Беседовал с матушкой Стиной, пока не прозвенел колокольчик на перемену и не появились учитель Сторм и двое детей.
Хальвор встал пожать руку учителю и тут же сел, вроде бы не заметив протянутой руки маленького Ингмара. Продолжил разговор с матушкой Стиной. Ингмар постоял-постоял, опустил руку, сел и вздохнул – так же уныло, как вздыхала его старшая сестра.
– Хальвор зашел показать свои часы, – сообщила матушка Стина.
И Тимс Хальвор тут же достал из кармана новенькие серебряные часы. Небольшие, но очень красивые, с позолоченным цветком на крышке.
Учитель взял часы, открыл заднюю крышку, покачал головой и ушел. Вернулся с моноклем в глазу и долго рассматривал, как вздрагивают и передают друг другу движение крошечные шестеренки. Вернул часы Хальвору и поцокал языком.
– Никогда не видел такую тонкую работу.
Хальвор опустил часы в карман, при этом не выказал ни радости, ни даже удовлетворения от похвалы удачной покупке.
Ингмар ел молча. Допил кофе и спросил, разбирается ли господин учитель в часах.
– Представь себе, разбираюсь. Ты же и сам знаешь – должность такая: во всем разбираться.
Ингмар достал из жилетного кармана часы-луковицу. Большие и неуклюжие, особенно по сравнению с часами Хальвора. И цепочка под стать, простая и грубоватая. На крышке украшений нет, зато есть глубокая вмятина. Циферблат поцарапан, стекло разбито.
Учитель посмотрел на часы, поднес к уху.
– Стоят, – заключил он.
– Ну да. Ясное дело – стоят. Я только хотел спросить, может, учитель знает кого, кто мог бы их починить?
Сторм поднес часы к уху и слегка потряс. Внутри что-то загремело. Покачал головой.
– Ты, видно, гвозди ими забивал. Тут я вряд ли что могу сделать.
– А может, Эрик-часовщик починит?
– Вряд ли. Лучше поехать в Фалун и вставить новый механизм.
– Я так и думал. – Мальчик хотел забрать часы, но учитель Сторм удержал его руку.
– А и в самом деле: как так получилось? Не гвозди же, в самом деле?
– Отца часы. В кармане были, когда его бревно ударило.
Все повернулись к мальчику.
– Пасхальные каникулы, я как раз дома был, – с усилием продолжил Ингмар. – Одним из первых на берег прибежал. Мне конец, отец говорит, ты уж прости меня, сынок. Часы жаль, сломались. А я-то хотел, чтобы ты их подарил одному человеку. Скверно мы с ним обошлись. И сказал кому. Ну, часы подарить. Говорит: поезжай в Фалун, почини, а потом подаришь. Но я-то больше в Фалун не ездил. И что мне теперь делать?
Учитель, человек практического ума, тут же начал размышлять, не найдется ли оказия в Фалун. А матушка Стина пристально посмотрела на мальчика.
– А кому Большой Ингмар велел подарить часы?
– Не знаю, могу ли я называть его имя.
– Уж не Тимсу ли Хальвору, что здесь сидит?
– Да, – почти прошептал мальчик. – Ему.
– Так отдай прямо сейчас. Думаю, сломанным он еще больше рад будет.
Мальчик послушно встал, вытер часы рукавом и неуверенно подошел к Хальвору.
– Покойный отец велел передать вам эти часы, – сказал он громко, хотя Хальвор прекрасно слышал, что сказала матушка Стина.
Хальвор, который все время разговора мрачно смотрел в пол, внезапно закрыл глаза ладонью. Ингмар довольно долго протягивал ему часы, но тот его словно бы и не видел. Мальчик растерялся и оглянулся, ища помощи.
– Блаженны миротворцы! – торжественно произнесла матушка Стина.
Хальвор, не открывая глаз, сделал жест, будто отталкивает подарок. Тогда на помощь пришел учитель Сторм.
– Думаю, не стоит тебе отказываться от посмертного дара, Хальвор. Я всегда говорил: будь Большой Ингмар жив… кто-кто, а уж он-то понимал: с тобой обошлись несправедливо.
Бедняга Хальвор так и сидел, не отнимая от глаз ладони. Протянул другую руку, взял часы и тут же спрятал в карман.
– Уж эти-то часики никто у него не отнимет, – засмеялся учитель, глядя, как Хальвор суетливо застегивает пуговицы на пальто.
Тут, впервые за весь разговор, засмеялся и Хальвор. Встал, выпрямился, глубоко, с всхлипом, вздохнул и покраснел. Посмотрел на собравшихся – и все увидели, как сияют его глаза.
И представьте: Хальвор задумался ненадолго и начал расстегивать только что застегнутое пальто. Подошел к Ингмару и вынул свои новенькие шикарные часы.
– Я принимаю подарок твоего отца. А тебя прошу принять подарок от меня.
Положил часы на стол и ушел, не попрощавшись. В лавку так и не вернулся – весь день бродил по окрестностям. Двое хуторян из Вестгордена все же решили, несмотря на дождь, пойти в лавку, прождали пару часов и ушли, несолоно хлебавши.
* * *
Отец Элиаса Элуфа Эрссона, того самого, что женился на Карин Ингмарсдоттер, был человеком жадным и злобным. С сыном был строг и даже жесток. В детстве Элуф никогда не мог наесться досыта, отец гнал его на работу. Вырос – то же самое. Работа, работа, работа. По воскресеньям – работа. На танцы пойти – нечего и думать.
А когда Элуф женился, не дал ему ни кроны на обзаведение. Пришлось переехать на хутор к Ингмарссонам в подчинение к тестю. А там то же самое – работа с утра до ночи. Пока был жив Большой Ингмар, Элуф был вполне доволен жизнью. Трудился, трудился и трудился, ничего другого не желал. В приходе поговаривали: вот, мол, нашли Ингмарссоны зятя – лучше не придумаешь. Элуф и знать не знает, что в мире есть еще что-то, кроме работы.
Но после нелепой смерти Большого Ингмарссона Элуф начал пить. Искал веселые компании, завел друзей, кочевал с ними с одного постоялого двора на другой. Напивался чуть не каждый день и за каких-то пару месяцев спился окончательно.
Когда жена, Карин Ингмарсдоттер, в первый раз увидела мужа вдребезги пьяным, обомлела. Это Бог меня наказал, решила она. Бог не простил, что я так несправедливо обошлась с Хальвором.
А мужу не сказала ни слова. Не ругала, не предупреждала. Поняла: он обречен, как пораженное гнилью дерево. Ни поддержки, ни помощи не жди.
И она была права.
Но сестры ее были не так мудры. Им было очень стыдно, что с хутора всеми уважаемых Ингмарссонов то и дело слышатся выкрики и нестройное пьяное пение. Они то ругали Элуфа, то уговаривали – и Элуф, несмотря на природное добродушие, начал злиться. Прошли мирные времена: на хуторе Большого Ингмара ссоры следовали одна за другой.
Карин думала только, как бы сделать так, чтобы сестры съехали с хутора. Незачем им жить в такой обстановке, почему за ее грех должны расплачиваться они? И проявила при этом немало решительности и смекалки: за одно лето выдала замуж двух сестер, а еще двух отправила в Америку на попечение разбогатевших родственников. Сестры получили свою долю наследства: двадцать тысяч крон каждая. Карин осталась хозяйкой хутора. Но как только юный Ингмар достигнет совершеннолетия, придется ей со своим пьяницей-мужем куда-то съезжать.
И вот что удивительно: как удалось нерешительной и робкой Карин снарядить так много пташек в полет? Найти подходящих мужей, купить билеты в Америку? И ведь никто со стороны ей не помогал, а от пьяницы-мужа толку – как от козла молока.
Все бы шло, как задумано, если б не младший брат, будущий Большой Ингмар Ингмарссон. Он объявил настоящую войну. Слов на уговоры не тратил, действовал. Как-то вылил все спиртное, которое зять притащил домой, а в другой раз Элиас Элуф застал его, когда мальчик разбавлял перегонное водой.
И ничем хорошим это не кончилось. Осенью, когда пришла пора отвезти Ингмара в школу в Фалуне, Элуф, формальный опекун, решительно воспротивился.
– Ну нет, – сказал он. – Нечего ему делать в городской школе. Будет крестьянином, как я, как мой отец и как его отец. Скоро поедем с ним в лес закладывать милы. Это и есть учение, лучше всякой школы. Когда я был в его возрасте, там и жил всю зиму, в шалаше.
Как ни пыталась Карин его переубедить, Элуф был непреклонен. Пришлось удовлетвориться местной сельской школой.
Мало того – Элуф делал все, чтобы приручить Ингмара. Брал его с собой во все поездки. Мальчик неохотно подчинялся. Ему вовсе не хотелось не только принимать участие в попойках зятя, но даже присутствовать. Согласился, только когда тот поклялся: только в церковь и в лавку, больше никуда. Слово, разумеется, не сдержал. Как только Ингмар садился в коляску, гнал лошадей к кузнецам на рудник в Бергсоне или, без лишних затей, на постоялый двор в Кармсунде.
Поначалу Карин радовалась. Ей казалось, что присутствие мальчика будет сдерживать мужа. Во всяком случае, не будет валяться в придорожной канаве. И лошадей не загубит.
Но как-то раз Элуф явился домой в восемь утра. Ингмар спал в коляске.
– Займись братцем, – крикнул он жене. – Налакался, как свинья, и дрыхнет. Идти сам не может.
Карин чуть не потеряла сознание, даже пришлось присесть на ступеньку крыльца, чтобы побороть головокружение. Тут же вскочила, бросилась к коляске, схватила Ингмара и отнесла в дом. Мальчик вовсе не спал – он был без сознания и совершенно холодный. Как мертвый.
Уложила его в постель, укрыла одеялом, пошла в кухню, где завтракал Элиас Элуф. Схватила его за плечо.
– Жри, жри… Нажрись, чтоб надолго хватило. Если ты напоил брата до смерти, придется хлебать тюремную похлебку.
– Вот оно что… – удивился Элуф. – Давно не слышал. Ты, оказывается, умеешь говорить! Лучше бы молчала, чем нести сама не знаешь что. Немного перегонного никому еще не вредило.
– Я уже сказала, повторять не буду. – Карин сжала плечо мужа тонкими сильными пальцами. – Если умрет, двадцать лет тюрьмы тебе обеспечено.
И, не дожидаясь ответа, вернулась к брату. Тот тем временем отогрелся и пришел в сознание. Прийти-то пришел, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ему было очень плохо.
– Карин… я, наверное, сейчас умру.
– Ну нет, не умрешь. – Она присела на край кровати.
– Я не знал, что они мне давали.
– Вот и слава Богу, – серьезно сказала Карин.
– Если умру, напиши сестрам. Откуда мне было знать, что это спиртное?
– Неоткуда. Ясное дело – неоткуда.
Мальчик пролежал весь день в лихорадке. Даже сознание терял время от времени.
– Только отцу не говори, – попросил он внезапно.
Карин вздрогнула, но постаралась ответить как можно спокойнее:
– Нет, что ты. Отцу никто не скажет.
– Но если я умру, он же узнает. Стыд какой…
