Опасные игры
Лиама Уайт
Они уничтожили меня ещё десять лет назад, когда я была подростком. Беспощадно прошлись по моей жизни, забрав самого близкого и родного человека. Все, что они оставили за собой, – обожженное пепелище, где остывало обугленное, разбитое и раздираемое болью детское сердце.Мне потребовалось несколько лет, чтобы вернуть себя к жизни, собрать по кусочкам разбитые осколки и начать воплощать свой план мести, чтобы в конечном итоге посмотреть каждому причастному к моей трагедии в глаза.«Бокка Ди Леоне» – преступный синдикат мафии в Нью-Йорке. Жестокие, властные, аморальные… продолжающие творить ужасные вещи по сей день.Я готова пойти на все, чтобы положить конец этому раз и навсегда.Так я думала до того момента, пока не встретила человека из своего разрушенного прошлого.
Лиама Уайт
Опасные игры
Пролог
Десять лет назад
Камелия
Каждые пять секунд я поглядываю на свои наручные часы в ожидании минуты, когда наконец-то автобус доедет до нужной мне точки. Мои большие наушники приглушают все посторонние звуки и позволяют насладиться музыкой в полной мере. Смотря в окно, я широко улыбаюсь знакомым с детства улицам. Сердце трепетно бьется в ожидании встречи с отцом. В ушах играет любимая песня The Killers «Shot At The Night», и я ненароком постукиваю ногой в такт мелодии.
Как только автобус сворачивает на улицу Victtorio Emanuele, я оживленно поднимаюсь с места и направляюсь к выходу. Оказавшись на улице, сдуваю прядь волос, небрежно упавшую на лицо, и вдыхаю запах родного города. Знойный июльский воздух касается моей кожи, и она становится влажной от духоты, витающей в воздухе. Я по-детски весело кружусь и чертовски радуюсь, что наконец дома.
Пустой рюкзак, свисающий с одного плеча, напоминает о том, что на ближайшие несколько недель можно смело забыть об учебе. Моя школа-пансионат находится в соседнем от Катании городе, столице Сицилии – Палермо, и каждый семестр у нас есть возможность разъезжаться из кампуса по домам на две недели. Наверное, мне повезло больше остальных, поскольку я живу не так далеко, как некоторые мои одноклассники, которые не всегда могут себе позволить такую роскошь, как поездка домой к родителям. Я пишу папе смс, что уже через несколько минут буду дома, и предвкушаю, как буду рассказывать ему об интересных знакомствах и новых предметах в семестре.
В нашей жизни многое поменялось за эти семь лет, с момента, как умерла мама. Я до сих пор сильно грущу по ней, а иногда, закрываясь в комнате, плачу, вспоминая её. Помню ее тёплые руки, безграничную любовь, заботу и доброту. Мне всегда будет ее не хватать. Но я знаю, что она за мной наблюдает и заботится, даже если физически ее нет рядом. Отец заменил мне весь мир и старается быть для меня опорой и самой лучшей поддержкой в жизни. Однажды, когда боль потери захлестнула меня с особой силой, так, что тряслись руки от отчаянья и невозможности принять реальность, он сказал, что мой мир никогда не разрушится, потому что он будет самой крепкой и высокой стеной, защищающей меня от всего негатива. И это правда так. Мой папа – самый крепкий орешек и самый заботливый отец на планете.
Последние три года я учусь в школе, а папа пропадает на работе целыми сутками, и мы редко созваниваемся. Но как только наступают каникулы, он откладывает дела и посвящает все своё время мне. За несколько недель до моего приезда мы планируем наше совместное время так, чтобы успеть все и по-настоящему отдохнуть. Частенько мы ходим в море под парусом, а по вечерам разжигаем костёр во дворе и жарим маршмэллоу. Мы даже придумали свою традицию, связанную с моим приездом, – готовим до невозможности вкусную лазанью по рецепту мамы. Наверное, она пришла бы в ужас, увидев, какой бардак мы оставляем после готовки этого потрясающего блюда.
Я заглядываю в витрины магазинов, наслаждаясь атмосферой летнего города. Открытые веранды, столики под зонтами и люди, всегда одетые с иголочки, как на праздник. Сворачиваю на улицу, где живу, и ускоряю шаг, чтобы приблизить долгожданную встречу. Три года назад мы продали квартиру на окраине города и переехали ближе к морю в большой дом, который отец построил сам.
Открываю ворота с помощью магнитной кнопки и прохожу во внутренний дворик, усеянный огромным количеством цветов по краю мощеной дорожки. Я оглядываю все растения и нежно прикасаюсь к их лепесткам, вспоминая, как дома с мамой мы сажали цветы в горшки. Мои мысли прерывает звук открывающейся двери и громкие шаги. Я бросаю рюкзак на асфальт и бегу в объятия отца.
– Папа! – крепко прижимаюсь к нему и визжу от переполняющего счастья.
Я его почти не узнаю. С момента моего отъезда он помолодел лет на десять. Надо же, побрил голову налысо и отрастил весомую бороду, которая подчёркивает широкие скулы и придает ему еще более брутальный вид. Не знаю, что так повлияло на изменение его внешности, но теперь привычному деловому гардеробу он стал предпочитать свободные клетчатые рубашки и начал носить прямые джинсы с подворотом. В свои пятьдесят пять лет он выглядит супер и подаёт пример многим своим сверстникам, которые решили, что после полтинника можно спокойно превращаться в дедов на пенсии. И только несколько глубоких морщин на лице, появившихся не так давно, рассказывают о том, что ему пришлось нелегко. Любая пережитая боль искажает взгляд, но его добрые карие глаза все так же светятся, несмотря ни на что. Он смеется, приподнимая меня от земли, и говорит то, что и всегда при каждой нашей встрече:
– Привет, моя звездочка! – Положив свои руки на мои плечи, он оглядывает меня с ног до головы и, по-доброму цокая, качает головой. – Я тебя не видел четыре месяца, а ты так выросла!
– Что, правда? – С хитрой улыбкой прищуриваюсь, выискивая правду в его глазах. – Но я все ещё остаюсь самой низкой в классе.
– Это не ты самая низкая, это твои одноклассники очень высокие.
Усмехнувшись ему в ответ, я по-дружески толкаю его в плечо.
– Пойдём скорее в дом, и так что-то припозднились.
Мы проходим в гостиную, где все осталось лежать так, как было до моего отъезда. Каждая деталь полна воспоминаний. На тумбе возле телевизора расставлены мои детские фотографии, а рядом с ними – фигурки из глины, которые я лепила для школьных конкурсов. Фотография мамы, где она улыбается и держит меня, совсем крохотную, на своих руках. Такой я ее и запомнила. Могу только представить, как отцу было тяжело справляться со мной в одиночку после ее смерти, а сейчас ещё и до жути непривычно находиться в пустующем доме без громких разговоров и смеха. Я жду, когда закончится школа, чтобы приехать домой надолго, пока не придёт время поступать в университет. Не хочу, чтобы мой отец все дни проводил на работе, без желания возвращаться в одинокий дом. Хотя он, конечно, пытается делать вид, что все у него нормально, чтобы я лишний раз не переживала.
Я поднимаюсь на второй этаж и открываю дверь своей комнаты. Запах мармелада и корицы витает в воздухе, все ещё напоминая о моей гордости – небольшой коллекции самодельных духов. Частички пыли в солнечном свете заполняют всю комнату и оседают на коже, а лучи закатного солнца открашивают все пространство в грейпфрутовый цвет. Я вытаскиваю из шкафа любимое худи и джинсовые шорты и бросаю на кровать. Закрываю зеркальную дверь шкафа и смотрю на своё отражение. Моя кожа стала смуглее от обжигающего летнего солнца, а вот волосы, наоборот, выгорели и приобрели оттенок молодого каштана. Я завязываю высокий хвост на затылке, затем слышу доносящийся из кухни недовольный голос отца:
– Что случилось? – Спускаясь по лестнице, я успеваю прокатиться на перилах, как делала это раньше, в детстве.
– Забыл купить по дороге домой сливочное масло.
Отец тяжело вздыхает, осматривая содержимое холодильника.
– Ерунда, я сбегаю. – И тут же надеваю конверсы, сидя на корточках. – Без меня не начинай готовить, я быстро!
* * *
На улице уже совсем стемнело, когда я, набрав полный пакет продуктов, возвращаюсь обратно. Рядом с домом замечаю несколько припаркованных машин, которых не видела ранее. Я знаю отлично всех папиных друзей, а у него их не так уж много – всего лишь двое. И ни у одного из них таких машин не было. Да и стали бы они покупать одинаковые? Может быть, это его партнёры решили приехать посмотреть новый дом или переговорить по поводу очередного строительного проекта? С другой стороны, кто обсуждает работу в пятницу вечером? Эй, у нас, между прочим, уже есть проект, и это лазанья.
Я поднимаюсь на крыльцо и дергаю за ручку, чтобы зайти внутрь. Дверь ещё не успела открыться до конца, а мой взгляд уже выхватил ботинки отца, сидящего на стуле. Мгновение спустя я делаю шаг в гостиную и вижу то, во что не могу поверить. Еще несколько секунд я по инерции улыбаюсь – ведь я успела заскочить ещё и за любимыми булочками в пекарню на углу улицы. Но как только до сознания доходит суть происходящего, мое лицо искажается ужасом. Руки невольно выпускают пакет с продуктами, и все содержимое с шумом летит на пол. Мой самый близкий и любимый человек сидит, привязанный к стулу грязными холщовыми верёвками, в окружении лужи из собственной запёкшейся крови. Холодный мандраж, окативший меня с ног до головы, заставляет пошатнуться и упасть на пол. Отползаю в дальний угол, чтобы спрятаться от этой леденящей душу картины. Каждая клетка моего тела сжалась в тугой узел, не дающий дышать. Меня трясёт от страха и невозможности поверить в происходящее. Пульс разгоняется до смертельно-опасной отметки. Вот-вот мое сердце разорвётся на несколько частей. Во мне миллиард чувств и пустота одновременно.
«Папа…просто скажи, что это очередная твоя ужасная «чёрная» шутка», – шепотом умоляю я, закатывая заплывшие от слез глаза к потолку. Безответно.
Воздух пронизан глухой, бьющей мокрым хлыстом по щекам, реальностью. Мои мысли, словно пинг-понг, скачут в голове, не давая возможности понять, что произошло за эти тридцать минут моего отсутствия. Господи, кто с ним это сделал? Что происходит?
Я кричу немым криком о помощи, боясь не справиться с собственными чувствами. Вытирая рукавом бесконечный поток слез, я тянусь к телефону, чтобы набрать 112. Кажется, что гудки звучат бесконечно, отзываясь эхом в моих ушах. Я смотрю куда угодно, только не на отца, испачканного кровью, чтобы не упасть в обморок от витающего в воздухе запаха железа. Тошнота подступает комом к горлу и не даёт возможности сказать ни слова. После небольшого шипения в телефоне я слышу мужской голос.
– Оператор Марко. Округ Сан-Нулло. 1-1–2. Что у вас случилось?
– Я… – заикаясь, еле сдерживаюсь, чтобы не задохнуться в попытках сказать хотя бы что-нибудь, чтобы меня поняли на том конце трубки. – Мой… отец… – Я захлебываюсь собственными слезами, не в силах сдерживать их. Телефон скользит по моим рукам, насквозь пропитанным холодным потом. Я продолжаю сбивчиво говорить, – моего отца у… – не успеваю закончить предложение, как из моих рук с особой жестокостью выбивают телефон, и он отлетает в другой конец комнаты.
Я визжу от страха и закрываюсь руками, защищаясь от неизвестного человека.
Мое опухшее лицо залито слезами, сквозь которые я не вижу ничего, кроме чёрных силуэтов. Меня берут под руки два человека и волоком тащат по полу, бросая как ненужную вещь на ковёр посередине гостиной. Я слышу, как оператор все ещё задаёт мне вопросы, но это прекращается в тот момент, когда один из незнакомцев разбивает телефон ногой, оставляя от него лишь пыль.
– Камелия, верно? – грубый мужской голос задаёт мне вопрос из глубины комнаты.
Все плывет перед глазами, я даже не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Я поднимаю свои глаза и вижу несколько мужчин в чёрном. Петля страха на моей шее затягивает горло ещё туже, зажимая внутри весь оставшийся воздух и слова.
– Отвечай мне, мелкая шлюха! – Он срывается с места и подходит ко мне вплотную. – Тебе известно, что ты отродок крысы? А? – мужчина злобно шипит мне в лицо, в одночасье лишая мое тело души.
Я плачу навзрыд, не понимая и не веря, что это все происходит со мной наяву. Я почти шёпотом отвечаю ему, не в силах держать удар.
– Вы совершили ошибку, мой отец… хороший человек, он не сделал ничего плохого. Кто вы? Пожалуйста, не убивайте меня, я умоляю вас, это какая-то ошибка, – вздыхая на половине слова, я смотрю на своего отца сквозь стоящих напротив меня людей. – Помогите ему, он умирает. – Жгучие слёзы стекают на пол вместе с нестерпимой болью, парализующей всё тело. – Пожалуйста, – мой голос сильно дрожит, – я никому ничего не расскажу.
Я умоляю его всем сердцем оставить нас и уйти. Мужчина в ответ заливается смехом, испытывая, кажется, особое удовлетворение от реакции беззащитного ребёнка перед ним.
– Конечно, девочка моя. – Он убирает свои руки от моего подбородка и отряхивает их, будто только что трогал бездомную больную кошку. – Может быть, тебе купить мармеладок, пока твоего папу будут откачивать в скорой?
– Что вам нужно? – Я смотрю в глаза каждому из присутствующих людей, ища в них хоть какой-то адекватный смысл.
Мой взгляд останавливается на парне, не похожем на всех остальных. С виду ему лет двадцать пять, не больше. Стройный, высокий брюнет, с острыми чертами лица и очень глубоким, холодным взглядом. Он вонзается в меня своими глазами и его зрачки тут же расширяются. Может быть, на фоне всего того, что происходит сейчас, я ищу хотя бы малейшую помощь в глазах такого же подростка, как и я. Но его взгляд тут же становится пустым и меркнет. Он отворачивается в сторону, прерывая наш зрительный контакт. Я смотрю в тёмный коридор, ведущий в подвал, который папа строил для хранения различного инвентаря. В фильмах люди всегда бегут в такие укрытия в попытках спрятаться от убийц. Может быть, там есть что-то тяжелое, что поможет мне защититься от этих извергов в чёрном, а потом я вернусь и помогу отцу, позвоню соседям, всем знакомым, чтобы они как можно быстрее приехали. В мое пространство снова входит чёрная тьма в виде облика человека и нарушает поток мыслей.
– Давай-ка ты сейчас вытрешь свои жалкие сопли и поможешь нам найти кое-что, – говорит он и одновременно отдаёт приказ своим людям. – Несите сюда этот сраный компьютер! Живо!
Двое парней послушно ринулись с места и помчались наверх. Он наклоняется ко мне и продолжает сыпать бесконечными угрозами.
– Твой папа связался с плохими дядями, за что получил по заслугам. – Его взгляд скользит по вещам на тумбочке и останавливается на фотографии мамы. Мужчина берет фото в руки и говорит то, за что отец разорвал бы ему глотку своими зубами. – Твоя мать, да? – Медленно разглядывая фото, с животным оскалом он поглаживает ее волосы, проводя пальцем по стеклу. – А может, и хорошо, что она умерла. Сейчас бы ей пришлось очень нелегко. – С тошнотворной мерзкой ухмылкой он облизывает свои пересохшие губы.
Не знаю, сколько мне понадобилось времени и сил, чтобы схватить самую большую фигурку из глины и со всей дури впечатать ее в висок мужчины. На его лице появилась глубокая рана с бегущей маленькой струйкой крови. Он отпрянул от меня и зажал лицо руками, выкрикивая такие ругательства, которых я в жизни не слышала. Я бегу, спотыкаясь о собственные шнурки, но новая порция адреналина, текущая по венам, даёт возможность не обращать внимания на это. Практически оказываюсь у железной двери подвала, но меня ловят чьи-то мощные руки и с силой возвращают на шаг назад, лишая возможности пошевелиться.
Я грубо утыкаюсь в железную грудь мужчины, чей рост выше моего на две головы. Страх давно отступил, а на его место пришла неистовая, искрящая злость. Мышцы налились свинцом в ожидании атаки. Я готова бороться за свою жизнь, пускай и зная, что такую глыбу льда мне не победить в одиночку. Он смотрит на меня, будто ястреб на свою добычу, желающий убить прямо в эту секунду. В тяжелом взгляде я вижу одержимость, демонов, усмехающихся надо мной и желающих скорее разорвать меня на части. Оглушающую боль внутри меня выдают лишь предательские слёзы отчаяния.
Рука мужчины сжимает мое плечо до хруста и почти ломает его, но внезапно его взгляд меняется. В глубине его глаз теперь я вижу свое отражение и свет, озаряющий его лицо другими красками. Сейчас это похоже на то, будто в теле одного человека умещаются несколько личностей, абсолютно противоположных друг другу. Доброта и злость, которые в эту секунду решают, кто выйдет на свет. Он ослабляет хватку, а я выскальзываю из его рук. Все ещё смотря ему в глаза, неуверенно открываю железный замок и с шумом закрываю за собой дверь. Соскальзываю по двери на пол и прислушиваюсь к каждому шороху. Я все ещё чувствую его за этой дверью и с холодным ужасом жду, что будет дальше. Мне остаётся верить, что оператор давно засёк мое местоположение и вызвал полицию. Мужские шаги отдаляются и вскоре исчезают вовсе. В кромешной темноте я двигаюсь почти на ощупь, задевая ногами на полу что-то металлическое. До меня доносятся отголоски разговора мужчин. Сердце отбивает бешеный ритм, заглушая часть их слов. Но то, что мне удаётся услышать, заставляет мое тело застыть и закрыть рот обеими руками от нарастающего шока.
– Босс, мы привезём лом и все, что нужно, чтобы открыть дверь. Девчонка никуда не денется. – Вслед за словами слышны громкие шаги.
Я слышу, как открывается входная дверь, и в тот же момент мужчина, убивший моего отца и оскорбивший мать, произносит то, что режет мое сердце на лоскутки.
– Нет. Отбой. Пускай эта сучка напоследок запомнит, кто мы.
После его слов наступает недолгая пауза.
– Сожгите здесь все, чтобы от этого дома не осталось и следа.
Мое тело полностью обмякает, и я падаю на пол, испытывая чудовищный страх смерти в эту секунду.
Глава 1
Память согревает человека изнутри.
И в то же время рвёт его на части.
Харуки Мураками. «Кафка на пляже»
Камелия
– Мисс, Ваш стол номер пятьдесят пять, – вручая мне пригласительный, произносит хостес. – Лифт находится в левой части лобби. Приятного вечера.
Лёгким кивком меня приглашают войти внутрь отеля. Тут все основано на эклектике, и каждая деталь кричит о роскоши и богатстве. Это место создали для ценителей настоящего искусства. Мраморный пол отражает хрустальные люстры с подвесками из страз. В зоне ожидания располагается величественных размеров персидский ковёр, расшитый вручную. Стены с лепниной рисуют в голове картинки Древнего Рима, а колонны с золотой гравировкой и витиеватая лестница в стиле барокко погружают в атмосферу Венеции XVII века.
Медленно, наслаждаясь каждым сантиметром этой роскошной сказки, я поднимаюсь к частному лифту для VIP-гостей. Он-то мне и нужен. Сегодня я тоже особенная гостья, хоть и не красуюсь в списке Forbes и не являюсь женой одного из владельцев отеля. Впрочем, стоит отметить, что это очень облегчило бы мне жизнь, поскольку одной из отличительных черт этого отеля является то, что сюда не могут попасть люди без своей официальной пары. Но деньги или связи решают все. За хорошие чаевые в качестве официальной подружки сюда могут пустить даже проходящую мимо шлюху. Мир меркантилен. Все покупается и все продаётся. Именно по причине таких требований мне пришлось проявить всё своё искусство соблазнения и втянуть в свой план ещё одну пешку. Томас Шон – акционер розничной сети магазинов. В прошлом году он продал акции на сумму более 8 миллиардов долларов. С таким финансовым положением он мог бы стать отличным завидным женихом почти для каждой женщины Америки. Вот только одна загвоздка – он уже женат десять добрых лет. Но Шон, как и многие другие мужчины, осознающие всю свою мощь, конечно же, не сильно хранит верность семье.
Мне не составило труда познакомиться с ним на одном из благотворительных вечеров. Еще ни один мужчина из моего списка не мог устоять от платья с глубоким декольте. Этот наряд так же банален, как и реакция мужчин. Добавить сюда ещё милую улыбочку и взгляд, полный восхищения и желания, – и он твой окончательно и бесповоротно. Как оказалось, для Томаса подобного рода знакомства на светских мероприятиях – уже привычная ситуация, ведь он давно не посещает их со своей женой и мало кто сможет хотя бы вспомнить, как она выглядит. Впрочем, несмотря на то, что мне доводилось много раз проворачивать подобного рода дела, я все же ставила на то, что мы познакомимся у него в офисе на Пятой авеню или в лифте его дома, где я буду в роли туристки из Италии, прилетевшей посмотреть Нью-Йорк. Какая-то часть меня хотела верить в то, что он хотя бы старается скрывать своих любовниц от жены, но все оказалось куда более тривиально.
Лифт начинает отсчёт этажей сверху вниз. Пятьдесят семь, пятьдесят шесть, пятьдесят пять… С его приближением внутри закипает что-то похожее на тревогу, ведь этот день я ждала очень долго. День, когда я посмотрю в глаза тем, кто разбил, растоптал, уничтожил меня прежнюю, оставив только пепелище. Мне понадобились годы, чтобы вернуть себя к жизни, собрать, как мозаику, состоящую из миллиона пазлов событий, мечт, желаний, надежд и разочарований. И что-то все же мне удалось склеить. Но вместе с этим я отрастила огромный непробиваемый панцирь. Защитную оболочку от всего негативного, что может вновь меня окунуть в то состояние, из которого, казалось бы, не было выхода. «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». В мысли пробиваются отрывки из памяти, о которых больно думать. Ещё больнее думать о том, что с этим придётся смириться и жить дальше. Но как показала мне жизнь, время не лечит. Оно затягивает рваные раны, оставляя некрасивые шрамы на теле. И каждый раз, смотря на них, ты видишь всю историю их происхождения, которую невозможно забыть, сорвать с кожей, стереть из памяти.
Теперь, поднимаясь на 71 этаж на частном лифте, я чувствую себя окрыленно, пьяняще. Сама мысль о том, что я наконец начала воплощать в жизнь то, что так давно планировала, пленит и дурманит. И чем выше я поднимаюсь, тем меньше чувствую себя тревожно. Я, черт возьми, на своём месте.
Двери лифта медленно открываются, представляя моему взору огромный зал с приглушённым светом. Уверенным шагом от бедра я направляюсь в сторону бара, чтобы не приковывать к себе лишние взгляды, но делать это получается с трудом.
Это казино не похоже на все другие, которые мне доводилось видеть. А побывать мне пришлось во многих. Чтобы отыскать то самое, где я точно смогу увидеть этих ублюдков. Десять лет своей жизни я не жила. Я была одержима планом мести, желанием расплаты и справедливости. Я научилась жить вопреки всему. Я нашла смысл. Именно поэтому с сегодняшнего дня я играю ва-банк, пускай и ценой своей жизни.
– Мартини тоник, пожалуйста, – озвучиваю свой заказ бармену.
Облокотившись на небольшой барный стул, сажусь вполоборота, чтобы спокойно рассмотреть все происходящее в зале. Глазами ищу знакомые лица, но в ответ ловлю на себе лишь грязные, пошлые взгляды сидящих за игровыми столами мужчин. Сколько должно быть денег у человека, чтобы, находясь за покерным столом, в момент повышения ставок, пялиться на девицу у бара, а не следить за реакциями других участников? Таких людей в покере профессиональные игроки называют «рыбами». «Фиш» – это определение игрока, который либо недавно начал играть, либо играет давно, но исключительно ради удовольствия. Они не утруждают себя тонкостями игры, стратегиями других игроков или тактическими манёврами. Их главное оружие против других – это деньги, которыми они не сильно дорожат. Именно поэтому они готовы идти до конца, не боясь промахов. Главная цель в игре с таким оппонентом – уметь вовремя закинуть наживку. И если все сделано правильно – рыбка на крючке. Несмотря на то, что покер в моей жизни появился недавно, так называемых рыб я встречаю очень часто, и не только за покерным столом.
– Ты пришла, – облегчённо произносит Томас, подходя ко мне со спины. – Я решил, что ты передумала, – делая небольшую паузу, он садится напротив меня, подзывая жестом бармена.
Вместе с появлением Томаса я слышу запах дорого парфюма, окутывающего меня с ног до головы. Его как всегда идеально уложенные светло-каштановые волосы зачёсаны назад и сильно блестят от приличного количества геля.
– Красивым девушкам не место за покерным столом, – с лёгким смешком он завершает свои сексистские размышления и берет в руки чистый Macallan со льдом.
Не сводя с Томаса глаз, я медленно подношу бокал к своим губам и блаженно смакую вкус коктейля.
– Красота ещё никогда никому не мешала забирать весь банк, – обнажая зубы, хитро улыбаюсь ему и тщательно прячу нотки агрессии в своём голосе.
