Григорий Александрович Шепелев "Наездник Ветра"

– Садись, – сказала она ему, внезапно оборвав смех и придав лицу серьёзное выражение, – времени у нас мало, а разговор у меня к тебе чрезвычайно важный. Рашнар, ступай во дворец!

– Нет, я подожду в передней, – решил показать Рашнар свой характер, словно Никифор совсем не знал его и царицу.

– Вон! – заорала та, ударив обоими кулаками по подлокотникам кресла, – во дворец, живо!

Этериарх удалился, скорбно опустив очи. Гнев Феофано растаял так же, как вспыхнул.

– Дружочек мой, вино есть? – спросила она работника канцелярии, усевшегося за письменный стол.

– Да, есть. Но оно дешёвое.

– Всё равно. Я с детства люблю такое.

Кувшин с вином и две чаши были сейчас же принесены. Довольно развязно выпив со своей гостьей, Никифор опять уселся и проронил:

– Я, право, раздавлен счастьем видеть живое солнце у себя в доме!

– Что вы за ослы оба? – смеясь, прижала ладонь ко лбу Феофано, – один раздавлен, а вот теперь уже и другой! Ну как мне, скажи, иметь с вами дело?

– Зато мы с радостью умрём за тебя, царица!

– Да, тот дурак десять раз умрёт, это точно! А вот ты, плут… Скажи-ка мне откровенно, скольких друзей ты продал?

– Продал? Императрица, жизнь моя! Оглядись! Я нищ, как Иов!

– Хорошо, Иов, перейдём-ка к делу, – сдвинула брови императрица, стуча ноготком по чаше, – меня волнует этот сомнительный юноша, Калокир.

– Волнует? О, венценосная! Неужели он чем-то лучше Рашнара?

Августа вновь рассмеялась.

– Болван! Ты ведь говоришь с повелительницей Священной Римской империи, а не с девкой из кабака! Меня занимает такой вопрос: почему мой муж согласился отправить этого дьявола послом к руссам? Ведь он же притащит их всех сюда, чтобы сесть на трон! И тогда Никифору Фоке – смерть.

– Безусловно, – важно кивнул секретарь, – но ему придёт конец и в том случае, если руссы нагрянут без всякого Калокира. Он, Калокир, нужен исключительно для того, чтобы оттянуть войну с ними на год. Вот и ответ.

– Ну, а для чего нужна Калокиру эта отсрочка?

– О, тут всё просто! Он ведь не хочет войны. Он хочет, чтоб ты приползла к нему на коленях и положила корону к его ногам, а затем сама надела на них башмаки пурпурного цвета.

– Чёрт! И каким путём он рассчитывает меня склонить к подобному ужасу?

– Самым подлым. Блокировав все торговые подступы к рубежам империи, от Дуная до Таматархи. Тогда у нас просто начнётся голод.

Августа, не поднимаясь, наполнила вином чашу. Потом задала вопрос:

– А никак нельзя обойтись без этого гадкого Калокира?

– Без Калокира варвары будут здесь уже через год, – ответил Никифор.

– Разве мы не сможем воевать с ними?

– Увы, царица! Боюсь, что нет.

– Как же так? Ведь мой муж ведёт небезуспешную войну в Сирии!

– В этом-то всё и дело. Он в ней увяз. Выйти из неё возможным не представляется. У нас очень много врагов и много расходов. А силы тают. Союзников не осталось. О войне с руссами даже речи не может быть.

– Дружок, давай выпьем! – произнесла Феофано, всё круче хмуря тонкие свои брови. Никифор, глядя на неё, пил вино как простой компот. Даже он не мог быть спокойным при виде феи. Поставив чашу, фея спросила:

– Что даст нам эта отсрочка?

– Возможность бросить все силы на Антиохию, – был ответ.

– С целью?

– С целью взять её, чтобы получить много золота. Золото позволит укрепить армию и нанять союзников. Тогда уже можно будет думать о войне с руссами. Калокир ведь не верит в то, что мы сможем сейчас усилить войну с арабами! Да, конечно, это непростой путь. Но иного пути у Никифора Фоки нет.

– Но у нас-то есть, – с улыбкой заметила Феофано. Секретарь в страхе бросил два взгляда по сторонам.

– Божественная! Умоляю, умерь свой голос!

– Ничтожнейший! Заклинаю – думай, с кем говоришь!

– Прости меня, Феофано, – затрепетал секретарь, проявив умение покрываться смертельной бледностью, обеспечившее ему быструю карьеру, – прости меня, моё солнце! Честное слово, я не в себе.

– Ну, так настало самое время прийти в себя, – отрезала Феофано, пытливо глядя ему в глаза, – потому что дальше я буду задавать сложные вопросы. Влияет ли всё то, что ты перечислил, на наши планы? Если влияет, то как? Если отрицательно, то какие меры в этой связи сможешь принять ты, Никифор Эротик, старательный секретарь Льва Мелентия? Отвечай же!

– Конечно, этот подлец Калокир – спасение и для нас, – прозвучал ответ, – никто не поручится, что его дружок Святослав оставит тебя на троне, а не отдаст, к примеру, своим охранникам.

– А какие охранники у него? – заинтересовалась царица, – ты видел их?

– Вряд ли они будут столь же безропотны, как Рашнар. Ты мне позволяешь продолжить?

– Приказываю.

– Я с радостью повинуюсь, моя красавица! Слушай же. Разумеется, так или иначе придёт момент, когда наши интересы решительно разойдутся с планами Калокира. Он, видишь ли, очень хочет взойти на трон, ну а у тебя, насколько я знаю, иные помыслы относительно этого предмета. Поэтому в тот момент, о котором я только что сказал, Калокир должен перестать внушать нам тревогу и опасения. И для этого мы прямо сейчас приставим к нему одного надёжного человека.

– А Калокир не пошлёт нас вместе с твоим надёжным человеком ко всем чертям? – спросила царица, – он сейчас может себе позволить любые шалости!

– Нет, о богоподобная! Не пошлёт. Дело в том, что этого человека ему представит сам логофет.

– О, боже! Сам логофет! Великая важность для Калокира! Да и с чего ты взял, что логофет спляшет под твою дудку? Он ведь, насколько я понимаю, сам по себе!

– Не совсем так, милая. Он пока что ещё с Никифором Фокой. Впрочем, если говорить прямо – чёрт его знает…

– Дружочек, я задала вопрос, – напомнила Феофано, вновь наливая себе вино, – даже не один.

– Помню, помню! Ты задала вопрос про надёжного человека. С этим всё сложится замечательно. Логофет предложит Калокиру включить этого человека в состав посольства. И Калокир, я думаю, согласится.

– Но почему? – сжала кулаки Феофано, – что ты за вздор несёшь?

– Дело в том, что этот человек – мастер разговаривать с печенегами. Эти злобные дикари его уважают. Он много раз выполнял различные поручения логофета в большой степи. Теперь логофет отправит его туда, чтобы он нашёл нам ещё парочку союзников среди ханов, а заодно присмотрел за нашим приятелем Калокиром. И Калокир уцепится за него, чтоб приобрести союзников среди ханов – только союзников не Никифору Фоке, а Святославу.

– Это понятно, – сделала Феофано нетерпеливый жест, – только почему ты считаешь, что он будет отстаивать там мои интересы?

– Да потому, что его зовут Георгий Арианит, чёрт тебя возьми! – вспылил секретарь. Царица вздохнула и громко цокнула языком.

– О, боже! Что я за дура? Но ты обязан простить меня, мой хороший! Сам знаешь, сколько в меня влюблено всяких идиотов. Георгий Арианит, конечно, не идиот, но он такой серый, противный, нудный! Я ужас как не люблю о нём вспоминать, поэтому и не вспомнила. Он однажды…

– Тебе идея моя понравилась или нет? – перебил Никифор.

– Ещё бы! Ты ослепителен, грандиозен! Клянусь тебе, Лев Мелентий рядом с тобой – тупое животное! Давай выпьем, мой маленький сволочонок. Потом ты меня проводишь.

– Мне только нужно будет одеться, – заметил юноша.

– Я тебе помогу! То есть, подожду.

Царица и секретарь осушили чаши, после чего Никифор побежал в спальню. Его прекрасная собутыльница стала глядеть в окно. Наступало утро. Константинополь сонно шевелился, как человек, на лицо которому падают первые лучи солнца. Он ещё не проснулся толком, но настроение уже портится, потому что в голову лезут мысли о предстоящих делах. Таков был и город. По его улицам шастали ещё ночные бродяги, которым не посчастливилось в этот раз погулять на чужие денежки, но шагали также и люди, спешившие добывать себе хлеб насущный. Первые были злы потому, что сильно устали, вторые же – оттого, что им пришлось рано встать.

Взглянув на Никифора, появившегося из спальни, императрица невольно залюбовалась им. Перед ней стоял уж не мелкий служащий, поднятый среди ночи с грязной постели, которую он делил неизвестно с кем, а статный, изысканный царедворец. Он был в хламиде из серебристой парчи, расшитой орлами, и мягких синих кампагиях. От него разило египетскими духами. Его волнистые, светло-русые волосы были не только хорошо вымыты, но и слегка подвиты.

– Кто это так тебя обслужил? – поинтересовалась игривым голосом Феофано, сияя глазками.

– Друг, – как-то неохотно проговорил секретарь, – точнее сказать, товарищ.

– О! Любопытно, чёрт побери! Он здесь ночевал, что ли?

– Да. Видишь ли…

– Он цирюльник? – не пожелала фея узнать подробности.

– Да! – обрадовался Никифор, – и замечательный.

– А ты его не уступишь мне на сегодня? Дворцовые мастера, я вижу, не столь искусны, как твой.

– Царица, он не пойдёт к тебе.

– Почему же?

– У него руки начнут трястись, и он наломает дров. Женщины его приводят в смертельный ужас.

– И тебя тоже?

Встав с кресла, императрица дружески взяла руку секретаря, почти столь же маленькую, как и её собственная рука.

– Моя золотая фея, ты для меня икона, – сказал Никифор.

– Ого! Ничего себе! Ты всегда краснеешь перед иконами?

Секретарь прикусил губу. Глядя на него, царица немножко высунула язык. Потом рассмеялась.

– Ладно, живи, богомольный юноша! Не забудь только поблагодарить иконы свои за то, что я спешу нынче. Готов, дружочек? Пошли!

Глава девятая

Солнце взошло уже. С моря дул довольно холодный ветер. По улицам шли серые потоки чиновников, приглашённых на церемонию во дворец, и обыкновенных простолюдинов, надеющихся увидеть царственное семейство на Ипподроме. У главных ворот дворца все потоки вливались в людское море. Оно шумело. Рашнар, от которого должен был поступить приказ открыть Благовещенские ворота, всё почему-то медлил. Внимательно поглядев на толпы, можно было заметить, что состоят они из людей различных сословий.

– Чёрт, сколько их! – пришла в изумление Феофано, – чего хотят они?

– Хотят видеть твоё лицо, – объяснил Никифор Эротик.

– Стало быть, если я сниму сейчас капюшон, они поглядят на моё лицо и пойдут домой? Так, что ли, дружочек?

– Нет, госпожа. Они не поверят, что перед ними – царица. Подумают, что богиня.

Императрице стало смешно. Никифор её повёл к боковой калитке, стараясь как можно дальше обходить группы людей и даже отдельных прохожих. В это мгновение на глаза Феофано попался юноша с длинными чёрными волосами, одетый очень изысканно, но не броско. Он одиноко стоял около часовни Святой Татьяны и наблюдал за толпой.

– Ой, какой красавец! – вскричала императрица, пальцем указав на него, – взгляни, Никифор Эротик!

– Ах, чёрт! – испуганно прошептал секретарь, взглянув.

– Что такое?

– Ведь Это же Калокир!

– Да ну! В самом деле?

– Солнцеподобная! Умоляю, пойдём быстрее! Никак нельзя допустить, чтобы он увидел нас вместе!

Но тут внезапный порыв северного ветра снял капюшон с головы царицы, а Калокир, которому ветер подул в лицо, взял да повернулся в сторону парочки.

– Черти бы тебя взяли, – пробормотал Никифор, пытаясь скрыться за Феофано. Но это было непросто ввиду её худощавости, да и поздно. Главный герой грядущих торжеств уже приближался решительными шагами, не сводя глаз с царицы, снова накинувшей капюшон.

– Добрый день, – сказал Иоанн, приблизившись, – вот удача, Никифор, что ты мне встретился! А иначе я бы не смог войти во дворец.

– Люди логофета тебя не застали дома? – спросил Никифор с досадой.

– Нет, я под утро ушёл в кабак. Сейчас прямо из него.

– Ясно. Имею честь представить тебе царицу Восточной Римской империи, солнцеликую автократоршу Феофано, мать маленьких василевсов.

Издали Калокир не успел всмотреться в лицо августы. Поэтому он сейчас просто не поверил своим ушам. Когда же царица, чуть приподняв капюшон, с улыбкой взглянула ему в глаза, он и им отказался верить. От многих людей он слышал, как выглядит Феофано. Его фантазия не единожды рисовала ему её, и образы были один другого божественнее. Теперь же, увидев её воочию, он признал, что все они оказались гораздо хуже действительности. Не в силах оторвать взгляда от изумрудных очей властительницы империи, впечатлительный херсонит упал на колени. Фея отпрянула, и её капризные губы гневно скривились.