Я много раз представляла этот день. Знала, что однажды он выяснит о своём состоявшемся против его воли отцовстве и придёт за объяснениями. В другой момент мне казалось, что – нет. Ярослав перевернул эту страницу и даже не позвонил ни разу, чтобы спросить, как дела.
Но даже в самых ожесточённых против него фантазиях я не представляла, что он… разозлится! Какое право он имеет злиться на меня? Уж я-то чем перед ним провинилась?!
– Дунь, иди к бабушке, – сказала я дочери, но та упрямо замотала головой.
Ярослав тоже попросил:
– Пусть останется.
– Ты хочешь выяснять отношения при ребёнке? – удивилась я.
– Я не собираюсь… ссориться. Мы просто поговорим.
– Ладно…
Мы втроём прошли на задний двор, и маленькая Дуняша охраняла своего папашу, как будто он собирался опять сбежать. Она не сводила с него глаз, и по всему было видно, что ей ужасно хочется его потрогать… возможно, и не так грубо, как в первый раз. Она выплеснула свой гнев и теперь испытывала острое любопытство, а может, и ещё что-то, чего раньше не имела повода проявить.
Ярослав сел на лавочку и протянул одну руку к нашей крошке, разглядывая её с безмерным удивлением и… умилением?
Сама принцесса смотрела на протянутую к ней конечность с сомнением, как на диковенное животное или насекомое. Папа поймал её за пальчики и тут же отпустил, как только она потянула.
– Почему такое странное имя – Дуняша? – негромко спросил Ярослав, уже втягиваясь в игру с дочерью: она осторожно, медленно подносила ручку к его большой кисти, а потом дёргала назад, когда он пытался схватить, и радостно хихикала, если успевала.
– Мама сильно хотела, чтобы внучку так звали. Она очень помогла мне в трудный момент… Приняла, нянчилась с нами, последнюю копейку на нас тратила, не говоря ни слова упрёка.
Ярослав покачал головой:
– Насть, ну это же полнейшая глупость! Дуня – внучка мэра N-ска. У вас могло быть всё, к чему эти лишения?
– Я не хотела никому ничего навязывать. Ты отказался… от неё. Значит, она только моя дочь. И мэр N-ска не имеет к ней никакого отношения.
Ярослав явно начал закипать:
– Ты же не хочешь сказать, что запретишь нам видеться..?
– Нет. Мы говорим о прошлом.
Он выдохнул и немного расслабился. А я засмотрелась на него. Он так изменился… Честно сказать, я его даже не сразу узнала. Причёска изменилась, стала простой и короткой, без всяких чёлок и прочих модных штучек, лицо возмужало. Вроде бы, Яр стал ещё выше и шире в плечах… но это не точно, может, только кажется, мы же давно не виделись. Точно изменилась фигура: стала как-то крепче, основательнее. Как будто прежде, три года назад, он её подкачивал в спортзале, но неравномерно и непостоянно, а потом ему пришлось много и тяжело физически работать, и сила буквально вошла в его мышцы и кости, её теперь даже голодной диетой оттуда не выгонишь.
– Как прошла твоя акклиматизация на чужбине? – спросила я, заворожённо наблюдая, как постепенно Дуня сдаёт этому чужому и в то же время родному мужчине всё новые бастионы. Теперь он ловил её за пухлую талию, а она громко взвизгивала и отбегала.
Ярослав усмехнулся:
– Я и представить не мог, что такое бывает. В каком-то смысле хорошо, что тебя рядом не было, особенно беременной.
– Помойка? Вокзал?
– Да чего только не было!
– Папа не помогал тебе финансово?
– Нет. Я сразу решил, что не приму помощи и на том стоял.
– У тебя… прикольный акцент.
– Я выучил три языка на разговорном уровне. И ещё несколько по чуть-чуть.
– Какие?
– Получше – английский, испанский и итальянский. Немного – турецкий, немецкий, арабский и хинди. По-индонезийски знаю несколько слов.
– Боже, Дуняша, твой папа – полиглот!
– Что? Что ты проглотил? – сразу забеспокоилась малявка. Обхватила папу за щёки и попыталась заглянуть ему в рот. Он в ответ обнял её за талию ладонями и осторожно погладил правым большим пальцем по торчащему пузику.
– Дуняша… А как полное имя? – спросил он у меня.
– По-народному – Авдотья, а по-благородному Евдокия.
– Какое серьёзное… длинное имя для такой… козявки.
Он осторожно потянул малышку к себе и усадил на колено. Она не стала сопротивляться.
– Ничего я не глотал, Дуня. Просто знаю несколько языков.
Она удивлённо выпучила (совершенно папины, кстати) глазки и высунула язык.
– Нет, не этих! – рассмеялся Ярослав. – Могу с людьми из разных стран разговаривать их словами.
– А скажи что-нибудь по-итальянски, – попросила я.
– Sei stupida ma affascinante (ит. "Ты глупая, но очаровательная").
Вот наглец!
– Так, про глупость я поняла, а что там дальше?
– А дальше я хочу с дочкой пообщаться! Ты не могла бы оставить нас вдвоём?
Я скрестила руки на груди:
– Она сама с тобой не останется!
– Останешься? – спросил он её.
Она неуверенно кивнула, вопросительно глядя на меня:
– Мама, можно я устанусь с папой?
Я изумлённо покачала головой, но ушла в дом. И стала подглядывать за ними из окна.
Они сидели какое-то время на лавочке, тихонько воркуя о чём-то. Потом спешились, Дуня взяла папу за руку и повела по огороду показывать хозяйство.
Ветреница! Быстро же она забыла про мамины слёзы!
Это я шучу, конечно. Мне ли не знать, как важно папино внимание и как тяжело маленькой девочке без него. А тут – явился. Целый отец в её полном распоряжении… Как бы только не разбил он ей сердце, устав играть в родителя! Конечно, есть вероятность, что он действительно повзрослел, благодаря своим заграничным приключениям, но, боюсь, наверняка это можно узнать только опытным путём, вложив в его руки хрупкое Дуняшино сердечко.
Однако препятствовать Ярославу я была не намерена. Может, это и недальновидно, но обратное мне кажется бессердечным.
– Явился! – фыркнула мне под руку мама, звеня кастрюлями.
– Явился, – вздохнула я скорее устало, чем недовольно.
– И что ж, позволишь забрать?
– Мам, да это просто смешно! Что он будет делать с такой маленькой девочкой?
– Известно, что. Небось, денег куры не клюют, няньку уж найдёт…
– Мам, да об этом и речи нет… Он просто познакомиться приехал.
– Ну-ну, посмотрим. Наивная ты у меня, Настёна! Уж и обманывалась сколько, а всё равно людям веришь…
Ладно, пусть так, с няней проблем в городе нет, но – зачем? Он её почти своими руками убил три года назад, а теперь отбирать у меня станет? Смешно!
А всё-таки тревожно.
Я вышла опять в огород и присоединилась к сладкой парочке.
– Ну что, как у вас всё проходит?
– Отлично! – улыбнулся Ярослав. – У нас полное взаимопонимание. Я бы хотел…
Тут он внезапно схватил меня за плечо, притянул к себе и прошептал на ухо:
– С родителями её познакомить. Ну и в городе потусить заодно.
Я нахмурилась:
– Давай не будем торопиться. Ты сам с ней познакомься как следует сначала…
– Да я уже…
– Яр! Это тебе кажется. Она на своей территории, я рядом – поэтому ей спокойно. А если ты её увезёшь от меня… Она же маленькая ещё и совсем тебя не знает!
– Джер. Называй меня лучше так. Это привычнее.
– Что ещё за Джер?
– Я поменял имя. Теперь меня зовут Джереми Майлс. Я привык откликаться на него.
Какая глупость! Но если он так хочет…
– Хорошо, Джереми. А какие у тебя, в целом, планы? Что ты собираешься делать? Жить у отца или вернуться обратно за границу?
Он покачал головой:
– Пока не знаю. Я уехал оттуда со всеми вещами, а уже тут узнал про Дуняшу… Чёрт побери, Насть, почему ты мне не сказала? Мы бы как-то решили это вместе!
– Как? Ты бы остался и пошёл служить в штраф-роту, чтобы стать папой инвалидом? Или я бы поехала с тобой и рожала на помойке?
– Да что ты городишь! Отец бы нам помог с деньгами, всё бы ты нормально рожала, в больнице…
– Яр… то есть, Джер, ты не хотел этого ребёнка. Я пыталась с тобой спорить, но это было бесполезно.
– Да, я был идиотом, но и ты поступила неправильно!
– По-твоему, промолчать – это то же самое, что убить?!
– Мама, не ругай папу, он хороший! – замахала на меня руками Дуняша.
– Да? И где же он был так долго, хороший?
– Он… языки глотал!
В разгар нашей семейной сцены вдруг хлопнула калитка, и Дружок внезапно залился лаем, что с ним крайне редко бывает. Я выглянула за угол дома – у калитки, не решаясь войти, топтался высокий статный мужчина лет сорока, очень хорошо одетый и с печатью благородства на лице.
– Простите! – обратился он ко мне. – Это вы Анастасия Сергеевна?
– Да. Чем могу помочь?
– Я отец Паши Корабельцева. Можно с вами переговорить наедине?
Глава 3. Потеря
Ярослав
По разговору с Дуняшей я с облегчением понял, что Настя сказала ей всё-таки не всю правду: об аборте или убийстве дочь не обронила ни слова. Это был, конечно, большой сюрприз – что Дуняша в курсе моего существования, но моя бывшая возлюбленная всегда отличалась оригинальностью и правдивостью в общении.
Мы отлично пообщались с дочкой – после довольно неприятного приветствия она как будто сразу растеряла весь свой боевой запал и превратилась в саму доброжелательность – потому-то я и осмелел настолько, что задумал познакомить её с дедушкой мэром и бабушкой.
Я не слишком разбираюсь в детях и их развитии по возрасту, но тут даже мне было очевидно, что мой ребёнок необыкновенно умён и красиво, правильно разговорчив – это вызывало невольный прилив гордости. Дуняша с удовольствием показывала мне их с мамой и бабушкой убогое хозяйство – не из-за лени хозяек, а исключительно из-за нехватки средств. Всё, что можно сделать женским ручным трудом, безусловно, было сделано. Но любые постройки и приспособления носили след крайней стеснённости в средствах. Да, моя Настёна всё та же: работает там, где считает свою помощь необходимой, а не там, где больше платят, и даже не пользуется окончательно расцветшей и раскрывшейся красотой и женственностью, чтобы получить хотя бы помощь. Уверен, ни один мужик работоспособного возраста в этой деревне не отказал бы Настюше, если бы она попросила что-нибудь сделать у неё на участке. И совсем не обязательно за это хоть как-то платить: улыбки и тёплого благодарного взгляда вполне достаточно. В конце концов, она бьётся с их отпрысками, пытаясь их хоть чему-нибудь научить. Но моя праведная принцесса не такова. Она возьмёт свой крест и потащит на гору сама, чего бы ей это ни стоило.
Когда явился подозрительно хорошо одетый и негативно настроенный мужчина по Настину душу, я даже немного напрягся. Как будто это только мне можно на неё ворчать и выражать недовольство. А все остальные пусть обходятся вежливой прохладностью.
