Меня не пускали.. Мной каждый видел себя, каждый из сотен глоток смириться не мог с тем, что царица ночи уйдет с кем-то еще, ревели рьяно глотки.
Ведущий не мог ничего поделать, его просто не слушали. Тогда он трусцой отретировался за кулисы.. и вернулся уже с кулис не один. Шел с ним детина лысый в мятой рубахе да в шароварах, лампасы стрелками. Хорошенько под купол свистнуло, упражнялся детина нагайкой.
– А ну дорогу, гайдамаки! Не то як порублю на куски, забью да располосую як черта, в грабу мать не узнае! – бил, стегал он нагайкой по настилу, расходились пред ним отрезвленные, ну а я спускался.
– Здравия желаю, Игорь Лясандрыч.. Дело табак, тикать надобно..
– Где она? Как вас..
– Та Степан я. Повешенный, так проще упомнится..
– Мне к ней надо.. да и, спасибо, Степан.. они б меня на куски рвали..
Ухмыльнулся Повешенный, не ответил. Мы покидали манежа круг.
Стоит рядом, так вроде храбрый тоже, размахивал кулаком конферансье, грозился на беснующихся, стращал сиюминутно полицию вызвать. Огрызком по лбу получил, призывы на том кончил.
– Где она? Анастасия где?
– То вам, строжайший, казать вам, хде Селина?
– Селина.. Где она?
– Так отож к ней и веду..
Кулуарами темными вел он меня, вел, лабиринтами, но комнатка вот, прямо по коридору, и в комнатке горит свет..
– Та вот оно и пришли..
Заждалась меня Анастасия, темно-гранатовое платье на ней. Предаться друг другу, объятьям, сорваться бы нам, казак отвернется, поймет, но.. были мы не одни.. И кто ж здесь? Откуда здесь взявшимся.. босяк, мощи святые «Серванта».. старик Неучет, мушкетер пиджачка и портфеля; они, устроившись на винных коробках, увлечены были игрой в шашки и вином, что с коробок доставали, пили. Шлепкам по доске пустые с полу отзывались, очередная бутылка была откупорена.
– Старый, скажи.. вот ты пьешь.. Тебе оно зачем?
– Как это зачем? Как это? И что за вопросы пошли?
– Оно ж тебя не молодит.. тебя и не греет..
– И чего с того, что не молодит.. И тебя не молодит.. Кхм-кхм.. дурррак.. Стаканчик выпьешь, знаете ли, и как-то с денюшкой проще.. а так – отсчитываешь, а сердечко-то скрипит.. да и когда на дело..
– Двухрублевки все точишь?
– Нихт ферштейн.. Однако, как мы заговорили.. Сумка вокзалом пахнет, понял? А, забыл случаем? На вокзал и вернешься.. будешь умничать..
– Да лучше вокзалом, чем нафталином..
– Уть, я тебе дам..! Простите, но нахальства я к себе не допущу! Вырастили, называется.. Эх, ты такой.. Бессовестнющий! Все по форме доложено будет, сволочь, все на тебя отрапортую. Нате! – заскакала белая шашка по головам да еще в дамки плюхнулась, – прошу сотню рябчиков-то и выложить!
– Подгонют карету, та я вас отвезу, – Повешенный заскрипел на зубах просоленной пазухой сала, – постельное, нумер, готово все.. Перехватить покамест не желаете? – сам ногтем вдавливал чесночину в пласты рыхлые докторской колбасы, – вы як знаете, а я так не могу, а жрать охота.. – хряснул половину луковицы, – вы уж извиняйте, вашсиятельство.. Долгэнько-то вас ждали..
Черным ходом покидали мы цирк; Анастасия, я и Повешенный. «Волга» черная во дворе, а это заместо кареты.
– В «Англятер» повезу, вашсиятельство!
– Не надо.. Давай что попроще..
– Ой, та прости, Господи.. да атож сокруши главы гнездящихся здесь змиев.. Валить отсюдова, нече кизяку сохнуть.. Завелась цяцянка. Ну, с Богом!
<>
Это было дрянное место. Я брезглив. В такой момент, когда нам остаться.. когда мы.. все, что угодно, только не.. предрешенная за тобой похоть.. Она с закрытыми глазами, мы держимся за руки, вернее, нет, ее за руку держу я. Смотрел я, куда нас везут? Внизу мелкая суета, без нас, и все уложено. Да, и это квартирка была.
Квадратная комната, сокрытая в полумрак душными фиолетовыми гардинами, метра на четыре кровать под балдахином, драпированный ночник горел красным. Комната под кровать. Под разовую похоть, под счетчик. У кровати ведро, до краев со льдом, торчит бутылка, все как полагается; два пузатых фужера, серебряный поднос с фруктами, сырами, все по схеме.
– Мне здесь душно.. Можно хоть окно открыть?
Толстые оплавленные свечи, равномерные по периметру кровати, я знаю, им нравятся, если пошло, то так чтоб и в пошлости богато. Жертвенник, дешевый прием, лежка на годовщину. Свечи дико коптили, запах воска пропитал шторы, белье. Жарко. Душно. Где кровать стонет, где кровать по центру, где на кроватях ночь каждую новые и те же. Душно.. пахло плотски ирисом.
Посторонним щелкнула дверь; мы остались одни.
Анастасия бросилась мне на шею, мириады ее легких поцелуев.
– Полночи у нас с тобой.. и вечность с тем.. Я знала! Я знала! Я видела тебя.. там,.. где-то.. Знал бы ты.. Раз увидеть.. и узнать.. в людском смраде.. – шептала она, а голос ее снисходил до шипения. Истомившиеся, вечерние глаза ее горели, горели не приторным возбуждением, как глаза горят здесь обыденно, нет, свечение сквозь дымку прошедшего.
– Ты ничего не знаешь! Ты страшному в глаза глядел!
– Страшного нет, когда.. какие у тебя глаза.. Почем ты шепчешь? Мы одни.. Я так.. по тебе скучал.. – в попытке поцеловать; отстранилась.
– Нельзя, не сейчас, – и палец к губам, – они могут стоять за дверью..
– Кто – они?
– Ты ничего не понимаешь.. Тысячи галдящий глоток, их разрывало, их выворачивало,.. я там искала тебя.. Я там должна была.. а если б ты не пришел..
– Ты мне могла позвонить.. У тебя есть мой номер.
– Мне нельзя.. он узнает.. Нет! Ты.. ты не понимаешь..
– Кто – он? Представь себе, не понимаю.. Настя, давай без догадок, мы одни, а? Зачем этот цирк? Это было отвратительно! Что это? Зачем? Как ты вообще..
– Но ты же пришел..
– Пришел.. Я.. я.. мне, зачем-то.. Ну, ладно, все.. успокойся.. Иди ко мне.. дай я тебя обниму.. ты дрожишь..
– Они проклинают тебя.. похотью блаженные пока, они разбредаются по домам, к женам, к любовницам, они возбуждены, самодовольны, многие пьяны.. Тебя проклинают, а вечер.. все же удался.. Тебя им не понять.. тебя и мне не понять будет.. – слегка косящий на сторону взгляд ее я помню до сих пор; близорукость?; шеей тонкой приклонилась к плечу левому, правый глаз неуловимо прищурен. Этот взгляд не забыть.
– Забудь все.. все кончено.. – а у самого провалилось в горле горькое – а вообще могла бы позвонить, если хотела встретиться.. а не устраивать..
– Я же говорю.. он..
– Кто – он? Кто?!
– Нельзя.. Если б ты.. если бы ты не пришел.. я бы ушла от него.., туда, где и он не достанет.. И ждала бы тебя там. Сколь долго ждала бы..
Я кругами ходил по тесной комнате, вернее, обходил кровать, руки за спиной.. Я подошел к окну, отдернул штору, в окне темно, задернул обратно, от окна отвернулся.. я к подносу, что там – сыр, виноград, оливки.. трещал в ведре лед..
– Ты спас меня..
– Ты мне не ответила..
– Ты мне не ответила..
– Он называет себя моим дядей.. хотя..
– У него имя есть?
– Он тебе сам скажет..
– Ну пусть дядя, и?
– Я не помню его с детства.. я и детства не помню.. Как и не было.. детства.. Только рассказы.. что-то всплывает.., но его там нет.. И говорил, что забрал меня к себе.. когда умерли родители. Они разбились.. машина въехала со встречной.. и.. все.. он так сказал..
– Ты их помнишь?
– Я не помню родителей..
– Вообще..?
– Мамины руки помню.. и.. и только.. больше я.. не будем..
– И он тебя забрал..
– Я жила на Литейном. Мы с ним практически не виделись, меня окружали няньки, он их нанимал, они приходили, готовили, убирали.. И тетушка.. постоянно со мной была одна тетушка..
– Сколько лет тебе было?
– До восемнадцати.. декоративный цветок.. в золоченом горшке.. Когда мне исполнилось восемнадцать, он снял для меня квартиру и позволил жить самостоятельно. Помогал материально.
– Ну понятно..
– Нет. Нет. Не было.. Ничего не было.
– Ага..
– Нет. Я уже жила, как хотела. Ходила в кино, в театр, заводила знакомства.. Я не работала. Он присылал мне деньги. И мы с ним не виделись.
– Грех жаловаться.. когда дядя-миллионер ни того ни с сего..
– Не тебе осуждать.. А потом.. Пару месяцев назад он пришел.. с особым..
– Ну вот..
– Ты послушай. И потом осуждай. Нам, мне и его.. В общем, он пришел с поручением, с просьбой, может.. надо писателя найти..
– И это все?
– Все.
– А ему зачем?
– Говорит, сердце.. про сердце о много говорил в последнее время.. Он хочет оставить воспоминания.. но не его это, он сам не напишет. Нужен тот, кто напишет за него.
– Что-то здесь.. или ты недоговариваешь.. Этот город, он же кишит.. Да вам по объявлению что угодно напишут, только плати. Тоже мне проблема.. Ну ладно..
– Не любой.. Любыми средствами, любым способом, дозволенным и запрещенным, деньгами, славой, угрозой, лестью.. соблазном.. Всем. Лишь бы найти.. Вот только с честным сердцем ничем не купишь..
– Вы в институтах, где на писателей учат, не смотрели? Ну так посмотрите.
