– Интересно, что по каким-то все-таки причинам водитель Убера, на котором мы приехали сюда из аэропорта, не уехал пока не убедился, что наш хозяин пришел встретить нас. Помнишь? Ждал все эти пятнадцать минут, не кинул. Неужели по причине неблагополучности района?
– А, потом узнаем. Думаю, нормально должно быть все. Цивилизованная страна.
– Ну, да. В этом мы уже убедились. Пора! У нас здесь всего три дня. А дядьку-водителя я вспоминаю. Того, необычного по количеству доброты и некрасивости, темно-коричневого индейца-маори. Просто встреча. Когда я стану доброй?
Освальдо Танго: O! Доброе утро, любимая, я проснулся и очень хорошо отдохнул. Спасибо, что позаботились обо мне и отправили меня спать. Как ты? Я чувствую, что все нормально, но ты немного напряжена. Все прекрасно, моя любовь, ведь я с тобой.
Olga Tango: Доброе утро. Рада видеть тебя! Да, у нас все хорошо. Освальдо Танго: Вы понимаете, что уровень нашего общения заставляет нас понять, что мы буквально за углом друг от друга. Мне кажется, что в любой момент я увижу вас? Приду к вам.
Освальдо Танго: Я попробовал перевести это на русский, или если писать по-испански сложно, он продиктовал это обратно на ваш язык.
Olga Tango: Обратный перевод часто бессмысленен.
Освальдо Танго: он обещает понимание гармонии. Но не совершенен)). Освальдо Танго: Я еще отдыхаю, валяюсь и представляю, как твоя сияющая фигура села со мной в машину, какой поцелуй подарит тебе моя любовь. Я пишу сегодняшнюю поэму.
Освальдо Танго: Ты хочешь услышать?
Olga Tango: Какая женщина не хочет услышать стихи. Бальзам для жаждущих ушей.
Освальдо Танго: Бальзам для сердца.
Освальдо Танго: Поцелуй, больше ничего! Ольга: нежная половина моей души,!! одиночный поцелуй!! сердце сердца, чтобы счастье двух убило меня,!! поцелуй, больше ничего!! и ее дух от моей пролитой души делает ее пьяной, и моя душа для твоего поцелуя поглощена, и мои губы нетерпеливо блуждают? Возьми меня с собой!! Я не могу далеко от тебя. Я боюсь увидеть твои божественные глаза так близко!! В твоих объятиях есть рай, женщина, сотня из них говорит об угнетенном сердце …!! хо! … поддержи меня в жизни твоих рук, чтобы ты не убила меня своим поцелуем.
Olga Tango: Буйно и возвышено. В твоих поэмах иногда бывает такое проникновение в суть, что я лишаюсь дара речи.
Освальдо Танго: Безмолвие? Если вздох вечен и очень ценен, твое благоговейное молчание, как воина, дороги.
Освальдо Танго: Да? Всегда присутствовать сострадание: верность прежде всего справедливость. Помни, что честь возвышает человека.
Olga Tango: Я все еще немного боюсь, что вы меня идеализируете. Я обычный человек со своими сильными и слабыми сторонами.
Освальдо Танго: Я знаю, что я точно такой же.
Русские в Сиднее или особенности организации транспортной системы
Мы идем на электричку надземного метро, ближнего от нашего изумительного пустого дома: «Электричка – это самое удобное до центра». Немного заплутав в переулках, чуть промахиваемся по первоначалу, и решаем, что лучше уточнить, где находится сам «заход» на станцию, и заодно про правила проезда. Это даже больше интересует. Потому что от
нашего летучего Магомеда лишнего не узнаешь. Да и не лишнего тоже. Безлюдно кругом. Оглядываемся, ура, вон идет улыбается, светленькая, очень стройная миловидная австралийка, плюс-минус нашего возраста.
С улыбками, чтоб не напугать, премся наперерез, и на хорошем английском Людочка спрашивает, а не подскажете ли, дескать, мадам, а где тут у вас станция метрополитена?
Миловидная женщина почему-то становится немного смущенной, и «пыкает», да «мыкает» сначала, медленно составляя фразы.
Понятно, что язык не очень у нее, не местная, значит, но смелая женщина, используя все навыки речи жестами, показывает куда идти, и мы идем, поблагодарив ее, и начинаем обсуждать между собой предстоящий вояж. И вдруг в спину слышим задорное: «Девчонки, а, может, на русском? А?».
Подпрыгнув от неожиданности, мы мгновенно оборачиваемся, и все хором смеемся от комичности ситуации и облегчения.
– Привет! Ты что, русская, что ли?
– Да!
Ой-ей, как же нам поговорить хочется, а ей еще больше! Нашу новую знакомую зовут Лариса. Вышла замуж она год назад за македонца, немного говорящего по-русски, живущего теперь в Австралии, ясно, что вместе в ней. Переехал по работе. Сама из Кемерово. Дочка взрослая, скоро внука подарит. Здесь они недавно еще, четыре месяца всего. Свой район осваивает. Район, подтверждает Лариса, нормальный, все спокойно. Даже немного скучновато.
– А как вы, девчонки, тут какими судьбами?
Мы бодро рапортуем нашу легенду по укороченной версии: немного справочного о себе, немного о своем длинном-предлинном путешествии и, с удовольствием, про хитросплетение нитей судьбы, связывающей в узелках пути разных людей.
– Вот как так? Шли, шли, никого не трогали, и вдруг все вместе встречаемся в одной точке, и уже знаем друг друга, – опять накрывает меня тихое радостное расширение.
– Неисповедимы пути, – улыбается новая знакомая.
– Да, пути господни неисповедимы, – вторит Пятачок. – Так где тут на метро сесть?
Лариса провожает нас на до входа на платформу. Про метро, кстати,
Новоиспеченная сиднейка не все знает, к сожалению, потому что чаще на машине с мужем в центр ездит.
– А как тут с билетами? Где брать?
– Касс тут нет, но, по-моему, можно просто по пластиковой банковской карте пройти, приложить к терминалу и все, – вспоминает Лариса, и открыто улыбаясь, вдруг предлагает, – Может быть, увидимся еще раз?
А мы и сами хотели предложить, поэтому отвечаем:
– С превеликим!
– Тогда обмениваемся телефонами?
И вот я, довольная, уже подписываю в Вотсаппе номер изящной бывшей незнакомки «Лариса Сиетл». Теперь не потеряемся.
Мы действительно спокойно проходим через турникет, просто приложив пластиковую карту и спускаемся с верхней площадки на этаж вниз, на саму платформу, где курсируют по блестящим рельсам электропоезда. По правосторонним правилам движения. Лариса сверху машет нам рукой на прощание, кричит, что ждет звонка.
Вагоны в надземном метро двухэтажные, обзор полный, как в стеклянном колпаке, а внутри так тихо и чисто, сиденья синие в цветной узорчик – велюровые, анатомические.
– Какой же кайф, – растекаюсь я, сливаясь с пейзажем, – вот так бы ехал и ехал!
Но путь не так далек и растекание приходится притормозить, потому как оказывается, что тут для посадки-высадки в метро – своя система.
Садиться на дальних станциях, таких как наша Wiley Park Station, как мы опытным путем установили, можно по обычной мастер-кард. А вот выходить, как выяснилось по ней нельзя. Только по карте метрополитена. Об этом Ларка просто не знала, мы понятно, тем более.
Вот, значит, приезжаем мы в центр на станцию Circular Quay, откуда до всех злачных, включая и Оперный, рукой подать, как «брык» у турникета, карта банковская не срабатывает и выйти никак.
– Ну что за елки-палки! Нигде в других странах таких наворотов нету! – сердито озадачены мы, – Если вошел и заплатил, то выходишь свободно.
– Напридумывают ерунды!
– И, главное, объяснить, что не на халяву ехали, похоже некому. Автоматика, – мне вдруг становится весело, потому что я соображаю, что перепрыгнуть шлагбаум – вполне реально! В фильмах столько раз видела.
– Не стоять же здесь в ступоре!
Но Людовик говорит, что я рехнулась, и встает грудью на защиту облика русо туристо.
И тут, как только мои глаза начинают округляться от того, что к преодолению незапланированного препятствия есть дополнительное, в виде Люси, сразу подтверждается, что тут в Австралии все добрые-добрые, как на сытом госпредприятии, где все хорошую зарплату получают. То есть, взволнованным нам неожиданно помогает местный симпатичный мужчина. С велосипедом. Он просто выпускает нас элементарно по своей карточке.
Когда выкатываемся все на улицу, то начинаем облегченно рассыпаться в благодарностях и тут слышим: «Да не за что, уважаемые».
– Э…? Что?..
Оказывается, что нам помог говорящий по-русски, с шикарным польским акцентом, бывший житель Шри Ланки европейской внешности.
Мы, опять обалдев от встречи с таким пышным сочетанием невозможного, воспользовавшись удачей, начинаем выспрашивать о нюансах системы проезда в транспорте Сиднея и пытаемся вникнуть в объяснения славянина.
Оказывается, в Сиднейском метрополитене оплата дифференцирована от расстояния. Прикладывается карточка к считывающему устройству на выходе, и сразу видно сколько ты проехал, откуда, сколько денег снимают и сколько осталось. Вроде как логичная система, демократичная. А карты продаются только в газетных киосках и магазинах 7- Еleven и на нашей станции их было не приобрести.
– Все-таки мне непонятно, почему нас пустили на платформу по Тинькоффской, – пытаюсь увязать когнитивный диссонанс я, – Сколько сняли и почему по ней тогда нельзя и выйти. Уплачено так- то.
Наш проводник тоже считает это странным и недоумевает.
– Недоработка тут у вас, – сообщаем мы улыбающемуся ему и, взаимно не желая расставаться, еще несколько минуток воодушевленно болтаем, жадно расспрашивая, как кто, и что, и где, и как здесь оказался. Узнаем, что у товарища тоже «шило в заднице» и охота к перемене мест: В России работал два года, на Шри Ланке прописка и гражданство, сам урожденный поляк. Сейчас решил получить вид на жительство и в Австралии.
– Ух ты, как все летуче и сногсшибательно легко! – восхищаюсь я и вербально «присоединяюсь», что и на Шри Ланке была, и в Польше была, и фамилия у меня, и предки польские. Это чтоб радость от встречи обозначить и благодарность проявить. Расстаемся, естественно, как обретшие друг друга родственники. У нас всегда так. Шриланкийский сиднеец спешит куда-то на своем велосипеде. Пока! Спасибо.
Русская речь, кстати, слышится здесь почаще, чем в Новой Зеландии, в Веллингтоне. Тут место, более наезженное собратьями, особенно в центре. Ой, все-таки обожаю наших и их реплики вслух, когда мы думаем, что нас никто не понимает. Перлы. И почти всегда со следами великого и могучего. Здравствуйте, братья и сестры.
У нас даже Пятачок ко второй части путешествия с девственной интеллигентностью стал расставаться, а я… Я в бараке череповецком на четырнадцать семей росла до школы, в районе Панькино. И была способной девочкой.
– Как забавно, – пожимаю я плечами, – Две первые встречи и обе на русском!
– К чему бы это?
– К дождю!
К сожалению, я не ошибаюсь.
Городские районы Сиднея располагаются в прибрежной долине, которая ограничена с востока Тихим океаном, Голубыми горами с запада, рекой Хоксбери на севере и Королевским национальным парком на юге. Береговая линия изрезана многочисленными заливами и бухтами, которые образовались в результате того, что по мере потепления климата в конце ледникового периода и подъёма уровня Мирового океана, вода затопила прибрежные речные долины и ущелья невысоких гор. Залив Порт Джэксон, включающий в себя Сиднейскую бухту Сидней-Харбор, представляет собой именно такое образование и является крупнейшей естественной бухтой в мире. На территории жилых районов города насчитывается примерно семьдесят небольших заливов и пляжей, включая знаменитый Бондай-Бич в южной части города и пляжи Мэнли на севере.
Из википедии
Пасмурно. Тепло. Течет, течет с неба, короткими бесконечными приступами.
– Как программа включения-выключения небесного душа прописана. Каждые полчаса, – перекидываемся недовольные мы.
Ближе к вечеру нам просто реально надоедает поминутно снимать и надевать плащи.
– Небесная канцелярия уже замучила, – вздымаю очи я.
– Смотри, говорят, через неделю опять будет солнце и за сорок градусов, – узнает вдруг Люда из интернета об очередной не очень воодушевляющей перспективе.
Тут мы думаем, что, может, нам все-таки повезло с погодой, и решив не давать никакой канцелярии испортить окончательно боевой настрой бодро продолжаем наше исследование.
***
Куда идем мы с Пятачком? А вовсе и не секрет. Кто не слышал о Сиднее? Все слышали. Вопрос, что.
Я, например, как среднестатистический человек, имела только телевизионное, и в связи с этим сдержанное, но восторженно-одуревшее представление о запредельности Австралии для освоения. Я знаю, что Сидней – это не столица, что он большой, сколько-то там миллионов человек, очень современный, с зеркальными небоскребами. Там проходила Олимпиада, есть Оперный театр умопомрачительной архитектурной красоты, подобный раковинам или крыльям белых птиц над водой. Что-то слышала про мост, но, скорее всего, не про этот.
Вообще, я всегда пыталась убедить себя, что Австралия молодая, зеленая, малонаселенная и дикая в середине. И ничего там интересного исторического нет. И если уж нам там не побывать, то ничего и страшного:
«Подумаешь! Нечего и делать».
Правда, когда по телевизору лицезрела Сиднейский оперный в ночных огнях, отражающихся в воде, то признавалась себе, что, в общем, не отказалась бы постоять рядом с чудом. Даже очень бы не отказалась. Но незапланированные «хотелки» предохранительно сдерживала здравой мыслью, что в тот потусторонний мир, как в волшебный сон, попадают только небожители, и кому Бог дал. А мне не дал. Я к их пасущимся в заливных лугах стадам не отношусь.
Дал. Хотя в состав жирных стад я так и не вошла.
Теперь «там» – это «здесь». Я здесь. У Оперного.
«Нет, чего, все реально, что ли? – стоя рядом с уникальным архитектурным, я на всякий случай прикидываю не сон ли это, – Все в настоящем моменте?»
– Какой же он огромный.
С фотографий-то можно не различить, что это три отдельных здания, а вблизи и вообще, ты как муравей, ничего не понимаешь, только ладонями прикоснувшись к белым облицовочным плиткам, стоишь, замерев. И еще щекой потом, упиваясь благоговением и торжественностью минуты.
– Падать в обморок будешь? Рюкзак подержать? – интересуется Людмила.
– Не, не надо. Обойдусь легким головокружением, – успокаиваю я.
Конечно, ничего запредельного не происходит. Небо не разверзлось, не считая мелкого дождика, ангелы на трубах не заиграли, просто сознание, что «свершилось», немного щекочет в желудке и не дает открыть глаза.
