Нет, лгу. В какой-то момент я проваливаюсь совсем глубоко, настолько, что не замечаю, как над моей головой готовят еду.
– Танюш, просыпайся! – кто-то легко трясет меня за плечо. – Сейчас будет последняя нормальная остановка перед Анапой. Можно немного погулять.
Надо мной нависает безымянный сосед. Светлые пряди свешиваются на лоб, синие глаза улыбаются. Хорошо, что я сразу узнаю его, поэтому не кричу.
Заметив ужас в моих глазах, он отступает на шаг.
– Танюша, это всего лишь я! Осталось десять минут до остановки. Быстро перекуси, выпей кофе, и пойдем погуляем!
– Почему вы называете меня Танюшей? – Следует спросить, почему он мне «тыкает», но я не заморачиваюсь. И без этого проблем хватает.
– Раз ты не хочешь назвать настоящее имя, будешь Танюшей. Садись. Тебе сахар класть?
– Нет.
Я люблю сахар, вообще обожаю все сладкое, но не хочу, чтобы сосед за мной ухаживал. Не хочу, чтобы он знал мое имя и мои привычки. Пусть все делает неправильно, подпитывая мою неприязнь.
Я молча пью горькую жижу и смотрю в окно. Это не кофе, а мерзость.
– Это не кофе, а мерзость какая-то, – говорит сосед, и я вздрагиваю от совпадения мыслей.
«Убирайся из моего купе», – мысленно внушаю я, надеясь, что он услышит и эту мысль, но сосед невозмутимо продолжает есть бутерброд. Не сработало.
Назло ему, назло себе допиваю кофе. С удовольствием съедаю бутерброд. Сделано вкусно и красиво. Думаю, что он – холостяк, хотя, судя по внешнему виду, пора бы уже остепениться. Лет тридцать восемь, а то и все сорок. Ухоженный, не без денег.
– У вас домработница?
– Нет, – удивленно отвечает он, – только уборщица. А что?
– Значит, вы холостяк.
– С чего вы решили?
– Сыр и колбаса нарезаны вами, причем идеально. Да и хлеб тоже. Даже корочки срезаны.
– А вдруг мне жена сделала бутерброды?
– Нет, жены режут криво, торопливо.
– По себе судите?
Я щурюсь и отворачиваюсь, смотрю в окно на волнистые поля. Сожалею о внезапном откровении. Все мои мысли, даже самые простые, принадлежат только мне. Я никому не откроюсь и не доверюсь. Никогда!
– Я уже проснулась, так что можете идти в свое купе.
Сосед смотрит на меня долгим взглядом, потом закрывает книгу и, подхватив тарелку, уходит к себе.
– Мужчина! – зову, когда он уже в дверях. Заглядывает в купе, синие глаза холодные, как льдинки. – Спасибо!
– Пожалуйста, – смягчается он и уходит.
***
Я не разговаривала с соседом до самой Анапы. Старательно не замечала, как он гулял по перрону во время остановки. Вышагивал под моим окном и косился до тех пор, пока я не занавесила окно. Чтобы не думать о нем, открыла книгу. Смотрела на страницы, переворачивала, замечала отдельные слова. За сорок минут до прибытия я переоделась, собрала вещи и ушла в другой вагон. Намекнула проводнице про навязчивого ухажера, та запылала праведным гневом, даже чаем меня напоила. Так я и дождалась Анапы, с ее гостеприимным теплом и стеклянными квадратиками вокзала. Вышла на перрон и потерянно огляделась. Приключение с соседом отвлекло меня от страха. Страха с большой буквы, который живет во мне, злится, урчит и не любит, когда его игнорируют. Как ревнивый зверь, он требует внимания и не прощает забывчивости. Я позволила себе расслабиться, обрадовалась тому, что скрылась от соседа, возгордилась собой…
И вот меня прихватило. Не вдохнуть, как будто душат. В груди огонь, рвется наружу, опаляет кожу. Еле доволокла чемодан до конца перрона, подальше от толпы. Села на теплый асфальт и уставилась в сумеречное небо.
«Всего лишь страх, всего лишь страх, – повторяю заученно, – я в безопасности».
Вру сама себе. Какая может быть безопасность, если я толком не знаю, зачем приехала и что задумала? Мысль о встрече с Островским пугает до безумия, но вот я здесь, на вокзале. Приехала.
Мне холодно на тридцатиградусной жаре. Мурашки на коже, как холодно. Дрожащие ноги отплясывают чечетку, бутылка воды трясется в руках. Скоро стемнеет. Надо спешить, вызвать такси, прибыть на место до ночи. Я знала, что день приезда будет сложным, этого не избежать. Потом станет легче, обязательно.
«Первый день должен быть ужасным, без этого никак», – повторяю эту фразу нараспев, направляясь к зданию вокзала. Чемодан спотыкается, переваливается на толстое брюхо, награждая меня огромным синяком на голени. Тяну его следом, поднять уже нет сил. Страх схлынул, и осталась только усталость. Глубинная, до костей.
В здании вокзала тихо, народ уже разбежался кто куда. В углу обнимается молодая парочка, их сумки и чемоданы разбросаны вокруг, как ягоды на торте. Счастливые, надо же! Счастливые в Анапе. Украдкой слежу за ними, пытаюсь отогреться у их огня. Парень лезет девушке под футболку, и я смущенно бреду прочь, провожаемая гортанными стонами увлекшейся пары. Я не успела отогреться, украсть у них толику человеческого тепла.
Как назло, не вижу ни одного такси. Может, лучше снять гостиницу на ночь, а завтра с утра отправиться искать виноградный домик? Оглядываюсь на здание вокзала, в котором приветливо мигает окошко, обещающее предоставить гостиницу на ваш выбор.
– Если ты ищешь такси, то придется позвонить.
Я вздрагиваю всем телом, опрокидываю чемодан и с ужасом смотрю в окутанные сумерками голубые глаза.
– Прости! – фамильярничает сосед по вагону. Он позволяет себе слишком многое. Поднимает чемодан и берет меня за руку, то ли в попытке извиниться, то ли чтобы я не сбежала. Мы застываем в неловких позах, зависнув над грузным телом чемодана. Хмурясь, сосед смотрит на мои пальцы: – У тебя ледяные руки! Тебе плохо?
Да, мне плохо.
– Все в порядке.
– Я за тебя волновался, вот и решил подождать. Знаю, что ты не местная, да еще и пропала перед самой Анапой. А потом увидел, как ты сидишь на перроне, и понял, что тебе нехорошо. Послушай, ты ясно дала понять, что я тебе неинтересен, но клянусь, я не маньяк!
– Если клянешься, тогда все в порядке. – Я усмехаюсь и забираю у него чемодан.
– Попытайся меня понять. Ночью ты, не переставая, вопишь во сне, пинаешь стену, стонешь, да и днем ведешь себя странно. Как честный человек, я не могу оставить тебя одну, не убедившись, что с тобой действительно все в порядке. Я на машине, могу подвезти. Если откажешься, я пойму, но тогда вызову такси и прослежу, что… – он морщится, – короче, прослежу.
– За чем проследишь?
Вздохнув, сосед недовольно трясет головой.
– Что у тебя есть чем заплатить и где остановиться.
Вот тут я рассмеялась. По-настоящему, глубоко, хрипло, как не смеялась с того самого дня, как задумала этот «отпуск». Сосед по вагону считает меня психованной оборванкой, которая путешествует в купе люкс. Тоже мне, Эркюль Пуаро[1 - Эркюль Пуаро – частный сыщик из романов Агаты Кристи.]!
– Я сняла комнату, так что мне есть где жить и есть чем заплатить. Так уж и быть, позволю тебе побыть джентльменом и спасителем странных девиц. Можешь отвезти меня, но только если тебе по пути.
– Куда? – спрашивает, радостно подхватывая мой чемодан и устремляясь к парковке.
– В сторону Высокого берега.
Затормозив, он оборачивается и присматривается ко мне повнимательнее. Да, я – оборванка, которая путешествует в купе люкс и снимает комнату недалеко от Высокого берега, одного из самых престижных районов Анапы.
– В гостиницу?
– Нет, в частный дом.
Знал бы он, каких трудов и денег мне стоило снять эту комнату, подивился бы моей настойчивости.
Игорь (он все-таки втиснул свое имя в разговор) оказался гордым владельцем чистенькой, вылизанной машины. Новой. Модель я разглядеть не успела. Прохладные кожаные сиденья не понравились мурашкам на моей коже, поэтому я скрестила ноги и попыталась согреть руки дыханием. Это в такую-то жару!
– По-моему, у тебя температура, – наклоняясь, Игорь норовит дотронуться до моего ледяного лба.
– Это стресс, – отмахиваюсь я, присматриваясь к попутчику. Он похож на Игоря, другое имя показалось бы неправильным. Ухоженный, аккуратный, принципиальный. Категоричный. На маньяка никак не тянет.
Я читала об этом в какой-то брошюре, одной из многих, прошедших через мои руки. Иногда в стрессовых ситуациях, не выдержав напряжения, мы ведем себя непоследовательно и проникаемся доверием к незнакомым людям. Точнее и не скажешь. Вот она я, сижу в машине совершенно незнакомого мужчины. В чужом городе, в темноте. И не боюсь. Настолько устала бояться, что приветствую опасность, иду к ней навстречу. Прыгаю на ее прохладное, кожаное сиденье и, устроившись поудобней, пристегиваюсь ремнем.
Моя опасность пахнет кожей, лимонным освежителем воздуха и мужским одеколоном.
– Завтра расскажу друзьям, что пришлось включить подогрев сиденья в июле! – усмехается Игорь, и я ощущаю, как подо мной разливается приятное тепло. – Получше?
– Да, спасибо.
Огни приборной панели отразились в его глазах, и я невольно улыбнулась. А что, если он действительно хороший парень? Ведь такие встречаются, мне о них рассказывали.
– Тань, – шепчет он. В синих глазах асимметричные искорки.
– Что?
Вот я уже и на «Таню» отзываюсь.
– Ты мне адрес дашь?
– Зачем?
Я напрягаюсь, все тело реагирует на нежелательное вмешательство в мою жизнь.
– Так я ж машину веду. Знать бы, куда ехать.
Смех – самое лучшее лечение. Комичность ситуации распустила шнуровку моего страха, выпуская наружу кусочек души. Розовый, тонкокожий, порочно-ранимый. Откидываю голову и хохочу, не смущаясь своей глупости. Рядом смеется Игорь, хлопая рукой по рулю.
– Не дам адрес! – давлюсь смехом. – Сам угадаешь, куда ехать. – Достаю из сумочки распечатку и протягиваю Игорю, вытирая слезы. На его лице отражается искреннее удивление.
– Я знаю это место, – говорит. Складывает лист и отдает мне, чуть хмурясь. Озадаченный странным совпадением, задумчиво кривит рот. – Сто лет туда езжу, но ни разу не видел, чтобы на этой улице сдавали туристам.
Как под дых мне дал этими словами. Я не люблю совпадений, случайностей и неожиданных поворотов событий. Куда делась моя осторожность? Так и доиграюсь, вот же дура! Двигалась понемногу, шаг за шагом, так долго ждала своего спасения – и сразу влипла. Первый встречный догадался, что со мной что-то не так. И не только со мной, но и с моим «отпуском».
Делаю бесшумный вдох, стараясь потушить проблески паники.
– Никогда там не была и понятия не имею, что это за место. – Достаю пакет с ирисками, предлагаю Игорю и закидываю конфету себе в рот. Мне удается изобразить невозмутимое равнодушие. Игорь не замечает моего испуга и все еще хмурится. – Выбрала по рекомендации знакомых, – уверенно продолжаю я. – Они сказали, что это частный дом, тихий, с видом на море. Берут только своих.
«Своих»! Вот же сказанула.
– Своих, – повторяет Игорь удивленным эхом.
Сжимаю его плечо и взволнованно заглядываю в глаза. Это безошибочный маневр. Во-первых, прикосновение отвлекает, намекая на что-то личное, во-вторых, мои глаза сбивают с мысли. Не зря меня дразнили инопланетянкой. Игорь послушно отвлекается и морщит лоб, затрудняясь вспомнить, что именно его насторожило.
– Игорь, скажи честно: с этим местом что-то не так? – Я импровизирую, добавляю в голос немного наигранной тревоги. – В этом районе опасно? С хозяевами что-то не так? Если так, тогда я лучше поеду в гостиницу. – Голос дрожит, и создается образ этакой трогательной испуганной девицы.
Мне почти смешно. На самом деле я не променяю эту комнату ни на что другое, даже если хозяева – людоеды. Я вернулась в Анапу для того, чтобы увидеть чудовище, и снять комнату на его улице оказалось, мягко говоря, непросто. Я не уеду, пока не вырвусь из кошмаров, а для этого мне нужно снова его увидеть. Я поселюсь рядом, чтобы «случайно» проходить мимо его дома, чтобы увидеть его в саду или на пляже. Один взгляд. Два. Три. Может, поздороваюсь и заговорю о погоде. Наконец, пойму, почему за прошедшие восемь лет я не смогла выбросить его из головы. Докажу себе, что он мне больше не страшен, и вытолкну чудовище из моих снов. И тогда ко мне вернется жизнь.
По крайней мере, таков мой план, и я брежу им уже давно. Я одержима чудовищем, по-другому и не скажешь. Первый глоток свободы – и вот я его разыскиваю. Я почти убедила себя, что мои мотивы никак, совершенно никак не связаны с местью. Что я не хочу наброситься на чудовище, расцарапать его лицо и грудь, растоптать его и оглушить моими криками о прошлом. И заставить объяснить, почему он мне не помог. Почему.
Но я не позволяю себе об этом думать, совсем. Я приехала не для этого.
Выруливая с парковки, Игорь засмеялся, подтверждая, что мне удалось его отвлечь.
– Не истери, дурочка! Это лучшее место, вдали от туристов, с закрытым пляжем. Хозяева нормальные, правда, я не знал, что они сдают комнату, но все равно – отличное место.
Я незаметно выдохнула. Вроде обошлось, хотя мне не нравится то, что Игорь знает моих хозяев. Понимаю, что город небольшой, но все-таки…
– Слушай, а кто порекомендовал тебе это место? – задумчиво спрашивает Игорь, вливаясь в вечерний поток машин.
– Тетя моего школьного приятеля познакомилась с хозяевами во время отдыха, я не знаю ее имя.
Я вру гладко, без излишеств.
– Откуда ты? Из Москвы?
– Игорь, послушай, не обижайся, но то, что ты меня подвозишь, не значит, что мы стали друзьями. Попрощаемся – и все, конец фильма.
– Я попытаюсь изменить твое мнение.
– Ничего не выйдет.
– Жаль!
Вот же идиот. Нарывается, как на мину, честное слово. Никакого инстинкта самосохранения! Чувствует же, что я сломлена, сломана, причем напрочь, но все равно лезет.
– Тебе очень больно. Кто-то тебя обидел. – Игорь постукивает пальцами по рулю, наклоняя голову, чтобы я не видела его лица. – Я никогда не слышал, чтобы так кричали во сне.
– С детства пела в хоре, мне хорошо поставили голос. – Я пыталась отшутиться, но вышло плоско, глупо. Да и Игоря разозлила.
– Я вообще за бабами не гоняюсь и к тебе лез не для дури. – Раздраженно махнув рукой, он прибавляет скорость. – Неужели ты думаешь, что мне не вытерпеть в поезде пару дней без траха? Обезумел и полез к тебе, как животное? Я волновался за тебя, ты мне всю ночь спать не давала! Сначала я думал, что у тебя ребенок плачет, а потом…
