Гаев. Бляха-муха, какой-то бред!
Любовь Андреевна. Я не совсем въехала, Ермолай Алексеич.
Лопахин. Вы будете брать с девелоперов или дачников самое малое по сто косарей за сотку, и если теперь же объявите, то, я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разметут. Одним словом, поздравлямсы, вы спасены. Местоположение шикарное, Москва-река там глубокая и чистая, говно сливают дальше. Только, конечно, нужно прибраться, почистить, например, скажем, снести все старые постройки, и особенно вот этот ваш дом в водоохранной зоне, который, с точки зрения архитектуры, кринж и отстой, краснокирпичное эхо девяностых. Заодно вырубить старый вишневый сад… Деревья-то уродские, как моя судьба… Эти вишни на хер никому не сдались, у кого бабки есть!
Любовь Андреевна. Вырубить? Милый мой, простите, вы ничего не понимаете. Если во всем Одинцовском районе и окрестностях и есть что-нибудь интересное, даже замечательное, так это только наш вишневый сад.
Лопахин. Замечательного в этом саду только то, что он очень большой. Вишня родится раз в два года, да и ту девать некуда, никто не покупает. Импорт один. И сад уже старый, ещё при советской власти сажали, я вообще в непонятках, что эти дрова хоть как-то плодоносят уже тридцать лет. К слову, о дровах. Вишневые угли все шашлычники и мангальщики сметут. По ломовым ценам. Вам на шпильки и чулки фильдеперсовые.
Гаев. В самой «Википедии» написано про этот сад!
Лопахин (взглянув на часы). Будем жевать, ёптыть, сопли и ныть от ностальгии – двадцать третьего августа и вишневый сад, и вся земля уйдут с молотка на хер, и дадут три копейки за сотку. Хватит тянуть кота за яйца! Другого выхода нет, отвечаю. Ну а на нет и суда нет.
Фирс. В колхозе нашем, лет сорок—пятьдесят назад, вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили,брагу делали, самогон гнали, бывало…
Гаев. Фирс! Рот закрой!
Фирс. И бывало, сушеную вишню возами отправляли в Москву и в Питер. И ещё сдавали сироп на ликеро-водочный завод. Денег было! И сушеная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая… А какой ликёр делали на экспорт! Способ тогда знали…
Любовь Андреевна. А где же теперь этот способ?
Фирс. Забыли. Или продали на Запад. Всё продали на Запад! К стенке бы их всех!
Пищик (Любови Андреевне). Что в Париже? Русским ещё можно жрать лягушек?
Любовь Андреевна. Лягушки – дрянь, как курица. Крокодилов ела – как осетрина.
Пищик. Вы подумайте… А у нас крокодилов нельзя.
Лопахин. До сих пор на Рублёвке были только господа и обслуга, а теперь появились еще эта сволочь дачники. Вы ж, может, помните, что в России все города, даже самые небольшие, окружены дачами, по шесть соток земли. Боюсь, что дачник лет ещё через двадцать размножится и загадит всё своей картошкой, морковкой и смородиной. Ныне они в основном бухают под шашлыки, но ведь может случиться, что на своих шести сотках они займутся курами и кроликами, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным прибежищем последних приличных людей…
Гаев (возмущаясь). Да это же недемократично, что вы говорите! Пусть люди выращивают органическую пищу!
Входят Варя и Яша .
Варя. Тут, мамочка, две эсэмэски. (Включает мобильный и показывает) Вот они.
Любовь Андреевна. Это из Парижа. (Отворачивается, не прочитав.) С Парижем и свингерами покончено…Это коньяк в шкафу?
Гаев. А ты знаешь, Люба, сколько этому шкафу лет? Неделю назад я выдвинул нижний ящик, гляжу, а там выжжены цифры, а под ними пыльные бутылки с коньяком. Шкаф сделан ровно сто лет тому назад. Каково? А? Можно было бы юбилей отпраздновать. Предмет неодушевленный, а все-таки, как-никак, книжный шкаф.
Пищик (удивленно) . Сто лет… Коньяку сто лет! Вы подумайте!..
Гаев. Да… Это вещь… (Ощупав шкаф и вынимая бутылку.) Дорогой, многоуважаемый шкаф! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам пьянства и разгула; твой молчаливый призыв к распитию спиртных напитков не ослабевал в течение ста лет, поддерживая сквозь все войны, революции и прочие потрясения в моих предках и в нас бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывал в нас идеалах не только коммунизма для отдельно взятых товарищей, но и радостного тунеядства их потомков
Пауза.
Лопахин. Да…
Любовь Андреевна. Ты все такой же, Леня. Несгибаемый тунеядец.
Гаев (преодолевая конфуз). Сдохну – а работать всё равно не буду!
Лопахин (поглядев на часы). Ну, мне пора.
Яша (подает Любови Андреевне лекарство) . Может, примете свои антидепрессанты…
Пищик. Не надо пить колёса, милейшая… от них ни вреда, ни пользы… Дайте-ка сюда… (Берет пилюли, высыпает их себе на ладонь, дует на них, кладет в рот и запивает квасом.) Опаньки!
Любовь Андреевна (испуганно) . Да вы с дуба рухнули!
Пищик. Антидепрессанты заглотал!
Лопахин. Вот же дырища кишечная! Посмотрим, как колеса на кокс лягут.
Все смеются.
Фирс. Они выжрал у нас всю водяру на День Победы, полведра огурцов солёных скушали… (Бормочет.)
Любовь Андреевна. О чем это он?
Варя. Уж три года так бормочет, водку жалеет. Мы привыкли.
Яша. Преклонный возраст. Деменция.
Шарлотта Ивановна в белом платье, очень худая, стянутая, с лорнеткой на поясе проходит через сцену.
Лопахин. Шарлотта Ивановна, не проходите мимо. я не успел еще поздороваться с вами. (Задирает ей юбку.) Позвольте к ручке приложиться…
Шарлотта (одёргивая юбку) . Если дать вам целовать руку, то вы потом пожелаете в локоть, потом в плечо… А потом вся задница в засосах…
Лопахин. Не везет мне сегодня.
Все смеются.
Шарлотта Ивановна, покажите фокус-покус!
Любовь Андреевна. Шарлотта, покажите фокус-мокус!
Шарлотта. Не! Я баиньки. (Уходит.)
Лопахин. Через три недели увидимся, пока на связи. (Целует Любови Андреевне руку.) Пока прощайте. Пока-пока!(Гаеву.) В дёсны! (Целуется с Пищиком.) Держи петушка! (Подает руку Варе, потом Фирсу и Яше.) Не хочется уезжать. (Любови Андреевне.) Надумаете насчет продажи земли, тогда дайте знать, я тут же отслюню вам пятьсот косарей зелени. Хотите в долг, хотите авансом. Сочтёмся. Только отнеситесь по-взрослому.
Варя (сердито) . Давай уже, иди к такой-то матери, а то прощаешься и не уходишь!
Лопахин. Ухожу, ухожу… (Уходит.)
Гаев. Хам. Беспардонный… Хотя пардон, это ж Варин женишок.
Варя. Не говорите, дядечка Лёнечка, лишнего. А то за базарчик ответите.
Любовь Андреевна. Что ж, Варя, порадуй маман. О таком ласковом папике можно только мечтать.
Пищик. Человек, надо правду говорить… правильный… И моя Дашуля… тоже говорит, что… разные слова говорит. Говорит, что Лопахин храпит во сне, но, если пнуть, тотчас же просыпается. К тому же мультимиллионер. К слову, о миллионах. Одолжите мне… взаймы двести сорок тысяч… рублей… завтра по кредитам проценты платить…
Варя (испуганно). Денег нет! И не будет!
Любовь Андреевна. У меня в самом деле нет ни шиша.
Пищик. Найдутся. (Смеется.) Не теряю никогда надежды. Вот, думаю, всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает, кранты, ан глядь, – автобан по моей земле прошёл, и… мне забашляли. А там, гляди, еще что-нибудь случится не сегодня-завтра… Двести тысяч долларов выиграет Дашенька в американский джек-пот… у нее билеты есть, она он-лайн играет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69417382&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
