Полковник взял из мешка вторую бутылку, открыл, и из горла сделал несколько глотков, крякнув сказал:
– Окунулись после пара, в рот кило печенья. Что это за хрень, а?
– Война, мать её, – ответил я, и скинув с себя бушлат, накрыл медсестру и прижал её к себе.
– Какая, на хер, война?! Нас накрыли как по расписанию. Если бы в речку не побежали после парилки, то пиздец был бы всем.
У меня по сердцу прокатилась горячая волна – я осознал, что и нам повезло, потому что в дороге останавливались и я перешнуровывал кроссовки, затем кормил щенка.
Подъехал командирский джип и из него выбежал водитель с вытаращенными глазами и, задыхаясь, пытался что-то сказать. Выяснилось, что и он чудом избежал арт налёта, остановился «коня» отвязать на природе, а тут впереди как бабахнет. Мы переглянулись с полковником и поняли, что не бывает столько совпадений случайно.
– Контрразведка обосралась. Не иначе. Или в тылу у нас казачок засланный работает и причём грамотно. Как думаешь, полковник? – произнёс я с сарказмом.
– Пусть лошадь думает. У неё голова большая. А я точно знаю, что в штабе крыса завелась, – ответил командир и отхлебнул водки.
Разложив бушлаты у костерка и разлив водку в единственную кружку, Юра пригласил нас к импровизированному столу. Уселись поплотнее друг к другу, молча выпив, закусывали, каждый думал о своём. Медсестра Мила облокотилась на меня и вздрагивала после каждого прикосновения моей руки к её бёдрам и спине. «Не помыться, так хоть быстрого сгонять» – подумал я, «Когда ещё придётся вот так, как сегодня». Да и ситуация располагала к спонтанному сексу, а хотелось так, что я был готов завалить её прямо у костра. Появившийся лесник с сыном. Молча посмотрел на руины своего банного домика, вздохнул и что-то сказал на сербском полковнику так быстро, что я ничего не понял. Тот кивнул головой в знак согласия и жестом руки позвал своего водителя. Затем долго на ухо что-то ему нашёптывал, для верности дёргая за рукав. Шофёр поднялся и побрёл к машине, обдумывая на ходу сказанное командиром.
– Сейчас вас отвезут на хату. Побухайте, потискайтесь до утра, а я пока решу вопрос с произошедшим, – сказал полковник и нахмурился.
– Никому ни слова, иначе башку оторву, – добавил он зло.
*****
Таксист остановил у театра на Таганке. Получив от меня деньги и подождав, пока Большой, пыхтя, вывалился из салона, медленно поехал к женщине, которая подняла руку, увидев, что машина освободилась. Мы перешли дорогу, вошли в небольшой скверик, в котором стоял памятник Радищеву в виде бюста и несколько парней.
– Мир, вам, – глухим голосом произнёс я.
– И тебе, мир, – ответили несколько голосов.
– Есть тема, для хороших парней, если они за справедливость готовы потрудиться, – начал я.
– За доброе дело и пострадать не грех, – ответил один из них и добавил – Здрав будь, Росомаха.
– И вам не хворать, – изрёк я.
Все подошли, поздоровались пожимая руку, прислоняясь правым плечом к правому плечу и хлопая левой рукой по спине. Когда приветствие закончилось все пристально посмотрели на Юру.
– Друг это мой, со срочной ещё и не только. Вместе кое-где побывали. Я за него как за себя отвечаю. Зовут Юра, «погремуха» – Большой. Нужно прикрыть на стрелке, за ним из-за бугра приехали. Не ясно пока, отомстить или предложить хотят работу, – произнёс я тираду.
Парни переглянулись, старший ответил:
– Твой брат – наш брат. Мы своих не бросаем. Сделаем.
– Россь, – сказал он и за ним повторили остальные:
– Россь!
– Работаем на «Пушкинской» в сквере, напротив Макдоналдса. Задача выявить, тех, кто придёт на встречу с нашим немецким знакомым, которого Большой чуть не задушил в Боснии, когда брал в плен. Если угрозы не будет, себя не проявлять, если что, не стеснятся в выборе средств защиты и нападения. Придут спецы из бундесвера или из охраны посольства. Может будет стрелок-снайпер, не исключено. Нужно занять скамейку напротив Макдоналдса и освободить её нам для разговора, прикрыть спину и фланги с фронтом. Встреча через три с половиной часа.-высказался я.
– Принято, – ответил старший и кивнул головой своим, дав понять, что пора работать.
– Идём шашлычком побалуемся и харчо отведаем, – потянул за руку Юру к кафешке на набережной, которую все называли «таксисткой».
Заведение находилось недалеко от моста и пользовалось спросом у таксистов, которые заезжали пообедать и поболтать с знакомыми по парку и не только. Взяв харчо, шашлык и водочку у тех же таксистов, которые всегда имели запас для нуждающихся, мы встали в угол и из-под стола налили по пол стакана.
– По-тихому, не крякая, – сказал я и закинул в организм сорокоградусную жидкость, закусив, при этом, ложкой острого супа.
*****
Уши заложило от шума двигателя и винтов вертолёта, который, набрав высоту, уносил нас к месту неизвестной нам высадки. Разговаривали громко, почти крича, но быстро охрипли и все замолчали. Два борта несли в себе по двадцать человек, четыре пятёрки и по мере необходимость зависали над землёй, чтобы высадить по тросу очередную пятёрку. Стемнело и наконец наступила очередь нашего маленького отряда. Вертолёт завис над землёй и загорелась зелёная лампа за спинами пилотов, офицер открыл дверь и выдвинул штатив с тросом. Жестом показал нам, что пора и пристегнул старшего группы Гену Копаева к тросу, что-то прокричал ему в ухо. Затем подтолкнул его и, отцепив руку от штатива, нажал на педаль управления лебёдкой, которая, жужжа стала быстро опускать в темноту первого из нашей группы.
Земля появилась неожиданно, как я не старался подготовиться к контакту с ней. Коснувшись ногами и не устояв на них, я завалился на спину. Четыре пары рук тут же подхватили меня и поставили на ноги, при этом отстегнув карабин крепления к тросу, который тут же пополз в вверх и исчез из виду в темноте. Вертушка, взвыв, исчезла и мы остались впятером в темноте с заложенными от рева турбин ушами.
– Ну что, вроде все? – сказал, «Копалыч» и добавил, – Пора готовится к маршу.
– Может сначала поедим? А потом не торопясь и помолясь, двинем куда кривая выведет. – выдал предложение Юра.
Мысль Юры понравилась всем, потому как мудрые эвенки говорят: «Мясо в желудке нести легче, чем в мешке.» Тем более мы не на войне и не в тылу врага и торопиться нам не куда, а ещё нужно определиться на местности, выбрать направление и уже потом, волчьим шагом двинуться к нашей цели.
Молча доедая тушёнку с гречневой кашей, все время от времени застывали и прислушивались к звукам из леса, затем продолжали жевать. Эту привычку нам вбивал наш инструктор по выживанию, она крепко засела в наших головах.
– Лес не любит шум, поэтому не болтайте, а слушайте и нюхайте воздух. Не всегда увидите или услышите, чаще всего, сначала почувствуете*, – наставлял нас инструктор.
– Ветку не ломай, на сучок не наступай, росу не сбивай – и есть шанс, что не заметят, где вы прошли и что сделали*. Все меня услышали?– заглядывая каждому в глаза спрашивал наш угрюмый майор.
– Меньше есть, меньше спать, много двигаться – и у вас выработается инстинкт к выживанию и адаптация к любым условиям*, – втолковывал нам инструктор.
Последнюю заповедь было выполнить труднее всего, так как кормили нас на порядок лучше других в части и выдавали дополнительный офицерский сухой паёк. Правда чаще всего мы его меняли на водку или продавали за деньги, но всё же он у нас был и меньше есть не получалось.
Закончив с едой и закопав банки и пластиковые пакеты все начали готовиться к маршу, как вдруг раздался возглас старшего группы:
– Твою мать! Где планшет, кто взял его!
Мы повернулись к Генке и пристально на него посмотрели.
– Планшет пропал, – сказал он.
Никто не обрадовался этому известию, все начали без разговоров осматривать местность вокруг себя и в своих ранцах. Затем, встав веером, прошлись мелким шагом, по радиусу приземления, но тщетно. Сев кругом, начали разбор полётов и пришли к выводу, что планшет вместе с нами не высадился и улетел обратно в часть.
– Двое в дозор, остальным спать, смена через два часа. Я и Большой заступаем первыми, – резко высказался я и никто не посмел мне возразить.
Через четыре часа, когда только-только начало рассветать, все уже проснулись и готовили завтрак, попутно обсуждая, что будем делать и куда пойдем.
– Что думаешь, Поводырь, по поводу всей этой хрени? – спросил меня Шайба.
– Не х…й думать, командует Копалыч, а мы выполняем. Собрание здесь не уместно, – пробурчал я и все кивнули головами в знак согласия.
Я понимал, что захоти я командовать, все бы подчинились, но старшим назначен Генка и подрывать его авторитет не следует. За ним косяк, ему и разгребать, потому как после возвращения нам придётся делать отчёт-анализ на бумаге и подставлять его у меня нет ни малейшего желания ни перед группой, ни перед командованием. Генка оценил мой жест доброй воли и тихо сказал мне:
– Если что, помоги, если не в падлу, а я не забуду.
– Разберёмся, – ответил я и добавил тоже тихо – Юг, юго-восток, а там посмотрим.
– Становись! Первым Поводырь – ведущий, за ним Большой, потом я, за мной Моня замыкает Шайба. Всё. Направление юг. Вперёд!
Сверив компас с солнцем, я двинулся сквозь заросли кустарника, за мной все остальные.
******
Через час езды по горной дороге, мы выехали к селению у подножья горы. Сын лесника показывал дорогу и, при подъезде, стал требовать, чтобы водитель выключил мотор и поставил рычаг передач на нейтральную скорость. Водила начал упрямиться, но Юра взял его за плечо, сжал и сказал:
– Делай что сказано, а то что-нибудь тебе оторву.
Поняв, что с ним не шутят, водитель поставил на нейтральную скорость, заглушил мотор. Машина медленно стала набирать скорость, спускаясь с горы. У крайнего дома притормозив, водила вырулил в открытые ворота, которые открыл лесник. Он добрался к своему дому напрямик, через речку и ждал нас уже минут двадцать, при этом, не забыв затопить печку в бане и в доме. Мы вышли и без шума прошли в дом, где уже суетились две женщины, накрывавшие на стол. Это был гостевой дом смежный с баней, в основном доме находились дети и внуки лесника, которые с интересом смотрели на нас в окна, когда мы проходили по двору. Ставни были закрыты и в доме горел свет, дрова в печке потрескивали и обдавало теплом и уютом. На столе лежал большой каравай хлеба и пахло так, как будто его только вынули из печки. Миски с солёными овощами, сыр, сало, два круга колбасы и две больших бутылки со спиртным: одна с вином, другая с «ракией». Одна дверь вела в баню, а напротив две другие в комнаты, где стояли железные кровати, заправленные чистыми простынями с огромными подушками, которые напомнили мне мою деревню. Там на Рязанщине, в Шацком районе, тоже были такие кровати и подушки. Мы с Юрой разулись и разделись, прошли в зал и уселись на стулья, трём женщинам раздеваться не пришлось, так как снимать было практически нечего, вся их одежда погибла в лесном домике в горах. Так что, скинув бушлаты они плотнее завернулись в банные простыни и сели к нам за стол. Пока мы с Юрой мылись в душевой, так как парилка ещё не нагрелась, они всё нарезали и всё разлили по стаканам и бокалам. Вино и закуска разбудили аппетит и желание секса, мы переглянулись и не сговариваясь взяли каждый по женщине разошлись по комнатам, оставив в зале ту на которую претендовал полковник. И началось….
Стемнело, прежде чем я насытил свою похоть в двух позициях, побывав в парилке и в душе, и выпивая, и закусывая, и снова ласкал грудь медсестры. Ставя её затем в новую позицию, получая и доставляя оргазм. Я не мог насытиться женским телом, как будто это было у меня в последний раз в этой жизни. Женщина полковника, она же штабной писарь, чуть не выла от зависти, наблюдая и слыша происходящее. Мне стало её жалко, я подмигнул ей и показал взглядом на парилку, она поняла и поспешно вошла парную. Войдя следом я не стал долго распинаться и, нагнув её голову, предложил ей минет для меня в её исполнении, затем развернул её и поставил в стойку «бегущий кабан», загнал костыль под хвост на полный штык минут на десять. Было за полночь, когда приехал полковник, мы сидели у открытой печки втроём и смотрели на горящие угли. Юра храпел на кровати, прижав к стене ещё одну медсестру, чтобы не выскочила. Полковник налил себе пол стакана, отломил кусок хлеба, выпил, закусил и, взяв табуретку, подсел к нам. Выдержав паузу, я спросил:
– Как?
– Все путём.-ответил он.
– Завтра ночью начинаем операцию, так что ни чём в себе сегодня и завтра днём не отказывай, но от сюда никто до завтрашнего вечера не выйдет. Я там привёз жратву и бухло, и девкам шмотки. Затем взял штабного писаря за руку пошёл «диктовать приказ» в парной. Посмотрев на Юру через открытую дверь, затем на парную, на Милу, не долго размышляя, повёл её в свободную комнату на кровать, чтобы реализовать очередную свою фантазию. Ночь и следующий день до 20:00 у нас прошёл между парилкой, комнатой с едой, вином и кроватью с огромными подушками.
Мы и не догадывались, где и что делал седой полковник, но интуитивно чувствовали, что не бездельничал. Прибыв в расположение части, нам льстило общее внимание и неподдельный интерес со стороны всех без исключения. На нас смотрели как на архангелов, которые воскресли, чтобы покарать нерадивых и отомстить за предательство. Особист проходя мимо улыбнулся, подмигнул, хлопнул по плечу и произнёс:
– Везёт некоторым!
– Дело не в удаче, а в холодном расчёте. Хотя удача любит расчётливых, – ответил Юра и посмотрел на меня.
Я слегка кивнул головой, мол всё просчитано до мелочей и у нас не соскочишь с якоря, если он в надёжных руках, как наши. Проходя мимо клетки, в которой в мирное время держали местных пьяниц и дебоширов, мы увидели одного из дежурных офицеров с синяком во весь левый глаз и связанными руками за спиной. «Значит это он нас хотел убить», – подумал я и скрипнул зубами. Юра только крякнул от неожиданности, ведь он с ним часто общался. По мере общения с офицерами штаба, который разместился в здании полиции и примыкал к казарме, в которой до войны размещались военизированные патрули, вырисовывалась картина маслом. Поручик Дробич был завербован ещё до того, как начался развал Югославии и был на половину хорват по отцовской линии. Мне до конца не было ясно что его подвигло на предательство, невыполнение воинского долга, как на половину мусульманина. Я не знал как к нему относится. Но я знал точно, что он умрёт как мусульманин – с перерезанным горлом, потому что видел Зорана на плацу с безумным взглядом. Юра прижимался ко мне как маленький ребёнок, постоянно наступая мне на пятки, чем раздражал и заставлял злиться. Хотелось накричать на него, сорвать свою злость, но я понимал его состояние и недоумение, и поэтому не срывался на нём. Лишь остановившись и, когда Юра в меня врезался как грузовик без тормозов, повернулся к нему и сказал с натянутой улыбкой:
– Соблюдай дистанцию.
Юра хлопал глазами и не отвечал на мою шутку, а лишь разводил руками и тяжело вздыхал. Так больше продолжаться не могло и мне пришлось поговорить с ним на эту тему.
– Я понимаю, убить в бою и казнить разные вещи. Но он предал нас и тем самым подписал себе приговор. Если хочешь – отпусти его. Но знай, что если ты к ним попадёшь в плен, то пощады не будет. Смотри мне в глаза! Ещё раз наступишь мне на пятки, то заставлю тебя его лично зарезать. «Ферштейн?» – на повышенном тоне спросил я Юру.
– Алес клаг*, – ответил Юра, вздохнул и с отрешённым взглядом отошёл от меня.
Конечно, не нужно было с ним так. Но скоро нам в бой и телок весом в сто десять килограмм был бы обузой, а не ударной силой на которого будут смотреть все те, кто пойдёт за нами.
*******
Через пять часов волчьего шага мы прошли километров сорок или больше. Отряд двигался за мной на расстоянии семи, десяти метров и постепенно втянулся в ритм. Двигаясь по пересечённой местности, особо не порассуждаешь, потому как надо под ноги смотреть, иначе есть маза навернуться и не только синяки набить с шишками, но и поломать конечности или растянуть их. Сзади послышалось условное: «цы-ть», «ци-ть», – и я сбавил темп шага. Двигаясь медленно, я дождался всю группу и остановился.
– Перекур, пятнадцать минут, – прозвучала команда.
Все сняли ранцы, сели и легли друг к другу спиной.
– Куда так ломишься, Поводырь? Призов и медалей за скорость не будет, лишь мозоли и одышка, – произнёс Шайба и сплюнул.
–Точно, точно, – добавил Моня.
– Если для вас мой шаг слишком быстр, то пусть командир в голову поставит другого, ответил я и искоса посмотрел на Копалыча.
– Ладно вам собачиться, думайте лучше куда и как будем двигаться без карты. Есть маза потеряться. – сказал Генка.
Завязался оживлённый диспут по поводу насущной темы, в которой я и Большой не принимали участие. К единому мнению так и не пришли и, накричавшись, решили спросить у нас с Юрой. Большой сделал умное лицо и возвестил всем:
– Поводырь, он же Росомаха, москвич. Школу закончил и вообще ушлый на всякие военные хитрости, как скажет, так и надо делать. А кто против – тому в морду дам!
Четко, по-военному, возражений ни у кого не возникло. Но и у меня по этому поводу не возникло эйфории.
– Слышь, пацаны, – начал я, – Не правильно, что я буду рулить. Гендос старший – ему кнут в руки. А вообще – вариант тухлый, надо искать деревню, ж/д дорогу, просеку, любую тропу, ручей, речку. Иначе пиздос и бандероль родителям с остатками от тела. Шутка-то хуёвая. Да, вот ещё что… На связь надо выходить.
– Так запрещено же, если не экстренный случай, – сказал Шайба и осёкся.
– А это какой случай, хуиная твоя голова?! – разозлился я и зло посмотрел на него.
– Моня, связь давай! – крикнул Копалыч и лицо его засветилось от осознания того, что скоро всё будет решено положительно.
– Если батарея не сдохла, – ответил Эдик Соломонян, отвернув в сторону виноватое лицо.
– Слышь, ара, если ты музыку гонял и батарею посадил, я тебя в куски порву, – взревел Большой и попытался встать. Но не смог, так как я дёрнул его за рукав и навалился на него всем телом.
– Тихо, дружок, тихо… не гони волну, ещё рано, – сказал я Юре и добавил – Если, бы ты, что-нибудь «прочухал», а?
– Эдик, давай, родной, связь с частью. Ну не тормози, налаживай аппарат, – сказал я и отпустил Большого.
*****
