– Уже не надо.. – распятая в воздухе пауза, и.. – Игорь, это ты..
– Я? Вот так вечер откровений. Я ручку держать разучился. Давно в школе было.
– Ты не пробовал..
Повешенный, сирота казанская, тридцать тысяч неучета, и, наконец, Анастасия, – события последних дней ломились в пеструю мозаику; оборот, треск, стекляшки рассыпались, оборот, треск, по-новому встали.. в ведре потрескивал лед..
– И что теперь?
– Теперь ты с ним познакомишься.. Теперь он все понял.. После последней нашей встречи у тебя.. помнишь же.. – я помню, Анастасия, -..я избегала.. его поручений.. Под любым предлогом избегать стала. Он это чует.. Мне стало мерзко.. для него.. с сердцем закрытым это мерзко.. Ты дай мне что ему показать, чтоб покончить, чтоб покончить враз. А он чувствует.. и я ему больше не нужна.. Отсюда цирк этот, суд надо мной за непокорность.. где я покажу на тебя.. И он не отрекается. Я боюсь. Теперь за нас двоих..
– К черту страх, когда мы вместе..
Она поцеловала меня в губы. Я приобнял ее за талию, притянул к себе. Анастасия выскользнула из моих объятий:
– Не сейчас.. Не здесь..
Тогда я предложил выпить шампанского, оно холодное, оно со льда, и нам раскрепоститься, и тут же пресек – что если отравлено.
– Нет. Мы ему еще нужны. Ты ему еще нужен.. – обессиленная Анастасия опустилась на край оттоманки, которую находчивые верлибром мысли англичане именуют не иначе как fainting couch, обморочный диван, и поглядывала, и смотрела, как я возился с вином.
Мы пили молча, говорили глаза наши. В плавающем свете свечей медленно качались стены, будто бы даже расходились, и в комнате стало не так тесно, не так затхло, хоть и от свечей жарило, прохладное шампанское пришлось кстати, скоро и ласково защебетало в груди. Я открыл окно, впустил свежесть декабрьской ночи.
– Вот ты и успокоилась.. Да ты спишь уже.. Вижу, во всю клюешь носиком. Ложись спать. Я-то привык до утра.. Какой долгий день.. когда мы снова вместе.. – и вкрадчивым шепотом главное, а главное да не для ушей каждых.
Я поцеловал ее в лоб, укрыл ее стеганым одеялом. Невинным ребенком, повзрослевшим зачем-то, смотрелась она на чернеющем поле кровати. Я сел на стул рядом, сел охранять ее покой; но свеча не горит до рассвета, и для сплетенных судьбой, казалось, знавших друг друга вперед своего рождения, не горит.
«И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам..» Евангелие от Луки, 11:9
Со дня того я книгу отложил.
<>
– Мужчина, сколко дадите за такой? Пелеклитие хлюснуло, а оттюда такой!
В субботу, сегодня – суббота.. в полпятого.. «вдоль набережной пройтись».. «впрочем, вы еще можете отказаться».. «я вас узнаю».. :
– Что?
– Цаль налисован, да? Холосий цаль? – среднеазиатский акцент протянул мне монету; чеканный профиль Петра на одной стороне, сама же монета с медаль, крупная, увесистая, там и написано что-то, но потерто; на ладони ее перевернул – крест с коронами, 17 – на левой плахе, 23 – на второй. Поделка «под серебро», вам Петербург навынос, приезжим на память по сходной цене, к слову, красная цена которой – в забегаловке сдача.
– Не знаю.. не надо.. – в полпятого.. «склонен обратиться к вам, хоть придерживаюсь порядку собственных сомнений».. AV.. Сегодня – тридцать первое?
– Сколько дашь. На плопитание..
Он открыл глаза. Серые, свинец Петербурга, Петербурга небо. И стерся день. И затемнило. Осталось что – остался застывшим в пространстве и в памяти моей силуэт, когда я подходил; тугой черный плащ по земле бился невским ветром; острогом стоячий над плечами ворот. Как ближе – ему лет пятьдесят, худощав и высок, скулы, выбритый подбородок, римский нос, портрет без лица, черты есть, и, сказать, выразительные черты, если их взять в отдельности, если каждая на лице своем, они запомнятся, но вместе им лица нет. Один раз его лицо я все же рассмотрел, да и то уже была маска.. Стриженые волосы, когда-то, верно, черные как смоль, цветом спали. Губы нервно сжаты, закрыты глаза. Словом, не сам он меня подозвал, а мне в укор – покой нарушить его мыслей.
А еще раньше – восьмой линией вышел я на набережную.. и сразу, слева, метрах в ста приметил фигуру, закутанную в черный плащ. Он меня жестом позвал. И недвижим он оставался, пока я шел к нему. Пока он не открыл глаза..
– Добрый вечер, – голос глухой, что не слышится, а едва уловимый холод его руки пробрал сквозь уличный мороз, – пройдемся до набережной, как уговаривались? Я не склонен вас задерживать, я не склонен тянуть. Начать можем здесь, – как кивнул я согласием, – Александр Вершанский.
– Игорь.
– Знаю. Наслышан. Вероятно, племянница что-то рассказала и обо мне. Не думаю, что сполна и главное.
– Она вам сказа..
– И она. И не только. Много слов.. Давайте к сути. Я дорожу своим временем, надеюсь, как и вы своим. У вас, впрочем, его больше.. чем дорожить.. Вы понимаете цель нашей встречи?
– Вы хотите предложить сделку..
– Верно. Своего рода сделка.
– С нетерпением..
– Нетерпение ни к чему. Я хочу оставить книгу. Мне нужен тот, кто ее напишет. Будут встречи, я буду вспоминать, что-то.. записывать надо за мной. В силу обстоятельств, да не будем о них.. это не продлится долго, всего несколько редких встреч.. Затягивать pas dans mes intеr?ts..
– Простите, я не знаю французский..
– ..ни в моих, ни в ваших интересах.
Немые сфинксы Египта, что осели в гранитах болотной Невы, отколотый рот, чтобы молчать; мы прошли Благовещенский мост.
– Чему свидетелем быть.. Silentium.. про то молчать.. Подойдем? – он снял перчатку, огнем бордового яхонта зажегся с пальца перстень, он приложил ладонь к холодному постаменту и стоял долго, стоял, не отнимая руки; так проверяют биение сердца больного.
– Три тысячи лет.. Как смотришь в вечность.. С возрастом больше о вечном.. L’histoire est effacеe par le temps, фараон Аменхотеп III.. Они ровесники Моисея.. стоять им под ветром.. – вознес он ладони в прощальном жесте.
– О чем мы?
– Вы начали про сделку.. про встречи..
– Верно. И почти закончил. О месте и времени встреч будет сообщено отдельно. Вознаграждение.. вы не спросили.. Вознаграждение.. в пределах разума – любое.
– Зачем вам эти мемуары?
– Любому ответу есть срок, и этому тоже. О, это была насыщенная жизнь, жаль и совестно будет, если пройдет она бесследно..
– Возле метро книжный, может, там поспрашивать..
– Не за умение плачу я, а за понимание. Там только деньги поймут. Particuli?rement sinc?re, талант recherchе.. в отдельных областях его и вовсе нет. К слову, охотно поверю, хорошего черного мага нынче отыскать проще, чем стоящего психолога. У вас остались вопросы? Который час?
– Вы спешите?
– Мне нечего спешить. В моем положении не спешат. А за временем слежу.
– Я не ношу часов..
– Напрасно, молодой человек, напрасно. Единственный способ время удержать.. хоть бы на руке, – ага, за временем следит, а сам часы оставил.. – я свои в конторе оставил, кажется. Да не суть.. Вы хотели что-то спросить?
– Вопросов больше, чем ответов.. да по мере.. Да, есть вопросы.. Если они покажутся вам неуместными, вы..
– Я обещал ответить на все.
– Вы догадываетесь, о ком я спрошу?
– Да.
– Ваша племянница.. мы познакомились, не буду вдаваться в подробности, там ничего.. она представилась Анастасией.. А Селина..
– А Селина – имя более редкое, с ним проще выходить на сцену. Не берите в голову.
– Она выступает?
– Как и все.
– Анастасия мне.. как бы.. Вы были бы не против, если бы мы.. с ней.. продолжили общаться?
– Она давно взрослый человек. Это ее дело. И ее выбор. Но как единственный родственник, я предпочту к вам присмотреться перед тем, как она переедет к вам жить.
Дальнейшие расспросы, а что мне было спрашивать.. что большего спросить? Все может быть, будет!; но ты говори что-то, что-то просто говори:
– Чем вы занимаетесь, если не секрет?
– С начала девяностых я держу контору со стабильным доходом. Занимались разных, сейчас – по большей части организацией мероприятий.
– И прибыльно? В кризис?
– Страшнее кризис людской нравственности. Вот это страшно. Что касается моего занятия, то оно всегда было прибыльно. Молодой человек, однажды имя начнет работать на вас.. Вам сложно понять, принимаю.. Мое имя largement connu dans certains milieux.. широко известно в определенных кругах. Простите, годы скитаний, привычка срываться на французский.. Я долго во Франции жил. Уникальность стоит дорого, уникальные услуги – это дорого. Опять же, из-за юности лет вы еще не все понять можете.
– И эти все тоже у вас работают..?
– Вы сейчас о ком? На меня работают те, кому я хочу и могу помочь. Жизнь по-разному сложится, придет время, и просить уметь надо.. И я нахожу им место. И с отведенными ролями они, поверьте, справятся.
– А, так они актеры?
– Вас что-то смущает? Я занимаюсь организацией представлений. Театр – моя стихия.. когда-то была.. Да, они в некотором роде актеры.
– Возможно, не мое дело.. почему они все представляются.. странно.. не именами, а..
– Повешенный вам представился по имени. Неучет – фамилия настоящая тоже.. про него в газетах в свое время писали..
– А этот.. парень..
– Подкидыш. Его имя и мне неизвестно, его приняли младенцем.. скажем, подобрали на вокзале. В конторе его зовут Зобо, Ненасытный Зобо, пусть будет так.. Роли, путевку в жизнь.. все дал им я.
– Интересно у вас, кто бы подумал..
– Ваша племянница тоже участвует в постановках?
– Редко. Только в исключительных.
– Это как та, в цирке? И вы заставили ее..
– Она просила выбор. Выбор я оставил за ней. На вашем месте мог быть другой.. А вы говорите, заставил.. Ее не заставить.. это кровь, это наследственное.. Вы бы еще ее прабабку знали.. актриска та еще.. бросила мужа с ребенком на руках, укатила с труппой в Самарканд.. Через поколения проявляется..
– Мне кажется, вы бы и сами справились..
– Я не пишу. Et il y a des forces d’un ordre plus grand.. есть силы, что ставят условия мне.. Возраст, например..
– А ничего, что.. и я не пишу..? – наверное, с того бы по-хорошему начать.
– Вы не пробовали. А мне доводилось.. Умение именно писать.. вы про навык, если вы об этом.. что ж.. пусть будет критерием не главным.
