Алексей Александрович Стопичев "Алая быль"

Стера, который только-только глаза прикрыл, отомкнул левое веко, глянул вбок куда-то и произнёс:

– Шиш, а ну, пошукай нежить Ауку. Знаешь, как выглядит? – видящий помолчал немного и добавил: – Ростом с жеребёнка. Мерзкое и волосатое, на двух лапах передвигается, но передние лапы длинные и как руки, по земле волокутся. Тут в полях кроме неё нежити и не будет больше. Ежели только Полевик. Но та мерзость мелкая и малоопасная.

Парень вновь прикрыл глаз, но теперь волкодавы, обуянные любопытством, сгрудились вокруг видящего.

– Стера, – негромко позвал парня Хват, – А это ты с кем гуторил сейчас?

Стера вновь открыл глаза, вздохнул тяжело, сорвал травинку и принялся её жевать:

– С духом одним. Увязался тут за мной.

– А вы… с духами и говорить можете? – спросил охрипшим голосом Дредай.

– С духами все говорить могут, – пожал плечами видящий, – Просто не все духов увидят. А из видящих ещё меньше ответы услышат. А так – болтай на здоровье. Духи слышат хорошо любого.

– Однако, – покачал головой Хват. Но больше не сказал ничего. А Стера оглядел всех своими голубыми глазами, в которых будто небо отразилось, и спросил:

– Могу я теперь подремать немного?

– Конечно-конечно, – даже руками замахал Хват и цыкнул на остальных, чтоб не лезли больше к видящему.

Впрочем, сами волкодавы тоже подремать решили. Развалились кто-где по поляне, кроме Буеслава, коего Хват караульным оставил. В июньский полдень двигаться куда-то – смерти подобно. В степи да в лугах от жары сомлеешь быстро, и никакая вода не поможет. И Ауки не надобно, чтобы упал, солнцем ударенный, да так и умер до вечера на солнцепёке. Потому на открытой местности замирала жизнь летом. Даже косари, пахари и прочий крестьянский люд работали с раннего утречка, когда только-только солнышко встало, то есть, с пятого часа, да чуть не дотягивая до полудня. А после два часа прятались, как мыши в норах, кто где: под сенью деревьев, в хатах, возле водоёмов. В общем, где угодно, главное – не под лучами жгучего, как пламя, солнца. А после, ежели лето – и до конца дня работали, пока совсем сумрак не опускался на землю.

Вот и сейчас что волкодавы, что видящий продремали глубоко за полдень, и лишь когда жара спадать начала, зашевелились. Буеслав поднялся первым. Быстро умыл лицо в пруду, прихватил котелок, да потопал к роднику, бьющему возле водоёма прямо из холмика. Искристая, холодная до зубовной ломоты вода билась тонкой струйкой, да разбивалась чуть ниже, превращаясь в ручеёк, деловито журчащий по небольшому устью в пруд. Буеслав подставил котелок под струю, набрал водички и как был, босиком, потопал прямо по колючкам назад к костру. Только хотел котелок над огнём повесить, как Жито протянул руку и попросил сипло:

– Дай водицы испить! – да и выхлебал весь котелок одним разом.

Буеслав только крякнул с досады, но снова к роднику потопал. Когда вернулся вдругорядь, уже Хват попросил:

– Дай и мне попить, друже!

Буеслав глянул на него диковато, но котелок протянул. Хват выхлебал половину, и к котелку руки Дредай протянул, который и допил всё до дна. Протянул посудину Буеславу, но тот только отмахнулся:

– Сам набирай теперь! – и демонстративно завалился на траву.

Дредай захохотал заливисто и побежал к роднику. Не успел котелок набрать, как видящий встрепенулся и повернулся к Житу:

– Нашли мы вашего Ауку. В паре вёрст отсюда в берлоге прячется.

Волкодавы схватились, как один, и принялись сосредоточенно собираться…

Глава 9

Стера напросился с волкодавами сам. Очень уж любопытно было глянуть, как работали люди из братства волка. Они, в отличие от видящих, готовились не с самого детства и не за стенами монастырей. Вернее, готовились с детства, да к другим подвигам. Чаще – ратным. А потом уже в зрелом возрасте разными дорогами приходили к братству. Волкодавам не нужно было особых умений или видения. Хватало отчаянной отваги да бесстрашия. Ну, и чтобы руки твёрдо оружие держали, будь то копьё с посеребрённым наконечником, лук или меч. Тоже посеребрённый, так как нежить другим оружием убить в разы труднее. А от серебра почти любая нежить раны получала. А охотники за нежитью получали куны.

Да и устроено братство волка было по другому принципу. Если «видящие» задания получали централизованно, из монастырей и шли, куда прикажет иеромонах, то волкодавы могли бродить вовсе бесцельно по княжествам да королевствам. Они не были неприкасаемыми, как уничтожители душ, да и не стремились к этому, частенько становясь героями трактирных драк и поножовщины. Привыкшие к риску и смерти волкодавы и отрывались лихо, отчаянно. Пропивали заработанные куны, да творили безобразия. За то частенько сиживали в казематах. Потом их выкупали братья, и те вновь шли искать приключения и нежить. И вновь рисковали головой за куны.

Большая часть тех, кто приходил в братство, погибали в течение года. Либо бежали из братства. Те же, кто выживал и задерживался на более долгий срок, становились профессионалами лютыми. Такими, что любая гвардия князей позавидовала бы. Вот и Хват обмолвился, что команда их уже шестой год работает, значит, по всему – опытные. Вот и интересно было Стере на их работу посмотреть. И посмотреть оказалось на что. Смуглянка Вея оказалась лучницей. И по тому, как натягивала тетиву, как оглаживала плечо лука и положила стрелу на полочку, как послюнявила пальцы, чтобы определить силу и направление ветра – лучницей не просто хорошей, а исключительной. Жито же достал палицу и перекинул огромный щит со спины вперёд, укрепив на левой руке. Хват расчехлил длинное копьё, сверкнувшее серебряным наконечником, а Дредай достал из заплечного мешка сеть с грузилами по краям. Буеслав оказался двоеруким бойцом, достав два клинка и изящно махнув ими крест-накрест.

Да и по тактике группа действовала интересно и слажено. Когда отряд приблизился к берлоге, где засел Аука, Вея тут же встала с луком в двух десятках саженей от входа. Достала полдюжины стрел и воткнула возле себя в землю, чтобы удобнее было хватать и стрелять на скорость. Жито обосновался чуть впереди и левее от Веи. Упёр нижнюю часть щита в землю, отвёл назад палицу и стал играть роль заградотряда для лучницы. Хват и Буеслав выдвинулись к берлоге, а за ними сторожко шёл Дредай с сетью наизготовку. Аука днём был не так активен, как ночью, но мог и на солнце беды наделать. Огромный, как жеребец, с длинными передними лапами, заканчивающимися острыми, как сабли, когтями, Аука в бою мог одоспешенную дружину в дюжину бойцов какого-нибудь дворянина покрошить за раз. А тут – всего пятеро людишек. На один зуб, считай!

Примерно так Аука и думал, когда вальяжно выбрался из берлоги. Даже не подумал, что на него охота – себя охотником представлял. И тут же схлопотал первую стрелу. А Стера, который стоял сразу за Веей, понял, почему девушка стала левее, а остальные бойцы подбирались справа – чтобы траекторию и обзор не закрывать. Стрела Веи вонзилась нежити в брюхо – чуть ниже груди, и Аука завыл-заорал дурным голосом, когтями пытался вырвать стрелу и располосовал себе живот. В это время Дредай метнул сеть, и та накрыла нежить. Вместо того, чтобы разорвать тоненькую паутинку, Аука заорал ещё громче, скорчился под тонкими нитями, и Хват подскочил бегом и с разгону всадил копьё в чудовище. Пробил брюхо насквозь, пригвоздив нежить к земле. Упёрся в древко, пытаясь удержать бьющуюся тварь. А Буеслав подскочил, и как только нежить одной лапой прорвала всё-таки сетку, взмахнул клинком, и покатилась в траву отрубленная конечность.

Рёв Ауки захлебнулся, превратился в бульканье, а Дредай замахнулся вторым копьём и ударил чудище в грудь. К земле не пригвоздил, но пробил нежить почти насквозь, и заворочал копьём с посеребрённым наконечником внутри. А Буеслав изловчился, сдёрнул сетку и замахал клинками, кроша нежить. Взмах! И полетела в траву вторая лапа, ещё взмах! И на груди образовался огромный порез. Ещё! И покатилась голова нежити, а тело задёргалось, засучило необрубленными лапами по зелёной траве.

– Держи! – заорал Хват, упираясь в древко, пытаясь удержать агонизирующее тело. И Дредай тоже навалился на своё копьё, проткнув, наконец, нежить, и пригвоздив к земле. А Буеслав бегал вокруг и рубил, рубил. И уже через пару минут остался лишь обрубок, прибитый к земле двумя копьями.

Стера увидел, что Вея деловито снимает тетиву с плечей лука, сматывает её и засовывает в кожаный мешочек. Из земли достаёт стрелы, тщательно вытирает наконечники и складывает их одну за другой в колчан. Жито положил щит, зацепил на пояс булаву и поволок к нежити мешок с дровами, который всё это время тащили на себе волкодавы. Хват быстренько развёл костёр, Буеслав и Дредай надели толстые кожаные варежки и стали кидать куски нежити в костёр.

– А варежки зачем? – почему-то шёпотом спросил Стера у девушки.

Вея глянула на парня с удивлением, но потом вспомнила, что он не волкодав, и ответила терпеливо:

– Нежить всякая бывает. Часто – ядовитая. Взялся рукой и пошли волдыри. Хорошо, если поболеешь, да просто кожа слезет. А так – и умереть можно.

Девушка помолчала и добавила:

– Мучительно, – она спрятала последнюю стрелу в колчан: – В прошлом годе один из наших схватился сдуру за Багу. Гнить изнутри начал. Умирал долго и плохо. Не один месяц. И всё это время пекло его изнутри, и он внутренности выхаркивал.

В это время остальные волкодавы уже покидали в костёр все части нежити, кроме головы. Башку Ауки с помощью всё тех же варежек Буеслав закинул в деревянную торбу и захлопнул крышку.

– Готово, командир! – провозгласил он, и Хват кивнул отстранённо:

– Хорошо, собирайтесь, за наградой пойдём.

Потом он повернулся к Стере и спросил:

– Тебе в какую сторону, видящий?

– Мне в волостное село Подзор, – развёл руками Стера, и Хват улыбнулся краем губ:

– Тогда нам по пути. Хочешь – пойдём вместе. Всё веселее будет!

Стера кивнул согласно и смотрел, как волкодавы собирают свои немудрённые пожитки, оставленные за половину версты от берлоги. А потом компания вышла на дорогу и пошла на восток. Вначале шли молча, а потом Хват сказал:

– Хорошо бы монахам из братства видящих с нами объединиться, а? – и повернулся к соратникам.

– Конечно, хорошо, – Дредай вытер пот со лба: – Мы месяцами ищем, а тут час времени, и мы уже знаем, где Аука укрылся. Он за три недели четверых путников сожрал. За месяц ещё больше бы было.

Стера пропустил мимо ушей разговоры об объединении, потому как слышал их великое множество раз от видящих, и посчитал нужным ответить только на одно высказывание:

– Мы не монахи!

Вея мучительно покраснела при словах Стеры, впрочем, её соратники деликатно промолчали. А вот Буеслав удивился вдруг:

– Как не монахи? Вы ж в монастырях живёте?

– В монастырях, – кивнул Стера, – И учимся в монастырях. А потом, как и вы, по свету бродим. Но только мы не монахи. Нас не постригают.

– Это как? – вновь недоумевал Буеслав.

– А так, – хмыкнул Хват: – Не все ж, кто в лесу живёт – волки?

Глава 10

Волкодавы забрали из рощи своих лошадок и навьючили на них весь свой скарб. Предложили и Стере закинуть заплечный мешок на спину лошади, да Стера заупрямился. Сказал, что привык свою ношу сам нести. Да и Уголёк предпочитал сидеть на заплечном мешке, когда не носился, как угорелый, вокруг тронувшейся в путь компании. А компания шла не быстро. Спешить было некуда, потому мышцы чрезмерно натружать надобности не было. Поначалу выдвинулись молча, да опосля охота узнать друг о друге побольше пересилила ленивую немоту. Заговорил первым Дредай, картинно играя бровями, да потряхивая головой, отчего серьга в ухе покачивалась:

– А зачем вас в монастыре тренируют, ежели вы монахами не становитесь? – спросил он Стеру. Видящий неопределённо пожал плечами и проговорил смущённо:

– Не знаю я. Так повелось, видимо, – белобрысый парень посмотрел вдаль и произнёс: – Первый видящий был монахом. При монастыре и образовал братство.

– Ну, братство волка тоже при монастыре образовали, – качнул головой Буеслав, – Однакож никто из нас по монастырям не живёт и не учится.

– Так дурака учить – только портить! – невинно произнёс Дредай, и вся компания рассыпала горох хохота по степи, пугая сусликов да мышей, рыскающих в траве. Впрочем, сам Буеслав хохотал чуть ли не громче всех. Он вообще любил посмеяться и не боялся быть смешным.

– То-то ты ни одной буквы и не выучил, – отсмеявшись, подмигнул он Дредаю, – Боишься быть испорченным!

– Мужика не буквы портят, дубина ты, – с ноткой покровительства ответил тонкогубый франт, – Впрочем, тебе ещё рано об этом знать, да, Вея?

Девушка вновь густо покраснела и молча отмахнулась от Дредая рукой. А тот не унимался, и вновь обратился с расспросами к Стере:

– А чему вас вообще там учат, а? Али секрет какой?

– Почему секрет? – Стера сорвал травинку, надкусил и шёл так, со стебельком в зубах: – Учат разному. Грамоте, с оружием управляться, зелья варить всякие.

– Ну, зелья – это годно! – солидно заявил Жито: – В Медяне бабулька одна такое зелье варит – пара чашек – и ты уже обезножил!

– Сдаётся мне, что от зелий видящих ты б не просто обезножил, но и обездушил, – хохотнул Хват, искоса глянув на Стеру.

– У нас лечебные зелья, – улыбнулся простодушно видящий: – Людей спасать, которых духи пили. Или в которых вселялись.

– Одержимых, что ли? – в неподдельном испуге спросил Буеслав, – Их рази можно спасти?

– Можно, – серьёзно кивнул Стера, – И нужно даже. Духи, которые тела захватывают – очень коварные. Но в другое тело не заселятся, пока старое вместилище живо! И если духа из тела выкинуть, а жизнь и разум человеку сохранить удастся, покуда он жив – дух будет по земле бесплодно скитаться. Пока его видящие не найдут.

– Так духи живут сколько? – переспросил Дредай, – Умыкнулся в чащобу – да ищи-свищи его там. А умрёт тело – иди новое захватывай.

– Не-е-е-е, – протянул Стера и выплюнул травинку: – Ты вот что любишь более всего?

– Я-то? – переспросил Дредай.

– Ты-то, – передразнил его Хват, – Что ты вечно вопросом на вопрос отвечаешь?

– Знамо, что он больше всего на свете любит, – встрял Буеслав: – Баб с во-о-о-от такими задницами! Чтоб как самая большая тыква на огороде!

И волкодав даже руками размеры попытался изобразить, раскинув длани в разные стороны, будто пытаясь горизонт обнять. Компания вновь захохотала, а отсмеявшись Стера продолжил:

– Ну, и представь, что вот они рядом бабы, с задницами в тыкву, а ты пошёл в чащу отсиживаться. Представил?

Дредай на мгновение задумался и мотнул головой:

– Не могу представить даже такое!

– Вот и духи не могут. Потому всегда рядом с людьми будут. Какую бы опасность это для них ни таило. Очень уж их манит плоть человеческая.

Все немного помолчали, и Дредай вновь заговорил:

– А оружие вам зачем? Духа разве мечом сразишь? И варили бы зелья свои.

Стера с весёлым любопытством глянул на волкодава и проговорил задумчиво:

– Когда ты молчал – умнее казался.

Компания опять заржала, а Дредай спросил, ухмыльнувшись:

– Так, может, пояснишь такому глупому, зачем вам оружие?

– А одержимого я чем сражать буду? – теперь уже Стера ответил вопросом на вопрос: – Молитвой? Или улыбкой?

Потом посерьёзнел на долю и проговорил:

– Вы с одержимым сталкивались хоть раз?

Хват глянул тревожно и ответил:

– Лично мы не сталкивались, но пару раз я видел, что одержимые с деревнями делали. А ещё вёсен пять назад одержимый искромсал нашу команду, из братства волка. Шестерых порешил в одиночку! А команда, говорят, была одна из сильнейших!

Стера кивнул серьёзно:

– Силы и скорости у одержимого в разы больше, чем у обычного человека. Потому дух, как только вселяется в тело, тут же начинает его укреплять и усиливать.

– Потому одержимые уродливые такие? – понятливо переспросил Буеслав.