но города неминуемо искажают отражение личности,
социум не даёт полной чистоты эксперимента.
Степанова с малых лет тянуло к северным местам.
Узнав о том, что практику после третьего курса
студенты проходят на Камчатке, он сделал всё,
чтобы оказаться в коротком списке избранных.
Все однокурсники Степанова, жившие в городе,
искали место на практике поближе к тёплому дому,
иногородние тоже пытались наладить контакты,
алчно подыскивая для себя будущее место работы,
и только романтик Степанов мечтал повидать мир.
Он с товарищами заблаговременно навёл мосты,
чтобы в нужный момент всё вышло как надо,
поэтому их и послали в Петропавловск-Камчатский.
Вулканы, океаны, корабли – Степанов с детства
грезил загадочными бригантинами и буканьерами.
Мест для практики было немного, всего-то три.
СРЗ – явно какой-то "селёдочно-развесочный завод",
ЖБФ – однозначно "база флота", но зачем Ж в начале?
ПРКЗ – "ремонтно-корабельный завод", как иначе?
На деле всё вышло совсем не так романтично.
СРЗ оказался судоремонтным заводом "Фреза".
ЖБФ – прозаической жестяно-баночной фабрикой,
а ПРКЗ – Петропавловским рыбоконсервным заводом.
Разделились по два человека на предприятие.
Степанову и Запарацкому свезло – им достался ПРКЗ,
аккуратный заводик на окраине, в бухте Моховой.
Их поселили в чистеньком заводском общежитии,
напротив которого по утрам открывалась пивная точка,
в столовке при заводе кормили рыбным за сущие копейки.
Отчёт по практике Степанов написал всего за неделю.
Каких-то особенных хитростей на заводе не сыскалось.
Из океана приходил проржавевший корабль-колхоз,
стивидор собирал местных "бичей" на выгрузку рыбы,
а вербованные работницы сутками фасовали банки.
Работа в вонючем трюме фантастически адовая,
но платили за неё хорошо, "бичи" не жаловались.
"Безработных интеллигентных людей" бродило много,
бывшие моряки отсидевшие или просто спившиеся —
Степанов жадно искал бесед, слушал чужие рассказы.
Приятель Игорь днём спал, ночи проводил у соседок,
за стеной жили чебоксарские девахи, нанятые на сезон.
Игорь отслужил срочную, жил у зажиточных родителей,
отец обещал устроить сына на нужное местечко —
а вот Степанов не знал, возьмут ли его ещё хоть на курс.
В военкомате Степанова предупредили – всё, хватит!
Осенью готовь котомку с сухарями, Родина ждёт тебя.
Камчатка оказалась него последним глотком свободы,
военная кафедра фактически отреклась от Степанова,
зачем ему сборы, если не сегодня-завтра «заметут»?..
Отстранённый от сборов, Степанов попал как кур в ощип.
Непрошедших сборы к дальнейшей учёбе не допускали.
А пока Степанов бродил по туманным берегам Авачи,
пил вкуснейшее пиво на свете, вкушал икру и палтус.
Тогда рыба стоила недорого, навагой кормили скот.
Степанов не знал, что будет дальше – и никто не знал.
Оставалось отдаться на волю волн, не строя планов.
В один прекрасный денёк они собрались выпить,
вышли на Озерновскую косу вместе с "узниками СРЗ",
эти Лёша и Вова славились как те ещё весельчаки.
Кто-то надоумил приезжих посмотреть Сопку Любви —
как это так, быть на Камчатке и не повидать такое?
Вблизи Сопка внушала выпившим оторопь и уважение,
вроде бока покаты, а поди-ка подымись – страшно!
Пивом запили водку, захмелели, расхрабрились.
Лёшка Королёв подбил Степанова – слабо, паря?
Степанов заартачился – кому слабо? Лезь, давай!
Степанов полез один – по скале, по нехоженым кустам.
Азартно шептал себе под нос: «Если сейчас залезу,
то всё у меня получится, всё у меня будет хорошо!»
Добрался до середины, а дальше никак не получается.
"Не получается!" Что теперь? Скорее на пузе юзом вниз,
но риска сорваться никак меньше не становится.
Что делать? Жмётся Степанов к скалистой щеке сопки,
дрожит так, что судорогой сводит мышцы тела.
Трясётся и воет: "Господи! Помоги, и я поверю в тебя!"
И тут, словно впрямь по чьей-то команде сверху,
тёплый ветер с Авачи вдавливает Степанова в скалу.
С утроенной силой работают сбитые пальцы рук,
не жалея ногтей, чувствуя треск куртки в плечах.
Полыхает адреналин, Степанову так хочется жить,
что он долго ещё хохочет в истерике,
