– Это неправда, – тихо возразила Юлия.
Сердце её будто окаменело от обиды и жалости к себе.
– Что не правда? – не понял муж.
– То, что ты говорил про меня…
– Правда, чистая правда, – сказал он нормальным голосом, в котором пробивались тёплые нотки.
– Обвинения напрасные, совершенно необоснованные, – чуть не плача пробормотала Юлия. – Просто ты меня не любишь, – добавила она полувопросительно.
Муж молчал.
– Тогда нам незачем быть вместе, – обронила фразу, и сама испугалась.
Муж молчал.
– Рубикон перейдён, мосты сожжены. Я ухожу от тебя, – произнесла она мёртвыми губами почти шёпотом.
Он с любопытством посмотрел на неё. И с деланным равнодушием насмешливо сказал:
– Иди.
И она пошла. А он продолжал сидеть на брёвнышке, склонив голову. И смотрел ей вслед. Она чувствовала этот взгляд. Он прожигал её насквозь.
Она шла медленно. Всё ждала: вот сейчас окликнет, позовёт. Она мучительно вслушивалась в шумное биение сердца, которое стучало, почему-то в голове. И из-за этого не было слышно никаких других звуков.
Юлия дошла до дороги. Ей казалось, что Олег идёт следом за ней. И сейчас, вот сейчас окликнет её. Догонит, обнимет за плечи и скажет: «Любимая, ну хватит дурить. Я погорячился. Прости меня!»
Не оглядываясь, она медленно шла вперёд: мимо дома свекрови, через дорогу. И скоро двигалась уже вдоль балков – временного жилья строителей – в сторону железнодорожного вокзала.
Олег всё не проявлял себя никак.
И тогда она развернулась всем корпусом.
Ни-ко-го!!!
Юлия испытала настоящий шок. Она была уверена, что он идёт позади неё. Как он мог!!! Отпустить её в такое время. Одну. Беременную. С огромным животом, в котором живёт их ребёнок, которого они успели полюбить!
Юлия вспомнила, как муж нежно прикладывал голову к животу и слушал, как малыш пинается… Они всё гадали: кто же там: мальчик или девочка. Конечно, Олег мечтал о сыне.
Надвигались сумерки. Юлия зябко поёживалась. Лёгкое шёлковое платьице не спасало от вечерней прохлады. Юля обнимала живот и ласково шептала разбуянившемуся в животе человеку:
– Потерпи, малыш, всё будет хорошо. Всё у нас с тобой будет ха-ра-шо.
Что теперь делать?.. Куда идти?! Возвратиться она не могла. Раз он вот так отпустил её, значит, действительно, не любит. Всё кончено.
Мимо балков, мимо рощицы она брела, как в тумане. Когда пришла на вокзал, было уже темно. В плохоньком старом здании с трудом нашлось для неё место на лавочке. Было много народу. Духота давила.
Где-то на самом донышке души ещё теплилась надежда: а вдруг Олег ищет её?! И вот сейчас в проёме обшарпанной вокзальной двери появится он: высокий, стройный, красивый, растерянный. Придёт и заберёт её с малышом отсюда, из этого кошмара…
Но скоро все надежды растаяли, как утренний туман. Никто их не искал. Никому они были не нужны.
Туалета в здании вокзала не оказалось. И она, ёжась от холода, сходила по нужде с какой-то сердобольной женщиной, согласившейся проводить её.
Юлия просидела всю ночь на вокзале, не сомкнув глаз и дрожа от холода в летнем шёлковом платьице. С ней не было ни документов, ни сумочки – ничего.
И тут она поняла, что никогда не простит мужа. Не простит ему этого чудовищного предательства. Того, что он сделал с ней. Она твёрдо решила: жить с ним больше не будет! Заберёт необходимые вещи и уйдёт. Куда глаза глядят.
Едва забрезжил рассвет, Юлия побрела к вагончику – к их дому.
Нет, не было теперь их дома, был его дом, совершенно чужой. И Олег был теперь такой чужой и далёкий.
Юлия вошла тихо. И начала собирать сумку. Настроенная решительно, она была готова ответить на нападки мужа, который наверняка будет обвинять её и орать: где была?.. Почему ушла… шалава… и так далее. А она ему скажет, что отныне он не имеет на неё никаких прав.
Тарабанил во всю включённый телевизор. Олег мирно храпел на кровати. Она собирала вещи.
Вдруг он открыл глаза и увидел её.
«Сейчас я ему всё скажу!» – холодно подумала Юлия.
Он молча встал, подошёл, и… заключил её в тёплые объятия.
Стоял так и молчал.
– Отпусти, – сказала она ледяным голосом.
– Ук-ку, – промычал он, не расцепляя рук. – Я соскучился!
И стал целовать её горячо и нежно. Юлия отталкивала его, говорила, что всё кончено, что она уходит от него. Он не слушал, а вырваться из его огромных сильных, как у медведя, лап, она не могла.
– Никуда никогда я тебя не отпущу, слышишь, – сказал он, целуя всё горячей и нежнее.
Она равнодушно поддалась его ласкам, а сердце оставалось каменным.
– Не могу я без вас, – шептал Олег.
– Тогда почему же ты не искал меня… нас? – спросила она страдальческим голосом.
– В смысле?! – не понял он.
Отстранившись, он посмотрел ей прямо в лицо, словно впервые увидел.
– В прямом! Почему ты нас не догнал, не искал?.. Мы с малышом целую ночь провели на вокзале…
– Как на вокзале?! Не может этого быть!!! Я думал, ты пошла к моим родителям. Ты же туда направлялась?..
– Нет, мы были на вокзале… всю ночь…
Глаза Юлии, блестевшие, словно агаты, до краёв наполнились слезами. И вот они покатились по её лицу. А он стал целовать эти мокрые полоски.
– Прости меня, девочка моя. Я просто осёл… какой же я осёл… Я люблю тебя, – шептал он ей в самое ушко.
И в этот момент, как будто нарочно, телевизор голосом Юрия Антонова запел любимую их с мужем песню.
– Я прошу тебя сумей забыть
Все тревоги дня
Пусть они уйдут и, может быть,
Ты поймёшь меня…
«И зачем всё это было? – запоздало думала она, лёжа в объятиях мужа. – Все эти страдания… Было… Было и прошло, оставив зарубку на сердце. Скандалы, конечно, случались и раньше. Но никогда они ситуацию не доводили до полного абсурда, как на этот раз… И винить некого, кроме самой себя…»
И тут она заметила бабочку с той стороны окна. Бабочка часто-часто махала крылышками, словно хотела прорваться через стекло к ним в комнату. Но потом, видно, передумала. И упорхнула по своим важным делам.
Бабочка была очень красивая. И Юлию вдруг охватило такое ощущение, будто у неё в душе порхают бабочки.
– Прости меня, – сказал Олег, заглядывая в тёмно-синие, как омуты, глаза жены. – Я был не прав.
– Нет, это ты прости меня, – ответила Юлия тихо. – Это я была не права. Я могла бы потихоньку приготовить тебе что-нибудь на ужин…
– Нет, я виноват. Я набросился на тебя, как… ненормальный. Ну я же не зверь какой, я же понимаю, что тебе тяжело…
– Нет-нет, совсем не тяжело… ну иногда бывает так, что… но всё равно… Я постараюсь быть хорошей женой.
– Это я постараюсь быть тебе хорошим мужем. Чтобы ты была всегда счастливой и никогда не плакала. Он провёл тыльной стороной руки по лицу жены и поцеловал её.
– Я люблю тебя.
– И я. Люблю. Давай никогда не будем ссориться.
– Не будем переходить Рубикон и сжигать мосты?! Согласен.
А голос волшебный, мягкий, обволакивающий всё лился с телеэкрана:
– Гляжусь в тебя как в зеркало до головокружения,
И вижу в нём любовь мою, и думаю о ней.
Давай не видеть мелкого в зеркальном отражении,
Любовь бывает долгою, а жизнь ещё длинней…
Красиво жить не запретишь
Лёгкий летний ветерок гулял по саду, шелестел кустами сирени и смородины, заигрывал с ветвями деревьев, забегал на открытую веранду, выскальзывал через узкие щели дачных ворот на улицу и там продолжал веселиться, гоняя забытый кем-то целлофановый пакет.
Праздничный стол накрыли под самой яблонькой, посаженной и выращенной заботливыми хозяевами. Светлана и Виктор Громовы – оба родом из деревни, хотя давно уже стали городскими жителями. Отучившись в политехе, работали на заводе инженерами. Всё у них в жизни складывалось хорошо, по плану. И квартиру двухкомнатную получили от завода, как многие семьи советского времени. И двоих детей вырастили. И дачей этой обзавелись сразу, как только появилась возможность.
Сегодня Громовы праздновали день рождения Светланы. Как всегда, на даче собралась обычная компания: школьная подруга Светланы, Зоя, и три семейные пары – приобретённые по жизни друзья. Да ещё дальняя родственница Виктора, Наталья со своим мужем, они были моложе остальных, их юность выпала на шальные, как говорят теперь, девяностые. Была и молодёжь – дети и внуки собравшихся – от 16 до 20 лет.
Посидели хорошо, весело. Закуски было много, пили мало. Шутили, вели непринуждённые разговоры, как это бывает в давно сложившихся компаниях. Плясали под ритмичные мелодии отечественных и зарубежных исполнителей, пели под гитару.
Незаметно спустились с небес сумерки. Притихли слегка уставшие и разморённые гости, настроенные на лирический лад, и сама природа, кажется, замерла перед наступлением ночи, дыхание которой уже ощущалось. И только слышно было стрекотание цикад.
– А как нынче молодёжь поживает, чем дышит? – прервал повисшее было молчание Борис – грузный седовласый мужчина, старый друг Громовых, выбившийся в начальники. Несмотря на жару, он был в рубашке тёмно-синего цвета и при галстуке.
– Живём помаленьку, дядь Борь, – ответил за всех юных голубоглазый красавец Жека, как его называли в своём кругу.
– Вот именно, что помаленьку, – буркнул недовольно Борис. – Я в ваши годы уже на заводе пахал, и семью завёл, и ребёнок у нас уже народился… А вы всё – по-ма-лень-ку. Эх, вы!.. Молодёжь…
– Боря, не заводись, – осадила его жена Клава, полная противоположность мужу – худая и длинная, как жердь.
– Дядь Борь, мы же не лохи какие-нибудь, – заступился за товарища коренастый Сергей, буравя оппонента маленькими смышлёными глазами. – Семья и всё такое… это будет. Со временем. А пока нужно брать от жизни всё! Всё, что она, жизнь, может тебе предложить. Нужно насладиться свободой. Правда ведь, Веруня? – Он приобнял очень привлекательную и хорошо одетую девушку с пышной грудью.
Вера передёрнула плечами и отмахнулась от него. По молодёжной компании прокатился смешок. И непонятно было, поддерживают они точку зрения своего приятеля или нет.
И тут вдруг в разговор вступила, стоявшая в сторонке Наталья:
– Хотите взять от жизни всё, говорите?! – выступила она вперёд. И все невольно залюбовались статной женщиной с чистым без единой морщинки лицом, синие глаза которой горели факелом. – Вот я вам расскажу сейчас историю, применительно к девизу «Бери от жизни всё!», – продолжила она, – а вы уж потом сами судите: что да как…
Мы, три девчонки, приехали в город из соседних деревень поступать в педагогический институт. Жили абитуриентами в одном общежитии: я и две неразлучные подруги Ольга и Тамара. Так получилось, что мы все завалили один и тот же экзамен – историю. Что ж было делать? Забрали документы, и устроились на моторный завод. Нам дали места в общежитии. Меня определили в четырёхместную комнату на третьем этаже, а подружки мои по несчастью, поселились напротив, в двухместном номере. Тут-то и выяснилось, какие они всё же были разные. По всему: не только по внешности, но и по внутреннему содержанию. И главное – по отношению к жизни.
Тамару, а вернее, Томку, как называли её в общежитии, как подменили. Из такой же скромной девочки, как Ольга, она превратилась в женщину вамп. Покрасила волосы в жгуче чёрный цвет, даже с каким-то синеватым оттенком. В отличие от нас стала пользоваться дорогой косметикой. Подводила глаза чёрным карандашом, наносила зелёные тени, подкрашивала длинные ресницы качественной тушью, отчего они становились ещё длиннее, доставая почти до смолистых красиво изогнутых бровей. Вдобавок ко всему она красила губы тёмно-кровавой помадой….
Прелестно сложена, роста хотя и среднего, но тонкая в талии, с красивыми ногами и аккуратной грудью. И одевалась модно: короткие юбки, стильные куртки… И это в наше-то время, время сплошных дефицитов!..
Она была очень красивая, Томка. Просто роковая женщина! Парни так и липли к ней.
Рядом с рабочими общагами располагалась ментовская, извините, школа. Так эти молоденькие пацаны бегали в наше общежитие к девчатам. У кого-то и серьёзные отношения случались, а кто-то так, позабавиться, поразвлечься хотел.
На Томку западали вполоборота, толпами ходили за ней. Она получала столько внимания! Мы даже не сомневались в том, что она выберет самого лучшего парня – возможность у неё была. Уж кто-кто, а она устроиться в жизни сможет. Меняя мальчиков, как перчатки, Томка жила легко, весело, будто и не задумываясь о завтрашнем дне. Когда она запиралась в комнате с очередным ухажёром, Ольга приходила ко мне, сетовала на подругу. Не нравилось ей Томкино поведение.
«Томка, что ты делаешь со своей жизнью?!» – спрашивала Ольга подругу.
Та лишь отмахивалась и смеялась в ответ.
«Ничего вы, девчонки, не понимаете» – говорила она.
А ещё любила повторять:
«Один раз живём на свете. Надо брать от жизни всё!!! Надо прожить её так, чтобы не было мучительно больно…» – дурачилась она и заливисто, звонко, хохотала.
Так, что и мы уже иногда начинали сомневаться в выбранных ценностях.
