Зимою прекрасной Елене представлен,
Весною я жизнь свою начал с нуля,
Но летом уже ею был переварен,
А осенью вывезен был на поля.
Прекрасной Елене скажу я спасибо
За тёплый уютный её пищевод…
За жизнь я схватился корнями озимых,
Душою умылся в струе талых вод.
Весна натянула тугие поводья
И шпорит до пены степного коня.
Со стаями птиц и в ручьях половодья
Несусь с ними, словно взнуздали меня.
В гармонии вечной движенья и лени,
В соцветии трав и в полёте шмеля,
Во всём, чем дышу я, спасибо Елене,
Есть пряность её и душистость моя!
2001
Людмиле Клёновой
от одного из двух В.Б.
Женщине (В. Брюсов)
Ты – женщина, ты – книга между книг,
Ты – свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.
Ты – женщина, ты – ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.
Ты – женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты – в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся – от века – на тебя!
1899
Людмиле Клёновой (В. Белов)
Ты женщина. И пред тобою вниз
Склоняются пророки и предтечи.
А тот, с кем ты связала жизнь навечно,
Лишь на твоей обложке экслибрис.
Ты женщина. И этим ты права,
Сильней нет аргументов, чем обьятья.
С тобою спорить может лишь Создатель,
Кто видит правоту в твоих словах.
Увещевать тебя – нужды в том нет.
Ты как свеча, зажжённая любовью.
Всё, что вокруг, наполнено тобою.
Блеск хрусталя – твой отражённый свет.
Ты женщина, богиня и сатрап,
Прибежище счастливых и убогих,
Твоя любовь – спасение для многих,
А поцелуй как ключ от царских врат.
Миг благоденствия и нервный тик,
Начал начало – ты всему причина.
И я согласен под любой личиной
В твоей любви гореть как еретик.
2015
Россия, Лета, Лорелея
или вопрос к поэтам
Россия, Лета, Лорелея.
О. Э. Мандельштам
(…осознать личное бессмертие)
Про вечное замолвить слово
Задумал юный баламут.
По-новому сказать о новом —
Так люди просто не поймут.
Слова с основы мирозданья
Не переделать, хоть умри.
А чувства рвутся из гортани
И распирают изнутри.
Россия, Лета, Лорелея —
Пиит горланит в полный рост.
И я, от слов благоговея,
Поэтам задаю вопрос:
А вы столетьями готовы
Ждать, пригорюнившись на пне,
Когда что раньше было новым
Без вас состарится вполне,
Чтоб стать обычным и доступным
Для понимания светил —
Всё то, что гений ваш беспутный
Кому-то спьяну посвятил?
Меня в каноны не внесут
Меня в каноны не внесут,
Не скажут, чем я отличился,
И к дереву, где я мочился,
Экскурсию не приведут.
Не будут люди смаковать,
Как я бежал морали строгой.
В музее с надписью – Не трогать! —
Не выставят мою кровать.
Когда ж уйду я в мир иной,
Мои поклонницы и музы,
Жизнь без меня сочтя обузой,
Гурьбой не ринутся за мной.
А то, как двигался вперёд
И не страдал от папарацци,
На камне надпись – Он старался —
Итог всей жизни подведёт.
А что добился, что достиг? —
Какая разница, поверьте…
И что за радость после смерти
Продлить сей бренной жизни миг?
Я не маньяк, хотя на грани
Я не маньяк, хотя на грани,
И дабы не гневить Отца,
Косяк безжалостных пираний
Своих безудержных желаний
Загнал я в сеть… ай, молодца!
А вот чего, скажите, ради?
Как их сдержать, не знаю я,
Когда в сети для тех пираний —
Моих безудержных желаний —
Большая слишком ячея.
В миру что в дебрях Амазонки —
И оглянуться не успеть,
Как самого сожрут на зорьке…
Маньяк-индеец с плоскодонки
Свою забрасывает сеть.
Форма первого лица
или – Вот я кака!
