Глава 2
Ярость и адреналиновый мандраж начали спадать уже в такси. Домой зашёл спокойный, с улыбкой и чувством выполненного долга. На смену возбуждению и ярости пришло удовлетворение.
Не хотелось думать о последствиях, о том, что будет завтра – послезавтра. Не сказать, что чувствовал себя тигриным львом и героем, но пока наливал на кухне кофе, память сама ставила на повтор и прокручивала в голове наиболее смачные моменты потасовки, а голоса и всхлипы этих подлецов всё ещё звучали в ушах.
Заново проживал в своей голове это «весёлое застолье» и совсем забыл про жену. Она не из тех женщин, о которых легко забыть, умеет быть заметной. Где Ира? Почему молчит, почему не эмоционирует? Она вообще домой зашла?
– Ира! – крикнул я на всю квартиру.
– Не ори, и так тошно. – было мне ответом. Свою женщину я нашёл в гостиной, в тот момент, когда она подкуривала вторую сигарету от окурка первой. У нас не принято курить в квартире, тем более в комнате, но я поймал на себе такой холодный взгляд, что сам, невольно, потянулся в пачку за сигаретой, а нутро обожгло чувство – а моя ли это женщина? Ира на меня демонстративно не смотрела, уставилась в стену и пускала кольцами дым, а я не знал, что ей сказать.
– Да, Олег, лучше молчи… Покури, послушай. Твой бенефис я сегодня посмотрела… Как считаешь, хорошо выступил?
– Думаю вполне, на все деньги, Ир…
– Да ни черта ты не думаешь! – рявкнула она так, что с моей сигареты сдуло пепел и он упал на ковёр. – Ясенков, я поражаюсь, у тебя природный дар спускать жизнь в унитаз? Только начало казаться, что всё налаживается, появилась слабая надежда, что ты на четвёртом десятке лет наконец – то повзрослел. Стала мечтать, что машину в этом году поменяем, планы на летний отдых строила… Дура!
Да какие с тобой могут быть совместные планы! Едва, за долгое время, перед тобой приоткрыли дверь в мир удачливых, успешных, состоявшихся людей и ты тут же её захлопнул! Да ещё как…грубо, примитивно. Мне было стыдно за тебя, Ясенков! Этим вечером я в полной мере прочувствовала смысл фразы – «испанский стыд». Просто сидела и обтекала, готова была под землю провалиться, глядя на тебя! Мне не забыть немой вопрос и страх в глазах этих людей. Ты вёл себя, как быдло!
– Погоди, а что мне нужно было делать? Слушать оскорбления и терпеть?! Да там каждого второго можно было гасить, не ошибёшься…
– Не перебивай меня! Гордость видите ли у него проснулась! Олежа, когда такие люди принимают тебя в свой круг, то нужно выключать гордость и включать мозги.
– Мне вкус тыквенного латте не понравился, Ир, вот меня и накрыло…
– Не паясничай, как клоун, не смешно! Перья он распустил! Посмотрим, как ты запоёшь если выяснится, что они побои сняли и заявление накатали. Думаешь ты один такой принципиальный? А если они решат тебя не только рублём и работой наказать и не спустят на тормозах, а пойдут до конца? Вот тогда и посмотрим где твой павлиний хвост…
– Да не сгущай краски. Когда мы уходили из ресторана, в зале играла «Обстановка по – кайфу», а синяки тональником и пудрой замажут, им не в первой. Какие, к чёрту, побои? Ни одна кость не задета, я только по филлерам и ботоксу попадал… – по привычке нёс ахинею, пытался сгладить углы, в надежде, что быстро остынет и упрёки не перерастут в скандал.
– О боже, с кем я разговариваю? Ты непроходимый дундук! Вечный мечтатель, с пустыми карманами.
– Обижаешь, в одном кармане член, а из другого гордость сегодня выпала, очень для них некстати.
– Вот только метафоры, Ясенков, у тебя и остались. Ты неисправим, просто я как дура, этого не понимала. Десять лет! Десять лет… прожитых не с тем человеком. Другие мужики к чему – то стремятся, к чему – то реальному. Копят на квартиру, берут ипотеки, чтобы метраж побольше был, хотят больше зарабатывать, дом построить, карьеру. Ты к чему стремишься, Ясенков? На что ты тратишь своё и моё время, а? Жил всегда одним днём! Я долго терпела, ждала, когда же Олег себя найдёт?! Так и не дождалась.
Вот скажи мне, что ты после себя оставишь? Статьи свои? Рассуждения на сайтах, которые в любой момент могут закрыться, а вместе с ними исчезнут и твои статьи, будто их и не было никогда? Проснись, Олежа, та война давно закончилась! Про неё есть дело только тебе, да государству, когда нужно подогреть электорат и создать в обществе патриотический угар! Скоро и государству не до того будет, понасущней проблемы есть. Нормальные люди живут реальными проблемами, занимаются семьёй, близкими, а не копаются в прошлом. Если и читают подобное, то так, как беллетристику, в качестве хобби, чтобы было о чём с друзьями потрепаться в пятницу за кружкой пива. Никто так близко к сердцу это не воспринимает, вид только делают, когда нужно.
Лучше бы книжки писал детские и то полезней было бы. Может заработал бы чего.
– Если бы ты чаще следила за современной литературой и тем, что издают для детей, а не ходила постоянно на ногти и шоколадное обёртывание, то ты бы заметила, что детская литература сейчас нерентабельна. Не я решил, что не детей нужно воспитывать и просвещать, а деньги зарабатывать. Другие мужики, у которых в жизни главное – погоня за новыми машинами и квартирами с метражом побольше, устанавливают приоритеты. Они решили, что незачем создавать и распространять что – то новое, если можно продолжать эксплуатировать стихи Михалкова, Маршака и Барто. Потому и дальше сидят на шее у старых персонажей, ведь Незнайка и Чебурашка с Геной, ещё дышат…
– А ну да, ну да, Олежек, вокруг же одни мелочные рвачи и спекулянты, не все такие благородные бессребреники, как ты! Прости меня, пожалуйста, что за внешним видом следила, красивой для тебя хотела быть, а не изучала книжные тенденции. Уел, просто переиграл и уничтожил, нечего сказать. Кто тебе не давал стать новым Носовым и Успенским? Критикуешь? Предлагай! Как говорится…
Я не кошка, Олег, у меня не девять жизней, а только одна! Извини, не готова её всю положить на тебя и на несбыточные надежды, что твой труд, когда – то окупится. Я не декабристка и меня совсем не греет мысль, что живу с непризнанным гением или альтруистом, который делает полезное дело. Я – просто баба и мне нужен – просто мужик. Пусть он будет не начитан, исторически не подкован, а любимым его телеканалом будет «ТНТ», но сам он будет твёрдо стоять на ногах, будет по земле ходить, а не витать в облаках. Мне будет плевать какой у него «ай кью», если увижу, что делает меня счастливой!
После её эмоционального монолога стало обидно, едва ли не сильней, чем в ресторане. Хотелось ответить в том же ключе, обвинить в неблагодарности, в предательстве, чувстве ножа, воткнутого в спину, а потом… Потом понял, что ничего к ней не чувствую и уже давно её потерял. Я уже не муж, а она не жена, просто сожители… Спор она ведёт не о любви, а о сорвавшейся сделке, жалеет о сгоревших, не окупившихся инвестициях, которыми были годы, потраченные на бесперспективный, не доходный актив. Я говорил спокойно, не смотрел на неё, не хотелось…
– Ира, я даже спорить не буду, уговаривать тоже. Ты видела за кого выходила, глупо ждать кардинальных перемен от сформировавшегося человека. Мы никогда не голодали, хватало на всё необходимое, и мне казалось было время, когда жили душа в душу. Казалось…
Я не вписался в рынок и никогда не стремился вписываться. Родители мои тоже не вписались, после развала Союза. Воспитывали меня на других идеалах, другое в меня вкладывали, с тем и живу. Для тебя моё воспитание и взгляды выглядят не актуально, наивно. Пусть так. Не понятно тогда, какого человека ты полюбила десять лет назад, ведь другим я никогда не был. Знаешь, иногда мне кажется, что гражданская война в нашей стране никогда не закончится, если даже спустя десять лет совместной жизни всплывает такой конфликт убеждений и приходит понимание, что линия фронта проходит даже в квартире…
– Совсем шизанулся, Ясенков? Ты просто Гик, повёрнутый на войне и лентяй, не прячь свою суть за ширмой «правильного воспитания». Родителей сюда не приплетай, «не вписались в рынок они», может потому так рано и умерли, ведь «правильно воспитанный» сынок не смог им обеспечить передовую дорогостоящую медицину и счастливую старость. В общем, давай заканчивать, спать хочу… Утром соберу вещи на первое время и поеду к маме, в течение месяца съеду полностью. С разводом и деталями позже решим, как взрослые люди. Надеюсь, твоё отличное воспитание не позволит тебе устраивать мне сцены, давить на жалость и делать прочие манипуляции?
– А что, раньше был в таком замечен?
– Нет, не был. Просто, Олег, хочу верить, что разойдёмся тихо и цивилизованно.
– Тихо и цивилизованно, Ир, бывает, когда все эмоции окончательно умерли. У нас, похоже, именно так. Давай спать…
Глава 3
Ира проснулась рано, собрала «тревожный чемоданчик» и уехала к матери. Пока она собиралась, прикидывался, что ещё сплю, не хотел этого неловкого молчания и ещё более неловкого прощания.
Позвонил на работу, сказался больным, предупредил, что до понедельника точно не выйду. Потом решу, взять эти дни в счёт отпуска или без содержания, задним числом. Плевать, что горит план и ворох дел. На работу «не стояло», вообще не на что «не стояло». Хотелось пить и кого – то ненавидеть.
В первый день одиночества решил ненавидеть Иру. Ненавидел за предательство, за то, что в ней ошибался, ненавидел за то, что разлюбил. Когда в бутылке осталась половина виски, отключил телефон, чтобы алкоголь не стал писать за меня чушь ей в мессенджер.
На второй день решил ненавидеть себя. Ненавидел за то, что отпустил жену, ненавидел за то, что поехал на эту встречу и вообще показал ей это чёртово письмо. Ненавидел за то, что действительно жил одним днём, считая, что стабильная синица в руках лучше вечной потребительской гонки. Не нашёл для нас другой альтернативы, полностью ушёл в себя, в свои интересы и не заметил, как моя синица утонула в болоте застоявшейся жизни.
К вечеру, устал пить и ненавидеть, уснул.
На третий день стал замечать, как тихо и пусто стало в квартире. Включил телефон, сразу полетели смс о куче непринятых вызовов за эти два дня, все с незнакомых номеров и один с работы, от Миши – начальника отдела.
Мише пришло сообщение, что я в сети и он перезвонил.
– Привет, Олег, как сам?
– Да ничего, вроде оклемался. В понедельник выйду.
– Да ты погодь, Олега, не торопись выходить. Тут такое дело… – по тону я уже стал подозревать в какую плоскость перейдёт разговор. Миша не тот человек, что будет просто так мямлить и мяться.
– Миша, не тяни, говори – как есть.
– Звонили тут, по поводу тебя, а потом и приезжали. Думаю, уже сам понимаешь кто…
– Догадываюсь.
– Они скинули коммерческому директору видео с твоими подвигами, в ресторане.
– Ну и что сказал Анатольевич? Премию выпишет?
– Насчёт премии не знаю, Олег, но Анатольевич был… мягко скажем, не в восторге. Ещё из полиции звонили, интересовались, чуть ли не характеристику просили на тебя дать. Узнавали живёшь ли ты по адресу прописки и прочее.
– Давай к сути, Миш, сам понимаешь, разговор не из приятных, чего мусолить…
– До генерального пока информация не дошла, коммерческий хочет на своём уровне разобраться. Короче, решают по тебе. Ты ценный кадр, бесспорно, но сам понимаешь… Они за репутацию трясутся и не хотят, чтобы подобные инциденты где – то всплывали и так проблем куча. Коммерческий боится, что могут в прессе прополоскать и лишний раз выставить контору в неблагоприятном свете. Я буду рубиться за тебя, Олег, ты не думай, свои пять копеек вставлю, но сам знаешь, ключевое слово здесь за Анатольевичем. Ты пока не мозоль глаза, возьми пару недель в счёт отпуска, может оно как – то само уляжется.
– Не уляжется.
– Ну мало ли…
– Ладно, Миш, не напрягайся, я тебя услышал. Позвони, когда приехать, заявление написать и трудовую забрать. Конец связи. – Он попытался ещё, что – то сказать, хотел оправдаться или приободрить, не стал его слушать, отключился. Забавно, юлит и подбирает слова он, а стыдно за него мне.
Хорошо, допустим, не блефовал Карпенко и теперь я безработный. Поживу на кредитку, пока ищу новую работу. Что с полицией? Было бы всё серьезно, за мной бы уже приехали и вытащили из квартиры. Все эти вопросы про прописку, так, ради проформы. Мне один приятель, действующий сотрудник, недавно показывал программу, называется «Глаз Бога» или как – то так, в этом приложении для служебного пользования есть вся информация, от медицинских и кредитных карт и выписок из ЖЭУ, до сим – карт, которые оформлялись на меня, когда в институте ещё учился. При желании очень оперативно можно получить нужную информацию почти о ком угодно. Раз до сих пор меня не навестили на дому, значит всё терпимо.
Даже при самых скверных раскладах, максимум – условка. Никого не убил, тяжких телесных не нанёс, ранее не судим. Спасибо Ире, вовремя меня увела оттуда. Крови только попьют, само собой. На «мировое» не пойдут, заявление не заберут. Да и ладно, потаскают к следаку, потом суд… Ничего смертельного, переживу.
Репутацию мне не испортить, у меня её нет, в глобальном медийном мире я – никто. Про старую работу можно забыть, там уже приняли решение от меня избавиться, а все эти Мишины звонки, так, танцы с бубном, из приличия. Пока идут разборки с Карпенко и его обиженными друзьями, найду для трудоустройства менее распиаренную контору, не такую привередливую, с голоду не умру. На это у меня будет время, теперь у меня его навалом…
Время, его всегда не хватает, а теперь оно в избытке. И вдруг, понимаешь, что не знаешь, как им распорядиться, что с ним делать? Жизнь современного человека часто напоминает квест, каждый день выполняешь список обязательных, а иногда и не очень, дел: с утра на работу, прорваться через пробки, потом утренний кофе, перекур и болтовня с коллегами, настройка на рабочий лад. До вечера выполняешь список рабочих задач, которые сам или начальство расставило по приоритетности. После работы заехать за женой, потом в магазин, домашние дела, короткий отдых, сон. Если в семье есть любимое чадо или несколько, то список ежедневных задач увеличивается. Как правило, мечты и лучшая жизнь откладываются – на завтра, на потом, и так по кругу.
Сейчас я выпал из этого круга, и обнаружил, что не знаю, как с этим существовать. Настолько привык и забыл, как это – жить одному, жить для себя, ориентируясь только на свои желания и цели. Женатые люди, ставшие резко холостыми, не по своему волевому решению, а по стечению обстоятельств, думаю меня поймут. Теперь в квартире тихо и пусто. Работы меня тоже лишили, в неё не уйти.
Почувствовал себя наркоманом, что слез с иглы и порвал круг общения с такими же наркоманами, или как заключенный, что после долгой отсидки вышел на волю и думает, как украсть и получить новый срок, боясь и не зная, что с этой волей делать дальше?
Вот и я слез с иглы каждодневной рутинной работы, с иглы брака и потребительской гонки. У меня был своеобразный «синдром отмены», меня ломало, срочно была нужна доза семьи и работы.
Нет, я не утверждаю, что брак – это плохо или семья – это ярмо и кабала. Семья – это замечательно, когда люди в ней счастливы, знают куда и к чему вместе идут. У нас с женой последние годы было явно не так. Теперь я выпал из социума и привычной картины моего мира. Хоть Ира и говорила, что мои личные интересы тормозили наш семейный поезд и в итоге загнали его в тупик, на самом деле восемьдесят пять процентов своего времени я тратил на неё и работу. Двигался в направлении заданных ей векторов, теперь этих векторов не стало.
Спасение и отдушину решил найти в своей страсти, в деле, в котором видел свой путь и на которое всегда не хватало времени. Буду продолжать писать о войне.
Всегда считал, что у каждого человека, тем более у мужчины, должна быть своя сверх цель – миссия, если можно так сказать. Не просто мечта с конкретными показателями достижения и конечной точкой, по достижению которой не знаешь зачем дальше жить. Нет, нужно нечто большее и бесконечное, то что недостижимо, как совершенство. Нужно любимое дело, которое даёт постоянную самореализацию и желательно несёт пользу и благо кому – то ещё.
Как тот, кто занимается строительством, не только ради денег, не может сказать, что построил последний дом и всё – строить больше нечего, или тот, кто занимается космонавтикой, не скажет, что вселенная закончилась, лететь больше некуда, так и я, никогда не буду считать, что о самой страшной и масштабной войне в истории человечества уже всё написано и сказано.
Я решил продолжать, тем более, в файлах ноутбука осталось ещё много неопубликованного материала и аналитических статей.
Включил ноут, хотел опубликовать работу о боевых действиях и последующем освобождении советскими войсками города Ковель в июле 1944-го, но обнаружил, что на мой канал на «Дзене» повесили бан. Новые статьи на нём никто, кроме автора, больше не увидит.
Написал в службу поддержки данной площадки и получил шаблонный ответ, с огромным перечнем возможных нарушений правил ресурса, которые привели к последующей блокировке канала. Истинную причину, разумеется, не озвучили, а списали всё на автоматический бот – алгоритм. Указали, что заявку на повторную проверку канала и снятие бана, могу подать не ранее чем через две недели.
Было досадно, но не стал заморачиваться, привык к тому, что ресурс всегда был капризным и на его адекватность рассчитывать не приходилось.
Ситуация усугубилась, когда заглянул в свою электронную почту и увидел письма с двух других онлайн – площадок, где регулярно размещал свои работы. В одном письме были те же размытые формулировки, пояснения о том, что вынуждены временно приостановить со мной сотрудничество, так как в моих статьях они заметили чрезмерную ангажированность, призывы к тому, что не совпадает с политикой ресурса, чей главный принцип – абсолютная беспристрастность и сухое безэмоциональное освещение фактов. Они очень надеются на моё понимание и уважение их позиции, и я могу продолжать высылать свои материалы им в «предложку», и если они когда-нибудь пройдут модерацию (никогда), то будут размещены на их сайте.
Второе письмо было более честным и лаконичным.
«Уважаемый, Олег Иванович, с сожалением вынуждены сообщить о прекращении сотрудничества с вами, как с автором и публицистом. Согласно правилам ресурса (п.3.7. договора – оферты), администрация, в одностороннем порядке, вправе ограничить автора в публикациях, без указания причин.
Считаем необходимым, обратить ваше внимание на то, что попытки публикации материалов под другим аккаунтом или чужим именем будут установлены, а такой аккаунт будет забанен».
С уважением, Администрация.
Дочитал письма и всё стало ясно. «Культура отмены», значит… Карпенко со своими крысами дотянулись везде куда смогли и перекрыли мне кислород. Подняли связи среди админов и хозяев площадок, а возможно часть подобных ресурсов – вообще их аффилированные конторы. Ладно, уже не важно. Что делать дальше? Писать в стол?
Так получилось, что мои метания были не долгими, всё решил случай и письмо старого нациста…
Глава 4
С большим трудом погасил в себе гнев от несправедливости и раздражение. Слишком много на меня навалилось за эти дни. Нельзя гнать коней и делать глупости. Не сторонник пассивности, но похоже сейчас тот случай, когда подойдёт универсальное средство русского человека от переживаний – «русский авось». Проблемам нужно дать остыть и отлежаться, авось как – то устаканится. Возможно, ответ и решение как выйти из ситуации сами придут.
Чтобы отвлечься и дать себе время, начал работать над вопросом, которым давно планировал заняться. Так вышло, что я «сапожник без сапог», плотно занимаясь темой войны, так и не смог пролить свет на некоторые белые пятна в фронтовой биографии моего прадеда Ясенкова Фёдора Абросимовича.
Он не погиб и не пропал без вести. Фёдор был призван в действующую армию в сорок втором, уже взрослым тридцатишестилетним мужиком, на фронте с сорок третьего, победу встретил весной сорок пятого в Восточной Пруссии. Умер в девяносто пятом.
Прадеда я успел застать живым, видел пару раз, когда отец брал меня с собой в деревню, навестить родню. Разумеется, я был так мал, что до войны и прошлого «деды Феди» мне тогда не было дела. Его смерть тоже прошла как – то мимо меня и не отложилась в памяти. На похороны ездил только отец. Помню, что привёз, на память, орден «Отечественной войны» II степени, что выдавался уже в поздние советские годы на излёте Союза, как юбилейный. Другие награды – «За отвагу», «Красную звезду» и ворох юбилейных медалей, разобрала многочисленная деревенская родня.
Вместе с орденом отец привёз и пачку чёрно – белых фотографий, большинство из послевоенной жизни прадеда и семьи. Только на двух фотокарточках он был в форме. На одной – лихой и моложавый в сдвинутой набекрень пилотке, а на гимнастёрке медаль «За отвагу» и орден «Красной звезды», фото студийное, возможно было сделано после Победы где – то в Пруссии.
Второе фото, судя по всему, снято осенью или зимой сорок четвертого. На снимке прадед вместе с однополчанами сидит на лавочке возле деревянного дома, на всех шинели и шапки, на рукаве заметна нашивка с чёрным ромбом, в середине которого скрещенные орудийные стволы – характерный отличительный знак частей ИПТАП (истребительно – противотанковый полк), те самые про которых говорили «прощай Родина».
Когда я перешёл в более сознательный возраст, все мои попытки восстановить фронтовое прошлое «деды Феди» не увенчались успехом. Родственники ничего не знали о том, как и где он воевал.
Прадед был человеком неразговорчивым, о войне особо ничего не рассказывал, так иногда, за рюмкой парой слов с мужиками перекинется и всё. Тогда вообще было не принято трепаться, работать надо, отстраивать страну.
Рядовым участникам некогда было анализировать, да и не хотели, тяжело. Каждый справлялся сам со своей войной, проживал её внутри себя. Делали это по-разному: кто пил, кто каждую ночь «ходил в атаку», другие пытались просто забыть и работать, но не у всех получалось.
Война, так или иначе, прокатилась по каждому двору. Все служили, работали на победу в тылу, провожали на фронт близких. Страна и люди пережили кошмар, хотели построить лучшую мирную жизнь, смотреть вперёд, жить за себя и того парня, что не вернулся с фронта.
Столкнувшись с полным отсутствием информации, я оставил этот вопрос. Тогда, в конце девяностых, подростку было трудно найти нужные сведения. Позже, появились такие федеральные ресурсы и базы документов, как «Подвиг народа», можно было с чего – то начинать.
Мне удалось найти наградные листы, приказы о награждении прадеда медалью «За отвагу» и орденом «Красной звезды». Благодаря этим документам узнал, что прадед служил рядовым телефонистом взвода управления 439-го полка 1 ОИПТАБР РГК (1-ой истребительно-противотанковой артиллерийской бригады Резерва Главного Командования).
Боевое крещение принял в июле сорок третьего на северном фасе Курской дуги. «За отвагу» награждён за бои в районе села Самодуровка (сейчас село Игишево в Поныровском районе Курской области). Зная наименование части, я легко установил её боевой путь, которым она шла к весне сорок пятого. После оборонительной фазы Курской битвы, бригада в ходе Орловской наступательной операции участвовала в прорыве обороны Вермахта под Брянском в районе Комаричи, в составе наступающих частей вышла к Днепру и форсировала его, закрепившись на плацдарме.
Летом сорок четвертого, в ходе «Багратиона» путь ведёт бригаду через Белоруссию. Бои за Гомель, Калинковичи, Барановичи, Столбцы, Слуцк, выход к Бресту и государственной границе. В сентябре – октябре сорок четвертого в Польше, на рубеже реки Нарев, бригада попадает под жёсткие контратаки немца, который пытается танковым катком скинуть советские части в реку, но дивизии и приданная в усиление к частям 1-ая бригада ИПТАБ удержали «Наревский плацдарм».
В ходе этих боёв, по данным наградного листа и приказа, «деда Федя» совершает несколько десятков рейдов на деревянной лодке с правого на левый и с левого на правый берег, под постоянными налётами Люфтваффе и арт – минометным огнём, чиня порывы, а где – то и заново прокладывая линию, чтобы дать штабу бригады связь с батареями полка на плацдарме.
Дальше были тяжелые бои в Восточной Пруссии, взятие штурмом Штеттина (сейчас польский Щецин), где прадед и встретил капитуляцию Рейха. Другой бы на этом и успокоился, но не я…
Восстанавливал подробности боевых действий бригады, собирал информацию по крупицам. Читал сохранившиеся журналы боевых действий, приказы, донесения, воспоминания очевидцев, смотрел карты. Был в Зеленограде, в школьном музее, посвященном 1-ой ИПТАП, открытом в советское время ветеранами бригады.
Если за период с осени сорок третьего по конец войны, в целом, был удовлетворён тем, что удалось найти и на основе этих данных выстроил довольно подробную картину боевых действий бригады, то самые первые бои под Курском вызывали вопросы.
Больше всего меня интересовали подробности участия бригады в боях у Самодуровки в июле сорок третьего, хотел узнать про тот ад, пройдя который прадед получил «За отвагу». Данные сильно разнились и их было не много.
Широко известно, что бои на северном фасе Курского выступа шли на рубеже Поныри – Ольховатка – Тёплое, об который с пятого по десятое июля билась головой и умывалась кровью группировка Вальтера Моделя. Село Самодуровка было одним из ключевых звеньев на этом рубеже.
