А теперь, в придачу к разнообразным контакторам, реле и реостатам, у Люси появился друг, приехавший откуда-то издалека, живший в общежитии и знавший наизусть штук двадцать песен группы «Браво».
– Если бы на Марсе были города… – так он напевал, когда они с Люсей шли на практику в трамвайный парк.
– Я б не встал пораньше, я, блин, спать хочу, – передразнила Люся.
– Ну, почти в рифму, – улыбнулся Рома.
Первым человеком, с которым они познакомились в трамвайном парке, была Оля Светличная. Девчонка ростом полтора метра, в заношенных джинсах, не менее заношенном свитере и оранжевом сигнальном жилете до колен. Поверх жилета на левом плече висела потрёпанная кондукторская сумка, на правом – валидатор[4 - Валидатор – электронное устройство, предназначенное для проверки проездных документов.]. Огненно-рыжие волосы были завязаны в конский хвост, на лице присутствовали веснушки, во рту отсутствовали два передних зуба, в пространстве от которых торчала сигарета.
– Вы к дяде Феде? – спросила девушка детским голосом, оглядев неловко застывших у проходной практикантов.
Люся и Рома вопросительно переглянулись, потом хором ответили: «Да!»
– Он – блядский опиздун. Минут через пятнадцать будет, наверное, – рыжая девушка в приветственном жесте протянула руку в кожаной перчатке с обрезанными пальцами, – Ольга!
Она работала кондуктором с восемнадцати лет. Здесь у неё были два брата-слесаря, папа-водитель и мама-буфетчица. Сейчас Оле было двадцать два. Она умела чинить мелкие трамвайные неисправности, приводить в чувство пьяных, готовить обед из ничего и виртуозно, искусно материться.
Вторым человеком, с которым познакомились Люся и Рома на своём новом месте работы, был инструктор Фёдор Иванович – мужчина лет пятидесяти, с лицом юноши и манерами пионервожатого, который, как и предсказывала Оля, пришёл через пятнадцать минут. Ребята быстро перестали называть его по имени-отчеству, утвердив более подходящее обращение – «дядя Федя», причём, на «ты»; он же, в свою очередь, стал называть своих учеников Люськой и Ромкой, и важно заявил, что в первую очередь нужно выпить чаю.
Третьего человека, которого ребята узнали за этот насыщенный день, звали Саша Бойцов. Он появился на конечной станции, куда Люся въехала на учебном трамвае под чутким руководством дяди Феди. Путь в пять километров с одним-единственным поворотом оказался таким долгим и пугающим, а трамвай ЛМ-68-М, со всех сторон изученный в теории – такой непонятной шайтан-машиной, что левая рука ученицы, мокрая от пота, скользила по рукоятке контроллера, а правая, такая же мокрая – по рукоятке рельсового тормоза.
– Молодец, справилась. Работать сможешь! – резюмировал дядя Федя.
Люся не успела ещё ни отойти от стресса, ни порадоваться, как дверь кабины открылась и послышался грубый, крайне возмущённый мужской голос:
– Ёбаные пневмошланги! Федя! Ты охуел со своими учениками! Можешь им сказать, чтоб не таскались? А то заебали, блять!
– Санёк, – ответил дядя Федя добродушно, – ты чего такой злой, а?
Санёк (лет двадцать пять, взъерошенные волосы, пятидневная щетина, мятый форменный пиджак, под ним – рубашка, тоже форменная, тоже мятая) ничего не ответил, только тяжело вздохнул и закурил.
Когда матерщинник выбросил недокуренную сигарету и уехал, Рома съязвил:
– Ну прямо идеальная пара для этой… сегодня утром болтали, как её зовут?
– Ольга, – подсказала Люся.
– Светличная-то? – переспросил дядя Федя, – Так она с мужиком живёт. Да и Санёк женат. У него жена, между прочим, кандидат филологических наук! Ромка, ты чего рот открыл? Садись, поезжай, твоя очередь!
Учебная практика длилась всего семнадцать смен, но под конец и Люся, и Рома нашли общий язык с шайтан-машиной, выучили правила приёмки и экипировки, а также повадились каждое утро с кем-нибудь болтать в курилке в ожидании дяди Феди. Пару раз они встретили Олю Светличную. В один из разов Рома сообщил ей, что она – белочка, на что та рассмеялась и ответила, что слышит об этом примерно в стотысячный раз.
А потом был экзамен по вождению, день которого Люся никогда не забудет. С утра не произошло ничего криминального, разве что их с Ромой одногруппник чуть не сбил пешехода, получив за это «неуд» и подзатыльник от дяди Феди. Все остальные, благополучно сдали. Люсе достался участок от детской больницы до станции «Купчино», после чего дядя Федя написал в учётной книжке «удовл.» и сказал: «Можешь идти домой!»
Так она и сделала, попрощавшись со всеми одногруппниками и отдельно с Ромой. И пошла в подземный переход. Зачем? Этого Люся не помнила. Ей нужно было совсем в другую сторону. Некоторые люди называют это судьбой.
В переходе играла музыка – подозрительно знакомая. Люся шла на звук. Молодой человек, тощий, как спичка, с длинными волосами, в круглых зеркальных очках, косухе, рваных джинсах и кедах играл на электрогитаре и пел:
На полчаса туда где ты
Носила белые банты
На полчаса туда где я
Был капитаном корабля
«Вот блин, а я без Ромы!» – опечалилась Люся. Но тут же сообразила, что её друг как раз не одобрил бы такое издевательство над своей любимой песней, ведь длинноволосый музыкант исполнял её в колхозно-панковской манере, да ещё и с украинским акцентом. На шипящем комбоусилителе красовалась надпись «Гарик Спичка», рядом лежала кепка с мелочью. Люся бросила в неё пятьдесят рублей.
– Сценический псевдоним у вас, конечно, просто огонь, – сказала Люся, когда музыкант допел песню.
– Это не псевдоним! – возмутился Гарик Спичка, – это моё имя!
Он достал из заднего кармана джинсов синий паспорт и раскрыл перед лицом слушательницы. В нём украинским по жёлто-голубому было написано: «Спiчка Iгор Олександрович». Люся успела также заметить, что он старше её на два года.
– Вот как, – ответила она с интересом, – нечасто такое встретишь, чтобы в переходе «Браво» играли.
– Я сам их играю нечасто. В основном панк-рок: Летова там, «Адаптацию». Но нужно ведь расширять репертуар, – музыкант театральным жестом опустил очки и подмигнул. Так Люся выяснила, что у украинского панка невероятно красивые голубые глаза.
За полтора часа, которые оставались до прихода домой вовремя (Миша строго следил за временем), Гарик рассказал, что приехал автостопом, остановился у друзей, не знает точно, сколько здесь задержится – он вообще постоянно путешествует, в каждом городе бывшего СССР у него друзья, и сыграл штук десять песен, ни одной из которых Люся, к своему стыду, не знала, но все одобрила; особенно её развеселила песня про какого-то Саню Башлачёва, который догоревшим солнышком вниз на землю ёбнулся[5 - Песня группы «Адаптация» – «Про дома», автор музыки и текста – Ермен «Анти» Ержанов.]. Поняв, что новая знакомая не знает, о ком идёт речь, музыкант с воодушевлением поведал о своём идейном предшественнике, выпавшем из окна в возрасте двадцати семи лет, а заодно о понятии «Клуб 27». Потом он, было, переключился на рассказ о сибирском экзистенциальном панке, но тут Люся, взглянув на часы, ахнула, и бросив Гарику нечто вроде «Была рада познакомиться», побежала домой. Миша увлечённо отстреливал монстров по ту сторону монитора, и это было хорошо.
Началась пассажирская практика. Роме достался самый лёгкий маршрут – сорок пятый, и инструктор Саша Бойцов. Злостный матерщинник, вопреки первому впечатлению, оказался добрым, понимающим и технически грамотным. Хорошенько прислушавшись к его матюкам, Рома понял, что в них нет ни капли злости. Люсе повезло меньше – она попала на сорок девятый маршрут к Светлане Викторовне – именно так её следовало называть: только по имени-отчеству и только на «вы». Сама она называла Люсю исключительно Людмилой, придиралась по каждому малейшему поводу, а на любое промедление или непонимание реагировала саркастической усмешкой и вопросом: «Ты что, влюбилась?» А Люся и вправду влюбилась. Спустя три дня после знакомства с украинским музыкантом он приснился ей под утро. Во сне они стояли в переходе метро «Купчино» и целовались. У Гарика была очень нежная кожа. Проснулась Люся от запаха перегара и прикосновения Мишиной щетины. Ей стало тоскливо. Тоска не отпускала на протяжении следующих бесконечных минут, пока Миша делал то, что ей раньше вроде бы нравилось. Как только мучение закончилось и мучитель ушёл на кухню варить кофе, Люся потянулась к компьютеру и набрала, дрожащими пальцами переключая языки: «Iгор Спiчка»; не увидела никого похожего, стукнула себя по лбу, обозвала балдой, набрала заново: «Гарик Спичка». Это было куда ближе к истине – на аватарке красовался тот самый паренёк с гитарой. «Привет! Ты ещё в Питере?» – робко начала Люся. Отправила сообщение и тут же вышла из аккаунта – в комнату вошёл Миша с двумя чашками.
То, что происходило весь следующий месяц, было сущей атомной романтикой[6 - Альбом группы «Пурген» 2019 года, также песня с этого альбома.] : рваные встречи, жадные поцелуи, объятия до хруста костей, «Со мной такого ещё не было» – хором; Мишина пьяная истерика, разбитый о стену ноутбук, Люсин ночной побег; неспокойная жизнь у друзей Гарика в однокомнатной «хрущёвке» на самом краю Юго-Запада, спешно снятая комната в коммунальной квартире без горячей воды; и бонусом – постоянные придирки Светланы Викторовны. Люся находилась в состоянии перманентного стресса, недосыпа и любовной эйфории. Рома за это время сдружился с Сашей Бойцовым и стал регулярно приносить Оле Светличной печенье «орешки со сгущёнкой».
И вот прошло пять лет. Люся научилась водить трамвай лучше Светланы Викторовны, Гарик выбрил себе ирокез, они вдвоём каждый Люсин отпуск катались куда-то автостопом. Со временем украинский музыкант завоевал определённую популярность в Санкт-Петербурге и купил Жигули-«копейку»; Люся подобрала на работе котёнка Бобика (он был назван в честь трамвая модели ЛМ-2008), и они втроём переехали в двухкомнатную квартиру, в которой регулярно проводили квартирники. Оля Светличная выучилась на вагоновожатую, «починила» зубы, сделала ассиметричную стрижку, стала чертовки элегантно одеваться, бросила курить и мужика, с которым жила. Правда, всё равно иногда материлась, но только к месту. А Рома Иногда сегодня женится. На Оле.
– Не скучай без меня, придурок шерстяной! – попрощалась Люся с котом. Надела туфли на невысоком каблуке, ещё раз оглядела своё отражение в зеркале, ещё раз подавила обиду на Гарика, который всё никак не делал ей предложение, и вышла навстречу догорающему солнцу августа.
Для человека в отпуске Рома Светличный проснулся нечеловечески рано: часы на стене гостиничного номера показывали без пяти девять. Рядом на кровати безмятежно спала его жена Оля, из окна наблюдался пейзаж вылизанной пражской окраины. Роме было неспокойно. «Какого чёрта?» – спросил он себя, – мне двадцать пять лет, я давно живу нормальной, благополучной жизнью, порвал все связи с прошлым, не спился, женился на любимой девушке, даже фамилию сменил!»
Свадьба Ромы была три дня назад. В тесном кругу друзей, с танцами под «Браво», Агузарову и песни из советских кинофильмов. Жених был в клетчатой рубашке, невеста – в светло-голубом платье-поло. Вместо шампанского пили крем-соду, вместо свадебного торта резали арбуз. Весь вечер звучали узкоспециализированные шутки и разноголосый смех, разбавляемый иногда возгласом Саши Бойцова: «Ёбаные пневмошланги!» – им он выражал любые свои эмоции. Оля и Люся танцевали вальс – этим зрелищем невозможно было не наслаждаться.
А на следующий день молодожёны улетели в Прагу. Они здесь уже бывали год назад, всего два дня, во время своей первой поездки по Европе, и в этот раз решили задержаться подольше. Вчера они весь день гуляли по Пражскому Граду, ели мороженое и трдельники, фотографировали павлинов-альбиносов, махали водителям трамваев и разглядывали собор святого Вита. Это было очень похоже на счастье.
– На полчаса туда где ты носила белые бинты, – весело напевала Оля, когда они, до чёртиков уставшие, шли пешком в гостиницу.
– Может, банты? – переспросил Рома.
– Нет, бинты!
Оля засмеялась, крепко обняла мужа и поцеловала в кончик носа.
«Белые бинты» – рассеянно прошептал Рома, вглядываясь в утренний вид из окна.
Перед его глазами против воли возникла тошнотворная картина окровавленных бинтов – плохо пахнувших, местами присохших к ране.
Это было шесть лет назад. Городок с загибающейся промышленностью и процветающей разрухой. Ветхий деревянный дом в частном секторе, в котором Рома жил с котом и отцом-алкоголиком – мама когда-то давно вышла замуж и уехала. Железнодорожный техникум, дававший иллюзию будущего. Влада – девушка на курс младше. У неё был чудовищный украинский говор, каштановые волосы до пояса, тёмно-карие глаза в пол-лица и грудь четвёртого размера. За ней ухаживала вся мужская часть техникума, в том числе преподаватели, но она выбрала Рому – ей нравились приличные ребята. Влада жила одна в собственной квартире. Поначалу Роме нравилось бывать у неё, но вскоре он начал чувствовать, будто его душат: любовь, забота и страсть девушки не знала ни границ, ни тормозов.
В тот вечер Рома честно хотел уйти домой.
– Ромочка, я без тебя не усну! – Влада повисла у него на шее и будто случайно распахнула халат, надетый на голое тело.
– Мне завтра вставать рано, на экзамен.
– То есть экзамен тебе важнее меня?
Рома остался. В девятнадцать лет он не шибко умел противостоять манипуляциям.
На следующее утро, завалив экзамен, он шёл домой и недоумевал, отчего все соседи с его улицы смотрят косо, а потом увидел на месте своего дома пепелище с грудой углей. «Пап, я сколько раз говорил, не кури в постели!» – пронеслось в мутнеющем сознании Ромы. Сгорели все и вс?, но больше всего было жалко кота. «Если бы я не остался с Владой – я бы их спас» – думал Рома. Почему-то мысль «я бы сам сгорел» ему не приходила.
Рома нелегально поселился в студенческом общежитии – пятым в четырёхместной комнате, в которой никто, кроме него, не знал, что нужно стирать бельё. Он всячески избегал встреч с Владой, но она настойчиво бегала за ним по всему техникуму и общежитию. Когда в какой-то несчастливый момент они столкнулись лицом к лицу в зловонной комнате и отступать было некуда, Рома не смог сказать ничего лучше, чем: «Уйди, видеть тебя не хочу!» После этого соседи окончательно стали считать его инопланетянином: мало того, что каждый день стирает носки в раковине, так ещё и послал открытым текстом главную красотку техникума. Главная красотка в тот же вечер попыталась вскрыть себе вены кухонным ножом. Получилось у неё только попасть на учёт в психдиспансер и обеспечить весь городок темой для обсуждения на ближайший месяц. Рома так мучился от чувства вины, что забывал ходить на пары и стирать носки. Однажды он пришёл к Владе и целый час слушал, как она не может без него жить, и едва не падал в обморок от вида и запаха окровавленных бинтов.
А через два дня Рому переклинило. Под утро бессонной ночи он оделся, сунул в карман паспорт, накинул на плечо рюкзак и пошёл пешком на вокзал, с намерением сесть на первый попавшийся поезд дальнего следования. Уже через десять минут Рома лежал на верхней боковой полке, совершенно без денег – всё ушло на билет. Поезд увозил его в Санкт-Петербург.
В общежитии трамвайного парка была стиральная машинка и всего два соседа в комнате. Рома устроился кондуктором, и начал работать по две смены, исследуя город, устройство трамвая и крепость собственного здоровья. Через полгода, заработав кучу денег и нервное истощение, Рома начал учиться на вагоновожатого.
Дальше шла светлая полоса: Люся, бесплатные котлеты со сладким чаем, восьмичасовой сон, Саша, новая интересная профессия, Оля, первые нормальные отношения, снятая напополам квартира, повышение квалификации, неплохая зарплата, налаженный быт, поездки за границу. Иногда по ночам снился сгоревший дом, отцовский гроб и кровавые бинты. Никому из новоприобретённых друзей Рома не рассказывал о случившемся – ему было мучительно, иррационально стыдно.
Телефон еле-еле подключился к слабому сигналу гостиничного роутера.
Новое сообщение от пользователя с набором цифр вместо ника.
«Ромочка, поздравляю с женитьбой! Будь счастлив!» Смайлики-сердечки.
Прикреплённое изображение: женская рука, разрезанная от запястья до локтевого сгиба наискосок. Порез глубокий, с неровными краями.
Рома выронил телефон. Оля проснулась и села на постели.
– Кот, ты чего не спишь? Рано же!
Рома не отвечал. Оля придвинулась к мужу и обняла его за плечи.
– Что-то случилось? Расскажешь?
– Белочка, это будет очень-очень долго.
Оля обняла Рому крепче и прижалась к его щеке своей.
– Я тебя внимательно слушаю.
Песня Хорста Весселя
[7 - Песня Хорста Весселя – политическая песня, которая с 1929 года была маршем Штурмовых отрядов, позже, в 1930-1945 годах, являлась официальным гимном Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).]
Среда
Вагоновожатая Люся шла с утренней смены. В её руках был букет из красно-жёлто-рыжих кленовых листьев и одной розовой розы, сорванной с клумбы у Московских ворот. Мысль о том, что скоро весь город завалит снегом, вызвала спонтанное желание притащить домой это буйство красок.
– Я гречу спалил.
Такими словами встретил Люсю Гарик.
– Зачем?
– Ну не нарочно же! – ответил он виновато. Домашняя растянутая футболка обнажала выступающие ключицы и подчёркивала мальчишескую худобу, вылинявший «ирокез» беспомощно свисал на левый бок.
– Я имела в виду «за чем». За каким занятием ты спалил неосторожную гречу? Она собиралась свергнуть президента?
– Да, и поджечь Белый дом.
– Вот видишь, какой ты молодец.
Люся зашла на кухню. Запах был характерный.
– Давай я её выброшу и новую сварю? – предложил всё ещё расстроенный Гарик, – это быстро!
– Даже не думай! В городе, пережившем блокаду, выбрасывать еду – преступление! Тем более, палёная греча – это вкусно. Отвечаю.
– Ну, как скажешь.
На столе стоял стакан с букетом, две кружки зелёного чая, две тарелки подгоревшей гречи с фасолью, зеленью и копч?ной грудинкой. Два любящих человека обедали, один вечноголодный кот возмущённо мяукал под столом.
– Я завтра в Москву, – сказал Гарик, опустив глаза.
