– Я знаю, – кивнула Нина. – Хотя мне казалось, что ты стреножишь ее.
– Я не понимаю, что делаю не так? Она как заговоренная.
– Дело не в тебе, Саша, – усмехнулась Нина. – Все это время она ждала его.
– Тебе нужно подстричься, – улыбнулась Настя, когда Плетнев вышел из ванной. – Но уже намного лучше, Сережа. Намного лучше. Хотя знаешь, длинные волосы тебе тоже идут. – Она подошла к нему и провела рукой по его влажным волосам. – Идем завтракать.
Но не успели они сесть за стол, как зазвонил мобильный Насти. Она взяла его и слегка поморщилась:
– Да, Саша?
– Настя, я все знаю.
– И что?
– Я сейчас приеду.
– Не нужно. Помощь мне не требуется.
– Настя…
Но она уже выключила телефон.
– Не обращай внимания, – улыбнулась она. – Почему ты не ешь?! Может быть, ты выпить хочешь?
– Я не пью, – отказался Плетнев.
– А раньше ты любил хорошее вино, – улыбнулась Настя. – Помнишь, во Франции мы попали на фестиваль молодого вина?! Напились! Но никто этому не удивился. Говорили: «Вот русские, они так любят вино!» И нас с тобой всё угощали и угощали… Разве ты не помнишь этого?..
Она оторвала от кисти винограда несколько ягод и уже задумчиво посмотрела на него.
– Ты похудел. Сейчас тебе нужно только есть и спать… Ну, кто там еще?! – с досадой спросила она, услышав зуммер радиотелефона. Улыбнулась Плетневу ободряюще и вышла с кухни.
– Мама! – услышала она в трубке голос Дашеньки. – Мама, приезжай!
– Дашенька, солнышко мое, здравствуй! Дашенька, я пока не могу приехать. Но как только освобожусь, сразу приеду. Ты что сейчас делаешь, солнышко мое? Максим рядом?
– Нет, он гуляет!
– А бабушка? Бабушка рядом с тобой?
– Да!
– Здравствуй, Настя, – раздался в трубке голос Ираиды Михайловны, ее мамы.
– Мам, я постараюсь сегодня приехать, но не знаю, получится или нет?..
– Настенька, ты хотя бы понимаешь, во что ты снова впутываешься? Неужели тебе не хватило одного раза?..
– Значит, Нина уже всех обзвонила? – как бы про себя произнесла Настя. – Хорошо, я с ней поговорю…
– Мы волнуемся за тебя, дочка.
– Мам, ты всегда меня понимала. Поймешь и сейчас, – после короткого молчания отозвалась Настя.
– Настенька, Настенька, подумай о детях… – начала было Ираида Михайловна.
Но дочь оборвала ее:
– Мама, зачем ты так?.. Ты же знаешь, я всегда чувствовала, что найду его. И я все помню, мама! Когда Сережа был рядом, я чувствовала себя счастливой, чувствовала себя любимой. Мне было так хорошо! А когда он пропал, я рухнула в какую-то бездну, где бесы вокруг костров скачут… Разве это жизнь, мама? Ведь я помню совсем другую жизнь…
– Дочка, я не знаю, что тебе еще сказать, – с болью в голосе произнесла Ираида Михайловна. – Но нам с тобой нужно поговорить. Как только ты успокоишься, обязательно приезжай. И дети тебя ждут. И будь осторожна, дочка. А вдруг Нина не напрасно волнуется?
– Мама, не о чем беспокоиться! Не о чем! Я позвоню тебе позже. – Настя положила трубку на журнальный столик и судорожно перевела дыхание.
Волнение ее родных и близких можно было понять. Но в этот момент их навязчивая забота только раздражала ее. Чтобы немного успокоиться, она подошла к зеркалу и принялась поправлять прическу и макияж, какой-то задней мыслью понимая, что все еще привлекательна, и той же мыслью чувствуя волну возбуждения от близости по-настоящему любимого человека. Сейчас утренние мысли и переживания казались не просто незначительными, они были для нее смешны.
– А вот и я! – улыбнулась она, вернувшись на кухню. – Сережа, ну что же ты?! Ты к еде не притронулся. – Она обняла его и уткнулась в волосы. – Господи, от тебя и пахнет как прежде… Любимый ты мой, ну не пугай ты меня… Скажи хоть слово, хотя бы одно знакомое слово… Ты такую страшную игру придумал себе…
– Все очень вкусно, – негромко произнес Плетнев. – Но я на самом деле не голоден. И я не хочу стеснять вас.
– Милый ты мой. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя? Нет, этот путь мы пройдем вместе. Я покажу тебя лучшим врачам! Ведь мы так любили друг друга. Ты не помнишь, но нам завидовали. Как нам завидовали другие!.. Сереженька, когда ты пропал, жизнь моя опустела и только тогда я поняла, как трудно найти родного человека. И то, что я чувствую сейчас, не описать никакими словами!.. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя?.. Отпущу, чтобы снова оказаться одной… – в ее глазах блеснули слезы.
– Но я не тот, кого вы искали, – покачал головой Плетнев. – Я знаю, что я не тот, – перед его глазами стремительной лентой пронеслись воспоминания последних месяцев. – И я вас не помню… совсем…
Настя медленно выпустила его из объятия и вернулась на свое место. Какое-то время они молча сидели друг против друга. Настя смотрела на Плетнева, а тот сидел, опустив голову. И в эту минуту Настя испытывала какое-то странное чувство, словно находится во сне, вместе с тем понимая, что это все же не сон, а видения какой-то другой, параллельной жизни.
– Иногда мне кажется, что я вижу себя во сне, – сказала она, следуя за этим чувством. – Иногда мне кажется, что я до сих пор глупая двенадцатилетняя девчонка, которая зимним вечером заперлась в ванной, чтобы наворожить себе детей и мужа. В тот вечер я что-то увидела в зеркале и до сих пор смотрю в него и вижу эту жизнь. Помнишь, я рассказывала тебе, как мы с девчонками гадали?
– Нет, я не помню, – Плетнев поднял на нее взгляд.
– Господи, Сережа! – голос у Насти сорвался. – Зачем ты мучаешь меня?! Ты же все помнишь, я вижу это по твоим глазам… Зачем все это?! Зачем?.. – И уже не сдерживаясь, разрыдалась.
Она плакала, уткнувшись лицом в скатерть, а Плетнев смирно сидел напротив нее, чувствуя лишь неловкость и смущение.
Успокоилась Настя так же внезапно, как и разрыдалась. Посмотрела на него и взяла за руку:
– Позавтракаем позже. Ты ведь все равно не ешь. Идем, Сережа.
И он покорно сжал ее руку, и так, взявшись за руки, они вышли с кухни.
– Когда ты пропал, я сделала в квартире ремонт. Но картины остались те же. Помнишь… – Она осеклась, зная, что он снова начнет говорить, что не помнит ничего. – Эти картины мы с тобой выбирали. Ты так любил смотреть на них. Стоял в коридоре, курил и смотрел то на одну, то на другую.
Они какое-то время стояли возле картин в дорогих рамах. И Настя все время ждала, что Сережа улыбнется с облегчением и скажет: «А я вспомнил! Ты знаешь, я вспомнил этот пейзаж! Эту картину я купил тебе в подарок на День святого Валентина!» – и она тоже вздохнет с облегчением, услышав это.
Но он молчал и смотрел то на одну картину, то на другую, почти так же, как делал это раньше. Но точно так же сейчас он смотрел на весь остальной мир: переводил взгляд с одного предмета на другой, так и не осознав до конца, кто он и где находится.
– Хорошо, хорошо, идем, – произнесла она, не дождавшись от него ни слова в ответ.
Они прошли в гостиную. Настя усадила Плетнева на диван, а сама взяла с книжной полки несколько больших фотоальбомов.
– Посмотри, здесь наши фотографии. Из всех поездок, год за годом! – Она села рядом с ним и открыла первый альбом. – Это мы с тобой через неделю после того, как познакомились. Это ты, Сережа, ты! Узнаешь себя?
– Да, это я, – кивнул Плетнев.
– Ты знаешь, когда это было?
– Нет, я не помню.
– Шесть лет назад, Сережа. Шесть лет прошло, а я помню этот день, словно только вчера мы стояли с тобой возле этого фонтана. И дня не было, чтобы я не вспомнила о нас с тобой… А это наша дочь, Дашенька… Посмотри, Сережа, как она похожа на тебя. Посмотри, у нее такие же русые волосы и глаза твои – серые. А когда она сердится, они становятся стального цвета. Как у тебя. И характер твой, она спокойная, но в обиду себя не даст. Это наша с тобой дочь, Сережа. Скоро ты встретишься с ней… Ты не видел ее два года. Она теперь подросла. И она тоже не помнит тебя. И наверно, вы поладите друг с другом…
Но Плетнев смотрел на фотографию ребенка точно так же, как до того смотрел на картины. Тогда Настя резко взяла его за руку и прижала ее к своей груди.
– А это ты помнишь, Сережа? – Ее рука уверенно скользнула под его одежду. – Я знаю, это ты должен вспомнить, – шептала она, пытаясь возбудить его. – Мы оба должны вспомнить это, Сережа. Миленький ты мой, как же я по тебе скучала. – Настя повалила его на диван и крепко поцеловала в губы. Только на мгновение она замерла, увидев его глаза, увидев его покорный взгляд. – Нет, ты у меня придешь в себя! – У нее вдруг возникло непреодолимое желание привести его в чувство пощечиной. Но вместо этого она еще раз, но только уже осторожно и с нежностью поцеловала его в губы.
А Саша Колосов в это время сидел у себя на кухне. Сидел в башмаках и верхней одежде. У него не было ни сил, ни желания раздеться и разуться. На столе стояла початая бутылка текилы и вместительный бокал, на дне которого маслянисто блестело спиртное.
Он долил бокал до половины и залпом осушил его. Отер слезу, выбитую из глаза крепким напитком, и прошептал:
– Что ж теперь?..
Это была единственная фраза, произнесенная им после звонка Насте.
Спустя четверть часа он снова выпил и пробормотал:
– Не убивать же мне его…
И опять замолчал.
И наверняка это продолжалось бы до позднего вечера, потому что выпивки в его баре было достаточно. Но в два часа пополудни мобильник в его кармане загудел.
– Колосов слушает, – произнес он в трубку, даже не вспомнив о том, что договаривался с Харапцевым именно на это время.
– Саша, у вас ничего не изменилось? – спросил тот.
– У меня все в порядке, я приеду, – отозвался Колосов.
– Хорошо, я встречу вас на въезде в город, – сказал Харапцев.
– Обязательно, Владилен Иванович, – пьяно улыбнулся Колосов. – Я обязательно приеду, и вы обязательно встретите меня на въезде в город. Это случится, – он посмотрел на свои часы и пошевелил губами. – Через семнадцать часов тридцать минут и ни минутой позже! Засекайте время, Владилен Иванович!
– Саша, если вы передумали, я пойму, – осторожно произнес Харапцев.
– Нет, что вы, Владилен Иванович, – после пьяной тирады Колосов немного пришел в себя. – Я не передумал! Заняться мне абсолютно нечем, не водку же глушить… Приеду к вам, и мы на месте оценим возникшую ситуацию.
– Что ж, – в голосе его собеседника продолжало сквозить сомнение. – В таком случае позвоните мне, когда будете подъезжать к городу. Я буду ждать звонка.
– Владилен Иванович, можно вопрос?
– Конечно.
– Хотя нет… Это не телефонный разговор. Поговорим с глазу на глаз.
– Хорошо, Саша. Я жду вас.
Несколько мгновений собеседники слушали дыхание друг друга. Наверняка обоим было еще что сказать. Но наверняка все, что они могли добавить к сказанному, уже не относилось к телефонным разговорам.
Спустя эти несколько мгновений Колосов осторожно нажал на клавишу отбоя и улыбнулся:
– Мафия… А они все те же, да, Саша?.. – Он машинально потянулся к бутылке, но вовремя вспомнил, что впереди неблизкий путь. Вместо бутылки он снова взял в руки мобильник и позвонил главному редактору: – Аркадий Валентинович, в Клиничи я решил уехать сегодня.
– Хорошо, – откликнулся его собеседник густым басом. – Командировочные и все остальное получишь после того, как вернешься. Удачи, Александр! На рожон не лезь! Техника безопасности превыше всего! С врагами не пей! С друзьями тоже!
– Да-да, Аркадий Валентинович, я все прекрасно помню! Увидимся в понедельник, я думаю провести в Клиничах два дня, не больше. Если что-то изменится, поставлю в известность.
– Что ж, Александр, добавить мне нечего, – отозвался его собеседник. – Береги свою светлую голову!
– Да-да, Аркадий Валентинович, я помню! До свидания.
Колосов убрал телефон в карман и поднялся с табурета. В этот момент он неожиданно почувствовал такое невыносимое разочарование, что пожалел уже о том, что и наговорил спьяну лишнего первому собеседнику, и, как следствие, отзвонился второму.
– И куда несет меня?! К чему все это?.. – прошептал он. – Давно пора осесть в кабинете, править чужие статьи или завести колонку и отстрачивать в неделю по пять тысяч слов. И неважно уже, будут прислушиваться или не будут… А если бы и так, – уже с улыбкой произнес он. – Изменило бы это что-нибудь? – И продолжил воображаемый разговор с Настей Верес: – Мы оба гоняемся за синей птицей, милая моя. И оба уверены, что видели ее и знаем, куда именно она улетела.
Он прошел в кабинет, открыл ноутбук и отправил электронное письмо на рабочий адрес подруги:
«Настя, я все так же люблю тебя. Мы оба не правы. Но ты должна знать, что мне не больно. Хотя я разочарован».
Но в этот момент он не чувствовал ни боли, ни разочарования. Он неожиданно вспомнил, как встретил ее накануне нового, две тысячи шестого года на приеме у губернатора области. Встретил в тот момент, когда Настя уже перестала чувствовать в своей груди сердце. И их случайное знакомство в мае пятого года спустя восемь месяцев переросло в непростую, но все же связь.
Алкоголь незаметно выветрился из его крови. Спустя час, когда уже и пригороды остались за спиной, Колосов почувствовал себя вполне протрезвевшим.
– Валера, Валерочка, это движение вы снова делаете неверно, – с улыбкой произнесла Ксения Васнецова. – Сашенька, я сама покажу Валерию Петровичу, как это делается. – Она сменила партнершу высокого, полного мужчины и произнесла своим обволакивающим грудным голосом: – Правую ножку вы не ставите на носочек. Валера, вы забываете об этой существенной детали вальса. Давайте попробуем еще раз отработать это движение. Только вы не спешите, Валерочка. Я не меньше вашего хочу, чтобы в день свадьбы не только ваша невеста увидела крылья вашей любви. Это так романтично и уже уходит в прошлое.
– Ксения… – мужчина откашлялся. – Ксения Павловна…
– Валерочка, мы с вами говорили уже достаточно, – Васнецова с улыбкой приложила палец к его губам и незаметно повела партнера по кругу.
– Ксения, я должен поговорить с тобой и поговорить серьезно…
– Валерочка! – пропела его партнерша. – Сейчас для вас нет ничего серьезней предстоящей свадьбы!
– Ксения, не будет никакой свадьбы, – мужчина снова откашлялся. – После свидания я думаю только о тебе…
– Валерий Петрович, не было никакого свидания, – в лучистых глазах Васнецовой блеснул смех. – Просто мне стало любопытно, какой вы на самом деле. Валера, я боюсь разочаровать вас. Но я не получила удовлетворения. И не получала его с мужчиной ни-ко-гда!
