Сашкина душа, пролетев сквозь куст сирени, благополучно приземлилась в траву и теперь сидела на кромке бордюра, таращив от восторга круглые блестящие глазки и поводя розовым носиком. Давненько мышонок не гулял! Много лет сидел взаперти, не имея возможности толком разглядеть всю эту красоту.
А посмотреть было на что. Все небо расцветало яркими всполохами – синими, зелеными, желтыми, алыми, всюду в небе танцевали крылатые огни – то были зарницы, представляющиеся человеческому глазу неуютными и одноцветными. А душа… Она всё видела, слышала и чувствовала. При каждом всполохе небо звенело и тренькало, словно чья-то огромная рука перебирала струны и дергала за язычки колокольчиков.
От стволов лип, уходящих в черноту неба, тоже исходило зеленоватое свечение – это древесницы, жившие в стволах, зажгли свои фонарики-сердца. Мимо торопливо пробежали несколько черных муравьев, и мышонок последовал за ними, ведь муравьи всегда знают, где происходит самое интересное.
Он обогнул жилые домики и очутился на площадке возле главного здания, в центре которой находилась большая роскошная клумба. Сейчас клумба казалась еще роскошнее, потому что цветы на ней переливались, как драгоценные камни, и над каждым бутоном разворачивался странный танец. То духи цветов – крошечные дрожащие звезды – кружились в галантном вальсе с пушистыми ночными бабочками. Внизу, в траве, у стеблей цветов, как на поляне среди миниатюрного леса, водили хоровод звери, насекомые и прочие существа: муравьи, в компанию которых затесался почему-то жук-носорог, лягушки, пара землероек, уж, старый гриб с обломанной шляпкой, и, что уж совсем непонятно, потерянный кем-то из девчонок пупсик, стыдливо прикрывшийся кленовым листом. Два воробья и белка отбивали ритм лапками, прыгая по камушкам, окаймлявшим клумбу.
Мышонок радостно пискнул, и хоровод расступился, впуская в круг еще одного танцора. А Сашка спал, повернувшись на бок, и счастливо улыбался во сне.
Пока Сашкина душа танцевала на цветочной клумбе и ловила чутким носиком сладкие ароматы ночи, в комнате происходило вот что.
– Паш, а Паш, спишь что ли? – прошептал Васька Чернобровкин, приподнимаясь на подушке.
– Нет, не сплю, – просипел в ответ Пашка. – Заснешь тут. Этот вон сопит, молнии сверкают, деревья шумят… И еще за ужином объелся.
– Паш, – Васька сел в кровати, свесив вниз тонкие белые ноги, – Давай Пчелу разыграем!
– Раскрасим, что ли?
– Ну да. Как Бублика в прошлом году. Ну, пастой зубной морду намажем, чтоб как привидение стал!
– Давай! Но только он проснется…
– Не, мы осторожно.
Васька соскользнул с кровати и на цыпочках пробрался к умывальнику. Нащупав в стакане тюбик зубной пасты, он подошел к Сашке и опустился на колени, чтобы удобнее было мазать. Сашка спал как раз напротив окна, и его лицо хорошо освещалось зарницами и желтым фонарем во дворе.
– Вон, как дрыхнет, и еще улыбается, – проворчал Васька размазывая пальцем душистую массу по Сашкиному лбу и щекам. – Небось, что-нибудь интересное снится!
– Давай осторожнее, – заворчал Пашка. – Еще разбудишь!
Спящему, и вправду, стало щекотно, он дернул головой и причмокнул губами.
Где-то на большой клумбе мышонок почувствовал, что пора возвращаться. Он попрощался с новыми знакомыми и шмыгнул в траву.
– Ну, вот, – сказал Васька, закончив работу, – теперь он настоящий монстр! Еще паста какая-то зеленая попалась… Фу, гадость! Небось, испугается, когда к зеркалу подойдет!
Васька вернул тюбик на место, сполоснул руки и нырнул под одеяло.
– Ну, всё, Паш, теперь и спать можно, – сонно и довольно промямлил он и, действительно, тут же заснул. И Пашка заснул. И вся комната наполнилась сладким детским сопением.
А мышонок как раз в это время карабкался по веткам сирени к нужному окну. Вот и подоконник. Маленькие лапки неслышно несут его вперед. С подоконник на тумбочку, мимо книжек и пакета с пряниками, с тумбочки на подушку, с подушки… Ох… Мышонок даже пискнул от нежданного ужаса. На подушке лежала чужая, страшная голова! Голова отвратительно ухмылялась белесыми губами и плотоядно причмокивала во сне, кожа на ее зеленоватом лбу натянулась, надо лбом торчали в разные стороны тонкие остренькие волосинки (Васька не поленился и даже чёлку Сашке пастой вымазал).
Мышонок задрожал, как замерзший осиновый листик, заметался по подушке, потом вскарабкался обратно на подоконник и выпрыгнул из окна. Не узнал он Сашку, не узнал…
Ах, если бы мальчишки догадывались об истинном положении вещей, разве бы они осмелились раскрасить Сашкину физиономию? Если бы они понимали, что душа, не узнавшая своего тела, может испугаться, растеряться и навеки его покинуть? А иногда, и вовсе позабыть, кто она и чья…
Вот и наш мышонок, свалившись обратно под сирень, посидел там с минуту-другую, подрожал, да и забыл, что он – Сашкина душа. А почувствовал себя обыкновенным мышонком – маленьким, юрким и свободным. Всё вокруг было ему знакомо, только вот непонятно, откуда… Сначала новые ощущения немножко его тревожили, но потом, подняв мордочку к небу и поведя розовым ушком, мышонок решил, что жизнь прекрасна, что свобода прекрасна, и что теперь ему можно гулять по свету, сколько захочется.
Он прислушался к веселому гомону, шепоту, писку, несущимся со всех сторон, и вдруг услышал голос Леса, зовущего его с другого берега реки. Лес аукал, охал, ухал, куковал, смеялся, верещал, фыркал, – словом, всячески заманивал мышонка в свою кишащую невидимой жизнью чащу.
Мышонок улыбнулся, блеснув двумя длинными зубками, и устремился к Овражку.
Глава третья
Овсяный кот
Он пробирался в траве, и трава казалась ему огромной и сочной, а травяницы, игравшие в прятки среди толстых стеблей, строили ему смешные рожицы.
Мышонок быстро добрался до лестницы и поприветствовал грифонов, которые паслись возле своих тумб. Он ведь видел их раньше…Только теперь они казались намного больше, – огромные, синеватые в ночи твари, с мощными лапами и горделиво изогнутыми клювами. Они ответили мышонку тихим клёкотом и взмахнули крыльями, обдав его прохладным пряным ночным воздухом.
Он прыгал с ступеньки на ступеньку, легко, как мячик для пинг-понга, ему казалось, что оттолкнувшись получше, он, пожалуй, сможет и взлететь.
На постаментах на противоположной стороне оврага никого не было: видно, грифоньи лапы и хвосты тоже отправились погулять. На тумбу опустился Парковый филин, засипел, как далекий паровоз, и, не обратив никакого внимания на мышонка, полетел дальше.
Мышонок свернул налево, к старому каменному мосту через реку Вьюнку. Здание Томиловского дома поднималось к небу совсем рядом – обновленное и живое, горевшее обманным колдовским светом. В окнах мелькали сиреневые тени, по карнизу разгуливал подвыпивший домовой и ловил дырявым сачком летучих мышей.
Мост был для мышонка огромным неровным полем, усеянным предательскими дырами на месте провалившихся кирпичей. Он, однако, не замедлял бега своих маленьких лапок и на полном ходу огибал пропасти или перепрыгивал через них, размахивая хвостиком, как рулем. Ему было одновременно и весело, и страшно, восторг и предвкушение удивительных событий наполняло его живот мурашками, а его раньше просвечивающее тельце сгустилось, оформилось, и, сохранив былую летучесть, выглядело совсем как тельце настоящего мышонка. Оказавшись на другом берегу, мышонок на минуту замер, посидел на задних лапках, пытаясь вспомнить что-то, всё время ускользавшее из памяти, но потом снова бросился бежать вдоль края поля, по тропинке, ведущей к Лесу.
В зеленых колосьях он вдруг услышал шуршание и едва различимое чавканье. Он снова остановился и присмотрелся к колыхающимся стеблям, растущим у самой обочины. Чавканье прекратилось, а из зарослей на него уставилось четыре пары глаз. Глазки были маленькие, испуганные и любопытные одновременно, и мышонок придвинулся поближе. Снова что-то зашуршало, и из темноты, одна за другой, вышли четыре полевых мышки, каждая сжимала в остреньких зубах колосок.
Мышонок очень обрадовался. Мышки! Почти такие же, как и он, только шкурка у них рыжевато-коричневая, а по спинке протянулась тонкая тёмная полоска. Мышки опустили свои трофеи на землю, недоверчиво его осмотрели, а потом самая толстая и крупная из них приветственно пискнула и сказала:
– Давай с нами!
– А что вы делаете?
– Овсяное молоко воруем!
– Как это?
– А вот как. Попробуй!
Мышонок подбежал к колоску и куснул одно из зеленоватых зерен, туго облеплявших стебель. Оно было мягкое, податливое, немного вязкое на языке, приятное… И впрямь, как молоко!
Мышонок юркнул за остальными в чащу и стал перегрызать сочные твердые колосья. Работа спорилась, так что мышонок даже позабыл про Лес и про то, что он когда-то пытался вспомнить. Да и что вспоминать? Он всегда был обыкновенной полевой мышкой, возился в поле, пил овсяное молоко и чувствовал себя в безопасности под защитой высоких и вкусных овсяных деревьев.
Неожиданно мышки побросали недогрызенные стебли и бросились врассыпную с пронзительным писком.
– Хлебный кот, Хлебный кот! – кричали они, прячась в невидимых глазу норках.
Только белый мышонок остался на месте. Он не привык прятаться и не знал, что такое опасность. Он просто сидел и завороженно смотрел, как овес на поле заволновался словно море, расступился, и из этого моря выплыл на пыльную дорожку огромный по мышиным меркам зверь, весь поросший травой и васильками. На мягких травяных лапах он подошел к мышонку и приблизил к нему свою круглую морду: усы-колоски вздрогнули и опали, изумрудные глаза хитро прищурились, почти исчезнув, а потом снова превратились в сверкающие кристаллы.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69376366&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
