Елена Четверикова "Счастливая тропинка Валентины"

– Нет, не пловец. Я велоспортом занимаюсь. А плавать лет с пяти меня дед учил. В Ангаре. Спасибо, что помогли, одни бы мы не справились, – надев одежду, поблагодарил Леонид.

– Так вроде ты один всех спасал, а приятель твой на плоту сидел, – рассмеялся разговорчивый рыбак.

– Да нет, он закреплял веревку и поддерживал Валю, чтобы не боялась, – подмигнув друзьям, улыбнулся Леонид.

Валя посмотрела на Леню по-новому. Она поняла, что с этим парнем ничего не страшно.

Глава 6. Желтая майка лидера

1964 год.

Ногу свело судорогой так, что Леня от боли почти потерял сознание. Крутить педали оставалось еще километра три. Такую роскошь, как сойти с дистанции, позволить себе не мог. Подвести команду из-за временной неприятности – не по-мужски. Отборочный заезд перед первенством России требовал максимальной выкладки физических и эмоциональных сил спортсменов. Лене эта велогонка далась тяжело: травма ноги с прошлогоднего сезона напоминала о себе. До старта, чтобы разогреться, разминался в шерстяном костюме, до верха застегнув молнию на олимпийке. На трассу выехали в тонких велосипедках, и от напряжения и прохладной температуры мышцы быстро забились.

«Сейчас отпустит, еще немного – и пройдет. Терпеть, – волевым усилием велогонщик заставлял себя работать. – О черт, семнадцатый обгоняет. Как не вовремя схватило ногу. Когда же отпустит?»

Заезд продолжался почти час, до финиша оставалось совсем немного.

«Нагоню, еще чуть-чуть», – стучало в висках.

Неожиданно семнадцатый рухнул на асфальт перед передним колесом Леонида. Удар.

– Японский городовой, – ругнулся Леонид, перелетев через соперника, перевернулся в воздухе и, едва успев сгруппироваться, упал на правый бок.

На него свалились еще двое.

В сознание пришел в машине неотложной помощи.

– Держись, парень. У тебя, скорее всего, сотрясение головного мозга. Точный диагноз будет после рентгена. Из видимых повреждений – множественные ушибы. В остальном замечательно: руки-ноги целы, – подбодрил Леонида врач.

– Долго был в отключке? – беспокойно сверкнул глазами тот.

– А ты куда-то торопишься? Теперь тебе спешить не стоит. Постельный режим и восстановительные процедуры, минимум месяц, – доктор поправил повязку на голове пострадавшего.

– Мне пора бежать. Назначена встреча. Не могу здесь валяться, к пяти часам нужно быть в Иркутске, – Ленька поднялся с кушетки, несмотря на боль во всем теле.

– Ты с ума сошел, голубчик. Нужны рентген и покой, – пожилой врач пытался уложить больного на место.

– Ничего не болит, – соврал Ленька и улизнул из автомобиля скорой. Добрался до дома. «Хорошо, хоть родители на работе, меньше вопросов», – гудело в перебинтованной голове, пока принимал душ.

Прилег отдохнуть минут на десять и провалился. Уснул часа на три.

Проснулся от суеты вокруг. Мать вернулась с работы, обнаружила спящего сына с перебинтованной головой и позвонила тренеру. Узнала об аварии на шоссе, о том, как сын сбежал из скорой.

Голова Лени звенела пустым ведром. Каждый звук воспринимался искаженно, в висках стучало. Во всем теле ощущались тяжесть и скованность движений.

– Я за тетей Машей, она умеет править голову, а ты лежи. И чтоб никуда! – на бегу крикнула сыну Павловна и спустилась на первый этаж к старой врачевательнице.

Мария Петровна, унаследовавшая от своей бабки тонкости лекарского дела, лечила от сотрясений жителей квартала и окрестностей. Приняла пострадавшего Леньку. Ловко сняла бинты. Большими, совсем не женскими руками проверила череп и перетянула бедолаге голову полотенцем. Он уснул.

– Сильное смещение. Ну ничего, парень у тебя, Шура, крепкий. Дай бог, все выправится, – успокаивала соседка переживающую мать.

– Ой, Маша, с этим велоспортом сплошные травмы, – вздохнула та.

– Дня через два повторим процедуру. Закрывай дверь, – махнула на прощание жилистой рукой Петровна.

Наутро головная боль прошла, словно и не было. Только синяк на полщеки да царапины на подбородке яркими отметинами выделялись на лице спортсмена.

– Леха-а-а, ты дома? – Леонид услышал из открытой форточки голос друга. Крикнул в направлении кухни:

– Мам, я скоро. Дойду до Вали, да с Вовкой пообщаюсь.

– Ты как? – поинтересовался Вован у разукрашенного аварией приятеля.

– Желтая майка лидера опять ушла, но знаешь, я был так близко к победе, что не сомневаюсь в успехе – в следующем заезде через месяц. Только немного подлечусь.

Встретиться с Валей Леониду не удалось: тем вечером она в Ангарск не вернулась, вместе с родителями поехала навестить родных под Иркутск – в Селиваниху.

«Родная кровь – не водица», – как-то услышала Валюша от папы краткое пояснение их частого общения с родней. И в Селиванихе у тети Вали, и в Иркутске у дяди Миши чувствовала она эту близость сердцем.

Глава 7. Семейные традиции

Начиная с весны деревня Селиваниха благоухала черемухой и гостеприимством. Валентина Евстафьевна, тетя Валюши, была знатной хозяйкой. Сама словно круглая пышечка, старалась вкусно и сытно накормить большую семью. Из открытой беседки доносились запах домашних пирогов и шумные застольные разговоры родных людей. Пироги пеклись с разными начинками, чтобы каждому по вкусу: с яблоками и брусникой, грибами, клюквой, – но всеми любимый с капустой и рыбой украшал стол и в праздники, и в будни.

Собирались братья, сестры – с детьми, целыми семьями. Выходной на рабочей неделе был один – воскресенье. В то время на прибайкальской земле жили трое из девяти родных братьев и сестер Скавитиных.

А как же все начиналось?

В Кежемской церкви 5 февраля 1884 года было тепло от свечей и народного столпотворения. Сельский люд теснился в небольшом храме, перешептываясь, неловко толкаясь в зимней одежде. Однообразную деревенскую жизнь всколыхнуло венчание дворянина римско-католического вероисповедания и православной девицы из Святинского селения. Невиданное событие для Больше-Мамырской волости. В тот зимний день Хроновский Александр Викторович, тридцати восьми лет от роду, из ссыльно-политических дворян, заброшенный в иркутскую глубинку свирепым вихрем подавленного польского восстания 1863-1864 годов, и невеста – Мария Гавриловна Садовникова, двадцатисемилетняя сибирская крестьянка, сочетались первым браком. После венчания новобрачные поселились по месту ссылки Александра – в селе Святино. Через год, в июне 1885-го, у них появилась дочь Мария. Так старый дворянский род стал пускать корни на сибирской земле. Следом за первенцем родились Елена, Михаил, Елизавета, Виктор, Александр, Агрофена и Дора. Горе и радость шли в семье рука об руку. Страшные болезни конца века забрали у родителей троих: Марию, Елену и Михаила. До взрослого возраста дожили только пятеро ребятишек. Дети подарили родителям девять внуков.

В 1907 году в Большой Мамари, что в нескольких верстах от Святино, появился на свет Иван Евстафьевич. Был он одним из девяти детей коренного сибиряка-охотника Скавитина Евстафия Тарасовича и Хроновской Елизаветы Александровны, средней дочери ссыльного польского дворянина. В огромной семье труд, любовь к земле и теплые родственные отношения прививались ребятне с младенчества. Искренние, сердечные чувства братья и сестры сохраняли между собой до последних дней жизни, поддерживая друг друга в трудные минуты, делясь радостью в счастливые моменты.

Вернемся в Селиваниху.

Почти каждый летний вечер субботы Иван с семьей выбирался к сестре в деревню. Старший из братьев – Михаил, заменивший младшим отца, тоже часто бывал с визитами на летних домашних посиделках в поселке за городом. В те годы он возглавлял пользующуюся спросом у иркутян закусочную. Сбегая на денек от ежедневных забот, Михаил Евстафьевич восстанавливал душевные силы в родном кругу. Нередко зазывал близких к себе в город, в дом на 1-й Советской.

Младшая сестра – Валентина Евстафьевна – обожала неугомонных гостей, особенно племянницу Валечку, так напоминавшую темпераментом их скавитинскую породу. Сердце женщины наполнялось любовью и нежностью. При виде Валюшки Евстафьевна улыбалась, а на глаза наворачивалась влажная поволока – от избытка умильности.

В беседке непрерывно топился огромный полуведерный самовар, призывно пыхтел, объединяя большую родню за столом, окутывал округу ароматом березовых и яблоневых дров. По участку разносился смех вперемешку с криками разбушевавшейся малышни: Таня и Галочка, дочери Валентины Евстафьевны, на несколько лет старше Вали, руководили неугомонной Валюшей и нетерпеливой Людочкой – внучкой Михаила Евстафьевича, а взрослый сын Юрий насмешливо наблюдал за девчачьей суетой. Родные наверстывали общение, упущенное за годы войны и лагерей Ивана. Женщины хлопотали на кухне, накрывали на стол. Мужики вспоминали молодость и родительский дом в Большой Мамыри под вкусную еду за рюмкой крепкого коньячка. Разговоры часто перетекали в пение во главе с хозяином дома, мужем любимой сестрицы – Кузьмой Матвеевичем Ивашкиным. Его напев в «Когда б имел златые горы…» дружно подхватывали родственники.

«Летят утки…» Иван исполнял один. Глубоко, с надрывом, до слез. Столько в этой песне было его сердечной тоски, печали, невыговоренного горя. Родные замирали, слушая. С трудом представляли, что может выдержать человек за долгие годы беспощадных лагерей. О жизни там он почти ничего не рассказывал. В редкие моменты, когда мужчины оставались одни и думали, что их никто не слышит, всплывали подробности ада. Но вездесущая ребятня, бывало, ненароком улавливала разговоры взрослых, поэтому Иван предпочитал не вдаваться в подробности прошлого.

Часто Иван Евстафьевич приглашал родню к себе в Ангарск. Жена Вера потчевала всех домашними деликатесами. Годы брака научили ее умело вести хозяйство, вкусно готовить, душевно обустраивать быт. По приезду гостей из дубового буфета тут же извлекались лучшая посуда, хрусталь и столовые приборы. Вера знала, что широкая душа любимого настрадалась за годы лишений, тянулась к близким людям, а его искренняя благодарность сестре не знала границ. Родные объятья брата и сестры при встрече были долгими, отражали крепче слов глубокую привязанность и душевную мелодию в унисон звучащих сердец.

Летом 61-го Ивашкины из дома в поселке перебрались в Иркутск, получив ордер на благоустроенную квартиру. И на новом месте жительства врожденная тяга к земле взяла свое. Завели дачу в родной Селиванихе. Общими усилиями мужики за несколько выходных возвели небольшой дачный дом, поставили беседку. Летние посиделки семейным «табором», который рос год от года, продолжались.

Новая квартира Ивашкиных располагалась рядом с охлопковским театром. С открытием театрального сезона мужчины баловали женщин походами на премьеры. Какие это были торжественные вечера!

– Мамочка, не забудь приколоть брошь, – советовала Валя, вместе с двоюродными сестрами, Татьяной и Галей, завороженно наблюдая за сборами взрослых.

Женщины надевали вечерние платья и длинные, по локоть, ажурные перчатки, поправляли на плечах меховые горжетки. Модельные туфли на невысокой шпильке дополняли образ. По торжественному случаю пиджаки и галстуки покидали шкафы и использовались мужской половиной семейства по назначению. Процессию неизменно сопровождал шлейф «Красной Москвы» и «Шипра». Со временем, когда дети подросли, отцы гордо выводили в свет семейства в полном составе.

В 65-м Валя поступила в Иркутский институт и частенько останавливалась у любимой тетушки с ночевкой. Институт народного хозяйства, в простонародье – «Нархоз», находился рядом, через перекресток от дома Ивашкиных. Вечерние посиделки с двоюродными сестрами за пирогом, умело приготовленным любимой тетушкой, Валюша обожала. Девичьи секреты обсуждались, когда время переваливало за полночь.

– Чего ты в нем нашла? Спортсмен. Месяцами дома не будет, – переживала тетя Валя за племяшку. Накануне из-за велогонок Леонида сорвалось ее свидание.

– Обещал, если выйду за него замуж, бросит свой велоспорт, – защищала любимого Валентина.

– Вот пусть сначала бросит. Лучше охладись пломбирчиком – Галя целую кастрюльку из «Баньки» принесла. Дальше видно будет, – улыбалась Валентина Евстафьевна не на шутку разволновавшейся племяннице.

«Банька» – кафешка в центре города – снабжала холодным лакомством иркутскую молодежь, заядлых театралов и жителей близлежащих домов. Девчонки часто ныряли с посудой в знаменитое в городе заведение. Как своим, мороженое им отпускали без очереди.

На следующее утро, подведя глаза, накрасив ресницы и на ходу откусывая приготовленный тетей теплый сырник, студентка выбежала из дома в 7:40 и сломя голову полетела на лекции, благо институт рядом.

– Смотри под ноги, сумасшедшая, на таких шпильках навернуться недолго, – закричала вслед цокающим по ступенькам каблучкам Валентина Евстафьевна.

– Я вас сегодня с ним познакомлю, – отозвалась с нижней площадки Валюша.

– Совсем взрослой стала наша девочка. Юрочка женился, Таню с Галочкой выдали замуж, видно, Валечкина очередь подошла, – тихонько вздохнула пожилая женщина. – Надо ставить тесто на пирог, коли жАних в дом придет.

После обеда Валентина примчалась с учебы: к вечеру надо еще прическу освежить. С утра с укладкой не заладилось, чуть на лекции из-за этого не опоздала.

– Чья лохматушка? Интересно, если выбросить вниз на Карла Маркса, кто-нибудь подберет? – хохоча, Анатолий свесил с балкона Валин шиньон, будто собрался выбросить его на центральную улицу.

– Отдай немедленно, всю прическу Валюшке испортишь, – набросилась Галя на мужа.

– Зачем он тебе? У тебя своя шевелюра огромная! – не унимался шутник, посмеиваясь над девушками.

– Ничего вы, мужики, не понимаете, – заступилась за племянницу Евстафьевна, закрепляя на той невидимками накладку из натуральных волос.

В 17 Леня так и не пришел. Валя поглядывала на огромные бронзовые часы, не находя себе места, от нетерпения моталась по окнам квартиры.

– Он обычно не опаздывает. Значит, не придет. Ждать никого не будем, теть Валь, давайте пить чай, – пытаясь улыбаться сквозь обиду, начала расставлять чашки на столе расстроенная невеста.

– Подождем, мало ли чего случилось, – обняла ее тетка. – Еще время есть. Слышишь, Кузьма Матвеевич с работы по лестнице поднимается.

– Это не твой красавец в спортивном костюме с надписью СССР у подъезда перебинтованный стоит? – серьезным тоном поинтересовался у Валюши пожилой мужчина, входя в квартиру.

– Ой, это, наверно, Ленечка, – перескакивая через две ступеньки, взволнованная Валька побежала вниз по лестнице как была, в домашних тапках. – Наверное, опять на трассе велосипедисты столкнулись.

Глава 8. Помеха счастью

1967 год.

Валя сбежала с лекции в институте. На перроне ангарского вокзала Леонид встретил иркутскую электричку с любимой. Гуляли не спеша, радуясь весеннему теплу и наконец-то удавшемуся свиданию. Из-за соревнований Леонида парочка виделась редко. Под майским солнцем листва блестела изумрудными оттенками, еще не успев надышаться ангарским газком и пылью. Город преобразился после праздников. Белоснежные бордюры тянулись вдоль тротуара, утекая за горизонт свадебными лентами.

Зашли в недавно открывшееся на площади Ленина кафе-мороженое «Пингвин».

– Пломбир завезли? – поинтересовался парень.

– Только что, – официантка в ажурном переднике улыбнулась и жестом пригласила молодежь в зал.

– А ты чего сегодня такой нарядный? – спросила Валя. – В белой нейлоновой рубашке.

– Да-а-а… мать всю одежду постирала, пришлось белую надеть. Не голым же идти по улице, – слегка краснея, соврал Ленька.

– Как я люблю эти холодные шарики с сиропом и орешками, – весело защебетала Валюша, когда официантка принесла заказ.

Она отламывала маленькой ложечкой еще не подтаявшее лакомство и отправляла в рот, от удовольствия слегка прикрывая серо-зеленые глаза.

– А мне больше с шоколадной крошкой нравится. – Леня подозвал обслуживающую посетителей девушку с просьбой повторить заказ и принести шампанское.

– Шампанское? Днем? Ты с ума сошел, я не буду! Мороженое обожаю. Представляешь, у тети Вали в Иркутске, в кафе, что в их доме, мы с сестрами по очереди с кастрюльками за ним бегаем.

– С кастрюльками, за мороженым? – рассмеялся Леонид, хотя на душе у внешне спокойного парня бушевал шторм. Любовь к Вале клокочущей волной билась о непокоренные скалы велоспорта.

Шампанское сейчас помогло бы взбодриться. Он собирался делать Вале предложение, но никак не мог решиться. Язык словно онемел. Да и букет забыл дома.

«Не время», – подумал про себя.

– Завтра уезжаю под Кимры, на соревнования по шоссейке, – осторожно сообщил любимой, зная ее отношение к велогонкам.

– Опять приедешь весь покалеченный? На тебе уже живого места нет, – разволновалась девушка. – Ты же обещал бросить велогонки. Здоровье потеряешь. Боюсь за тебя. Понимаешь?

Вышли на улицу. Народ был на работе, город казался почти пустым, только мамочки с детскими колясками, да старушки с авоськами неспешно брели из магазинов.

– Пойдем в парк, погуляем. Сегодня никуда не тороплюсь. Съезжу на недельку и вернусь, соскучиться не успеешь, – Леня взял Валю за руку.

Молочного цвета вазоны горделиво щеголяли роскошными цветами. На клумбах красовались недавно высаженные бархатцы и настурции. Фонтан освежал зазевавшихся прохожих брызгами, взлетающими от ручейков, которые струились из разинутых львиных морд.

Ленька легко подхватил Валю и аккуратно поставил на белоснежный парапет. Словно по подиуму, дефилировала она в черных туфельках на небольшой шпильке. Ветерок играл в прятки с солнцем в ее каштановых волосах.

– Если возьму призовое место, выйдешь за меня? – неожиданно для себя выпалил Леонид.