– Я давно не сплю, – вдруг сказал оказавшийся рядом и позевывающий Виктор Степанович так, что немного испугал нас, – доброе утро всем!
– Ну, ты подкрался, Степаныч, – проговорил Геннадий, шутливо положа руку на область сердца, как будто бы от испуга.
– К выходу вместе пойдем, а дамы пока остаются в купе, – твердо почти приказным тоном заявил Степаныч, на что Наталья Петровна не высказала никаких возражений, кроме одного произнесенного слова «Идите, ребята!».
Мы спокойно, не торопясь, все втроем вышли в тамбур, а потом Степаныч сам открыл входную дверь вагона.
Первое, что оказало на нас воздействие, так это была сильнейшая волна свежайшего воздуха, которая буквально окатила нас троих и, как мне показалось, с шумом, будто под давлением, проникла в коридор вагона через незакрытую нами дверь из тамбура. Воздух чем-то напоминал горный и был без каких-либо запахов, но вдыхать его нам было даже приятно. И, разумеется, этот мощный поток белого света, который от долгого воздействия на сетчатку моих глаз и на затылочные доли коры моего головного мозга, уже начинал постепенно раздражать меня. Тем не менее, я захотел продолжить изучение ситуации, решив проверить, сохранилась ли еще невесомость за пределами вагона. Для этого я легонько оттеснил рукой стоявшего в дверном проходе Степаныча, чтобы тот не мешал мне продвинуться к выходу, взялся за поручни и начал осторожно убирать ноги с откидной площадки одну за другой…
Отлично, здесь ничего не изменилось, обе ноги так же, как и вчера, зависли над бездонной пропастью, только сегодня она была полностью залита этим белым ярчайшим светом, о происхождении которого мы не имели возможности даже догадываться, впрочем, так же как и о возникновении в этом необычном месте темноты и невесомости. И температура воздуха была точно такая же комфортная, как и вчера. Повисев так с минуту, я притянул себя в двери, держась за поручень, и запрыгнул на площадку, а потом мы втроем вернулись обратно в вагон. Степаныч сказал, что изучать обстановку дальше не было никакого смысла, потому что мы пока не имели представления, что еще, кроме яркого света, вдруг охватившего бывшее темное пространство, изменилось в этом новом для нас мире, пока мы спали…
Мы с Геной и Степанычем зашли в купе к Наталье Петровне и Полине, которые уже сидели возле стола и готовились завтракать, раскладывая те немногочисленные продукты, оставшиеся в наших пакетах и сумках. Едва мы зашли, женщины перестали накрывать на стол и вопросительно уставились на нас. Мы, разумеется, сразу же поведали о том, что увидели так сказать за бортом и представили ей наши суждения и скудные выводы. Более полной информации о происходящем нам все еще негде было получить. Пока мы не ощущали со стороны абсолютно никакого воздействия на наш организм, кроме, пожалуй, этого ослепительного белого света на наши глаза, хотя внутри вагона он не казался таким ярким как снаружи, и теперь даже помогал нам быстрее передвигаться по помещениям. Но электричества в вагоне, к сожалению, так и не появилось… Самое неприятное было то, что по той же самой причине невозможно было вскипятить воду, чтобы побаловать себя настоящим железнодорожным чайком с кусковым сахаром…
– Ребята, у меня к вам небольшая просьба, – переглянувшись с едва сдерживающей улыбку Полиной, произнесла Наталья Петровна с какой-то хитрой ухмылкой, будто знала о чем-то больше нас, – раз уже мы продолжаем жить в этих условиях, вы бы хоть печку затопили… угля-то у нас навалом, зажигалки имеются, воды тоже пока хватит…
– Черт возьми! Как же мы забыли об этом!!! – почти вскрикнул Степаныч от полной досады, – мужики, называется, а про такую элементарную вещь и не подумали! Это же хоть позволит воду вскипятить и попить настоящего чайку, а может чего и сварить получится!
– Это точно, коллеги! – улыбаясь, сказала Полина.
– И давайте «Доширак» заварим! Хоть горячего поедим! – обрадовано произнес Геннадий.
– Вот что бывает, когда попадаешь в нестандартную ситуацию, забывается даже то простое, что может как-то облегчить жизнь! – улыбаясь, спокойно сказал я, потому что еще одна проблема была решена, пусть и не на все сто процентов, но все-таки…
– Мы с Ильей пойдем на растопку, – уверенно и четко проговорил Геннадий, а потом, обратившись ко мне, сказал, – ты не возражаешь, друг?
– Естественно, нет! – бодро по-военному отчеканил я, и мы тут же направились в котельное отделение, которое располагалось совсем рядом с купе начальника вагона.
Я начал возиться около титана, сначала вычистил жерло от золы, а потом заново положил туда несколько мелких дровишек, кусочки бумаги и при помощи найденных возле титана тонких лучин и зажигалки стал распалять топку. Благо, насыщенного кислородом воздуха было более чем достаточно для поддержания горения. Геннадий в это время пошел за дополнительными порциями угля. Я поджег бумагу, от сильного пламени которой быстро занялись деревяшки, и вот уже в топке заплясал живой огонек. Благодаря ему, в котельном отсеке стало даже как-то уютнее, особенно в сочетании с потрескивающими горящими дровами. Я продолжал постепенно добавлять все больше и больше принесенного Геннадием черного топлива, и пламя стало стремительно нарастать, нагревая воду до так нужного нам кипятка. В сочетании с достаточным поступлением кислорода, разогретый титан гудел, как настоящая деревенская печь…
По всему помещению котельной разносился специфический запах угля, который мне всегда нравился, с самого моего железнодорожного детства. Запах начал постепенно заполнять все помещения вагона, но сей факт никого не раздражал, наоборот, все понимали, что этот исключительно железнодорожный аромат исходит и печки, которая нагреет воду и позволит всем нам, наконец, отведать горячей пищи.
Примерно через час у нас был полный титан горячего кипятку, и мы, наконец, смогли вдоволь напиться чаю и поесть заварной лапши по-корейски, которая в наших продуктовых запасах была в достаточном количестве.
Но, тем не менее, время неумолимо двигалось вперед, а мы так и не понимали, что же все-таки с нами произошло и чего ждать дальше. Если мы попали в руки каких-то злых сил, то уже пора было открыть причину нашего появления здесь и того, что от нас хотят. Если же это какая-то случайность, как следствие природной аномалии, то в этом случае нам будет трудно что-либо понять, если только самим не приступить к изучению такого необычного окружающего пространства, неизвестно кем созданного вокруг наших вагонов.
– Наталья Петровна, – обратился к ВПН Степаныч, когда мы закончили трапезу и пребывали в приподнятом настроении, мило беседуя на отвлеченные темы, будто ничего и не произошло, хотя повода для веселья особенно не было, – я вот тут подумал, давайте хотя бы попытаемся обследовать пространство вокруг вагонов. Что-то нам надо делать, чтобы не просто сидеть, сложа руки…
– Каким образом? – спросила Наталья Петровна.
– Ну, например, один из нас будет «космонавтом», мы его привяжем к веревке, и он пустится парить в невесомости, при этом по возможности осмотрит пространство в разные стороны от вагонов, хотя бы на длину веревки, и нам расскажет, что увидел.
– Что могу сказать, друзья? Выходит, что очень темно – плохо, очень светло – тоже плохо… Похоже, здесь нет золотой середины… Для прогулки надо еще темные очки прихватить, потому что этот чертов яркий свет… – произнес я, словно уже согласился полетать в невесомом пространстве на коротком поводке.
– Веревку я принесу, она метров тридцать длиной, крепкая, у меня всегда в запасе лежит, – деловито произнес Степаныч.
– Что ж, тогда неси, я полечу, – вызвался Геннадий, – у меня как раз и темные очки имеются.
– Вообще-то я хотел полетать, – возразил я приятелю.
– Ну что ж, если у нас два кандидата смельчака, то тогда тяните жребий! – шутливо проговорила Полина, глядя на меня взглядом, полным нежности и бесконечного доверия.
Так и быть, бросили монетку, и жребий выпал именно мне.
– Значит, так тому и быть, – сказал я, мысленно готовясь к путешествию на ту сторону, – давай, неси свою веревку, Виктор Степанович.
– Илья, будь осторожен, – подойдя ко мне, ласково произнесла Полина и нежно обняла меня, а я ей твердо пообещал быть предельно внимательным и осторожным.
Глава 8
Через несколько минут я уже стоял на откидной площадке входной двери вагона, крепко обвязанный за талию тонкой, но очень прочной явно синтетической веревкой, которую Степаныч всегда возил с собой на всякий случай. Вот он и наступил. Подойдя к самому краю вагонной площадки, я приготовился оттолкнуться от нее, взявшись за поручни, а мои коллеги все вместе взялись крепко держать конец веревки, чтобы я не мог вырваться и улететь очень далеко. Безусловно, риск того, что узел вдруг случайно развяжется, и я кану в бездну, у меня был и немалый, поэтому во время моего вояжа надо было успевать и осматривать территорию, и очень внимательно следить за удерживающим меня фалом, одновременно крепко держа обмотанную вокруг кулака веревку. На всякий случай…
– Илья, смотри, ты отлетаешь на полную длину веревки, осматриваешься, а потом кричишь нам или дергаешь за фал и мы тебя вытягиваем обратно, чтобы потом ты смог залететь в другую сторону, ясно? – пояснил мне электромонтер.
– Ясно, Степаныч! – коротко ответил я.
Что же, наконец, момент наступил, Геннадий с Виктором Степановичем пожелали мне удачи. Я надел темные очки, еще раз двумя резкими движениями руки дернул за обвязывающую меня веревку, проверяя ее крепость и надежность узла, и как можно резче оттолкнулся от площадки, махнув рукой мужикам, стоящим в тамбуре вагона и держащим в руках конец веревки. Когда я в полете отдалялся от вагона, меня тот час подхватило это приятное и уже знакомое чувство невесомости. Я решил для начала взять направление вперед от вагона и, пока летел, вертел головой в разные стороны, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в этом ярком свете, заполняющем все окружающее пространство. Спустя непродолжительное время меня вдруг резко отдернуло назад от того, что веревка вытянулась на полную длину, а значит, мой путь в эту сторону был закончен. Тогда я, как договаривались, крикнул коллегам, и уже через несколько секунд почувствовал, как меня начали тянуть обратно, но двигался я гораздо медленнее, чем когда летел в эту сторону. Попутно я снова вглядывался через темные очки в яркую белую пустоту в надежде найти хоть что-то, способное прояснить ситуацию, но тщетно. Вскоре я заметил парящие в невесомости наши вагоны и стоящих на входе в тамбур моих коллег, что тянули веревку.
– Ну как? Что-нибудь заметил? – спросил меня Степаныч, едва я оказался рядом с входом.
– Нет, ничего! Совсем ничего, только свет, яркий свет, бездна, полная света… – отвечал я, – и как знать, может быть, то же самое ждет меня и в других направлениях.
– Понятно, Илья, но я даже не знаю, что делать дальше, потому что еды у нас не так много, какое-то время продержимся, а потом… И неизвестно, останется ли потом этот яркий свет или нашу бездну снова наполнит тьма…, – рассуждал Степаныч.
– Да, самое страшное это неизвестность, – задумчиво произнес Геннадий.
– Это точно, друг… и неизвестно, на Земле ли мы сейчас или где-то в космосе, может быть, даже на другой планете, в каком-нибудь инопланетном карантине… Ерунда все это… пока не узнаем, можно гадать бесконечно… – произнес я, готовясь к следующему вояжу, – ладно, мужики, держите крепко, я вверх попробую…
Я проделал то же самое и по направлению вверх, потом вниз от вагонов, но все оказалось безрезультатно, ничего я там не обнаружил, то есть вообще ничего, поэтому после окончания всех неудачных попыток, все мы вернулись обратно в вагон. После рассказа женщинам о нашей неудаче, по просьбе Натальи Петровны мы перешли сначала в зал для сортировки корреспонденции, а потом в кладовую, где все еще лежали недоставленные по назначению письма и посылки.
– Вот и все, коллеги! Как говорится, миссия не выполнена… – с оттенком печали произнесла Наталья Петровна, тоскливым взглядом осмотривая все эти почтовые залежи, которые теперь уже наверняка никогда не попадут в руки адресатов. Вся работа насмарку.
За всю многолетнюю работу на железнодорожном почтамте с ней еще никогда не происходило такого, чтобы ее вагон, ее бригада хотя бы однажды не доставила на станцию хотя бы одно почтовое отправление. Поэтому сейчас все происходящее очень сильно задевало ее профессиональную гордость и в то же время расстраивало, потому что эта женщина была по своей природе чрезмерно ответственным человеком, а сейчас получается, что работа не выполнена. То, что доверено ей людьми для доставки, адресаты не получат, причем не получат никогда, и это происходит в такой умопомрачительной ситуации, когда выполнить доставку почтового груза в принципе невозможно.
– У нас в вагоне тоже много багажа осталось, – глядя на Петровну, произнесла, вздыхая, Полина.
– Все это теперь не имеет никакого значения, потому что обстоятельства сильнее нас, Петровна, и ничего тут не поделать. Я думаю, что и отвечать за это нарушение нам будет уже не перед кем, – с нотками обреченности ответил ей Степаныч, пытаясь немного успокоить своего начальника, – что дальше-то делать будем?
– Ума не приложу, Витя! – спокойно ответила ВПН, при этом сделав глубокий прерывистый вздох, полный истинной тоски, и потом все замолчали, не зная, что еще можно было бы сказать…
В этот самый момент все неожиданно изменилось. Яркий белый свет, целый день наполнявший пространство, вдруг исчез, и его резко сменил темно-красный. Это мгновенно вывело нас из легкого оцепенения, и мы подошли к окну, безуспешно вглядываясь в теперь уже красную бездну. Этот свет раздражал нас не меньше, чем белый, но теперь можно было хотя бы не надевать очки.
– Это явно напоминает какую-то игру с нами, – произнес я, не отрывая взгляда от окна, – чего они хотят добиться от нас? Не понятно…
– Проверяют, наверное, нас на психологическую прочность, – предположил Геннадий.
– В чем же смысл всего этого? Никаких условий нам не ставили, ничего от нас не требовали, издеваются просто они над нами! – в сердцах сказал Степаныч.
– Кто это они, по-твоему? – спросила Наталья Петровна.
– Не знаю, ничего не знаю, – ответил Степаныч, и в его голосе все больше становились заметны нотки раздражения, явно смешанные с негодованием и беспомощностью.
– Не распаляйся, Степаныч, и не расстраивайся, может, у них именно на это и расчет, проверить, выдержит ли наша психика такие условия существования, – допустил я такую мысль, а потом продолжал.
– Вспомни про бригаду багажного, члены которой уже в первые часы обезумели и, не выдержав давления обстоятельств, довели себя до смерти, а мы уже двое суток держимся.
– По-твоему выходит, что все это с нами делают какие-то люди? – спросила Полина.
– Да ничего из этого не выходит, Полиночка, – произнес я спокойно, глядя ей в глаза, – просто мы ни-че-гоне зна-ем…
– Полина, извини, мне только сейчас пришло в голову, ведь ты, наверное, беспокоишься о дочке? – вдруг спросила Наталья Петровна.
– Конечно, переживаю, но что я могу поделать? Особенно сейчас? Ровным счетом ничего! Успокаивает то, что доча уже большая, ей и без того очень часто приходится жить у бабушки, а мама у меня еще крепкая, здоровье есть. Да и вообще, они обе давно привыкли, что я подолгу в командировках, но в этом случае, как знать, попаду ли я домой, вообще когда-нибудь… – ответила Полина Наталье Петровне, и мне на мгновение показалось, что она вот-вот начнет лить слезы, но этого не произошло, она тут же взяла себя в руки. «Она, в самом деле, очень сильная женщина. Другая бы на ее месте тут же раскисла бы, одна ситуация в ее вагоне чего стоит, а она…», подумал я и мысленно позавидовал ее стойкости.
Ситуация оставалась практически безвыходная. Из-за этого вскоре мы перестали разговаривать или о чем-то рассуждать, а просто ушли в зал для сортировки писем, где расселись по табуреточкам и какое-то время пребывали в тишине и молчании, погруженные в свои мысли, находясь в плену у темно-красного света, поступающего в зал через несколько небольших вагонных окон с решетками. Потом Геннадий, не выдержав долгого молчания, принялся вдруг рассказывать смешные случаи из своей жизни, которые на некоторое время нас развеселили, а после него то же самое начал делать и вполне переставший злиться на судьбу Степаныч. Это дало остальным немного времени, чтобы отвлечься от происходящего и успокоиться… Как же все-таки железная дорога, конечно, может отвлекать людей от обыденных реалий, но чтобы в такой жесткой форме…
Неожиданно в атмосфере нашего заточения вновь стали происходить изменения. Сначала мы заметили, что на фоне темно-красной бездны появилось что-то светлое, и тот час все разом прильнули к окнам, чтобы разглядеть, что там было-стало. Это светлое оказалось несколькими рядами белых маленьких огней, расположенных в виде прямоугольной сетки. Только находились они, по всей видимости, очень далеко от наших вагонов. Я предложил выйти в тамбур и посмотреть на смену обстановки из входной двери, что коллеги охотно и сделали, и через минуту мы уже толпились у выхода, жадно вглядываясь в бездну, которая снова преподнесла нам сюрприз.
На откидной площадке вагона обзор был существенно лучше, чем из окна, и поэтому, когда мы выбежали туда и присмотрелись, то сразу стало понятно, что сетку с многочисленными рядами огней можно было видеть по всем направлениям, куда ни бросишь взор. Самое интересное было в том, что далекие огни располагались как бы на стене, которая, если брать обзор шире, однозначно смахивала на огромную сферу.
– Вот это ничего себе! – воскликнул от нешуточного удивления Геннадий.
– Получается, что мы все это время находимся в полости огромного шара, внутри которого только невесомость и пустота, да то и дело меняется освещение с одного цвета на другой, – завороженно произнесла Полина.
– Похоже, что именно так оно и есть, – невозмутимо ответил я.
– Меня, если честно, немного жуть берет до мурашек по коже, когда понимаешь и воочию взираешь на то, что оба наши вагона висят в пустоте на таком огромном расстоянии от предполагаемого дна или края этого шара, – проговорил Степаныч, все еще не отрывая взгляда от представшей перед нами завораживающей картины.
– Меня тоже, – почти пропищала Полина своим тоненьким голоском.
– Но откуда тогда взялся мучивший наши сетчатки яркий белый, а потом сменивший его тусклый красный свет? – спросил я, не заметив сказанное Степанычем.
– Неважно уже, теперь хоть что-то стало проясняться, – добавил проводник-электромонтер.
– Ты не прав, старина, думаю, пока ничего еще не понятно, – с полным бесстрастием и спокойствием произнес я, продолжая пристально рассматривать огни, размещенные по стенкам сферы, – но все-таки я не могу отделаться от ощущения, что сейчас нам надо просто терпеливо подождать, уверен, что скоро мы все узнаем…
В тот же миг все разом замолчали, но остались стоять на откидной площадке перед входом в вагон, потому что вид снаружи был настольно ошеломляющий, что отсюда просто не хотелось уходить. Не прошло и пары минут, как картина вновь изменилась. Тусклый темно-красный свет вдруг исчез также внезапно, как и появился, превратившись в обычный свет, и мы, наконец, убедились, что наши вагоны и вправду «висят» примерно в центре огромного шара, покрытого сеткой из белых не очень ярких немигающих огней. Мы рассматривали стены шара, оценивая, что же это может быть, и каковы могут быть размеры всего этого. А что нам еще оставалось делать, кроме, как только наблюдать…
– Этот шар сделан явно из какого-то металла, – проговорил Геннадий.
– О размерах судить сложно, но, думаю, в диаметре метров двести будет, если считать, что мы находимся примерно в центре, – рассуждал я, продолжая медленно поворачивать голову то в одну, то в другую сторону.
– Тогда это без сомнения что-то космическое, – решила Полина.
– Не факт, дорогая Полиночка, такое сооружение можно сделать и в земных условиях, – невозмутимо ответил на ее замечание Степаныч, – вон какие огромные ангары для постройки ракет строят! А тут шар какой-то!
– Только я полагаю, друзья, что незачем кому-то строить такой аппарат на Земле, так что, скорее всего, Полина права, и этот объект вполне возможно находится в космосе, и построен он, как мне, прежде всего, думается, как раз не землянами, а представителями инопланетных цивилизаций, – выразил я свою мысль.
– Не знаю, ребята, можно предполагать все, что душе угодно, но пока мы не выясним истины, что попусту сотрясать воздух, – подвела черту под нашими разговорами Наталья Петровна.
Несколько позже я открыл противоположную дверь в тамбуре и выглянул наружу на другую сторону. Потом аккуратно прямо от двери, пользуясь все еще сохранившейся в шаре невесомостью, поднялся над вагоном, держась за край дверного проема, и посмотрел влево, вперед, направо и вверх, после чего окончательно убедился, что везде вокруг наших вагонов была все та же сфера, освещенная сеткой из ряда огней. Издалека она чем-то напоминала меридианы и параллели, которые часто рисуют на символических изображениях нашей планеты.
– И там везде все то же самое, – сообщил я коллегам, едва вернулся в дверной проем, подтянув себя за один из поручней, и встал на откидную площадку, которую теперь, по моему глубокому убеждению, не надо будет откидывать, чтобы покинуть вагон и спуститься на перрон. Больше никогда…
– Пока ничего до конца не прояснилось, надо уходить внутрь, ребятки, там вроде безопаснее, – призвала нас Наталья Петровна, и все единодушно выполнили ее просьбу, хотя понятие «безопасность» в этой ситуации было совершенно неприемлемо, потому что неожиданно возникшая угроза могла подстерегать нас в любое мгновение…
Глава 9
Спустя несколько минут после размещения в своих купе с естественной человеческой надеждой спокойно посидеть, отдохнуть от постоянно торкающих мозги всевозможных мыслей о происходящем с нами (на этот раз Полина пришла в наше с Геннадием купе), мы внезапно услышали громкий и резкий звук, напоминающий настоящий гудок локомотива, звучавший секунд десять. Сначала это немного сбило нас с толку, потому что мы были крайне удивлены, откуда здесь взяться другому поезду?! Совершенно неоткуда, особенно после того, что мы видели снаружи. Но я тут же вскочил с места, схватил Полину за руку, пригласил с собой Геннадия, и мы все побежали к выходу, чтобы посмотреть, где мог находиться, например, издающий гудок электровоз или тепловоз, не важно, что именно. Когда мы вновь оказались в тамбуре, открыв обе двери на эту и другую сторону, и, стоя на площдках, выглянули наружу, то никакого локомотива, само собой, не увидели, что вызвало у нас несказанное разочарование, потому что в глубине души все же теплилась надежда, а вдруг…
Оставаясь в тамбуре, через несколько секунд мы услышали мощный средней частоты гул, чем-то напоминающий голос, да, именно голос, который доносился отовсюду, причем одновременно и сразу, будто бы по всей сфере были наставлены репродукторы. Спустя полминуты, в тамбур буквально прибежали Виктор Степанович и Наталья Петровна, чтобы узнать, что еще произошло, и остались стоять и слушать, как и мы.
Раздающийся на всю сферу голос (или звук) был громким и низким по тону, но на удивление, схожий со звуками человеческой речи, но создавалось впечатление, что этот «человек» пел какую-то очень грустную песню. И у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что источник этого звука-голоса искусственный, а, вполне возможно, происходит из какой-то электронной машины. Если эта сфера, и в самом деле, представляет собой некую космическую станцию, то я мог быть и прав. Интереснее всего было то, что все мы понимали, о чем вещает этот голос, хотя никаких отдельных слов разобрать было не возможно, их просто не было. Это как песня без слов, немного напоминающая горловое национальное пение эскимосов или чукчей. В эти мгновения меня посетила вполне безумная мысль, что голос, вероятно, слышится у нас в головах. Этого тоже нельзя было исключить, потому что внеземное происхождение этого сферического объекта больше не вызывало у меня никаких сомнений.
Итак, мы слышали голос, который громко звучал, а точнее, пел внутри всей этой огромной сферы, но нам, по какой-то причине, удавалось понимать смысл слов и предложений. Из того, что пело нам это искусственное нечто, мы, в общем и целом, уяснили, что в настоящее время находимся уже не на Земле, что наши тела и то, в чем они помещались (в данном случае оба вагона), были случайным образом выхвачены с нашей планеты и перемещены в эту точку. Вот теперь все мы окончательно убедились, что захват произошол именно в окрестностях станции Слюдянка, как раз в том самом месте, где, согласно легенде, много веков назад пришельцами был сооружен некий портал, благодаря которому можно забирать существ и предметы, которые находились с ними рядом, и затем переносить в эту самую сферу. Голос, разносящийся по всему объему этого шарообразного сооружения, объяснил нам, что такие захваты происходят периодически, по земным меркам приблизительно раз в десять или пятнадцать лет. Все зависит о расположения нашей планеты и других планет нашей звездной системы, потому что сфера располагается на круговой орбите «материнской» звезды позади орбит всех вращающихся возле нее планет, чтобы никому из их обитателей не удалось этот объект обнаружить.
В этот момент я еще подумал, что, выходит, эта сфера, а значит и мы вместе с ней, сейчас находимся где-то приблизительно на внутренней границе астероидного пояса Койпера. Это же чертовски далеко от дома! Если не ошибаюсь, около пяти миллиардов километров, а может и больше! От такого просто с ума можно сойти! Однако такую роскошь я, да и, полагаю, мои спутники, себе позволить не могли, не имели права. В этой ситуации нам просто необходимо было нести ответственность не только за себя, но и друг за друга, а значит, мы буквально обязаны были сохранять присутствие духа, ясное сознание и трезвый ум…
В определенный благоприятный для нее момент сфера направляет мощный пучок энергии в точку на Земле, где также находится специально оборудованное когда-то место приема или, проще говоря, некий принимающий эту энергию контакт. И вот тогда между сферой и планетой создается невидимый человеческому глазу энергетический коридор, по которому и производится перемещение захваченного материала. Это обычно происходит мгновенно, поэтому никто на Земле даже не заметил, как нас похитили с родной планеты.
Теперь я окончательно укрепился в мысли, что именно это историческое событие (сооружение инопланетного контакта возле Байкала в районе поселка Слюдянка) и заставило калуханов отделиться от шаманов и кардинально сменить свое религиозно-духовное мировоззрение. И в этой их новой религии высшее божество бурятов-шаманов Хухэ Мунхэ Тэнгри «Вечно Синее Небо» для калуханов уже наполнилось иным совершенно конкретным истинным, а не выдуманным смыслом. Для них богами, пришедшими с Вечно Синего Неба, стали те самые пришельцы, от которых отщепенцы, возможно, узнали истину, полагая, что она и есть самая настоящая и единственная. Поэтому в последствие калуханы в течение многих веков поклонялись и продолжают поклоняться своим новым богам, при этом, совершенно не имея представления о том, в какой точке Вселенной эти самые боги проживают…
Голос, наполняющий каждый кубический сантиметр сферы, нам также пояснил, что место, где мы в данный момент находимся, является своего рода транспортным средством, перевалочным пунктом, неким шлюзом, посредником между разными мирами, а одновременно с этим призванным подготовить существ к переходу в другое пространственно-временное состояние…
На этом голос прервал свое «пение», будто давая нам время прийти в себя от услышанного, а его эхо, которое в течение всего времени вещания раздавалось по всему внутреннему пространству сферы, почти мгновенно растворилось в шарообразной бездне, оставив после себя глубокую мертвую тишину. Мы так и остались стоять в тамбуре, пребывая наедине со своими мыслями, пытаясь нашими примитивными мозгами переварить сказанное нам сферой и как-то осознать, куда это занесла нас «извращенка судьба» (по-другому не назовешь!). Но в наших головах такая сложная и фантастическая информация не могла сразу уложиться, но, полагаю, на первом месте продолжал оставаться вопрос – «что же нам делать», а на втором – «что с нами будет дальше»?
Прошло несколько минут. Мне удалось отключиться от гнетущих меня мыслей о нашем местоположении, о том, что нас похитили и тому подобном. И тогда я вдруг подумал, что именно сейчас в этом проклятом месте у нас нет никого, кроме этого искусственного интеллекта (разумеется, если это действительно был интеллект, а не примитивная машина, передавшая нам заранее подготовленную информацию), поэтому у нас нет иного выхода, кроме как начать общаться именно с ним. Недолго думая, я перешел ближе к краю откидной площадки входной двери вагона и изо всех сил крикнул в давящую на психику сферическую бездну.
– Кто вы такие? Что с нами будет?
Мои слова, вырвавшиеся из глотки, гулким эхом раздались по всему объему сферы, но ответа на мой вопрос не последовало, тогда я крикнул то же самое еще раз и даже громче, чем в первый, будто бы пытался заполнить своим криком всю пустоту этого огромного сферического объекта…
Ответа опять-таки не последовало, и мы уже молча собрались удалиться в помещения нашего вагона, чтобы отдохнуть в купе, а может и подкрепиться тем, что у нас осталось, как голос неожиданно снова «запел». В наших головах, как и прежде, послышались слова и предложения, и мозг начал в очередной раз послушно впитывать поступающую информацию.
Слушая «пение», каждый из нас узнал, что обратно на Землю мы больше не вернемся, так как это не предусмотрено функциями этой космической станции. В течение первых часов пребывания здесь, начиная с момента захвата с нашей планеты, наше поведение и различные реакции нашего организма изучались и оценивались специальным имеющимся в сфере оборудованием. Теперь можно было догадаться, почему сначала была тьма, а потом белый и красный свет. Голос также поведал, что, пока мы спали, существа без признаков жизни в соседнем вагоне были изъяты и аннигилированы, а все мы, оставшиеся в живых, будем находиться внутри до того самого момента, как нас переправят дальше. После этих слов «пение» снова резко прекратилось…
– Куда это дальше? И что означает это «другое пространственно-временное состояние»? – спросил Геннадий, заранее зная, что никто из нас не сможет ответить на эти поистине риторические вопросы.
– Илья, получается, что мы застряли в этой передряге… навсегда?! – произнесла Полина, и на ее глазах выступили слезы.
– Видимо, так оно и есть, – понуро проронил я, прекрасно понимая, что сказать ей мне просто нечего. – Но что делать, Полиночка, теперь придется продолжать жить в этих новых условиях.
