– А почему у него не было преемника?
– Убили год назад.
Я присвистнул.
– Сурово тут, у этих дикарей.
– Не называй их дикарями, Лиан. Они не дурнее нас. Просто живут по другим обычаям и законам. И, кстати, здесь тебе не пришлось бы скрывать свой дар. В степи люди, владеющие Силой, ценятся высоко и почитаются как хранители мудрости, целители и мастера предсказаний. Без них не бывает ни хорошей свадьбы, ни большой битвы. Тебе бы здесь сразу дали стадо овец и предложили выбрать невесту из самых красивых девушек.
– Да на что мне это все?
– Ты рассуждал бы иначе, кабы родился здесь.
Родиться в степи? Всю жизнь жить под открытым небом, не вылезая из седла? Оценивать свои богатства в баранах? Нет, мне бы этого точно не хотелось.
– А что он сделал? – спросил я. – Когда держал нас за руки.
– Поделился своей Силой.
– Разве так можно?
– Выходит, можно.
Да, Айна была тысячу раз права, когда говорила, что я ничего не знаю про мир магии, но и Фарр, оказывается, тоже знал не все. Как утешительно.
– Но зачем эти двое потащили нас к умирающему шаману? Они ведь не знали, что он захочет дать нам свое благословение. Всерьез верили, дубоголовые, будто я могу ему чем-то помочь!
– Ну, – рассмеялся Фарр, – они и в самом деле не слишком смекалистые. Тот, который постарше и за главного, – это один из внуков старого Агхи. Шаман сказал, что боги наделили его силой и храбростью, а ума вложить забыли. Как бы странно это ни звучало, но он правда верил, будто может помочь деду. Ну… как видишь, и от глупости бывает польза. Старик хотел в назидание отправить их с нами провожатыми, но я попросил не портить нам дорогу.
– Хвала богам!
Ехать без компании головорезов было намного приятнее. Вместо дурней с саблями шаман дал нам с собой пару оберегов, по одному на каждого: крупные, с лесной орех, костяные бусины, украшенные хитрым резным узором. Достались они нам не просто так, а после странного ритуала, из-за которого у меня на ладони стало одним шрамом больше. Свою бусину Фарр вплел в прядь волос, вечно растрепанных ветром, а я нанизал сомнительный подарок на шнурок для кольца. Если верить Высочеству, старик обещал, что обереги помогут, когда путь нам снова заступят не в меру ретивые защитники этих земель. Да и вообще пригодятся.
– На кой нам тащиться к твоему деду? – спросил я спустя пару часов, когда впереди показалось очередное мелкое становище и в воздухе снова запахло дымом. – Ты так и не сказал.
Я давно понял, что дедулины владения нам вообще-то совсем не по пути.
Фарр привстал в стременах и вгляделся в даль степи.
– Тебе не понять, Заноза.
– Ну где уж.
Несколько минут мы ехали молча, а потом он заговорил.
– Дед отрекся от моей матери, когда она носила меня. Я никогда не видел его. Нет, у них с отцом все гладко. Никаких конфликтов. Только дед не покинет степь, а отец поклялся, что не переступит границ Тайкурдана. И мне запретил. Для решения важных вопросов у нас существуют послы. Но половина моей крови – отсюда, из этих степей. Порой мне снятся сны о том, чего я никогда не видел и увидеть не мог. Порой мои предки зовут меня голосами степных птиц и трав. Я должен был приехать сюда много лет назад. Все боялся ослушаться отцовой воли… Хочу увидеть деда. Заглянуть в его глаза и понять, почему он никогда не присылал мне подарков к годовщине рождения. Почему вместе с моей матерью он вычеркнул из своей жизни и меня.
– Как трогательно, – хмыкнул я. – Сейчас заплачу. На кой тебе сдался этот старый пердун с его бритыми головорезами? Хотел в степь? Ну так вот она – везде, куда ни плюнь. И этот ваш Кайза уж точно не выставит тебя за порог своей палатки.
Фарр вздохнул.
– Я же говорил, что ты не поймешь.
Он толкнул коня пятками и умчался вперед, бросив меня одного. Издалека я услышал, как этот степной сиротка спрашивает о чем-то мальчишек, пасущих не то коз, не то овец. Наверняка решил узнать, верно ли мы едем в распростертые объятия к его родственничкам, которые едва ли встретят нас добрым словом. Что бы там ни натворила его мать, но я бы точно не стал рассчитывать на теплый прием. Да только кто ж меня спрашивал.
3
К вечеру третьего дня мы добрались до широкой ложбины меж холмов, которая от края и до края была заполнена огнями костров. В сумерках я видел совсем уж скверно, поэтому старался не отставать от Фарра и радовался тому, что его белые лохмы так хорошо заметны в темноте.
Я давно осознал, почему Патрик не хотел отпускать меня в степь одного. Здесь все было иначе. Другие запахи и звуки, другие ветры и небо. И нравы другие, далекие от тех, что я знал. Так, например, нам ни разу не продали еду, но давали ее за какие-то байки, которые щедро рассказывал Фарр, и за Силу, которая текла из моих рук, исцеляя больных. А может быть, за костяные бусины старого шамана. Не знаю, что тут сыграло большую роль, но, сдается мне, именно эти обереги дали нам шанс не подохнуть с голоду.
Увы, везло не всегда. За минувший день мы не встретили ни одного становища, и животы наши были пусты, как у диких зверей после зимней спячки. Посему вид огней в низине обрадовал меня гораздо больше, чем я предполагал ранее. Сразу стало ясно – это не обычная маленькая стоянка. Перед нами простирался настоящий степной город, становище местного короля и принцева милого дедушки.
Едва только мы пустили коней вниз по склону, как дорогу нам преградили темные силуэты. Я даже не смог толком понять, сколько там этих всадников на сей раз. И с нами уже не пытались говорить на языке Закатного Края – сразу начали хрипеть что-то на своем вороньем наречии. Фарр отвечал так спокойно и уверенно, будто сидел в тронном зале Солнечного Чертога с короной на голове. Я даже заслушался. Хотелось бы и мне иметь столь крепкую уверенность в том, что нас тут приветят, а не изрубят в лапшу. От невозможности как-то повлиять на течение разговора и его исход я испытывал страстное желание покинуть свое тело и посмотреть на происходящее ясным взором. Однако придумать худшее время для такой выходки было бы трудно, поэтому я продолжал лишь беспомощно пялиться в темноту, ожидая, пока Фарр все решит за нас обоих. И молился всем богам, чтобы на сей раз они ниспослали ему чуть побольше мудрости и правильных слов.
Мне уже начало казаться, что разговор этот не закончится никогда, но в этот момент мой голодный живот издал предательски громкий звук. Услышав его, окружившие нас тайкуры расхохотались и, обменявшись парой фраз, вдруг развернули своих коней. Фарр устремился за ними, незаметно подхватив поводья Душицы. В другой бы раз я, может, и рассердился на него за это, но только не теперь, когда подступающая темнота не оставила возможности видеть дорогу.
Становище тайкурского короля было огромным. Огни заполнили, казалось, всю землю вокруг, а от запаха приготовленной на кострах еды мой живот урчал все громче. Я искренне надеялся, что если нас и надумают прирезать, то только после того, как дадут поесть.
Долго думать о том, какой будет встреча, не пришлось: очень скоро мы оказались внутри большого шатра, где было светло от множества масляных лампад. В центре этого жилища сидел на пестром ковре человек с сердцем, похожим на осколок камня. Я чувствовал его удивление и любопытство… но не более того. Словно визит Фарра значил для степного повелителя столько же, сколько значит появление бродячих музыкантов. Либо он очень тщательно скрывал свои чувства.
– Кто из вас называет себя сыном короля? – спросил старик скрипучим голосом, в котором сквозила едва заметная насмешка. Он говорил на нашем языке очень чисто, но вопросец был, конечно, странный – и дураку понятно, что из нас двоих один и близко не похож на наследника Закатного Края.
Фарр, однако же, ответил со всей серьезностью:
– Да умножатся твои табуны, великий таргал. Позволь мне выразить свое почтение твоему дому и тебе. Это в моих жилах течет кровь короля. И твоего рода.
Старик издал неприятный скрипучий звук.
– Кровь моего рода здесь, в степи. И ты, чужеземец, ничем не похож на ее сынов. – Таргал помолчал немного, словно всматривался в лицо Фарра, и вдруг усмехнулся: – А вот на отца своего похож. Узнаю породу Крылатых. Эти белые волосы, которые ты почему-то носишь как не имеющий воинского посвящения мальчишка, и даже голос… Ну чисто Берн в молодости. А этот, рядом с тобой, кто? Последыш Руальда, о котором мне не донесли?
Я едва не подавился слюной, которая скопилась во рту от запахов еды. Ну дед и сказал!
– Нет, великий таргал. Этот человек не имеет со мной кровных уз, мы связаны иным родством.
Старик хлопнул по ковру возле себя.
– Сядь рядом, сын короля. И брат твой пусть сядет. Как я вижу, он вовсе не из воинов.
– Он из тех, кто умеет заклинать огонь. – Фарр взял меня за плечо, подводя к старику.
– Вот как. – Таргал взмахнул рукой и спустя мгновение у его колен оказался один из бритоголовых. Отблески пламени от стоящей рядом жаровни отразились на его гладком черепе. Старик сказал что-то, и слуга снова исчез – чтобы через пару минут вернуться с широким блюдом, полным жареного мяса. – Ешь. И брату дай хороший кусок. Потом, когда ваши животы перестанут урчать, ты расскажешь мне, зачем вы пришли в степь. И как так вышло, что наследник Закатного Края путешествует без своего войска и с голодным брюхом.
На ночлег нас устроили в соседнем, гостевом шатре. Он был намного меньше того, в котором жил Фарров дед, но это не показалось мне важным. Главное, что над головой есть крыша и не свищет ветер. Дни в степи оставались жаркими, а вот по ночам мне очень не хватало привычных стен, которые дают защиту и от холода, и от лихих людей. У нас с собой были только теплые плащи, но это ведь не то же самое, что хорошая палатка.
Фарр уже крепко спал, а я все лежал, глядя в темноту, и думал обо всем.
Для чего судьба завела меня в это место? Просто быть наблюдателем? Или за чем-то большим?
Мы провели в доме таргала весь долгий вечер, и все это время Фарр рассказывал о себе, а я тихо помалкивал в сторонке. Старик слушал его внимательно, спрашивал о каких-то вещах, совсем для меня непонятных, подливал в наши чаши тягучее крепкое пойло, которое на вкус было как прокисшее три года назад молоко и почти не шибало в голову, но наполняло разум приятной легкостью. Фарр говорил и говорил, словно пытался за пару часов поведать обо всей своей жизни. Я и сам узнал много нового. Вот только про Айну он не обмолвился ни словом. И ни слова не сказал о том, сколь важно для него найти здесь родство.
В конце концов старик упомянул об этом сам.
Словно между прочим обронил, что в степи есть только один способ доказать свою пригодность роду и право продолжать его – делами, по которым видно не мальчика, но мужа, не чужака, но сына Диких Земель.
«Завтра, – сказал старик, – мы соберем Круг. И в Круге ты покажешь, чего стоишь, сын короля».
Наверное, Фарр понимал, о чем идет речь, потому что кивнул согласно, а сердце его забилось в два раза быстрей.
Уже когда мы оба встали и сделали по шагу к выходу из шатра, таргал вдруг заговорил снова, и я сразу понял, что на сей раз он обратился ко мне.
«Ты зря скрываешь свое увечье, сынок, – сказал он. – Не знаю, что тебе наговорили про наш народ, но здесь, в землях Небесного Повелителя, не принято обижать убогих».
Я на миг зажмурил свои бесполезные глаза и ответил, открыв их снова и глядя прямо на старика, который был для меня лишь размытым пятном:
«Лучше уж я буду мертвым, чем убогим».
Таргал рассмеялся и прокаркал что-то Фарру на своем языке, а потом добавил уже понятными мне словами: «Может, я и погорячился, когда сказал, что мальчишка не похож на воина. Если пожелает, он может тоже выйти завтра на Круг».
Разумеется, никуда выходить я не собирался. Вот еще! Срамиться только. Ослу понятно, что там будут всякие испытания на мужицкую прочность, а из меня тот еще удалец – спасибо Кешту… Пусть Высочество сам красуется перед дикарями, мне это не нужно.
Зато здесь, в тишине и покое, когда рядом не было никого, кроме Фарра, я мог спокойно сделать то, о чем мечтал весь день. Чего ждал теперь каждый день…
Закрыв глаза, я легко покинул тело, а затем и палатку.
Какое же счастье быть зрячим!
Я шел по становищу и, замирая от восторга, разглядывал все вокруг: бессчетные конусы шатров, лепестки костров и людей, которые сидели возле них. В темноте все степняки казались мне на одно лицо. На землю опустилась ночь, и многие обитатели становища завершали свои дела, готовились ко сну, но были и те, кому пока что не спалось. Тут и там звенели струны, звучали песни, разговоры и чей-то смех. Плакали младенцы, ворчали женщины, бряцала посуда. Ветер разносил эти звуки далеко-далеко.
Внезапно сознания моего коснулось дыхание чужого разума – словно кто-то смотрел на меня в упор. Я невольно огляделся, но никого не увидел. Зато как наяву услышал смех, который не был слышен больше никому. И голос.
«Не там ищешь, маленький белый колдун. Иди за моей птицей».
Птицей?
Я поднял голову к небу и увидел темный силуэт, скользящий в потоках воздуха. Мгновение – и птица снизилась настолько, что днем я мог бы разглядеть ее оперенье. Она пролетела над верхушками шатров в сторону, обратную той, куда я до этого брел безо всякой цели. Что ж, терять мне было нечего, и я устремился следом… чтобы увидеть, как птица садится на руку человека, чей облик заставил мое сердце замереть.
Здесь, в степи, и впрямь было много людей, владеющих силой. У небольшого шатра сидел один из них. Не такой старый, как тот шаман, что вручил нам обереги и оделил своим благословением, но тоже многое повидавший на своем веку. Степной колдун пересадил птицу на узкую жердь и поманил меня к себе. Он видел мое незримое тело так же хорошо, как я – его обычное.
«Сядь рядом, сын северных земель. Сядь и поведай мне, что забыл ты в степях».
Шаман говорил на своем родном языке, но удивительным образом я все понимал.
«Нет преград в разумении, когда звучит Истинная речь. Сядь и говори».
Я подошел к его костру и опустился на землю. Птица за спиной шамана оказалась соколом, а сам он, как и тот, другой старик, ничуть не походил на местных воинов: колдун заплетал волосы в тонкие косы, украшенные костяными да медными бусинами, а наряд его был сшит из разномастных лоскутов.
Пару мгновений я колебался и гадал, что нужно сделать, чтобы мой голос зазвучал в его голове, а потом просто отпустил свои мысли вперед.
«Ищу здесь помощи».
Шаман прикрыл глаза, но я по-прежнему ощущал его взгляд. Даже еще острей.
«Ты найдешь ее. Но не ту, какой ждешь. Дикие Земли дадут тебе силу, только направлять ее ты будешь сам. Копье, что сидит у тебя в груди и рвет небо над тобой, нельзя вытащить чужими руками».
Я молчал, не понимая ничего. Даже того, какие чувства вызывают у меня эти слова.
«После уразумеешь. Твой наатха поможет тебе. Следуй за ним и береги вашу связь. Небесный Повелитель ниспослал вам обоим великий дар, который вы оба не умеете ценить и понимать. Но, пока вы здесь, помоги брату обрести то, за чем он пришел в земли своей матери. А теперь иди и спи хорошо, сын севера. Завтра будет трудный день. Иди. Я все увидел и все сказал».
Солнце стояло уже высоко, когда состязание началось.
Тайкуры выбрали чистое ровное место на краю становища, и там собралось столько народу, что у меня в голове мутилось от их запахов и мыслей. В центре толпы оставили свободный круг, на котором без труда могли бы разъехаться два, а то и три таких фургона, как у Айны. У края этого круга возвели небольшую тумбу для таргала и его приближенных: они с удобством сидели на возвышении и потягивали какой-то напиток из пиал. Остальные стояли, с нетерпением ожидая начала.
Рано поутру Фарр успел поведать мне, что представляет собой эта местная забава, и я еще раз порадовался возможности не принимать в ней участия. Будь моя воля, вовсе бы остался в той палатке, где мы ночевали, и смотрел на все происходящее своим призрачным взором. Увы, такого шанса судьба мне не предоставила: я оказался в самой толпе, окруженный со всех сторон горячими от предвкушения мужчинами. Женщины тут если и мелькали, то где-то поодаль, их я совсем не ощущал.
Один за другим в Круг начали выходить молодые тайкурские воины. Все они были одного с Фарром возраста, а то и младше. Все были нагими по пояс, и торсы их, равно как и лица, покрывали зловещие узоры, нанесенные черной краской. Фарр, со своими белоснежными волосами, казался среди них птицей из чужой стаи.
Конечно, поначалу всего этого я разглядеть не мог и страшно злился на себя, на свои бесполезные гляделки и невозможность забиться в какой-нибудь тихий угол, где можно без опасений покинуть тело. А потом (наверное, совсем растеряв разум и осторожность) закрыл глаза и все же позволил сознанию ускользнуть прочь из этой несовершенной оболочки. Вот тогда-то мир мгновенно преобразился. Я отчетливо увидел все вокруг: и стоящих рядом тайкуров, и площадку для поединка, и дедулю Фарра. Лицо старика было иссечено морщинами и шрамами, точно карта – дорогами и ручьями. А свои седые волосы таргал Хадо носил связанными в высокий длинный хвост, падающий на гладко выбритый затылок. Наверняка его прическа, отличная от всех остальных воинов, указывала на высокое положение. По правую руку от повелителя тайкуров сидел молодой мужчина с таким же хвостом, и я сразу понял, что это его сын, – было в их лицах неуловимое сходство.
И Фарр тоже походил на них…
Смешно сказать, но только здесь и сейчас я впервые по-настоящему разглядел черты лица человека, который должен был стать моим врагом, но почему-то назвался братом.
Оказалось, что у него такие же темные глаза, как у его деда.
Молодых воинов в Круге собралось много – не меньше двух десятков. Рассредоточившись по периметру площадки, они стояли на полусогнутых ногах и, сложив руки на груди, медленно покачивались из стороны в сторону. Я не сразу понял, откуда исходит странный звук, но постепенно осознал, что все эти разрисованные парни с бритыми головами… поют. Никогда прежде я не слышал ничего подобного: казалось, пение исходит из самой глубины их нутра, вытекая из полуоткрытых губ, которые почти не шевелились. Посмотрев на Фарра, я с изумлением убедился, что он делает то же самое. Ай да Высочество! И кто научил его такому фокусу?
Постепенно в ритм странного нутряного пения вплелась и музыка: мерные удары колотушкой по металлическому кругу в деревянной раме, посвист диковинной длинной дудки и даже скрип смычка, которым музыкант, хитро щуря глаза, водил по тонкой палке, имевшей всего две струны. А потом воины стали попарно делать шаг к центру Круга, взмахивая руками так, словно собирались напасть. Их движения напоминали сложный танец, смысл которого ускользал от меня. В какой-то момент одна из пар не ограничилась символическими угрозами, и в середине площадки наконец начался первый поединок. Я смотрел на него с интересом, но без волнения: это были совершенно незнакомые мне парни, чья судьба не трогала меня ни в малейшей мере. Сражались они недолго. Несколько отточенных взмахов руками – и вот поверженный тайкур оказался на земле. Он покинул Круг, а в центр вышла новая пара. И на сей раз мое сердце стукнуло сильнее: одним из противников был Фарр.
«Удачи тебе, Высочество», – подумал я, искренне желая ему не осрамиться перед дикими родственничками и суровым дедом. Однако Фарр оказался гораздо лучше своего соперника на Круге и уложил его в пыль даже быстрее, чем я успел всерьез заволноваться. Хорошо, конечно. Вот только по правилам этого испытания ему предстояло сразиться еще не с одним бритоголовым, а угрожающего вида парней в Круге было много.
С каждым поединком музыка гудела яростней и громче, да и пение не стихало. По мере того, как одни бойцы выбывали, на их место вставали новые. Вскоре я сбился со счета, сколько их уже сменилось, а Фарр все еще оставался в Круге. Видать, неплохо его там натаскали драться, во дворце-то. Наверное, у наследников и должны быть самые лучшие учителя. С другой стороны… я смотрел на Фарра и видел, что дело тут не только в технике. Он сражался иначе, чем остальные. Как будто ему вовсе не хотелось причинять кому-то боль. Как будто этот боевой кураж обходил его стороной, оставляя сознание кристально чистым.
По правилам ритуала каждый новый воин был старше. И опытней. А Фарр уже устал. Я чувствовал это. Точно так же уставали и его соперники, однако им было легче: незримая поддержка родичей давала силы и веру в себя. Фарр всего этого не имел, он был один, и никому за пределами Круга не хотелось, чтобы он победил. Я чувствовал неприязнь тайкуров и их желание поглумиться, увидеть, как прольется кровь чужака. Сколько же еще противников он должен отправить носом в землю, прежде чем таргал признает, что его беловолосый внук имеет право именоваться воином в этих землях и заслуживает уважения?
«Когда Круг собирают ради одного человека, – прошелестел голос шамана в моей голове, – он длится до тех пор, пока этот человек не упадет. Или не утвердит свою победу. Твой наатха держится хорошо, но, чтобы завоевать признание таргала, ему нужно не просто уронить противника в пыль. Он должен убить».
Кровь ударила мне в лицо.
