Дмитрий Александров "Салыуй"

Салыуй
Дмитрий Александров

Бывший водолаз, собака, «Нива», катер и дорогое ружьё в обитом железом ящике – жизнь на тихом уральском озере идёт своим чередом, своим порядком. В один весенний ясный день порядок этот нарушает загадочный молодой охотник со взглядом ребёнка…Мистика, любовь, древние легенды, таинственные силы и природа Урала в новой повести Дмитрия Александрова.

Дмитрий Александров

Салыуй

Часть первая

Глава 1. Тающий снег

Никто не знал, откуда взялся на Пайтыме Егор. В апрельский полдень он вышел из тёплого оттаивающего леса к озеру и постучал в ворота пайтымской спасательной станции. Залаял Чавач, загромыхал цепью, но, подлетев к воротам, вдруг умолк.

– Кто?! – крикнул начстанции Старорук, недовольный тем, что его отрывают от работы. Он бросил тряпку на дно перевёрнутой лодки и, вытирая руки о штаны, пошёл открывать.

На станции Иван Иванович Старорук жил один. Изредка у него останавливались приятели из местных небольших дельцов. По нескольку дней они проводили в обыкновенных развлечениях: рыбалке, охоте, а большей частью пьянстве. Станция держалась на них да на друге – начальнике местной ГИМС[1 - ГИМС – Государственная инспекция по маломерным судам. Кроме контроля за эксплуатацией маломерных судов, осуществляет надзор за пристанями, пляжами, мостами, участвует в поиске и спасении людей на водных объектах.], который хотя и не мог платить денег, по крайней мере оставлял всё как есть. Вопреки алкоголю и табаку сохранивший к своим сорока семи отличное здоровье, бывший водолаз-монтажник Иван Старорук нашёл свою счастливую жизнь, всецело ей отдавался и не любил посторонних.

Взглянув на отбежавшего от забора и как-то сжавшегося Чавача и двинув, чуть освобождая, загнанный в колоду топор, Иван Иваныч отодвинул длинный штырь засова и приоткрыл ворота.

– Ну? Ты кто? – спросил он у темноволосого парня лет двадцати трёх – двадцати четырёх, одетого в выцветшие какие-то стройотрядовские, советского времени, бежевые брюки и одинаковую с ними куртку поверх зимнего тельника.

– Я Егор. Хотел у вас пожить – пустите?

Иван Иваныч повёл бровью, сунул руки в карманы:

– С чего это?

– Мне бабушка в посёлке сказала, что можно у вас остановиться. Что домики есть у озера.

– Незнакомых я не беру. Ступай, – начальник станции собрался было закрыть ворота, но Егор вытянул вперёд руку. На его раскрытой ладони лежал небольшой мешочек.

– Заплачу. Надо здесь до осени пожить. Пустите?

Иван Иваныч пожевал губу, помедлил, раздумывая, не прогнать ли. Затем глянул сурово в глаза странному парню, взял мешочек, не сразу распутал завязки, раскрутил плотную ткань: внутри лежали золотые самородки.

– Это золото. Должно быть, не самое лучшее… Хватит столько? – Егор чистыми тёмно-карими глазами смотрел на начальника станции, не выказывая никакого стеснения или страха.

– Ты что? – снова впился в него глазами Старорук. – Это шутка какая-то? Я, брат, шуток не люблю.

Повисла пауза. Сзади зазвенела цепь: Чавач осторожно выглянул из конуры.

– Значит, не шутка?

Егор молча мотнул головой:

– Я честно говорю. Золото моё. Ещё помочь могу: рыба, дрова, стройка.

– Странно, – произнёс вслух Иван. Он закрутил мешочек обратно и раздумывал, что следует делать.

Старорук не был жадным до денег человеком, однако поселяя на своей территории какого-нибудь коммерсанта, не стеснялся сразу с него спросить. «На лебёдку, электричество, да избу вон там сложить», – прибавлял он, объясняя как бы, что берёт не с потолка. Теперь же приличные, кажется, деньги ему почти что навязывали. «Он понимает ли, сколько здесь, если золото настоящее?» – думал Иван Иваныч, прикидывая, откуда мог взяться такой странный человек: одежда Егора, современный на вид рюкзак, висевший за плечами, противоречили во всём самой ситуации, которая допускала, например, подозрительного старателя, а может быть, старца, невесть из какой глуши вылезшего, но только не молодого парня, похожего на туриста.

– Ну допустим, – решился он наконец частью из-за того, что как раз имел намерения, требовавшие вложений, а частью из простого любопытства. – Нет за тобой какого греха? Не в бегах случайно?

– Нет.

– А чего именно ко мне? Вон, в той стороне дачи…

– Хочу на озеро.

Иван качнул головой, как бы дивясь происходящему, но настороженность его пропала, а когда такое случалось, Старорук становился хозяином радушным и хлебосольным.

– Ладно, поживи, – он сунул мешочек в карман, развернулся и пошёл к дому. – Ворота закрой. Меня Иваном звать.

Глава 2. Спасательная станция

Под управлением у начстанции было метров триста побережья, а сказать по правде, весь Пайтым: Старорук выпивал и с местной милицией, и с «бизнесом»; он имел какое-то не отмеченное нигде право начальствовать над будто забытым всеми озером. Забытым, потому как одноимённый посёлок в то время совершенно вымер: завод огнеупоров обанкротился, совхоз закрылся.

От посёлка до озера – шесть километров, до города – все тридцать. Отдыхать ездили на водохранилище или к югу, на озеро N., и причиной было не только расположение: Пайтым имел дурную репутацию. Во-первых, никак нельзя было успокоить слухи о радиоактивных захоронениях к северу от озера. Кроме того, на Пайтыме пропадали люди. Случаи эти как будто закончились в восьмидесятых, но поскольку расследования (как бы они ни проводились) результатов не дали, страшилки про Пайтым к концу девяностых уже можно было считать частью местного фольклора.

На огороженной высоким забором территории станции располагались несколько приземистых рыбацких домиков – срубов с пологими крышами. Со стороны заваленного металлоломом пляжа возвышалось неуклюжее двухэтажное строение с наблюдательной вышкой, которое Иван Иваныч называл «спасовкой». Стояла «спасовка» у самой воды, в глубине небольшой бухты. Половину первого этажа занимал эллинг[2 - Эллинг – сооружение для строительства или ремонта судов, а также их хранения.], от которого в воду уходили рельсы слипа[3 - Слип – сооружение в виде наклонной плоскости, по которой производится спуск судна на воду и его подъём.]. В эллинге прятались зелёная «Нива» и единственный катер Ивана – водомётный «Восток». Снаружи лежали на досках перевёрнутые и укрытые ещё выцветшим зимним брезентом лодки – «Пеллы» и дощатые «Фофаны». По берегу протянулись прямыми линиями пирсы, добротные, с новой доской и обросшими лишней краской кнехтами[4 - Кнехт – устройство для крепления тросов, расположенное на палубе судна или на пристани.].

* * *

Егор сидел на пирсе. Солнце уже закатилось; холодный несильный ветер шёл со стороны воды, гнал волны, покачивая понтоны.

– Знаешь, сколько положено человек на смену? – спросил Иван Иваныч, включая освещение. – Четверо. Где их только найти… Люди – х-хурма на блюде… Что дом? Пойдёт?

– Пойдёт, – кивнул Егор, не оборачиваясь.

Старорук выделил для путника дальний сруб, заваленный всяким хламом, зато имеющий кухоньку со старой газовой плитой, дал коробку консервов, прилично старых галет и перловки:

– Ну, завтра разберёмся. В магазин съездим, или к прапору. У меня с чаем-кофием голяк.

Егор со всем соглашался, говорил мало, а больше кивал. Его странная манера держаться, замкнутость, неестественная во всём прямота и какая-то наивность подкупали водолаза в отставке. «С ним проблем не будет – точка», – в привычном ключе определяя ближайшее будущее, думал Старорук.

– Чавача я по ночам на длинной оставляю. Чтоб на пирсы мог выбегать. Вообще он злой к чужим, а тебя что-то боится. А, Чавач? – цыкнул он в сторону лежащего у пустой миски пса. – Чего боишься? Егор, ты с собаками дело имел?

– Да, было.

– Домашние?

– Охотился.

– Да ладно! Ты охотник? Ну, рассказывай, – Иван присел рядом. – Чёрт! Холодно! Пойдём в «спасовку», выпьем чего-нибудь.

– Я не пью.

Иван качнул головой, потёр рукой об руку, но дальше расспрашивать не стал. Спокойные ответы Егора будто меняли их ролями и возрастом: ощущение это было Ивану непривычно, он не знал, что с ним делать, потому, бросив: «Ну, ночи!», пошёл один к ярко освещённому окну. Усевшись за стол, открыв охотничьим ножом банку тушёнки, им же нарезав луковицу и налив на треть стакана водки, Иван с какой-то глубокой не теперешней грустью посмотрел в окно. Пятна света на пирсах и воде, где-то ещё гонявшей последний лёд, убывающий серп Луны, деревья на мыске бухты: каждая веточка знакома ему на этих деревьях. «Врос я здесь, укоренился, – подумал Иван, поднимая гранёный общепитовский стакан. – Ну и чего плохого? Золота можно было бы взять половину. Чёрт его знает, сколько это деньгами. С другой стороны, из него ничего не тянули – всё по порядку, значит. Что же он такое, этот Егор?» Старорук опрокинул в рот стакан, выдохнул, спокойно взял толстое кольцо лука и принялся медленно жевать. Щёлкнул обогреватель, моргнул свет, загудел в углу старый холодильник. Всё шло своим чередом, всё шло по порядку.

Глава 3. Охота

Про охоту Иван завёл было разговор на следующий день, но Егор рассказывать не хотел. Он говорил попросту: «Не хочу». Иван вскоре понял, что в таких случаях продолжать бесполезно. В нём эта манера юноши раздражения не вызывала: Старорук хотя и вполне осознавал себя «начальником озера», в чужие дела не лез. Охота зацепила его потому только, что сам он был охотником, хорошо стрелял и гордился своим пятьдесят восьмым штучным ижиком[5 - ИЖ-58 – двуствольное охотничье ружьё, производившееся в СССР.], обладавшим отменным боем.

Егор держался в стороне, не мешал. Старорук с удивлением наблюдал, как юноша обустроил свой ежедневный быт: не за что было покритиковать его, даже про себя.

Прошла неделя.

Однажды вечером Егор подошёл к эллингу:

– Дядя Иван, в доме сети старые лежат. Разрешите сделать верши?

– Рыбачить собрался?

Егор кивнул.

– Порыбачь. Знаешь, что в мае запрещено будет?

– Нет. Почему запрещено?

– Почему? – Иван повернулся и удивлённо посмотрел на Егора. – Правила рыболовства! Нерест. А здесь я рыбохрана. И у меня с первого по тридцатое никто не ловит.

– Хорошо, – ответил Егор.

– Двадцать третий номер лодка, возьми. Крайняя, рядом со знаком лежит. Вёсла внутри.

– Спасибо, дядя Иван.

Рыбу Егор до конца апреля добывал ежедневно. Это были крупные окуни, иногда усатый налим. Иван, поглядывавший за молодым рыбаком, спросил однажды закреплявшего лодку Егора:

– Чебака[6 - Чебак – подвид плотвы. Также распространённое на Урале название для всякой плотвы вообще.] не берёшь почему? Вон его сколько.

– Он траву ест.

– А ты хищных, значит, берёшь?

– Да. Щуку люблю.

– Щуку сейчас легко будет взять. Привезёшь – покажи.

– Могу вам наловить.

Иван хмуро взглянул на Егора:

– Я тебе что, бабка старая? Если надо – я натаскаю столько, что у тебя челюсть отвалится и не завалится. Я не люблю рыбу.

Егор ловил ровно столько, сколько собирался приготовить. Иногда ставил на ночь вершу, иногда рыбачил с лодки. Несколько раз Иван наблюдал, как юноша с дощечкой, на которой была намотана леска с собственным Егоровым крючком, медленно ходил по пирсу, высматривая что-то в искрящейся воде, затем садился, опускал леску и, тотчас дёрнув, выуживал из тени хорошего окуня. Добыча рыбы не была для него сложностью – Егор просто брал то, что было ему нужно и будто лежало, дожидаясь его появления.