– Один тип был неправ, – буркнул я, сделав вид, что не заметил, как она, якобы поправляя жакет, расстегивает декольте еще глубже.
На стаканчики, вновь намеренно опрокинутые грудью Кэти я, естественно, больше внимания не обращал – я просто уставился в монитор, делая вид, что что-то старательно ищу. Старик исчез из переговорной, коллеги обсуждали футбол…
Весь день Кэти так и следовала за мной по пятам, то и дело предлагала кофе, расстегивала на себе блузку еще больше, наигранно поправляла волосы. Меня это не отвлекало и не раздражало, я быстро перестал обращать внимание на странные взгляды. Вряд ли она хотела, чтобы я поздравил ее с днем рождения.
Она, как и другие мечтательного склада ума девицы, вообразила, что если я такой мрачный, задумчивый и печальный – как заколдованное чудовище из сказки, – то однозначно нуждаюсь в том, чтобы меня поцеловали…
Она милая, но я даже не знал, о чем с ней говорить.
После обеда я и вовсе погрузился в свои мысли, снова и снова возвращаясь к странным недавним событиям. Черная тень забрала скрипку, Бафомет еще не знал, что больше на инструменте он не сыграет.
Когда я объясню ему все, он поймет. В глубине души я, все же, был рад, что избавился от скрипки – и надеялся, что теперь черная тень навсегда покинет меня и мою жизнь.
Двери прибывшего на первый этаж лифта разомкнулись, и четверо человек, включая меня, вошли в кабину. Ридель просил отправить документы курьером, большой белый конверт был уже передан в нужные руки, я встал у самой стены, разглядывая трещины в зеркальной поверхности боковин, бездумно уставившись перед собой.
Лифт закрывался, когда внутрь, протиснувшись между почти сомкнувшимися створками, влетела девушка – та самая, которую я увидел тогда у крыльца в первый день посещения офиса. Я еще не успел осознать это головой, а сердце уже начало судорожно биться в горле, как только в дверях промелькнул ее силуэт.
Меня моментально бросило в жар, я не понимал, что происходит: я таращился на ее затылок и каштановые волосы, струящиеся по плечам. Кабину наполнил едва уловимый аромат – сладкие духи, ваниль с восточными нотами…
Я нервно сглатывал, и почему-то некуда было деть руки: я скрещивал их на груди, прятал за спину, засовывал в карманы джинсов… Хорошо, что она не видела меня, с такой рожей мне не стоит ей показываться.
Незнакомка стояла близко, я мог рассмотреть каждую ресничку, каждую морщинку, я чуть ли не заглядывал ей через плечо – но она не обращала на меня внимания, проверяя на мобильном почту.
Мне захотелось прикоснуться к ней, протянуть руку – и я тут же с ужасом одернул себя. Что происходит?!
Мысли путались, мне казалось, что я ее где-то уже встречал. Не в прошлый раз, а когда-то давно… Я не мог вспомнить, но ощущение дежавю было сильным, я стискивал зубы до боли в челюсти, чтобы перестать шумно дышать.
Я боялся, что в следующее мгновение лифт остановится, и я больше никогда ее не увижу. Мне непременно нужно знать, на каком этаже она выйдет. Я не знал, зачем – но нужно.
Очередной уровень – и створки разошлись, раздался звон электронного колокольчика. Шагнув на этаж, девушка исчезла вне досягаемости моего поля зрения, так и не обернувшись.
Я пересилил непреодолимое желание помчаться вслед. От глубокого сопящего вдоха соседи по кабине недоуменно на меня оглянулись, а я уже глупо улыбался.
Пружинистым шагом я вышел из лифта. Незнакомка вышла на тринадцатом.
20. Побеждать огонь огнем
Бафомет не разговаривал со мной уже третий день, и я не решался приходить в клуб. Я не хотел с ним ссориться, но как я мог поступить иначе? К тому же скрипка – эта проклятая скрипка – моя.
Я выкрутил руль вправо, поворачивая на улицу, ведущую к дому. Погода была отвратительная, под стать поганому настроению, дождь барабанил по лобовому стеклу, оставляя мутные и искрящиеся в тусклом свете фонарей дорожки. Скоро выпадет снег – ноябрьский снег, но ньюйоркцы не заметят его, потому что он растает на утро, будто его и не было.
Лучше бы я вообще никогда сюда не приезжал, лучше бы вообще ничего этого не было. Иногда мне казалось, что я уже ненавижу эти одинаковые кварталы и частые перекрестки в Астории, этот кипящий модный Манхэттен, эти бруклинские клубы… Мрачные думы и предчувствия, уныние и осеняя безысходность – как в галерее Бауэри.
Куда бы я ни шел, я везде ощущал на себе чей-то взгляд, еще месяц назад я бы посмеялся над своей паранойей, но не сейчас.
Мне снились странные сны. Именно странные, не страшные, приятные – как могут быть приятны красочные эротические видения, которые покажутся отвратительными при свете дня.
Мне снилась она – та темноволосая девушка. Увлечение стремительно перерастало в одержимость, никогда раньше со мной такого не было… Она просто незнакомка – я ее даже не знаю.
Я не решался познакомиться с ней, это было бы неуместно – особенно после подобных фантазий.
В моих снах мы были знакомы давно, мы прожили множество жизней вместе. Декорации и эпохи сменялись, а она оставалась прежней… Как наяву, она могла являться ко мне, каждый раз я думал, что это не сон, потому что вот я – лежу у себя в квартире, на кровати, и те же стены окружают нас, и осенний дождь стучит по стеклу занавешенного окна… А когда я просыпался от собственного стона, весь мокрый от пота, мне становилось противно от самого себя.
Я не мог противостоять наваждению. Это было сильнее меня.
Чертов суккуб! Расщепленная Звезда в множестве вариантов… Вот бы мои демоны посмеялись, узнав, что у меня за ночные видения.
Если я перестану постоянно думать о ней, если я забуду ее, то она больше не станет приходить… Она стала навязчивым образом, страшнее монстра с горящими желтыми глазами.
Я криво ухмыльнулся, поворачивая ключ в замке входной двери. Сегодня я выпью залпом полбутылки виски и провалюсь в сон без сновидений – и меня не сможет разбудить ни красотка, ни черная тень.
Я поставил стакан на пол и уже сидел на постели, стащив джинсы наполовину – но вдруг вскочил с кровати. Меня осенило: побеждать огонь огнем!
В попытке пройтись по комнате к тумбочке, чтобы собрать содержимое карманов, я запутался в собственных штанинах, болтавшихся между ног как кандалы. Вскоре, я уже застегивал ширинку.
Когда джинсы придется снова снять, лучше это сделать полностью.
…Музыка гремела под сводами Гуд-Рума, и я уже жалел, что поддался порыву прийти в клуб. В любую минуту меня мог заметить кто-то из знакомых, разумнее было пойти туда, где меня никто не знает.
Я прислонился к барной стойке, выглядывая из-за голов, кивая бармену.
– Ой, смотри, это же Виктор!
Сквозь булькающий хрип вокалиста коллектива, обычно выступающего у нас на разогреве, я из-за спины уже различил голоса. Приближающийся визгливый пьяный девичий смех предзнаменовал то, что ко мне через пару мгновений присоединятся любительницы потанцевать, выпить и потрахаться.
Сегодня я ничем от них не отличаюсь, я тоже пришел отдохнуть и приятно провести время.
Я так и не запомнил их имен, они хохотали, рассказывая впечатления о предыдущем концерте, я разглядывал их без стеснения – как товар. Одна была похожа на куклу Барби, сделанную по стандартному лекалу, блондинку, умеющую громко смеяться над сальными шутками и хорошо сосать. Вторая, брюнетка, была похожа на мертвую невесту из фильма Бертона. Белые зубы за вишневыми губами она скалила хищно, и я не удивлюсь, если в сумке у нее, помимо пачки презервативов, окажется страпон.
Некоторое время спустя Барби, осознав, что я уже определился с выбором, и двух девушек мне много, незаметно исчезла, оставив нас с подругой наедине. У нее был приятный голос, она могла поддержать разговор, и даже – игриво, не всерьез – обсуждала недавнюю лондонскую театральную постановку, в которой инсценировали ритуал культа Расщепленной Звезды.
Мне уже кажется, все вокруг помешаны – либо на скрипках, либо на Матери демонов.
Девица облизывала губы, гладила меня по колену – рукой с длинными ногтями, похожими на когти, с помощью которых вампиры ползают по стенам, – а я еще сомневался, лишь угощал ее коктейлем. Я не знал, что меня до сих пор держит – в ней все было так, как мне нравилось.
Какая-то часть меня хотела уйти домой, какая-то часть меня была брезгливой… Мы были достаточно пьяны, чтобы не замечать гул голосов и шум музыки: мы сидели за баром, у нее были красивые стройные ноги, одну она зачем-то закинула мне на бедро.
Я предложил еще коктейль, она отказалась – и поднялась со стула, увлекая меня за собой. Я шел за кулисы, притягивая ее к себе за талию одной рукой.
Она припечатала меня к стене, я усмехнулся, запуская руки под верхний край туго затянутого кожаного корсета. Грудь, полуприкрытая одеждой, была мягкой. Она потянулась ко мне своим алым ртом, но я остановил ее, прижав указательный палец к губам.
Я не хотел, чтобы она меня целовала.
Пока она возилась с моим ремнем и ширинкой, а длинные ногти щекотали живот, я пытался понять, почему мне все время кажется, что что-то не так. Она пыталась вытащить мой член из не до конца расстегнутых джинсов, я держал ее за волосы, она влажно целовала меня в шею.
Настойчивые и грубые ласки возбуждали, но, в то же время, мне было не по себе. Я всматривался в лицо, иногда обращающееся в мою сторону, и ловил себя на мысли, что я сравниваю… Сравниваю с ней.
Они обе были в моем вкусе. У них было что-то общее, даже слишком, но недостаточно, чтобы…
Мы не проронили ни слова, и она уже опускалась на колени, продолжая держать мой член напротив своего лица.
– Я сейчас приду, – прохрипел я, поднимая ее с пола, тут же застегивая штаны.
Она провожала меня недоуменным взглядом.
Спустя мгновение я уже несся к выходу, проклиная себя.
21. Отвращение
Как я мог?! Как в мою дурацкую башку вообще могла прийти эта идея?! Мне было мерзко от себя самого, я жалел, что не разбился на машине по дороге до дома.
Я едва добрался до туалета, не забрызгав содержимым желудка пол в прихожей. Меня выворачивало наизнанку, и, вцепившись в край унитаза руками, чтобы не растянуться на полу в луже, я в перерывах между звуками инопланетных цивилизаций выл в голос.
Так продолжалось мучительно долго – и когда, наконец, не прекращаемые рвотные позывы начали стихать, я, дрожа от слабости, уселся на полу, прислонившись спиной к ванне.
Отдышавшись, я открыл глаза и уставился на лампы в потолке, свет обжигал, мне вновь пришлось смежить веки. Голова еще кружилась, чувство гадливости подступило к горлу, и я в очередной раз пополз к унитазу.
Я ждал, когда пытка закончится. Мышцы живота скручивало, желудок выпрыгивал наружу через глотку.
Когда я смог залезть под душ – не раздеваясь, прямо в одежде, – стало чуть легче. Я нервно стаскивал мокрую водолазку и штаны, я выкрикивал ругательства в молчаливую пустоту, упираясь руками в стену. Я намыливался и смывал с себя пену несколько раз – казалось, что эта проклятая помада въелась в кожу, всосалась в кровь, как яд, и мне никогда не удастся от нее избавиться… Меня уже не тошнило, но было противно, я ненавидел себя, ненавидел то, во что я превратился.
Глаза щипало то ли от мыла, то ли от подступивших слез, я рыдал, я не мог остановиться. Я скулил, снова пытаясь смыть невидимые отпечатки рук и губ, я тер лицо, я царапал кожу, чтобы содрать эту мерзкую маску, я кусал губы до крови, чтобы перестать всхлипывать. Я сел на корточки, обхватив себя за плечи руками.
От мысли, что я бы остался с той девицей, мне стало страшно.
Почему во сне все иначе, почему от мысли о другой в груди, в животе появляется трепет, почему сразу возникает эта приятная тяжесть в паху? Я уже со странной улыбкой облокачиваюсь на стенку душа, рука тянется к члену.
Так, словно она реальная.
Да что же я творю?! Придурок, который боится собственной тени и дрочит в душе, фантазируя о незнакомке!
Я выбрался из-под горячего потока воды и направился в комнату, не вытираясь, а потом завернулся в одеяло на кровати.
Меня била дрожь – то ли от слабости, то ли от холода, – но я продолжал сидеть и смотреть невидящим взором перед собой. Если бы в тот момент явился монстр в плаще, я был бы рад ему – я бы сорвал с него маску, выцарапал бы желтые глаза, придушил бы его… Но у тени же нет тела… А значит, он не сможет меня достать…
Я понял, что засыпаю, когда черная тень, обернувшись мной, прошла мимо в ванную и включила душ. Покрепче завернувшись теплое и уютное одеяло, я уронил голову на подушку и мысленно послал тень к черту, а он показал мне жест из кулака и среднего пальца.
22. Выходной
– Виктор, вы меня слушаете?
Грей смотрел на меня обеспокоенно, я понял, что пропустил мимо ушей все, что он говорил.
– Нет, простите, я отвлекся, – пробормотал я, зябко поежившись.
Мне весь день было холодно, слабость не проходила. Проклятое похмелье.
– Вы в порядке?
Я пожал плечами. Толку от его вопросов… Голова раскалывалась, я очень хотел вернуться домой, воспользоваться выходным днем перед пятидневной рабочей неделей офисного муравья – и зайти в магазин, купить что-то из еды. Обычно в холодильнике у меня – как в чулане старой матушки Хаббард из детского стишка.
Только потом я вряд ли оживу, как ее пес, если сдохну от голода.
Я задумчиво взглянул на мутное серое небо Файненшл-дистрикт за окном, затем удостоил вниманием юриста, терпеливо ожидающего ответа.
– Да, я в порядке.
Грей вздохнул.
– Чтобы оспорить сделку на аукционе, вам нужно будет показать инструмент независимому оценщику – чтобы подтвердить, что это именно та самая скрипка.
– Почему нельзя оставить все как есть? – возразил я. – Мне наплевать, куплена она или унаследована, это совершенно не важно.
– Мистер Райхенберг, эти заботы я возьму на себя. Ваша задача – всего лишь нанести один единственный визит. Я сообщу вам адрес чуть позже. Это юг Бруклина, район Кони-Айленда.
Черт его дери, вот пристал-то! Не собираюсь я никому наносить визитов – тем более, что у меня больше нет скрипки. Зачем мне лишние проблемы?
– Я же уже сказал: мне не нужны обратно деньги.
Я чуть не проговорился, что меня вообще на аукционе не было, а виноват во всем хитрожопый Хедман, внесший мое имя в список участников.
Меня знобило, я натягивал рукава толстовки на запястья и ерзал на стуле.
– Быть может, есть причина, по которой вы не желаете кому-то показывать скрипку или заявлять, что вы ее владелец? – прищурился юрист.
Я покачал головой.
– Нет. Я просто не понимаю, зачем столько шума из-за дурацкой скрипки.
Он откинулся на спинку кресла, потянулся за пачкой сигарет, щелкнул зажигалкой – с изображением сцены охоты на вепря в узорах белых пятилистных лилий. Я бы тоже закурил, но в горле першило, я почему-то не мог даже смотреть на сигареты.
Грей вещал про страховку для инструмента, но я не слушал: я вновь провалился в размышления.
В какой-то момент я закашлялся от дыма, прервав монолог юриста на середине фразы, скомкано попрощался и поспешил удалиться. Меня уже бросало то в холод, то в жар, состояние было паршивое.
По дороге домой, уже в Астории, я зашел в супермаркет. Руки тянулись к шоколадным батончикам, от человеческой еды меня воротило так же, как от сигарет. Готовить я не умел, чаще я заказывал пиццу или брал по пути что-то из мексиканской кухни, реже покупал еду, которую достаточно просто разогреть – и благополучно забывал о ее существовании в холодильнике до истечения срока годности.
