– И все же я хотел бы рассчитывать на твою щедрость ради этого корабля. Рассвет уже не за горами, и неприлично, чтобы человек, который правил здесь так долго, ходил при свете дня по улицам на следующее утро после своей отставки.
– Да будет так, – сказал Татхо. – Ты получишь мой убогий флот. Я мог бы пожелать, чтобы ты попросил меня о чем-то большем.
– Не флот, Татхо, – один маленький корабль. Поверь мне, большее число будет потрачено впустую.
– А теперь, – сказал Татхо, – я буду вести себя как тиран. Я сейчас здесь вице-король и буду действовать по своему усмотрению. Ты можешь уйти без всякого имущества – в этом отношении ничего не могу поделать. Но отбыть в Атлантиду без сопровождения ты не сможешь.
И вот, в итоге, поскольку выбор был за мной, я все-таки отправился на "Медведе", личном корабле Татхо, со всем остальным его флотом, плывущим в эскорте.
Но переход начался не сразу. Корабли стояли пришвартованными к каменным причалам внутренней гавани, начисто лишенные запасов, с измотанными экипажами, и было бы самоубийством заставлять их выходить в море.
Так что обходительность была соблюдена – корабль, на котором я находился, пристал ко входу в гавань и бросил там якорь в волнах фарватера; и тотчас же он и его сотоварищи набрали на берегу древесины и воды, вяленого мяса и рыбы и обновили все, что нужно, со всей возможной скоростью.
Для меня самого тогда, впервые за двадцать напряженных лет, наступила передышка от работы. У меня больше не было никаких связей со страной, где я трудился; более того, официально я ее уже покинул. Вникать в дела корабля было запрещено, так как все морские дела были исключительной собственностью Гильдии мореплавателей, закрепленной за ними королевским патентом и охраняемой самым тщательным образом.
Так что в моём распоряжении оставалось несколько часов, чтобы поглазеть (если захочу) на набережные, гавани, дворцы и пирамиды великолепного города, который я видел, как камень за камнем вырастал из фундаментов; или побродить взглядом по пастбищам и хлебным угодьям за стенами и с тоской посмотреть на густые леса позади, из которых поле за полем мы так утомительно вырывали нашу территорию.
Продолжит ли Татхо так хорошо начатую работу? Я верил в это, даже несмотря на его эгоистичные слова. И в любое время, при сиянии нашего Владыки Солнца или под звездами ночи, я мог свободно заниматься изучением высших тайн, на которые мы, члены клана жрецов, обучены настраивать свой ум без помощи книг или инструментов, изображений или храмов.
Оснащение флота проходило быстро. Говорят, что никогда еще корабли не ремонтировались, не конопатились и не переоборудовались с большей скоростью для плавания за океан. И действительно, прошло едва ли больше месяца с того дня, когда они зашли в гавань, вышли за стены и начали свое плавание на восток через холмы и долины океана.
Гребцов-рабов из Европы для такого долгого морского перехода сейчас не берут из-за трудностей с их пропитанием, поскольку современная гуманность запрещает позволять им есть друг друга в соответствии с обычаями своего континента, одни только паруса являются лишь неважным подспорьем. Но современная наука показала, как извлекать силу из Солнца, когда оно свободно от облаков, и это (способом, хранимым в тайне мореплавателями) заставляет втягивать морскую воду в передней части судна и выбрасывать ее с такой силой на корме, что корабль ощутимо продвигается вперед, даже при неблагоприятном ветре.
В другом вопросе навигация также значительно улучшилась. Теперь не нужно, как раньше, полностью полагаться на звездную ночь (когда не видно земли), чтобы найти направление. Была сделана маленькая фигурка, которая балансирует в носовой части каждого судна, с вытянутой рукой, постоянно указывая направление, где на небе находится Южный Крест. Таким образом, задавая угол, можно правильно проложить курс. У них есть и другие инструменты для определения верного положения на океанских просторах, ведь современный мореплаватель, находясь в море, мало доверяет богам и полагается на свой ум и сообразительность.
И все же забавно наблюдать, как даже в наши дни эти проворные парни в последний раз прощаются с портовым городом. Корабль погружен, все готово к выходу в море, они моются и надевают все свои бравые одеяния. Они сходят на берег, их лица озарены благочестием, и ищут какой-нибудь малоизвестный храм, чей Бог мало пришелся по вкусу жителям побережья, и здесь они с шумом и пышными возлияниями приносят жертву. И, наконец, следует пир в честь бога, и они возвращаются на борт, и выходят в море по большей части пьяные, и все навеселе и отяжелевшие от обжорства и прочих излишеств.
Это плавание сильно отличалось от моих предыдущих морских походов. Здесь не было робкого проползания вдоль берегов. Мы шли прямо через открытый морской залив по направлению к дому, подходили к полосе Карибских островов и уверенно шли через них, как будто они были указателями, обозначающими морскую дорогу, и останавливались только дважды, чтобы пополнить запасы мяса, воды и фруктов. Эти товары дикари тоже приносили нам охотно, настолько велико было их повиновение, и ни в одном месте у нас не было даже видимости ссоры. Это было прекрасным свидетельством растущей мощи Атлантиды и ее лучшей морской колонии.
Затем мы смело двинулись в путь по бескрайнему океану, ни разу не принеся жертву, чтобы умолить богов помочь нашему продвижению. Можно было бы порицать этих суровых мореплавателей за их нечестивость, но нельзя было не восхищаться их неутомимым мастерством и уверенностью.
Опасности пустынного моря распределяются по воле богов, и человеку остается только принимать их по мере их поступления. Мы сталкивались со штормами, и мореплаватели боролись с ними с упорной стойкостью; дважды пылающий камень с небес с шипением падал в море рядом с нами, не причинив вреда ни одному из наших кораблей; и, что было неизбежно, огромные морские звери охотились на нас с присущей им свирепостью. Но только один раз мы понесли материальный ущерб от этих тварей, и это было тогда, когда три больших морских ящера напали на "Медведя", корабль, на котором я путешествовал, одновременно.
Время их появления пришлось на палящий полуденный зной, и Солнце было в полной своей мощи, наши машины получали от него максимальную энергию. Судно двигалось вперед быстрее, чем может идти человек на суше. Если бы не сила, с помощью которой оно летело вперед, оно стояло бы на месте, когда его заметили звери. Их было трое, как я уже сказал, и мы видели, как они появились над изгибом горизонта, взбивая море в пену своими ластами и размахивая своими огромными шеями, как мачтами, во время плавания. Наш флот был растянут в длинную линию кораблей, и в старые времена каждый из зверей выбрал бы себе отдельную добычу и отправился за ней; но, как и человек, эти звери научились необходимости воевать, и теперь они охотятся стаей и не разделяют свои силы.
Было ясно, что они направляются к нашему кораблю, и Тоб, капитан, велел мне идти в дальнюю часть судна и там обезопасить себя от их нападения. Он был ответственен перед лордом Татхо, сказал он, за мое безопасное передвижение; несомненно, звери задумают захватить кого-нибудь из корабельной команды, прежде чем насытятся; и если это случится с лордом Девкалионом, ему (капитану) тогда придется добровольно отдать себя зверям, чтобы избежать мучительной смерти от рук Татхо впоследствии.
Однако я был настроен решительно. Человек никогда не может получить слишком много опыта в борьбе с врагами, будь то люди или звери, а нападение этих существ было для меня в новинку, и я желал узнать его метод. Поэтому я передал капитану письмо к Татхо, в котором рассказал, как обстоят дела (за что, надо сказать, этот суровый парень был мне весьма признателен), и остался сидеть в своем кресле под тентом.
Звери набросились на нас, разинув пасти, и все корабельщики встали на защиту. Они подошли к нам вплотную: две самки (поменьше) – с одного фланга судна, гигантский самец – в одиночку с другого. Их огромные головы вздымались так высоко, что достигали верхушек парусов, а от их зловония возникала физическая тошнота.
Корабельщики встретили чудовищ с непоколебимым мужеством. Стрелы были бесполезны против гладкой, похожей на бычью шкуру кожи. Даже метательный огонь не мог их опалить, ничто, кроме двадцати ударов топора, нанесенных по голове нападающего монстра, не могло отбросить его назад, да и те были успешны лишь благодаря огромной массе металла и не наносили даже царапины.
Во все времена звери оспаривали у человека господство на земле, и только в Атлантиде, Египте и Юкатане человек осмелился взять себя в руки и сразиться с ними разумом, укрепленным многими предыдущими победами. В Европе и средней Африке огромные звери держат полное господство, а человек признает свою ничтожную численность и силу, и живет в земных норах и на вершинах деревьев, как признавался один из беженцев. А на великих океанах звери – полновластные властелины, не знающие границ.
И все же здесь, на этом пустынном море, хотя гигантские ящеры были для меня в новинку, мне было приятно сопоставить свои знания о войне с их грубой силой и отвагой. С тех пор как первые люди начали вести свои дела в больших водах, они следовали своим инстинктам, отчаянно сражаясь с чудовищами. Трусливо прятаться в трюме было бесполезно, потому что если враги не могли найти людей на палубе, чтобы их проглотить, они разбивали корабль с помощью своих конечностей, и все погибали. Поэтому было решено, что бой должен вестись настолько отчаянно, насколько это возможно, и что он может закончиться только тогда, когда звери получат свою добычу и уйдут довольные.
Вот в таком одностороннем конфликте я и оказался, и снова почувствовал радость от того, что мои руки в действии. Но после того как мой топор нанес несколько дюжин сильных ударов, которые, учитывая степень их повреждения, могли бы быть нанесены по городской стене или даже по самому ковчегу Тайн, я пошарил вокруг себя, пока не нашел копье, и с его помощью сыграл совсем по-другому.
Глаза у этих ящериц маленькие и расположены глубоко в костяной впадине, но я счел их уязвимыми, и атаковал именно глаза зверя. Палуба была скользкой от их отвратительной слизи. Команда металась в битве и, кроме того, постоянно выступала предо мной в качестве вала из-за угроз капитана Тоба. Но я сделал несколько резких выпадов копьем, чтобы показать, что я не желаю, чтобы моя воля была подавлена, и вскоре получил пространство для маневра.
Я намеренно оказался в поле зрения одной из ящериц и предложил свое тело для атаки. Вызов был принят. Она налетела, как падающий камень, а я увернулся и вогнал копье в ее маслянистый глаз.
Я возблагодарил богов за то, что меня обучали владению копьем, пока прицеливание не стало для меня делом инстинкта. Лезвие попало точно в цель и застряло там, а древко сломалось у меня в руке. Чудовище отплыло, ослепленное и ревущее, и било по морю ластами. В огромном пенистом потоке я увидел, как оно изогнуло свою длинную шею и ткнулось головой (с копьем) в спину, претерпевая тем самым новые мучения, но не вырвав оружия. А затем, обнаружив, что это бесполезно, она с необычайной быстротой направилась туда, откуда пришла, и быстро уменьшалась на фоне горизонта.
Самец и другая самка ящерицы также покинули нас, но не в таком бедственном положении. Тоб, капитан, видя мою решимость идти на риск, нарочно засунул в пасть каждой из них по корабельщику, чтобы они насытились и ушли. Было ясно, что Тоб очень опасался за свою шкуру, если я попаду в беду, и я с теплом в сердце подумал об угрозах, которые Татхо, должно быть, использовал в своей заботе о моей безопасности. Приятно, когда старые друзья не обходят вниманием такие мелочи.
Глава 3. Вражеский флот
Итак, когда мы подошли к берегам Атлантиды, хотя Тоб с помощью современных приборов совершил выход к ним с удивительной ловкостью и точностью, оставалось еще около десяти дней пути, в течение которых мы должны были проложить обратный курс, пока не пришли к тому морскому заливу, на берегу которого находится столица Атлантиды.
Вид этой земли и дыхание земли и травы, которое доносилось от нее с бризом, были, я полагаю, по воле богов, средством спасения жизни всех нас. Ибо, как это бывает при длительных плаваниях через океан, многие из нашей корабельной команды умерли, и еще большее число заболело цингой из-за слишком сильной качки или (как считают некоторые) из-за соленой, неправильной пищи, присущей кораблям. Но этих последних вид и запахи земли необычайно взбодрили, и из беспомощных бревен, неспособных двигаться даже под ударами бича, они снова стали активными, способными помогать в работе на корабле и с жаждой (когда пришло время) сражаться за свою жизнь и за свои корабли.
С того момента, как я был низложен на Юкатане, несмотря на заверения Татхо, у меня в голове были сомнения относительно того, какого характера будет мой прием в Атлантиде. Но я отнесся к этому событию будущего без тревоги: все было в руках богов. Императрица Форенис могла быть верховной на земле; она могла сделать так, чтобы моя голова была снесена с плеч в тот момент, когда я ступлю на берег; но мой Господин Солнце был выше Форенис, и если моя голова упадет, то только потому, что Он решил, что так будет лучше. Поэтому во время плавания я не беспокоился по этому поводу, а продолжал спокойно изучать высшие тайны с ненапряженным умом.
Но когда наш флот проделал значительный путь и подошел к двум огромным мысам, обозначавшим вход во внутренние воды, там, всего в двух днях пути от столицы Атлантиды, мы встретили другой флот, который, без сомнения, ждал нашего прибытия. Корабли стояли на якоре в бухте, которая давала им укрытие, но у них были разведчики на возвышенности, которые предупредили о нашем приближении, и когда мы обогнули мыс, они стояли наготове, чтобы преградить нам путь.
Сейчас у нас было только пять кораблей, остальные погибли во время шторма или отстали, потому что все их экипажи умерли от цинги, а у чужеземцев было три прекрасных корабля и три галеры со множеством весел на каждой. Они были чистенькими, блестящими и черными, наши же корабли были потрепаны штормом и измочалены непогодой, а днища их поросли океанской травой. Наши корабли вывесили цвета и знаки Татхо и Девкалиона открыто и без тени смущения, чтобы все, кто смотрит, могли знать их происхождение и предназначение, но другой флот шел без знамен и знаков, как будто это были какие-то ничтожные существа, испытывающие стыд за свое происхождение.
Ясно также, что они не пропустят нас без боя, и в этом не было ничего необычного; ведь на морях не действуют законы, и брат на одном корабле чувствует себя вполне вправе преследовать своего брата на другом судне, если встретит его вдали от берега, особенно если тот брат возвращается домой с грузом из набега или торгового похода. Итак, Тоб с помощью системы и методов привел наше судно в боевое состояние, а остальные четыре капитана сделали то же самое со своими и приблизились к нам, образовав плотный строй эскадры. У них не было желания вдыхать запах рабства, раз уж плавание подошло к концу.
Господь наш Солнце сияло, давая полную скорость кораблям, словно желая, чтобы дело продолжилось, и два флота быстро приблизились друг к другу, три галеры держались позади, не отставая от своих товарищей. Но когда нас разделяло около сотни футов, другой флот остановился, а одна из галер, шедшая впереди, спустила с мачт зеленые ветви, ища перемирия.
Ход был необычным, но мы, в нашем избитом морем состоянии, не были флотом, чтобы без нужды затевать драку. Поэтому хриплыми морскими криками было передано приветствие, и мы тоже остановились, а Тоб поднял засохшую палку (которая должна была выполнять функцию зеленых веток), чтобы показать, что мы готовы к разговору и будем уважать посланника.
Галера приблизилась, развернулась и пошла задним ходом, пока ее корма не уперлась в поручень нашего борта, и один из ее людей взобрался на палубу и спрыгнул вниз. Это был щеголеватый парень, молодой и буйный, пышущий здоровьем от сухопутной еды, и он оглядел нас с усмешкой по поводу нашей морской ловкости и с изрядной самоуверенностью. Затем, увидев Тоба, он кивнул, как при встрече со знакомым.
– Старина, – сказал он, – твоя женщина ждет тебя на набережной в Атлантиде, вон там, с четырьмя молодыми людьми за спиной. Я видел ее не далее как полмесяца назад.
– Ты пришел сюда не для того, чтобы сообщить мне новости о семье, – сказал Тоб, – в этом я готов поклясться. Я выпил с тобой достаточно, Дейсон, чтобы хорошо знать, на сколько ты любезен.
– Я хотел сказать тебе, что твой дом по-прежнему на месте, и твоя жена и дети готовы принять тебя.
– Я не из тех, кто забывает об этом, – мрачно ответил Тоб, – и потому, что я всегда держу их в уме, я не раз ходил на этом корабле против пиратов, когда, если бы я был одиночкой, я мог бы довольствоваться рабством.
– О, я знаю, что ты достаточно отчаянный парень, – сказал Дейсон, – и могу признаться, что если дело дойдет до драки, мы потеряем пару человек, прежде чем доставим тебя и твоих калек к себе, а твои сумасбродные корабли с успехом потопим. Наш флот должен выполнять свои приказы, и причина моего прибытия такова: мы хотим узнать, поступите ли вы разумно и дадите ли нам то, что мы хотим, и таким образом вам будет позволено продолжить свой путь домой с неподрезанной и не смоченной кровью кожей?
– Вы пришли не к той птице, чтобы ощипать ее, – сказал Тоб с тяжелым смехом. – Мы не взяли на борт ни сокровищ, ни товаров в Юкатане. Мы простояли в гавани ровно столько, чтобы излечиться от морской болезни и пополнить запасы еды и воды, и не больше. Мы вернулись назад, как и уплыли, пустыми кораблями. Вы мне, конечно, не поверите; да и я бы вам не поверил, если бы мы поменялись местами, но вы можете зайти в трюмы и поискать, если хотите. Вы не найдете там ничего, кроме нескольких бедных матросов, полуразложившихся от цинги. Нет, ты не сможешь украсть здесь ничего, кроме удара, Дейсон, и мы дадим тебе его, даже не задавая лишних вопросов.
– Я рад видеть, что вы указываете столь малую стоимость вашего груза, – сказал посланник, – ибо именно этот груз я должен взять с собой на галеру, если вы хотите заслужить безопасный путь домой.
Тоб ссутулил брови.
– Тебе лучше говорить яснее, – сказал он. – Я обычный моряк и не понимаю вычурных речей.
– Ясно, – сказал Дейсон, – что тебе поручено вернуть Девкалиона в Атлантиду в качестве опоры Форенис. Ну, а мы, остальные, считаем, что против Форенис и без подкрепления достаточно трудно бороться, и поэтому мы хотим, чтобы Девкалион находился под нашей опекой, чтобы мы сами с ним разобрались.
– А если я поступлю как скряга и откажу вам в этой части моего груза?
Посланец оглядел разбитый в клочья корабль и потрепанный флот рядом с ним.
– Тогда, Тоб, мы отправим вас всех к рыбам в самое ближайшее время, и вместо того, чтобы Девкалион стоял перед богами в одиночестве, он пойдет ко дну с прекрасной потрепанной компанией, хромающей по его пятам.
– Я сомневаюсь в этом, – сказал Тоб, – но посмотрим. Что касается того, чтобы позволить тебе забрать моего лорда Девкалиона, то об этом не может быть и речи. Во первых, если я отправлюсь в Атлантиду без Девкалиона, мой другой повелитель, Татхо, вернется в один из этих дней, и в его руках я помру самой медленной из медленных смертей; Во-вторых, я видел, как мой господин Девкалион убил огромного морского ящера, и он показал себя в тот день таким достойным человеком, что я не отдам его против его воли даже самому Татхо; и в-третьих, ты должен мне за свою долю в нашей последней выпивке на берегу, и я увижу тебя у низших богов, прежде чем дам тебе что-нибудь, пока ты не рассчитаешься по этому счету.
– Ну, Тоб, надеюсь, ты утонешь без проблем. Что касается твоей жены, то она мне всегда нравилась, и я знаю, как найти ей применение.
– Я тебе за это шею сверну, сукин сын, – сказал Тоб, – и если ты не уберешься с этой палубы, я сверну ее прямо здесь.
– Уходи, – крикнул он, – ты, отец обезьяньих отпрысков! Убирайся, и дай мне сразиться с тобой по-честному, или, клянусь честью, я выбью из тебя внутренности и заставлю твою тупую команду носить их как ожерелья.
После этого Дейсон отправился на свою галеру.
Тоб быстро запустил машину на нашем "Медведе" и стал раздавать приказы направо и налево другим кораблям. Экипаж, может быть, и ослаб от цинги, но они охотно повиновались. Мгновенно все пять судов были приведены в движение, и, поскольку Солнце светило ярко, они быстро набрали полный ход. Весь наш небольшой флот сошелся, выделив одно судно противника, и оно, не будучи готовым к столь стремительной атаке, дрогнуло и попыталось повернуть и убежать в сторону, вместо того чтобы встретить нас носом. В результате все наши пять кораблей вместе ударили в борт, разрывая обшивку своими подводными таранами, и потопили судно, прежде чем мы успели убраться подальше от места столкновения.
Но если мы таким образом свели число вражеских кораблей к пяти и сравняли их с нашим, преимущество недолго оставалось за нами. Три проворные галеры выстроились в линию: кнуты их боцманов трещали, когда рабы нагибались к веслам, и вскоре один из наших кораблей был вспорот и потоплен, а люди на нем погибали в воде без надежды на спасение.
А затем началась жестокая рукопашная схватка, которая согрела бы сердце величайшего из живущих воинов. Корабли и галеры сцепились друг с другом и лежали на вздыбленных волнах, словно разумные животные. Люди на их борту пускали стрелы, рубили топорами, кололи и кромсали мечами, бросали метательный огонь. Но во всех отношениях бой сходился на "Медведице". Именно на нее враг направил самую яростную свою злобу; именно к "Медведю" устремились остальные команды флота Татхо, когда их собственные суда загорелись, были потоплены или захвачены.
Битва – старая знакомая для нас, членов Клана Жрецов, и для тех из нас, кому пришлось отвоевывать территории для новых колоний, она случается достаточно часто, чтобы разбудить даже самый богатырский аппетит. Поэтому я могу говорить как человек с опытом. До этого момента, на протяжении половины жизни, я слышал, как мужчины выкрикивали "Девкалион" в качестве боевого клича, и на своем веку видел несколько бурных схваток. Но этот морской бой удивил даже меня своей дикой свирепостью. Мрачная, изменчивая стихия, окружавшая нас, качающиеся палубы, на которых мы сражались, метательный огонь, сжигавший своим ужасным пламенем и плоть, и дерево, огромные прожорливые птицы-людоеды, висевшие в небе над головой, рыбы-людоеды, поднимавшиеся из окружающего моря, пожиравшие и бившиеся за тех, кто падал в воду, – все это составляло условия, способные устрашить самых храбрых воинов, когда-либо собранных в армию.
Но эти стойкие корабельщики встретили все это с несгибаемым мужеством и ни разу не дрогнули. Жизнь на морях так тяжела и (если судить по зверям, которые обитают в великих водах) так полна страшных опасностей, что смерть потеряла для них добрую часть своего ужаса из-за простой привычки. Они были парнями, которые из чистой жажды схватки дрались до конца между собой в тавернах на берегу; так и здесь, в этом отчаянном морском бою, страсть к убийству пылала в них, как огненный камень с небес бушует в лесу, и даже свои смертельные раны они принимали со смехом.
С нашей стороны боевой клич был "Тоб!", и имя этого малоизвестного капитана корабля, казалось, несло в себе такую уверенность для наших экипажей, которой мог бы позавидовать многие известные командиры. У врага была дюжина призывных криков, и они сбивали их с толку. Но поскольку другие командиры кораблей один за другим погибали, а Дейсон оставался, активно действуя, "Дейсон!" стал криком, который раздавался в ответ на наше "Тоб!"
Однако я не буду загружать свою книгу дальнейшим длинным рассказом об этой малоизвестной морской схватке, единственной достопримечательностью которой была ее жестокость. Один за другим все корабли с обеих сторон были потоплены или погибли со всеми своими людьми, пока, наконец, не остались только галера Дейсона и наш "Медведь". На данный момент ситуация складывалась таким образом, что над нами одержали верх. У нас оставалось несколько человек из всех, кто был в составе флота, когда он отплыл из Юкатана, а враг взял нас на абордаж и сделал палубы "Медведя" полем боя. Но они были слишком заняты метательным огнем, и вскоре, когда мы с яростью набросились друг на друга, дым и пламя от самого прочного судна дали нам ясно понять, что его уже не спасти.
Но Тоб не унывал.
– Пусть они остаются здесь и жарятся, если хотят, – крикнул он со своим громогласным смехом, – но для нас теперь вполне достаточно галеры. Охраняйте Девкалиона и идемте со мной, товарищи!
– Тоб! – закричали наши товарищи в упоении боевого безумия, и я тоже не мог удержаться, чтобы не крикнуть "Тоб!" в качестве своего боевого клича.
Для меня изменилось то, что я не был лидером, но зато было роскошью хоть раз сражаться рядом с этим Тобом, несмотря на его непристойную внешность и намерения. Новый натиск было не остановить, хотя продвижение все еще было медленным. Тоб своим окровавленным топором прорубал дорогу впереди, а мы, остальные, с жаждой битвы, наполнявшей нас до подбородка, неистовствовали, как фурии, следуя за ним. Боги! Какая это была битва!
Десять из нас добрались до галеры, и пламя и дым от несчастного "Медведя" хлестали нам по пяткам. Мы разворачивались и наносили бешеные удары по всем, кто пытался следовать за нами, и рубили захваты, удерживавшие суда в их объятиях. Морские волны оттолкнули "Медведя".
Рабы, прикованные к скамьям на гребных галерах, не проявляли интереса ни в одну, ни в другую сторону и смотрели на состязание с тоскливым беспокойством, разве что когда какой-нибудь шальной снаряд находил себе место среди них. Но горстка бойцов отчаянно карабкалась на борт галеры вслед за нами, предпочитая любую другую участь огненной смерти на "Медведе", и с ними надо было быстро разобраться. Троих, в которых еще не угас боевой пыл, пришлось убить, чтобы не мешали; пятерых, бросивших оружие в море, приковали к веслам вместо погибших рабов; и только Дейсону была уготована своя судьба.
Битва в нем угасла, он вскинул руки к морю и угрюмо стоял, готовый к тому, что может случиться, и тут к нему подошел Тоб с ликующим лицом.
– Хо, приятель Дейсон, – крикнул он, – час назад ты много болтал о моей жене, которая живет вместе с моими детьми на набережной в Атлантиде, вон там. Теперь я предлагаю тебе приятный выбор – либо я отведу тебя домой и расскажу ей о том, что ты сказал перед всей корабельной командой (которая по большей части уже мертва, бедняги!), и оставлю ее, чтобы она сделала с твоей тушей все, что сочтет нужным, в качестве платы; либо, как другой вариант, я сам разберусь с тобой прямо здесь.
– Я благодарю тебя за этот шанс, – сказал Дейсон, опустился на колени и подставил свою шею под топор.
Тоб отрубил ему голову и прикрепил ее к крюку галеры в знак того, что он сделал. Тело он бросил за борт, и одна из больших птиц-людоедов, что парили неподалеку, подхватила его и улетела с ним в свое гнездо среди скал. И вот мы были на свободе, могли подкрепиться фруктами и свежим мясом, которые предложили на галере, в то время как рабы-гребцы направили галеру по направлению к столице.
В заднем отсеке был винный погреб, и я наполнил рог и вылил немного к ногам Тоба в знак приветствия.
– Мой друг, – сказал я, – ты продемонстрировал мне хорошую битву.
– Спасибо, – сказал он, – и я знал, что вы знаток. Бой был хорош, пока длился, и, учитывая, что мои парни в большинстве своем страдали от цинги, я скажу, что они сражались достойно. Я потерял флот милорда Татхо, но думаю, Форенис исправит положение. Если те, кто против нее, потратили столько сил, чтобы убить милорда Девкалиона, прежде чем он смог прийти ей на помощь, то я могу предположить, что она не поскупится на радости, когда я поставлю Девкалиона в целости и сохранности, пусть и немного помятого и забрызганного кровью, на причал.
– Боги знают, – сказал я, ибо я никогда не имею обыкновения обсуждать политику с нижестоящими, даже если этикет на мгновение ослаблен, как это было тогда под влиянием битвы. – Боги решат, что лучше для тебя, Тоб, так же, как они решили, что мне лучше отправиться в Атлантиду.
Моряк держал в руке рог, наполненный вином из винного меха, и, как мне кажется, хотел возлить напиток к моим ногам, так же как и я к его. Но он передумал и вместо этого опорожнил его в глотку.
– Эта битва вызывает жажду, – сказал он, – и этот напиток очень полезен.
Я положил руку на его перемазанную кровью руку.
– Тоб, – сказал я, – приду ли я снова к власти или завтра отправлюсь в тюрьму – это зависит только от богов, но послушай, что я тебе скажу: если мне представится возможность выразить свою благодарность, я не забуду, как ты служил мне в этом плавании и как ты сражался сегодня.
Тоб наполнил еще один пузатый рог и выплеснул его к моим ногам.
– Это достаточная гарантия для меня, – сказал он, – что моя женщина и дети никогда не будут нуждаться с этого дня. Воистину, владыка Девкалион не для плахи!
Глава 4. Прием Форенис
Теперь я могу сказать со всей правдивостью, что до тех пор, пока соперничающий флот не встретил нас в устье залива, я мало думал о своей значимости как о наймите для императрицы. Но то, что эти корабли поджидали нас, и дикая жестокость, с которой они сражались, дабы я оказался в их руках, были предзнаменованиями, которые не смог бы не прочесть и слепой. Было ясно, что я должен сыграть важную роль в судьбе государства.
Но если за нашим приходом следили враги, то, похоже, что и Форенис располагала своими разведчиками; они увидели нас с гор и принесли весть в столицу. Морской рукав, у истоков которого стоит огромный город Атлантида, сильно варьируется по ширине. В тех местах, где горы закипели и отправили свое текучее содержимое вниз, образовав внизу твердый камень, русло едва достигает ширины реки, а дальше, на протяжении следующего полудневного плавания, оно расширяется, превращаясь в озеро, берега которого едва видны. Кроме того, русло его извилисто, и гонец, знающий дорогу через равнины, болота и между дымящимися холмами, что лежат вдоль берега, и не попавший под огненные потоки, или воду, или бродячих зверей, мог доставить новости по суше от морского побережья до столицы гораздо быстрее, чем даже самые проворные галеры могли бы переправить их по воде.
Конечно, существовал большой риск, что одинокий путешественник не сможет благополучно добраться по суше, если ему придется пожертвовать всеми предосторожностями ради скорости. Но Форенис не скупилась на гонцов. Она послала отряд из двадцати человек на мыс, с которого открывается вид на вход в пролив; они отправились с вестями, каждый по своему маршруту, и это многое говорит об их скорости и ловкости, поскольку не менее семи из этих проворных парней прошли с вестями без потерь, а из остальных, как говорят, выжило только трое.
Но об этом мы тогда ничего не могли знать, и шли дальше, полагая, что наше появление осталось незамеченным. Рабы на борту галеры были по большей части дикарями из Европы, и запах от них был настолько неприятен, что плавание потеряло всякую приятность, кроме того, ветер нес с собой бесконечное количество мелкого песка с какой-то извергающейся огненной горы, и мы стремились по возможности не задерживаться. Кроме того, если можно в этом признаться, не будучи чрезмерно униженным, несмотря на то, что благодаря своему священническому образованию я был научен стоицизму и знал, что все будущее находится в руках богов, я все же, по человеческим меркам, испытывал огромное любопытство относительно того, какова будет процедура моего собственного приема в Атлантиде. Я мог представить, как меня возьмут в плен при высадке на берег, и я предстану перед официальным судом, чтобы ответить за свое обращение с колонией Юкатана; я мог представить, как я сойду на берег неизвестным и незамеченным, и после положенного времени буду отправлен императрицей, чтобы приступить к новым обязанностям; но как меня примут на самом деле – об этом я даже не догадывался.
Однажды утром, на рассвете, мы подошли к вершине священной горы с отблесками вечных огней, стоящей за городом, и кнуты боцманов защелкали сильнее, чтобы эти агрессивные рабы придали галере последний рывок. Ветер был неблагоприятный, и парус нельзя было поставить, но и на одних веслах мы шли довольно резво, а бока священной горы становились все длиннее, и вскоре вершины пирамид в городе, башни высоких зданий, стали видны, словно плыли по сверкающей воде. Прошло двадцать лет с тех пор, как я в последний раз видел Атлантиду, и мое сердце затрепетало при мысли о том, что я снова ступлю на ее брусчатку.
Великолепный город вырастал из моря по мере нашего приближения, и с каждым взмахом весел берега становились все ближе. Я увидел храм, где меня впервые посвятили в мужчины, я увидел пирамиду, в сердце которой меня посвятили в малые тайны, затем (по мере того, как становились различимы более мелкие предметы) я различил дом, где отец и мать растили меня, и мои глаза затуманились от воспоминаний.
Мы остановились за белыми стенами гавани, как и полагается по закону, и рабы тихо пыхтели и всхрапывали над веслами. Для судов, стоящих в таком месте, как правило, предостаточно времени для ожидания, ведь капитан порта, как правило, настолько не уверен в собственном достоинстве, что ему приходится заставлять людей ждать, чтобы доказать им это. Но в нашем случае, похоже, нас ожидала лодка капитана порта. С двух башен у входа в гавань прозвучал сигнал, цепь, висевшая между ними, была спущена, и из-за стен выскочила десятивесельная лодка с такой скоростью, какую только могли дать весла. Она подплыла к берегу, и тут же раздались вопросы:
– Это, должно быть, галера Дейсона?
– Так и есть, – ответил Тоб.
– О, я вижу голову самого Дейсона на твоем бакштаге, – сказал капитан порта. – Вы были капитаном у Татхо?
– И все еще являюсь таковым. Флот Татхо был отправлен Дейсоном и его друзьями на морское дно, и мы воспользовались этой вонючей галерой, чтобы закончить плавание, поскольку она была единственным судном, оставшимся на плаву.
