– Слушаем. Отличная вещь – Эмиль Бергман «Old town rain».
* * *
Я остановил машину возле площади.
Под вечер, благодаря многочисленным кафе и барам, это место становилось чем-то вроде центра отдыха для горожан. Да и днём на площади людно: в отделениях нескольких банков, парикмахерских, салонах красоты – всегда есть посетители.
Площадь пульсирует жизнью. В ее воздухе смешаны запахи бензина, уличной еды, слишком навязчивого парфюма. А когда направление ветра меняется, то даже здесь, вдали от побережья, отчетливо слышится запах моря.
Посреди площади недавно установили фонтан. В разгар летней жары вода в нем радует глаз и создает иллюзию прохлады.
Вокруг фонтана, в тени эвкалиптов мэрия установила бетонные шахматные столики. Старики просиживают тут часами. По утрам я им даже завидую – все спешат на работу, а они, деловито разливают по рюмочкам арак, вспоминают прошлое, и неспешно передвигают фигуры.
Заглушив двигатель, я вышел из машины. Возле припаркованных у обочины такси стояли водители – поджидали клиентов и громко о чем-то разговаривали. Один кивнул мне. Остальные лишь мельком взглянули в мою сторону. По обрывкам их разговора я понял, что речь, конечно, о футболе. Похоже, матч, о котором говорили по радио, действительно был захватывающим.
Лавируя между прохожими, я подошел к кафе со средиземноморской кухней. Здесь варили неплохой кофе и готовили вкусную рыбу на углях. В поэтическом названии «Санабрия», вероятно, присутствовала какая-то отсылка к Испании, но я никак не находил время проверить это.
Как я и предполагал, все столики оказались заняты. Только на веранде еще оставалась пара мест.
Что ж, так даже лучше, подумал я, и устроился у самого входа. Отсюда хорошо видна площадь. К тому же, тут можно курить.
Через несколько минут ко мне подошел официант, молодой парень с татуировкой на шее.
Я заказал кофе, бейгл с лососем и греческий салат. Официант не стал ничего записывать. Видимо, запомнил и так.
– Пять минут и будет готово, – уверено пообещал он.
– Отлично. Только кофе, пожалуйста, принеси первым.
– Конечно. Само собой.
Он ушел, а я достал сигареты и уже потянулся за зажигалкой, но в последнюю секунду передумал – услышал рядом детский голос. Обернулся – за соседним столиком сидит молодая женщина с девочкой лет пяти. Малышка ест мороженное и что-то увлечённо рассказывает маме.
Я повертел сигарету в руках, затем сунул обратно в пачку. Что ж, потерплю. Сберегу несколько минут жизни.
Оглядываюсь. От нечего делать рассматриваю посетителей. Среди них совершенно разные люди: молодые, взрослые, пожилые. Израильтяне, иностранцы.
Все о чем-разговаривают, едят. В людском многоголосье слышится как минимум четыре наречия. Может, поэтому мне нравится находиться здесь – на этом перекрестке культур. Наблюдать за их вавилонским смешением. Вдыхать аромат пряностей, свежей выпечки и молотого кофе.
Сквозь множество звуков пробивается мелодия гитары. Почему-то она сразу захватывает меня. На первый взгляд, ничего выдающегося. Мотив незамысловатый. Можно даже сказать, банальный. И все же, что-то в нем есть.
Где-то со второй минуты, до меня доходит, что это та же самая «Old town rain», которую я слышал по радио, только в аранжировке.
Надо же, второй раз за день. Похоже, в теории вероятности обнаружен серьезный баг. И к кому в таких случаях обращаться за техподдержкой?
Мелодия пробирается мне под кожу. Кто-то играет вживую. И совсем неподалеку.
Откуда-то приходит осознание, что это исполнение мне знакомо. Только слышал я его не по радио. Где-то еще.
Я повертел головой. В нескольких метрах от веранды, прямо на газоне сидит уличный музыкант.
Выглядит он, мягко сказать, странно. Потертая замшевая куртка родом из семидесятых. Заплетенные в дреды волосы. И надпись «antisocial» на растянутой футболке с v-образным вырезом. На обветренном лице – какое-то отсутствующее выражение. Посмотришь, и сразу ясно – кроме музыки для этого парня ничего вокруг не существует.
Тонкие черты лица можно назвать аристократическими, если бы ни какая-то болезненная заостренность.
Руки в плетеных браслетах легко порхают над гитарой. Мелодия постоянно меняется: то усиливается, то затихает. Полное ощущение, будто парень играет не один, а с аккомпаниатором. Только невидимым.
На мгновенье наши взгляды пересеклись. Сначала я подумал, что ошибся, но потом понял – нет, так и есть – глаза у него разного цвета! Правый будто впитал в себя все оттенки синего, а в левом – теплый терракотовый смешался с зеленым.
Может это какие-то линзы? Да вроде нет, не похоже.
Необычное ощущение. Будто на тебя одновременно смотрят два разных человека.
Заметив мое замешательство, музыкант чуть заметно улыбнулся – одними уголками губ, но через секунду снова погрузился в музыку.
Мелодия сменила тональность. Стала более эмоциональной и лирической.
Где же я ее слышал?
Время замедлилось. Будто прошло полчаса. На самом деле – чуть больше минуты.
Я попытался сбросить с себя это внезапное онемение. Встряхнул головой. Выпил воды.
Посетители все так же жевали и звенели столовыми приборами. В сторону музыканта никто не смотрел. Только маленькая девочка, которая сидела по соседству со мной, указала на него ложкой от мороженого и спросила маму:
– А сложно так научиться?
Женщина обернулась, через плечо посмотрела на музыканта и сказала:
– Нужно подолгу заниматься каждый день.
– А может, это просто суперспособность?
– Суперспособность?
– Ну да, как у Леди Баг.
– Хм. Не думаю.
– А давай спросим его?
– Ладно… Только сначала доедим мороженное.
– А с ним поделиться можно?
– Нет.
– Почему?
– Ну, во-первых, потому что он уже взрослый. Захочет – купит себе сам.
– А во-вторых?
– А во-вторых… – женщина постучала пальцами по столу, – Вдруг он вообще не любит мороженое?
– Как это «не любит»?
– Ну, вот так. Не любит и все. Или у него, скажем, аллергия. Как у твоего брата. И ему вообще ничего молочного нельзя. Ни мороженого, ни пиццу.
– Ни даже йогурт?
– Ни даже йогурт.
Девочка замолчала. На ее сосредоточенном лице проступило недовольство.
– И зачем только Бог придумал аллергию?
– Не начинай. У меня голова кругом от этих твоих «зачем».
Подошел официант.
– Кофе готов, – он поставил передо мной чашку. – Остальное – через минуту.
– Спасибо. Можно сразу чек?
– Хорошо.
Он хотел было уйти, но я спросил:
– Послушай, а этот парень часто здесь играет?
– Не знаю. Я новенький.
– А мелодию эту не слышал раньше?
Парень задумался и почесал подбородок.
– Да вроде бы нет. Не слышал.
– Ладно. Спасибо.
Официант кивнул и отошел к соседнему столику.
Я подул на кофе. Сделал осторожный глоток.
И тут раздался чей-то крик.
* * *
Беспечную атмосферу площади накрыло волной страха.
Кто-то вскочил на ноги, кто-то, наоборот, вжался в кресло, закрыв голову руками.
– Нож! У него нож! – кричит пронзительный женский голос.
– Врача, врача!
– Кто-нибудь, вызовите полицию!
Девочка рядом со мной, роняет ложку от мороженого на пол. И до меня, наконец, доходит, что я больше не слышу музыканта. Я вообще ничего не слышу. Будто кто-то на мгновенье отключил звук, а потом снова включил. Потом (черт знает, сколько времени это занимает) оцепенение спадает.
Не знаю зачем, я выхожу с веранды и пробираюсь через толпу. Расталкиваю людей. Делаю вид, что не замечаю их неодобрительных взглядов. Протискиваюсь вперед.
На брусчатке сидит молодая женщина. Ее плечи вздрагивают от беззвучных рыданий. Она прижимает к груди перемотанную тряпкой руку. Сквозь ткань проступают бордовые пятна.
Парень, лет шестнадцати, объясняется со стоящим рядом мужчиной. Тот не в форме, но очевидно на службе. Голос у паренька дрожит, он обводит толпу взглядом, словно ищет одобрения.
– …появился из ниоткуда. Я даже не понял, что это нож, пока он не кинулся на женщину. Музыкант вступился, и…
Внутри меня образуется ледяной ком. Чем его растопить? Просто надеюсь, что это ощущение скоро пройдет.
– Как выглядел нападавший?
– Да я разглядеть его толком не успел, – парень нахмурил лоб. – Все так быстро… Белая майка, синие джинсы. Волосы такие, – он раздвинул указательный и большой пальцы, – средней длины.
– Куда он побежал?
– За магазин, – подросток указал в конец улицы.
– Ясно, – мужчина достал из-за пояса пистолет. Ничего здесь не трогайте. Полиция уже в дороге.
* * *
Музыкант лежит на газоне, в нескольких метрах от веранды. Его лицо напоминает театральную маску. Словно вся жизненная сила ушла и остался только маленький, едва трепещущий огонек. Невозможно поверить, что за каких-то пятнадцать минут человек может так измениться.
Глаза полуприкрыты. По блуждающему взгляду ясно, что парень уже плохо понимает, где находится. Дыхание прерывистое, неровное, с нехорошим булькающим звуком. Руки слегка подрагивают:
левая вытянута вдоль тела, правая – на животе. Майка в крови. И трава вокруг тоже густо запачкана кровью.
Рядом несколько человек. Средних лет женщина (судя по отсутствию паники – медсестра или что-то в этом духе) и коренастый мужчина в черной кипе. Вокруг кольцо зевак.
У мужчины в руках телефон, по которому он выкрикивает короткие, рубленые фразы:
– … несколько ножевых, да… Тяжелое…. Срочное переливание.
