Прямо такой голод поднялся, аж до неба. Видимо, я действительно, уже не мальчик. Но и не девочка. Раньше, помню, неделями не ел. По крайней мере, не помнил, ел ли что-нибудь.
Помню, что не помнил.
Это однозначно.
Бывало, в компьютерной игре высажусь всем народом на какой-нибудь берег и как давай там всё колонизировать.
Сначала из корабля пару домиков сделаю да кем-нибудь съедобных животных наловлю, деревьев нарублю, потом распилю их на доски на лесопилке, которую нужно тоже построить, потом улучшить…
И вот наконец первая порция канифоли!
Встану азартно руки потереть и зад проветрить, а за окном уж небо осенью дышит, уж реже солнышко блистает, короче становится день, термометр украли… А вот чтобы я чего-то ел… нет, не помню.
И ничего.
А сейчас всё.
Как вода закипела, я сразу яйца выловил и в ледяную воду бросил.
Потом пельмени закинул, помешал немного. Начал яйцо чистить. Чистил, чистил, чистил, так и не очистил. Не успел.
Умер с голоду.
Прилетел аист, сделал соответствующую пометку напротив нужного номера. Затем приходили зайчата, приносили с собою лопаты.
Белки-санитарки похоронили меня в лесу.
Бобры сделали мне деревянный памятник на могилу, но белки-санитарки забыли, где она.
Чтобы такого больше не повторялось, я в этот раз решил сварить яйцо заранее. Да и просто еды всякой наготовить.
Хрен с ним, со шкафчиком.
Какое-нибудь кино посмотрю классное.
Кто-нибудь знает какое-нибудь кино классное? Не обязательно новое. Не обязательно этого века. Не обязательно цветное. Классное кино нужно.
Друзья и лето
За изнанкой центральных районов большого города, в древнем дворе с подсолнухами и гигантскими лопухами, тихонько грызущими асфальт, плывёт по земле в прошлое дом сталинской постройки.
Прямо по нему проходит Великая кошачья магистраль.
В водосточных трубах гудят из шалости гигантские улитки. На карнизах тут и там покачиваются ветви вечно молодого крыжовника. Облупившиеся маскароны над окнами в виде лиц Будённого, Фурманова, Щорса и остальных муз надменно глядят поверх человеческой жизни.
Рассохшаяся и снова ссохшаяся, уже как подобает, дверь подъезда не в силах противиться произнесённому ключу. Подвластная ему, она раззявится и тяжко ухнет на манер большой хлебницы с ароматами подвала.
Которое уже тысячелетие длится чудеснейший летний вечер.
Лёгкий, нежный и неповторимый. Очень высоко над кустами сирени, может быть даже на третьем этаже, распахнуто огромное окно.
В большой тесной комнате мы с друзьями устроили пир – не пир, а так – застолье с подушками.
Мы все выглядим, как мифические существа.
Восседает огромный шерстистый восседатель, полностью загородив настенный ковёр с вышитым выступлением Хрущева на XX съезде КПСС, и швыркает чай из блюдца.
На лосиных рогах сидят, болтая ножками, феи, хохочут и плюются лосиными косточками. Вампир в свитере с оленями пьёт редкую четвёртую прямо из бутылки, привезённой из Финляндии. Прыгает на кровати двуликий скоморох и дудит в бубен.
На секретере древнечешского берёзового гарнитура с красивыми сучками разлеглась морская переводчица.
Чувак с поленом катает на затхлом пианине обдолбанного лыцаря. Лыцарь чинит лютней старую кансону. В его поставленном на полку стальном наплечнике свила гнездо удивлённая куропатка.
Владыка мифриловых копей раскуривает череп, найденный им в песочнице ещё в детстве. Воспитатель вакханок бренчит ложечкой по канделябру, призывая всех к кутерьме.
И много ещё кого здесь только нет.
Родные, милые друзья.
И все поют красивую песню для соседей, в которых все верят, но которых никто не видел последние тысячи лет.
Большой стол упирается в подоконник, и длинная лёгкая белая скатерть лениво порхает над землёй, протянувшись далеко на юг.
И любой из гуляющих этим волшебным вечером, если захочет, может поднять руку и дотронуться до неё.
Признание
Когда я появился, мне насыпали кубиков. Кубики – это очень интересно, решил я, ещё не зная, что всё – это очень интересно. Я построил из кубиков космический корабль. На всякий случай.
Затем мне дали шарики. Попытки строить из шариков научили меня ползать, а затем и ходить.
Далее начали появляться все возможные цвета и формы. Материи и энергии.
Зелёные трапеции, берёзовые эллипсоиды, пупсиковые октаэдры, пистолетовое стрекотание…
Однажды я случайно догадался покурить цилиндр, и полцилиндра моментально скурилось. Я испугался, тщательно затушил остальной цилиндр. И бросил его в огонь.
Через некоторое время я заметил, что цилиндров больше нет ни одного. Я перерыл все исключения и частности, заглянул в каждую относительность, но нигде не обнаружил цилиндра. То есть я скурил единственный цилиндр! Тогда я заволновался и стал надеяться, что появится новый. Чтобы никто не обнаружил, что что-то не так.
Каждый день появлялся десяток-другой новых явлений, но цилиндр не попадался. Были гексагональные призмы, яйцоиды, тетрагональные пирамиды, конусы, маленькие семёрки, лебеди из автомобильных покрышек, пенопластовые ёлочные негры, хрустальные биты. Цилиндра не было ни одного.
У меня вошло в привычку сначала посмотреть на новое, а потом заниматься остальными делами. Посмотрю на дюжину или тридцать, тщательно проверю, есть ли цилиндр, и дальше иду.
Я почти ничего и не помню из нового, потому что оно не цилиндр, а какой именно не цилиндр, я не потрудился рассмотреть.
В далёком будущем, когда мне исполнится столько же лет, сколько Иисусу, я скажу невзначай, что цилиндра не существует.
И все удивятся: как это я могу утверждать, что цилиндра нет!?
– Этого никто не знает. Существует два с половиной миллиона разных штук. Ты разве можешь найти цилиндр в таком количестве штук?
– В таком – не могу.
Как хранить чужие секреты
Средь Пикулёвой Глуши на берегу Фроглэйка в просторной дубовой щепетильне пресветлый Лёхарик держал речь перед верными соратниками своими.
Кончил же он так:
«Мне просто надо было выговориться. Я надеюсь, парни, всё это останется между нами».
И каждый из четырех произнёс нерушимое «не ссы».
Взял Миханьмунд чужую тайну и схоронил её в мифриловой дарохранительнице, а ту поставил в корундовый ларец, а его отнёс в глубокую пещеру Ууублю, где опустил в железную раку, скованную булатными цепями. И приставил к той пещере двух мохнатых HR-менеджеров с секирами.
Тогда Костягерд взял ту тайну и поместил её в зачарованный тубус с кодовым замком, что всегда при себе носил. А кодом служило то, что его первой супруге в опочивальне нравилось. Никто не догадается.
Кирилберт разделил тайну на три части. Одну часть поведал мудрым филинам, другую – осторожным коростелям, а третью – быстрым соколам. И сделал так, чтобы они никогда не встречались.
Вальдемар же принял тайну чужую, покрутил в руках, почесал ею затылок, да и швырнул её через плечо куда-то в озеро.
Ответственность
Филипп всегда брал всю ответственность на себя.
Отчего такое решение, спросите вы?
Это элементарная метаматика.
Ведь если хотя бы кусочек ответственности прилюдно не взять, то сразу заметят и подумают себе в голову.
И даже могут пойти толки (talks).
А если взять лишнюю, то просто оглянутся, шмыгнут носом и ничего не заметят.
И вот покуда у всех мозг так устроен, Филипп берёт всю ответственность на себя.
И опять же совесть чиста.
Спросит Филиппа совесть: «А ответственность всю взял?»
«Да, вот», – покажет Филипп.
«Хорошо», – скажет совесть и станет дальше смотреть кинокомедию про ниндзя с Караченцовым в главной роли.
Удобно.
А ответственность таким образом профанируется, практически обесцвечивается.
Бывало, в Колумбии придёт к власти наркобарон и построит противозаконным путём всем детям бесплатные школы, а Филипп и за это ответственность на себя возьмет, сколько успеет.
Ему некоторые, возможно, сразу скажут: «Постой, ну здесь-то уж явно ты ни при чем! Однозначно незачем тебе ответственность за это на себя брать».
– Да? А вот это так прямо на мне-принамне лежит?
Так спросит Филипп, показывая, что он в прошлый раз на себя взял.
И в позапрошлый. И третье время назад.
«Ну да так-то», – согласятся сразу, возможно, некоторые.
Там столько уже этой ответственности накопилось, что она вся хоть и аккуратно разложена, но слежалась, спрессовалась как…
Если вы попробуете аккуратно какую-нибудь старую ответственность отделить от лишней, то, скорее всего, просто порвёте.
Самооборона
Однажды друг еле-еле уговорил меня посещать какой-то бойцовский клуб. Я не помню, как он назывался. Там было две аббревиатуры: тарам-парам-парам-с-оружием и тарам-парам-парам-без-оружия. Мы ходили на тарам-парам-парам-без-оружия. Уникальный вид единоборья для офисного планктона, превращающегося в полнолуние в офисный нектон.
Парни, придумавшие это, выглядели серьёзно, как будто они прошли две войны и три ремонта. Я по интернету видел. Всякие монахи в камуфляже, разработавшие неповторимый стиль. Им удалось соединить подводное самбо гималайских грабителей и трехэтажный мат прапорщиков. Обладатель коричневой тесёмки в прыжке криком убивает котёнка.
В обилии демонстрировался бесконтактный бой для брезгливых людей.
Правило у этого клуба только одно – не проглатывать капу.
Капа – это такая штука из гибкой пластмассы, надеваемая на зубы с целью защиты от выбивания этих самых зубов. Купил я эту капу, прочитал инструкцию: нужно поместить капу на пару минут в кипящую воду и, когда капа станет мягкой, надеть себе на зубы.
Через час жена заходит на кухню: «Ой, а что это у нас там сегодня?»
