Заходы в Сингапур, мимо которого во вьетнамских рейсах приходилось проходить дважды, были редкими и в основном по техническим причинам, чтобы закупить какие-либо дефицитные запчасти и судовое снабжение. И все же судно привлекло к себе внимание определенных деловых кругов, которые выдвигали даже предложения по эксплуатации «монстров» на перевозках между «городом льва» и портами Австралии, обещая большой объем грузов и полную загрузку в оба конца. Насколько они могли быть привлекательны и рентабельны, судить трудно, ибо никакой конкретики не было. В этом предложении прежде всего настораживают жесткие требования к заходящим в порты зеленого континента судам и громадные портовые расходы. Но «Интерлихтер» был заряжен именно на Вьетнам – по старой советской традиции, зародившейся еще во времена войны с американцами в семидесятых годах, когда множество судов доставляли самые разные грузы, помогая бывшему французскому (еще с девятнадцатого века) протекторату Аннам в его многолетней борьбе за независимость. Ради справедливости стоит сказать, что все многомиллиардные долги позднее были списаны, то есть наши суда работали бесплатно. Во Вьетнаме приоритетным портом был Вунгтау в устье реки Меконг, также заходили в реку на рейд Тхиень-Лиень. Старый лоцман рассказывал, что во время гражданской войны между Севером и Югом Вьетнама заводил на этот рейд американские авианосцы. На подходе к Вунгтау на горе высится громадная статуя Христа с распростертыми руками, словно копия бразильского, в Рио-де-Жанейро. Но в лице Господа все же угадываются вьетнамские черты. Преобладающей религией является чисто вьетнамский культ предков и буддизм, а на христианство приходится лишь несколько процентов верующих. Но тем не менее немногочисленная община католиков установила эту статую за счет своих пожертвований в 1974 году.
На реке Меконг четко соблюдается меняющийся приливно-отливный цикл, во время которого скорость течения реки уменьшается до 1—2 километров в час и затем возрастает до 10—12. При сильном течении даже два буксира с трудом справлялись с буксировкой лихтера, что значительно замедляло скорость грузовых работ. Особенно тяжело было работать в ночное время, когда наступает тропическая тьма и буквально погружает во мрак преисподней. Судовое освещение и прожекторы буксиров были явно недостаточными, но Сергей предложил использовать «прожектор Суэцкого канала», который разделяется на два мощных луча, дабы осветить обе кромки канала. Предложенное им новшество решило проблему освещенности.
Проверять лихтеры было крайне необходимо, в противном случае вал коммерческих убытков был неизбежен. Вьетнамцы крали все: снимали оборудование электрощитов, сливали масло из редукторов брашпилей, залазили в трюм, приподняв крышки домкратами без нарушения контрольных пломб, о срезанных швартовных синтетических концах и говорить не приходится. В этом виде также неолимпийского вида спорта им не было равных, и они, безусловно, лидировали на мировой арене. Ремонтная бригада на борту привычно восполняла и ремонтировала все за счет «Интерлихтера». Возили из Вьетнама в основном паркетную клепку, мазь «Звездочка» и водку «Слезы Хошимина». Вьетнам, десятилетиями воевавший, не обладал какой-либо значимой экспортной продукцией, но создать иллюзию равноправной торговли было необходимо.
С паркетной клепкой произошел трагический случай в Ренийском порту. Для министерства обороны привезли лихтер с паркетом. Подобные грузы фумигировались, дабы не привезти в Союз какую-нибудь тропическую заразу из Вьетнама, и откуда-то просочилась информация, что в роли фумиганта использовали печально известный газ «Циклон Б», применяемый Штатами для травли вьетконговцев. Народ насторожился, и лезть в лихтер никто не хотел ни за какие коврижки. Пригласили представителей войск химзащиты из болградской дивизии ВДВ. Приехали начальник-майор и его заместитель. Офицеры приступили к исследованию груза на лихтере. Катер, привезший их, ждал на протяжении получаса, но офицеры не появлялись. Так и не дождавшись, двое катерников пошли к лихтеру, надев аппараты индивидуальной защиты из пожарного комплекта. Заглянув в люк, обнаружили обоих офицеров, лежащих мертвыми в противогазах против химических отравляющих газов. Замеры химического состава воздуха в трюме показали наличие большой концентрации углекислого газа, который выделяла сырая паркетная клепка. Обычные противогазы были бессильны против него, и офицеры задохнулись. Если жертвами оказались самые квалифицированные офицеры химзащиты, не попытавшиеся даже взять пробы воздуха, то что же говорить об обычном люде. Как бы то ни было, но ни один из членов экипажа даже не пытался заглядывать в трюм, твердо усвоив, что заговоренных среди них нет.
Но были и свои радости. Во время грузовых операций в «Учкудуке» (Усть-Дунайске – «секретном порту» без причалов и складов) на борт привозили семьи экипажа. Административным центром являлся ветхозаветный теплоход «Кооперация», построенный еще в двадцатых годах. Это была та самая «Кооперация», которая в компании дизель-электроходов «Обь» и «Лена» участвовала в первой советской антарктической экспедиции в 1957—1958 годах. Судно поистине легендарное. О тех событиях эстонский писатель Юхан Смуул, бывший в составе экипажа, написал известную «Ледовую книгу». Теперь же, устав от многолетних арктических и антарктических плаваний, небольшой грузопассажирский теплоход продолжал служить людям, став надежным причалом для «перелетных птиц». В пассажирской зоне двери, поручни трапов и панели переборок были из красного дерева, напоминая о лучших годах его трудовой деятельности. Корпус, построенный по давнишним технологиям, находился в идеальном состоянии, металл был на совесть, не подверженный ржавчине, что говорило о его высоком качестве и чистоте – это вам не конверторная сталь, которая начинает ржаветь изнутри. С годами вилковские аборигены потихоньку растащили всю эту красоту из красного дерева и бронзовую отделку, но все же судно исправно служило дебаркадером, где можно было переночевать и подкормиться. Семьи членов экипажа прибывали на пассажирской «Ракете», которая швартовалась к «Кооперации», а потом их на портовых катерах доставляли на судно. У лац-порта «монстра» устанавливали понтон, на который опускали парадный трап. В этих случаях экипаж собирался под спасательной шлюпкой левого борта, высматривая своих домочадцев, кто к кому в каком составе прибыл.
Жена Сергея, Алия, посетив в первый раз судно, не увидела в нем ничего необычного. Даже подъем на лифте на «седьмой этаж» не впечатлил ее, ибо после домашнего 16-го этажа казался делом обыденным. Ее первоначальный вердикт был таков: «Ты говорил, что судно огромное, а ничего в нем такого нет. Ты даже не вышел к борту посмотреть, как мы подошли на „Ракете“!» Пришлось ей объяснить, что весь экипаж стоял под шлюпкой и наблюдал за прибывшими. Расстояние и размеры судна скрадывали даже немалую толпу в полсотни человек. Но доверия после абстрактных объяснений в глазах жены не прибавилось, нужно было устроить визуальный осмотр. На верхней пустой палубе эффекта никакого не было, но после спуска на вторую грузовую палубу зал в 160 метров длины и 25 ширины, с пятиметровой высотой потряс ее воображение. Она лишь произнесла: «Это все?» Сергей добавил, что впереди еще метров 60, а позади 40, и наконец-то до нее дошло. Глаза тут же поменяли выражение на истинное уважительное удивление.
Погрузка лихтеров ночью в Усть-Дунайске приносила хороший бонус как чисто в любительском смысле для заядлых рыболовов, так и в продовольственном – для пополнения стола, разнообразя его свежей рыбой. Ночью, после установки лихтеров на синхролифт и подъема до нужной палубы, на рыбинсах подъемника всегда оказывалось много самой разнообразной рыбы, включая осетров. Крупных сбрасывали в воду, а мелкие шли на уху, которую поварята тут же готовили к двум часам ночи – обеденному времени грузовой бригады. Уха получалась не хуже, чем у гиляровских гурманов – за уши не оттащишь. Поднять жену к этому пиршеству Сергею ни разу не удалось, даже несмотря на ее вечерние просьбы.
Самой большой проблемой на стоянке были дети, которых жены привозили с собой. А для них посещение «ковчега» было сродни визита в сказку, и разговоров об этом хватало надолго. В школе они на какое-то время становились героями, приковывая внимание после рассказов о посещении необычного судна и ловя на себе завистливые, восхищенные взгляды одноклассников. На судне в стремлении уединиться родители выпускали своих чад на волю, и самообразовывалась разнокалиберная шайка малолеток, носящаяся по коридорам, в спорткомплексе и помещении бассейна, который таил в себе главную угрозу. Обычно до или после прохода Босфора в него набирали чистую морскую воду (естественно, не зимой), и три-четыре дня она была вполне пригодна для использования. Хотя ее уровень опускали до доступного детям, но в любом случае это была большая головная боль для старпома. В описываемое время присутствовал один «медведь-пестун» – сын второго дизельного механика, который, будучи старше всех, как-то организовывал эту шайку и следил за ней. Но, как бы то ни было, он все-таки был ребенок. С каждым заходом в порт проводились разъяснительные беседы и предпринимались попытки организовать попеременное наблюдение за детьми силами жен, но каждый раз все достигнутые договоренности разваливались, едва начавшись. Детей не пускали в пустые отсеки, закрывая соответствующие двери и лазы, но стопроцентной уверенности это не давало, и приходилось по нескольку раз на дню сличать поголовье по списку.
Случился в практике курьезный случай, едва не ставший трагическим, когда в первый заход после завода в Питер старший офицер пограничного наряда отказался от предложенного сопровождения досмотровых групп членами экипажа. На нет и суда нет, было бы предложено. Досмотр длился 4, 6, 8 часов, все дольше растягиваясь, и досмотровое начальство пребывало в полной растерянности, но к судовой администрации за помощью не обращалось, видимо считая, что само может вывернуться из ситуации, которая возникла по ее же вине. Это сильно напоминает эпизод, когда Ходжа Насреддин спасал тонущего в арыке купца. Наконец волевым образом вмешался капитан, когда стало ясно, что у погранцов потерялись люди в чреве «ковчега». Исчезнувшая группа была направлена в помещение рулевого устройства по правому борту. Заблудших вскоре нашли на самом днище, и двое из троих были травмированы, ибо фонари погасли, израсходовав энергию, а ультракоротковолновая станция не пробивала толстый слой металла над головами. Состояние молодых ребят было аховое, так и с ума ненароком можно сойти: «Замуровали, демоны», – как в известном советском фильме. Вывели их на свет божий, и на этом досмотр закончился. Благодарности за спасение пограничников не последовало, скорее наоборот, экипаж виноват, так как не настоял на сопровождении. Но офицер со своей командой быстро ретировался. Знает кошка, чье мясо съела.
На судне закончили монтаж и наладку аппаратуры спутниковой связи. Протестировать ее работу в рабочем режиме пришлось старпому. Сергей продиктовал оператору в Токио номер своего московского домашнего телефона. В Москве было три часа ночи, и голос жены был сонным, но тревожным. «Как ты оказался в Японии?» – сразу же последовал вопрос. Пришлось объяснить причину столь неожиданного и странного звонка.
В следующий заход в базовый порт на борт явилась представительная военная комиссия во главе с контр-адмиралом из штаба Черноморского флота в Севастополе. Провели учения по борьбе за живучесть. Пожарная тревога, как и по борьбе с водой, дело обычное. Но вслед за ними решили приготовить судно к защите от угрозы радиационного и бактериологического заражения. К нескрываемому изумлению высокой комиссии, выяснилось, что огромное судно никоим образом не приспособлено к использованию в боевой обстановке. Для них это был нокаутирующий удар, ибо на протяжении своей военморовской карьеры никто из комиссии не мог представить, что может существовать судно под красным флагом, не соответствующее требованиям военно-морского ведомства. Ведь прежде всего это корабль, да еще какой. Их так учили. Коммерческие и другие назначения – дело второстепенное. Неисповедимы пути твои, Господи! Интересно, а задумывался ли кто-нибудь из них, откуда берутся деньги на их содержание? Вряд ли! А жаль! Может быть, и военный бюджет расходовался бы более рачительно и не списывался по многим ненужным пустякам. Привычка брать деньги из тумбочки, не интересуясь, каким образом они туда попадают, не приучает к экономности и бережливости, а лишь развращает. На «монстре» не было ничего: ни герметизации помещений, ни спринклерной системы, ни блока для укрытия экипажа с избыточным давлением внутри и очисткой забортного воздуха. Не было даже самого элементарного: принудительной системы голосового оповещения экипажа. Возмущению не было предела. В состоянии полного разочарования и негодования комиссия поспешно покинула борт негостеприимного «ковчега», который непонятно для чего построили.
После жуткой аварии на Чернобыльской АЭС при прохождении Суэцкого канала администрация ввела требование представлять замеры радиации и документальные подтверждения проведения дезактивации лихтеровоза. Пришлось достать дозиметры и изобрести ускоренный метод проведения дезактивации, что, конечно же, было полной профанацией, но для египетской администрации канала этого было вполне достаточно. Для проведения полной процедуры на громадном «дредноуте» наверняка потребовалась бы рота солдат, да и тем пришлось бы работать засучив рукава не один день.
Дни мелькали в ежедневной суете, наматывая недели и месяцы, и на судне сменялись капитаны. Пришел специалист широкого профиля, не терпевший ни слова возражений, и после двух рейсов он поставил вопрос ребром в соответствующих службах пароходства: «Либо я, либо Михеев!» Как обычно, в таких случаях верх остается за старшим по службе, тем более капитаном, и Сергею пришлось расстаться с лихтеровозом, о чем он не очень-то сожалел. Это была лишь ступень в его морской карьере.
За время его работы на судне временами происходили курьезные, комические, а порой и драматические, едва не ставшие трагическими, случаи, да и трагические тоже имели место. О некоторых из них он поделился с читателями.
Летающий «дракон» (боцман)
Большие лихтеровозы «Юлиус Фучик» и «Тибор Самуэли» в режиме полного хода развивали скорость до 21 узла, но фактически использовали экономичный ход в 16 узлов, при котором в сутки экономилось 30 тонн топлива, вместо 120 сжигалось 90. Если же судно запаздывало, то для входа в расписание давали полный ход, дабы наверстать упущенное. Однажды в таком случае следовали в Красном море на юг. Боцман занимался дооборудованием одного отсека и шел по палубе со стороны кормы навстречу потоку хотя и охлаждающего, но сухого ветра из африканской пустыни. Он направлялся к старпому, держа над головой лист многослойной фанеры.
Скорость хода создавала изрядный встречный поток воздуха, и совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба, с юга налетел небольшой шквал, и оба потока встречного воздуха, слившись в один, подняли «дракона» в воздух, и полетел он на своем «крыле», как «фанера над Калифорнией», в сторону кормы. Не осознав произошедшего, выпучил глаза и лишь открывал и закрывал рот, словно выуженная на берег рыба.
Сергея мгновенно пронзила мысль, от которой по спине пробежал холодок: «Не дай бог, снесет его за борт, пропадет ведь». Остановить несущуюся махину и развернуться не так просто, это займет немало времени, да и акулы в Красном море не дремлют, славятся завидной прожорливостью, их нравы известны во всем мире. Старпом во всю прыть бросился за боцманом, крича что было сил: «Брось фанеру!» Но «дракон» есть «дракон», то, что в руки попало, так просто не отпустит. Смахивает на Шуру Балаганова из «Двенадцати стульев», когда тот, имея при себе 50 тысяч рублей, «подрезал» кошелек у женщины, в котором было 78 копеек и профсоюзный билет. На том и погорел – механическая привычка сгубила.
Боцмана уже подняло метра на два над палубой, да еще фанеру развернул, словно летающее крыло, хотя подъемную силу крыла в зависимости от угла атаки не изучал, похоже, идет на взлет. Тут уже старпом выплеснул из себя все, что когда-то слышал во время самых ожесточенных баталий, которые приходилось видеть, не забыв при этом упомянуть о его ограниченных умственных способностях, спорной половой ориентации и предстоящей встрече с мамой. Слава богу, что этот вулканический выброс дошел до боцмана, ошеломленный старпомовским красноречием «летун», к счастью, выпустил из рук фанеру и тут же шмякнулся на палубу, как коровья лепешка. Лист фанеры, потеряв устойчивость, начал кувыркаться, совершая замысловатые кульбиты, ударился о лихтер, раскололся пополам и тоже грохнулся на палубу.
Лишь после этого бедного «дракона» проняло, он затрясся, будто был на льдине в нижнем белье, а не в более чем 30-градусную жару в Красном море. Понял, что на кону была его жизнь. Учитывая его состояние, пришлось дать ему пару часов отдыха, пока в себя не придет.
Техника безопасности на рабочем месте
Большая численность экипажа предполагает усиленный камбузный состав работников горячего цеха: шеф-повар, второй повар, хлебопек, или пекарь, как его называют, и камбузник. У буфетчицы и дневальной своих дел хватает и на камбузе они не помогают. Среди поваров преобладали лица мужского пола.
Словно в преддверии этой темы, жена Сергея рассказала о несчастном случае, произошедшем с пекарем на хлебозаводе. Одно из основных правил хлебопекарного предприятия гласило: с прибытием на работу снять все украшения. Особенно это касалось колец. Хотя женщины превалируют на хлебном производстве, но на «ковчеге» встречались и субъекты противоположного пола. Для работы с упругим, выпирающим тестом, несмотря на тестомешалку, требуется немалая физическая сила. Словно в насмешку, судьбе было угодно, чтобы несчастье произошло именно с сильным и здоровым мужичком, работавшим пекарем. Осаживая тесто в тестомешалке, он зацепился обручальным кольцом за штырь фиксатора лапы, и вращающийся рабочий вал стал закручивать руку. Дотянуться до кнопки «Стоп» в таком положении не было ни малейшей возможности. В результате пекарь лишился безымянного пальца правой руки и по этой причине в дальнейшем уже не мог носить обручальное кольцо – пальцы-то не отрастают. Грубейшее нарушение правил техники безопасности налицо, и на «разборе полетов» досталось по первое число всем причастным и околостоящим.
Ну а теперь вернемся к следующим событиям на «дредноуте». Одна из позиций при выполнении грузовых работ обозначалась как «сопровождающий», в обязанности которого входило следить, чтобы на рельсах по ходу движения транспортеров не было посторонних предметов, могущих представлять помехи во время движения. Кроме того, нужно было отслеживать, чтобы на палубах лихтеров тоже было пусто. На первый взгляд, ничего сложного в этом не было, и к выполнению нехитрых обязанностей допускались даже «штатские лица» вроде доктора и помполита, в основном для пополнения личного бюджета, ибо в противном случае он сильно отличался от кошелька участников грузового процесса и вызывал негативные чувства в их эмоциональных организмах.
Однажды судовой доктор «Айболит», исполняя нехитрые функции, заметил на палубе лихтера талреп. Но вместо того, чтобы оповестить оператора транспортера, дабы тот остановил движение, и убрать препятствующее железное изделие, решил проявить инициативу – быстренько подняться наверх и скинуть железяку вниз, забыв при этом, что «инициатива наказуема». Действие происходило на второй грузовой палубе, внутри корпуса судна. Но сноровки и прыти не хватило, и мужика затянуло между балкой подволока и крышкой лихтера. Почувствовав опасность, он закричал, но, пока дошло до оператора и тот остановил движение, человек был раздавлен.
В результате разбора несчастного случая со смертельным исходом категорически запретили привлекать к работам вспомогательный персонал. Его стали задействовать лишь как вахтенных у трапа, где ничего не движется и не вращается во время грузовых операций.
Живность на борту
Многочисленность экипажа подразумевает изрядное количество пищевых отходов. Логическая мысль привела к выводам, что из этого можно извлечь пользу: лучше завести кабанчика, чем кормить прожорливых чаек, от которых никакого проку, разве что палубу загадят так, что краска слазит, да и гвалт мертвого разбудит. Что касается карантинных властей, то на «монстре» можно целый эшелон упрятать, никакая таможня или карантинщики не найдут. Но знающие «свиноводы» объяснили, что одного кабанчика недостаточно, он все-таки животное социальное и одиночество не очень-то любит. Скучно ему будет, что никак не улучшит качество жизни, отчего и привесы будут страдать, то есть расти он будет медленнее, значит, и «корм будет не в коня».
Именно этим объяснялся и феномен отсутствия зеркал в вагонах пассажирских электричек, курсировавших между Одессой и Измаилом. Зеркала исчезали по вине свиноводов, для которых являлись лакомым кусочком. Одинокая свинья плохо ест именно из-за одиночества и, соответственно, медленно набирает вес. Хотя свиное племя и является самым умным и сообразительным среди домашних животных, по мнению зоологов, но тягаться с человеком пока не может, и обмануть их представителей особого труда не составляет. В этом отношении их сознание напоминает двухлетнее детское, принимающее все за чистую монету и реагирующее совершенно искренне на все возникающие события. А если у корыта поставить зеркало, то свинья, подойдя к кормушке, видит, что еще какая-то неизвестная скотина лезет к ее же законному корму. Кому же такая наглость понравится, вот она и старается побыстрее слопать свое, чтобы сопернику не досталось.
Посему порешали купить в Вилково трех поросят: двух кабанчиков и свинку. «Пацанов» окрестили Борькой и Поршнем из-за чернявой масти последнего, а свинку – Машкой. Было поставлено жесткое условие – отсутствие запаха свинарника, то есть сами поросята и их апартаменты должны быть чистыми и вымытыми в любое время суток. Наверное, это и в самом деле были самые чистоплотные свинята в мире, так как чистка и мытье проводились по нескольку раз в день. Место проживания для них определили в швартовом посту на корме по левому борту.
Весь экипаж принял деятельное участие в свинском проекте. Все-таки хрюшки стали своего рода отдушиной, напоминающей, что где-то далеко на берегу есть другой мир, и всеобщими любимцами. Чистота в месте их проживания была идеальная, и ни одна досмотровая комиссия ни разу ничего не унюхала и не обнаружила. Дойти и обнаружить этот пост было непросто, так что все было шито-крыто.
Поросята росли, набирали вес, но подрастающая Машка была очень недовольна своими «кавалерами». Столь откровенное пренебрежение свинским очарованием объяснялось просто: оба подсвинка были кастрированы еще в раннем возрасте, и на Машкины приставания оба евнуха совершенно не реагировали, не понимая, чего добивается от них эта дура, злобно тыча своим пятачком в их лоснящиеся бока.
До поры до времени все шло хорошо, но однажды на переходе в Усть-Дунайск где-то в середине октября после прохода Босфора боцман помыл поросячьи апартаменты и окатил питомцев водой из шланга. Дело было вечером, а с приходом в порт назначения обнаружили групповое заболевание подсвинков. Сначала был испуг: «Эпидемия свиного гриппа!» Приглашенный из Вилково ветеринар определил банальную простуду, но вылечить ее на судне оказалось невозможно. Нужно списать на берег или пустить на мясо. Весь экипаж дружно отказался пожирать своих питомцев, словно опустился бы до каннибализма. В итоге списали их на берег, отдав в «хорошие руки». Отныне экспериментами по созданию подсобного хозяйства больше не занимались. Чайкам не следовало беспокоится, снова никто не покушался на съестные остатки, все вернулось на круги своя.
Хождение «свиньей»
Оба больших дунайских лихтеровоза обычно ходили с дифферентом на нос, или, согласно флотской терминологии, «свиньей», что никак не связано с попыткой завести новое подсобное хозяйство, довольно, уже попробовали. Столь неприглядное обстоятельство было вызвано тем, что «фалды», то есть консоли, на и внутри которых находился синхролифт – устройство грузоподъемностью 2700 тонн, образовывали своеобразный бассейн размером 46?26 метров. Консоли заглублялись на два метра, и объем воды, который приходилось возить с собой, достигал порядка 2400 кубических метров. С законами физики не поспоришь. Приподнимая «фалды», то есть немного изменяя дифферент на нос, значительно уменьшали объем вынужденного балласта. Какую-то толику, возможно, добавлял и ледовый пояс, наиболее прочный в носовой части вследствие большей толщины металла.
Очень точно выразился академик-корабел Крылов: «Теория без практики мертва и бесплодна. Практика без теории вредна и пагубна». Исходя из его постулата, решили провести эксперимент. Перед выходом из Бомбея в воду между консолей сбросили пустую бочку из-под масла, естественно не сливочного. С приходом в Усть-Дунайск она оказалась там же, будто и не было 4000 миль пройденного пути. Теория и в самом деле подтвердилась практикой, эксперимент окончательно поставил точку на всех сомнениях, тем более что даже штормы с ветрами и течениями не смогли выбросить ее из создавшегося бассейна. Таким образом, бочка в очередной раз подтвердила свою незаменимость, недаром древнегреческий философ Диоген, впервые провозгласивший космополитизм, создал принципы своего учения живя в бочке.
Но существовал еще один немаловажный фактор, учитываемый при начальной посадке судна. Лихтеры, ошвартованные к причалу, распечатывались, то есть крышки снимали береговым краном на причал. Несмотря на любые погодные условия (дождь, снег, песчаная буря, метеоритный дождь и стихийные бедствия), крышки закрывали только после окончания погрузки. Атмосферные осадки беспрепятственно проникали в открытый трюм, где и оставались. Порты не заморачивались закрытием трюмов из-за непогоды, как и откачкой воды. Все эти прелести доставались экипажу лихтеровоза: «Выйдут в море, там и разберутся». Поэтому приемщики лихтеров тщательно замеряли их осадку и дифферент, как и уровень воды в льялах, стараясь поточнее определить вес привезенного груза. Именно эта информация позволяла определять состояние лихтера: насколько он перегружен, как его нужно садить на «стулья», заводя швартовы, и многое другое. С выходом из «Учкудука» начиналась откатка вынужденного лишнего балласта из трюмов лихтеров на верхней палубе.
С верховьев Дуная отправлялось много удобрений, в основном мочевины. Герметичные пластиковые мешки далеко не всегда были таковыми, посему из льял откатывали тонны мочи, которая, стекая по ватервейсам в нос, вытекала за борт через носовые шпигаты. Химически агрессивная среда сразу же съедала краску, и по всему «дредноуту» разносилось известное амбре. При разработке грузового плана старались не грузить такие лихтеры на вторую и третью палубы. Оттуда откачка воды была невозможна. Если же, несмотря на принимаемые меры, они попадали в нижние отсеки, то приходилось сталкиваться с сильнейшей загазованностью в этих помещениях. Аммиак очень токсичен, и особенно остро его характерное качество проявляется в условиях высоких температур, о чем всегда приходилось помнить на судне. Все-таки при всех его недостатках, он сразу же предупреждает о своем появлении своим зловонием, которое спасло немало жизней. Штатная система вентиляции не справлялась с этой задачей. Попытки ускорить обмен воздуха путем собственных изобретений результатов не дали. Тогда еще не знали, что долгое общение с небольшими дозами аммиака провоцирует раковые заболевания, которые могут проявится намного позднее. По всей вероятности, эту информацию не доносили до экипажей судов, дабы не вызывать дополнительное раздражение и не увеличивать должностные оклады за вредность, как на химических производствах.
На морских переходах тщательно следили за балластировкой «монстра». Большой расход топлива требовал постоянного пополнения балластных танков, чтобы парировать возникающие при сжигании топлива негативные воздействия, в противном случае нарушался крепеж «слоновой ноги», который из-за погиби палубы зажимался настолько, что его невозможно было снять, и тогда приходилось добирать балласт в порту выгрузки. Перемещение пары полностью груженых лихтеров представляло очень сложный процесс. Трудно представить три тысячи тонн, движущиеся из кормы в нос. Возникают запредельные нагрузки на корпус судна, находящегося в воде, на изгиб и кручение. Все компенсирующие варианты просчитывались на специальном компьютере «Кукамс», позволявшем рассчитывать манипуляции с балластом, которыми можно компенсировать возникающие воздействия. Такие расчеты производились для каждой пары и даже для единично перемещаемых лихтеров. Расчетами занимались второй и старший помощники.
Еще одной серьезной проблемой являлось загрязнение нижних палуб, и особенно третьей. Ее выгружали последней, а грузили первой, практически не оставляя времени для нормальной уборки. Грязь и ржавчина с обсохших лихтеров накапливались на этих палубах. Громадные размеры помещений лишь усугубляли невозможность выполнения зачистки, и боцманская команда вместе с ответственными помощниками с завистью смотрела на паромы типа «Лев Толстой», где имелись специальные уборочные машины. На лихтеровозе с его громадными грузовыми палубами, словно в насмешку, для этого использовались изобретенные тысячелетия назад метлы, лопаты и тачки.
Проход Босфора и прочих узкостей
Каждый проход узкостей, и особенно Босфора, заблаговременно тщательно прорабатывался, и ситуации при этом отличались особой напряженностью, которая начиналась еще за день-два до подхода к проливу. Нарастало внутреннее напряжение, в котором сосредоточилась ответственность за безопасность громадного судна, и спадало оно, только когда пролив оставался за кормой. Размеры «ковчега» и очень большая парусность всегда вносили свои коррективы, превращая каждый проход в уникальный, не похожий на предшествующие.
По старой морской традиции боцман и помощник – на баке, у готовых к отдаче якорей, хотя это всего лишь дань той самой традиции – что могут сделать отданные якоря при такой массе, разве что немного уменьшить скорость, но при этом неумолимо начнется разворот в зависимости от направления ветра и течения, точнее, по их результирующей, и кто знает, что будет лучше. Впередсмотрящие – на крыльях мостика, два матроса – в рулевых постах, готовые по команде взять управление рулями в ручном режиме, сонм механиков – в главном пункте управления машинного отделения. Весь штурманский состав – на мостике с конкретно поставленными перед каждым задачами.
Проходы остальных узкостей, включая Сингапурский пролив, были менее напряженными.
Моряки и плавсостав
На этот счет ходит множество анекдотов, и многие понимают это высказывание как чисто юмористическую выдумку. Все бы ничего, если бы не было так грустно: таковой перл имел место на самом деле и высказан был без какого-либо потаенного смысла самим начальником пароходства, а не каким-нибудь клерком. Иначе как покушением на право называться моряками настоящим мореплавателям назвать такую эскападу нельзя. Не силен, видимо, был большой начальник в лингвистике, а может, наоборот, хотел внести свой личный вклад в собственный лексикон, который, глядишь, понравится всем. Очень похоже, что в море он никогда не бывал и, вероятнее всего, оканчивал Одесский институт инженеров морского флота, готовивший береговых специалистов для портового хозяйства. Впрочем, эксперимент с лексиконом ему удался в полной мере, такого успеха он точно не ожидал.
Этот перл был впервые оглашен на официальном уровне начальником Советского Дунайского пароходства на совещании командного состава: «Мы, моряки, и вы, плавсостав, должны приложить все силы для выполнения…» И так далее, как заезженная пластинка, «началось в колхозе утро»!
«Моряки» отличились уже во время постройки лихтеровоза. Естественно, им лучше знать, что нужно плавсоставу. В нашем случае существовала целая комиссия наблюдателей на судоверфи в финском Вуосаари, которая неимоверными усилиями «сэкономила» какую-то сумму отпущенных на строительство средств за счет отказа от лифта, идущего от первой жилой палубы до палубы под верхним мостиком, где располагались каюты капитана, старпома, главного механика, начальника радиостанции и некоторых других. Освободившийся объем финны заполнили дополнительными каютами и вспомогательными помещениями. Комиссия наблюдающих получила солидные премии за экономию средств. В первый заход в Ленинград для получения дополнительного снабжения, бункеровки и пополнения экипажа судно посетил министр морского флота СССР Гуженко. Пройдясь до каюты капитана с двумя перекурами и отдохнув в капитанском салоне с полчаса, перед тем как подняться на мостик, строго приказал:
1. Во время гарантийного ремонта установить лифт согласно проекту.
2. Премированную комиссию наблюдателей …!!!
Молодые старпомы, Сергей Михеев и Славик Самойлов, сознательно не пользовались лифтом, сжигая килокалории. А более пожившим членам экипажа лифт был жизненно необходим.
С лихтерами зимой в портах Черного моря заморочек было предостаточно. Стоящие у причалов либо на якорях лихтеры в застойной воде портов набирали «ледовую чашу» из ледяной снежуры (полусмерзшаяся вода, смахивающая на кашу). Мороз и ветер охлаждали корпус, и на днище налипал лед. Посадить такой лихтер (речь идет о лихтерах системы DM – «Дунай – море») на «стулья» синхролифта, транспортеров и штатного места на палубе транспортера было практически невозможно. Предпринимались попытки обкалывать ледяную корку, отпаривать паром и горячей водой, согревать корпус тепловыми пушками, но должного эффекта все старания не приносили по разным причинам. Но, несмотря на эти очевидные трудности, эксплуатационники с завидной настойчивостью загоняли «дредноут» в аналогичные ситуации.
Зимой 1987 года с такой же проблемой столкнулся в Ильичевске «Тибор Самуэли». Зимой следующего, 1988 года малый фидерный лихтеровоз «Николай Маркин» также заслали в порт Жданов, нынешний Мариуполь, для погрузки шести лихтеров. Предварительно капитан настаивал на невозможности погрузки по двум причинам:
1. В притопленном состоянии для погрузки лихтеров лед неминуемо попадет в трюм, и даже если экипажу удастся сделать невозможное – выгнать лед из трюма, то лихтеры все равно затащат его обратно. Наличие льда в трюме не даст никакой возможности установить их на посадочные места.
2. На днищах лихтеров неминуемо образуется «ледовая чаша», которая также не даст им сесть на штатное место.
Но, несмотря на все протесты, судно все-таки загнали в Жданов. Все попытки погрузки полностью подтвердили предостережения капитана. И тогда пришло новое сногсшибательное указание, уникальное в своем роде: завести лихтеры в трюм, закрыть рампу, подвсплыть до касания их днищами «стульев» и следовать в таком состоянии на выход из Азовского моря, ибо южнее, в Черном море, температуры воздуха и воды будут повышаться, лед растает и все станет на свои места. Ответ капитана был устным, так как на бумаге таковое не помещалось, и, наверное, вошел бы в Книгу рекордов Гиннесса, если был бы опубликован, по своей обнаженной конкретике. Лишь вмешательство службы безопасности мореплавания прекратило этот цирк-шапито.
На курсах переподготовки в ЛВИМУ зашел разговор о предстоящем открытии арктической лихтеровозной линии, и все сводилось к тому, что никто толком не знает, чего можно ожидать в суровых условиях Арктики. И тут знающие Сергея дружно вытолкнули его на сцену: «Вот он, лихтеровозник, расскажет, чего можно ждать». И тогда он поведал собранию все, что знал, с чем сталкивались, но вся ценнейшая и уникальная информация как-то мимо ушей заинтересованных лиц прошла, видимо, «не в коня корм», хотя могла принести немалую пользу лихтеровозным пионерам Арктики. Приходилось неоднократно замечать, что пароходства очень неохотно делились своими наработками с коллегами. Чувствовался явный местнический подход, каждый хотел выглядеть лучше на общем фоне, а там, глядишь, и по головке погладят.
Интересный пример с построенными в немецком Пассау специализированными судами-овощевозами, хотя никаким боком не относящимися к лихтеровозам, ярко свидетельствует о вопиющем бесхозяйственном отношении к дорогой и хрупкой собственности, отдавая ее на потребу сиюминутному моменту. На этих судах планировали возить овощи из средиземноморских стран в центральные районы Союза без перевалок на железнодорожный транспорт, что значительно улучшало их сохранность. Неизвестно что произошло, но уникальные суда ни с того ни с сего решили задействовать на перевозке арматуры и металлопроката с верховьев Дуная на Египет. Худшего груза, чтобы угробить эти пароходы, придумать невозможно. В тридцатые годы прошлого столетия сие решение наверняка бы обернулось уголовным делом по «спланированной диверсии» и «решал» как минимум ждала бы «гостеприимная» Колыма с большими сроками без права переписки. Но все попытки остановить этот вандализм провалились, «моряки» так порешали. Восторжествовал приказ грузить: «Грузить, и никаких гвоздей!» Но соломку все же подстелили, добавив: «Соблюдая все меры предосторожности». Это как? Подставлять свое тело под строп с металлом, если он летит не туда? Пусть объяснят это египетским докерам. Но оговорка об осторожности позволяла всю вину валить на экипаж в случае повреждений, которые были неминуемы. Нежные морозильные трюмы со всей их автоматикой и облицовкой были разбомблены с соблюдением всех мыслимых мер предосторожности.
Предположим, что груз еще не был готов, контракт не подписан и суда оставались без дела. Но почему бы не сдать их в тайм-чартер или поискать грузы между портами Средиземноморья, переждать появившееся «окно»? На такие суда, особенно новые, всегда был спрос на нежный груз, а специализированных овощевозов и вовсе «кот наплакал», но «жираф большой, ему видней». Так и завершился этот проект, не успев начаться. Да и свои оказались не лучше чужих: речники на Дону и Волге не хотели пускать конкурентов в свой огород и заломили несусветные тарифы на лоцманский сервис, убив идею на корню. И это в централизованной стране: стоило кому-нибудь из «верховных» взять телефонную трубку – и сразу бы все уладилось, но им было не до того накануне больших перемен. Морских капитанов, прошедших спецподготовку на Волге, даже не разрешили сертифицировать.
В Дунайском пароходстве также работали четыре небольших фидерных лихтеровоза, своего рода «карманные линкоры». Два из них, «Борис Полевой» и «Павел Антокольский», были построены в Финляндии, а два других, «Анатолий Железняков» и «Николай Маркин», – в Италии. Они брали шесть лихтеров типа «Дунай – море» или 12 типа ЛЭШ, дедвейтом 8800 тонн, длина – около 160 метров, ширина – 31. Единственный трюм притапливался, и в него заводили лихтеры. Люковых закрытий трюмов не было вовсе, и, наверное, по этой причине район плавания был ограничен, то есть океанские плавания не допускались. Они развозили лихтеры по портам восточного Средиземноморья, Красного моря с выходом в Индийский океан, до йеменского порта Муккала. Если на больших лихтеровозах, совершающих линейные рейсы, процесс оформления сопровождающих документов был отработан и вопросов с коносаментами (товарораспределительный документ; кто им владеет – тот и владелец груза) не возникало, главным образом потому, что отправители и получатели товаров были постоянными. Меньшие их собратья забирали лихтеры с небольшими партиями назначением по всему Средиземному морю, куда их «старшим братьям» заходить было невыгодно, и развозили по разным портам, зачастую с неизвестными получателями, потому что груз за время следования в пути мог быть несколько раз перепродан, и обратная сторона коносамента представляла собой какое-то подобие шумерской клинописи с расписками о получении, подтвержденными подписями и штампами компаний. По сути дела, они работали в трампе, то есть «бродяжничали» по Средиземному морю с выходом в Индийский океан.
Коносамент действителен, если он подписан капитаном или по его письменной доверенности агентом в порту погрузки, и передается отправителю, который предъявляет его в банк, после чего он служит основанием для оплаты сделки и фрахта согласно условиям, в нем указанным. Но лихтер являлся всего лишь складом для хранения товаров, и когда получатель приходил с индоссированным коносаментом получать груз, то, вполне естественно, ему нужно было удостовериться, что склад охранялся, пломбы на месте и груз не поврежден – все-таки лихтер находится в условиях агрессивной морской воды. Поэтому склад нужно было содержать в хорошем состоянии, охранять и нести дополнительные расходы. В этом и был камень преткновения, но проблему все-таки решили, хотя и в дальнейшем это была постоянная головная боль «Интерлихтера».
Уже гораздо позднее, в 2004 году, Сергей повстречался с бывшим «Павлом Антокольским» в роли яхтовоза в порту Эверглэйдс в американском штате Флорида. Его экипаж был русскоговорящим и на вопрос, в каком состоянии «старичок», поведал, что вполне бодрый, но ходит с крейсерской скоростью девять узлов. Сергей добавил, что в молодости он выжимал двенадцать, но ему ответили о сегодняшней возможности разгоняться лишь до девяти узлов. Как бы то ни было, «малыш» исправно работал. У финских лихтеровозов рампа опускалась в воду, а у итальянцев поднималась вверх, и под перевозку яхт они не годились.
На этом лихтеровозные воспоминания Сергея Михеева подошли к концу. Еще раз благодарю его за предоставленную информацию.
На том и закончилась лебединая песня бывших советских, российских и украинских лихтеровозов, если не считать атомный «Севморпуть», который остался в живых лишь благодаря своей ядерно-реакторной начинке и напоминает о не такой уж и давней истории самых крупных транспортных судов Страны Советов. Если с лихтеровозами еще на начальной стадии строительства было более-менее понятно, то варианты их использования, похоже, никем не просчитывались, ибо экономическая эффективность в Союзе всегда была на задворках политики. Получается, что еще до своего рождения им был уготован недолгий век. Когда же настала пора считать доходы и расходы, ситуация неумолимо изменилась, ибо когда «пировали – веселились, подсчитали – прослезились»!
А как хорошо начиналось. Но быстротечное время неумолимо и, совсем скоро став настоящим, полным радужных надежд, превратилось в мрачное прошлое, поставившее крест на благих начинаниях и оставив лишь воспоминания о плавучих «дредноутах» с глубокой грустью в душах работавших на них мореходов.
Январь – ноябрь 2022 года
P. S. Как ни прискорбно, но бывший советский лихтеровоз «Алексей Косыгин» Дальневосточного морского пароходства, носивший второе и последнее имя «Аtlantis Forest», утилизирован в индийском Аланге в мае 2007 года. Следы его близнецов, за исключением «Че Гевары», затерялись во времени, и, скорее всего, они существуют в совершенно другой форме, отличной от их первоначальной морской, возможно вспоминая прежние дальние плавания, штормы, арктические льды и тропический зной, как и людей, ими управлявших, лишь в глубоких, быстро проходящих снах, сразу же исчезающих из памяти при малейшем намеке на пробуждение. А может быть, это и к лучшему, ибо сохранившаяся тоска о прежнем необыкновенном существовании в совершенно другом виде ничего, кроме вечного глубокого сожаления о канувшем в Лету времени, не обещает.
По рассказам капитана дальнего плавания Владимира Ильина
Коронавирусные злоключения еще бравого, но изрядно пожившего морехода-пенсионера
«Как мало пройдено дорог,
Как много сделано ошибок!»
Сергей Есенин
Прошло немногим более двух лет после обнаружения в биологической лаборатории не очень большого по китайским масштабам, а скорее среднего города Ухань в центральном Китае, с двенадцатимиллионным населением, неизвестного доселе вируса, получившего грозное, тогда еще неведомое название коронавирус. Источники его возникновения до сих пор не определены: одни вирусологи настаивают на его искусственном происхождении, вторые – на естественном. Но как бы то ни было, вирус неизвестным образом выбрался на волю и начал свое победное шествие по странам и континентам, начиная с породившего его города. Китайские власти сначала не придали этому серьезного значения, пытаясь изловить беглеца втихомолку, не поднимая лишнего шума. Но не тут-то было, однажды открыв ящик Пандоры, закрыть его было невозможно. Недаром «вирус» в переводе с латинского означает «яд». При всей дотошности и скрупулезности административно-командной системы огромной страны с поистине неограниченными возможностями, сия акция им не удалась, и если это не сделали китайцы, то вряд ли еще кто-то в мире смог бы совершить обратное.
Вирус, конечно, не элементарная частица, которую никому из землян еще не удалось увидеть, а лишь математически вычислить, любую из них он превосходит в размерах в бесчисленное количество раз, но все в этом мире относительно, и даже бактерии несравнимо больше вирусов, хотя они тоже различаются между собой по размерам во много раз. Владимир Высоцкий так охарактеризовал одну из элементарных частиц, хотя, по всей вероятности, вряд ли представлял, что это такое, как и подавляющее большинство наcеления: «Пусть не поймаешь нейтрино за бороду и не посадишь в пробирку – было бы здорово, чтоб Пантекорво (Пантекорво – советский физик итальянского происхождения) взял его крепче за шкирку». А если не знаешь предмета, на который обращен твой взор, то общаться с ним можно по своему усмотрению. Так что Высоцкий по-своему прав. Кстати, нейтрино, как и многие из семнадцати известных ныне элементарных частиц, практически не имеет массы и не обладает зарядом, способен проходить через любые препятствия, не встречая сопротивления, вследствие своей ничтожности и нулевой энергии, не реагируя с другими заряженными частицами, что вполне укладывается в эйнштейновскую теорию относительности, то есть живет как ему заблагорассудится, по законам, неизвестным человечеству. Разве что с магнитными полями у него особые отношения, судя по всему, он только их и «уважает». Нет сомнения, что людям еще предстоит открыть все еще неизвестные законы, определяющие роль элементарных частиц, как и «темной материи», которая таит порядка 80% всей энергии Вселенной.
Но в отличие от элементарных частиц, наделенных лишь определенной функцией законов физики на протяжении жизни Вселенной и обязанных выполнять единожды предписанные каноны, вирус не только можно наблюдать в микроскоп, но он еще и способен «думать» по-своему, то есть мутировать, принимая другую форму и свойства, позволяющие избежать или уменьшить опасность в борьбе за собственное выживание. Главная беда, идущая от невидимых злодеев, хотя далеко не все таковыми являются, происходит от их паразитической сущности, ибо самостоятельно существовать они не могут и источником выживания и продолжения жизни является живая клетка, в которую они внедряются, разрушая ее изнутри. Поэтому крайне важным для невидимых паразитов является их приспособляемость к своему донору и дальнейшее быстрое мутирование, то есть перерождение, в случае появления опасности, которой и являются используемые против них вакцины. Проще говоря, вирус борется за свое выживание с завидным упорством, и оно вряд ли под силу какому-либо иному выходцу из простейших белковых существ или представителей животного мира. Вот и вынужден вертеться, будто вошь на гребешке, чтобы как можно дольше продлить жизнь своего вида. При этом изменяясь, словно хамелеон, в случае малейшей угрозы своему бытию и стараясь в кратчайшие сроки перейти в другую форму, по крайней мере хотя бы на время недоступную для появившейся угрозы в ближайшем будущем, одновременно пытаясь ускорить темпы своего размножения, при малейшей возможности цепляясь за потенциальную жертву.
Вирусы неизмеримо старше человека и появились с момента возникновения жизни на Земле. По всей вероятности, эволюция без вирусов была бы невозможна на планете, но это уже совершенно иная история. Человечество вынуждено с ними уживаться на протяжении всего своего бытия. Они существуют внутри нас и, по сути дела, являются нашей неотъемлемой частью. Но окружающий мир многообразен, и в нем немало вирусов, как крайне опасных для человека, несущих смерть при бездействии или же отсутствии мер противодействия, способных нейтрализовать их губительную структуру, так и необходимых, без которых сама жизнь была бы невозможной. Никто не знает количество вирусов, существующих в нашем органическом и белковом мире, но в любом случае их гораздо больше, чем в Австралии кенгуру и кроликов, вместе взятых: полагают, что их количество исчисляется сотнями миллионов.
История человечества насчитывает множество случаев настоящих войн с невидимым противником, когда неожиданно возникшие болезни почти полностью выкашивали население многих густонаселенных регионов, целых стран и даже континентов. Особенно памятны Средние века с их мракобесием, отсутствием элементарной гигиены, церковными табу, создававшими плодородную почву для распространения многих вирусных заболеваний, считавшихся божьим наказанием. В свою очередь, католическая церковь, по сути дела, не только не боролась с эпидемиями, но находила им несомненное, обоснованное подтверждение, используя для усиления влияния на свою не слишком образованную паству. Церковь объясняла появление моровых поветрий божьим наказанием за грехи людей и ловко манипулировала глобальными бедствиями, которые оказывались как нельзя кстати для постоянного напоминания заблудшим овцам о своей близости к небесам. Говоря современным языком с большой долей сарказма, это было не что иное, как использование служебного положения в своих корыстных целях. По сути дела, клирики «приватизировали» вирусы, правда, последние об этом ничего не знали.
Очевидно, что такие сравнения и высказывания неуместны, когда речь идет о миллионах жертв, но так было на самом деле. По большому счету, клерикалам глубоко плевать даже на публичное покаяние папы спустя сотни лет, ведь действия их предшественников в те времена усилили влияние церкви на паству, которой стала вся человеческая популяция. Не вызывает ни малейшего сомнения то, что, если бы не драконовские, человеконенавистнические запреты церковного католического клира, лекарства от моровых язв Средневековья были бы созданы намного раньше, как и определены причины и источники их возникновения, сохранив жизни миллионов людей и не заморозив на многие годы дальнейший научно-технический прогресс в развитии человечества. Костры со сжигаемыми на них людьми, кричащими благим матом во все горло и обезумевшими от нестерпимой боли, пылали по всем странам Старого Света. Стоило лишь церковной инквизиции получить донос, что и случилось с великим ученым и монахом-бенедиктинцем, автором многих научных трактатов Джордано Бруно, сожженным на римской площади более четырехсот лет тому назад, как тут же подозреваемый превращался в преступника и оказывался на дыбе, на которой признавался во всех предъявляемых ему грехах, настоящих и придуманных, чтобы прекратить мучения, а там будь что будет. Но вскоре его ждал костер, словно логический финал собственных признаний, ибо, как говаривал несколько веков спустя генеральный прокурор Советского Союза Вышинский: «Признание есть царица доказательств», – а каким способом оно получено, никого не интересовало.
Следуя логике, прошедшие века должны были убедить человечество, что получение доказательств вины подобными методами не только антигуманно, но варварски жестоко, ведь даже самый безобидный человек с применением к нему бесчеловечных пыток признает себя виновным в чем угодно. Но не тут-то было, и зверские методы инквизиции были взяты на вооружение далекими потомками для осуществления самых низменных целей, позволяя без особых премудростей уничтожать любое количество оппонентов при единодушной поддержке населения огромной страны. Если же находились несогласные, то вскоре их ожидала та же участь, ибо собственное признание легализовало «справедливое» наказание. Для стран с диктаторскими режимами такие методы явились желанным наследием, и они использовали их с современными усовершенствованиями, обновляя изощренные способы и методы в соответствии с последними достижениями науки и прогресса. Всех хитрее оказался один лишь Галилео Галилей, который, так же как и его соотечественник Джордано Бруно, настаивал на гелиоцентрической системе мира, добавляя, что Земля к тому же вращается вокруг собственной оси. Ему грозила такая же участь, как и знаменитому предшественнику, но, поразмыслив, что его сожжение ничего в этом мире не изменит, а он уйдет в небытие, Галилей послушно отрекся перед церковным синклитом, и его оставили в живых. Но, уходя с такого близкого аутодафе, пробурчал себе под нос: «А все-таки она вертится». Конечно, это всего лишь приписываемое ему красивое выражение, ставшее крылатым, но оно имеет право на существование, ибо очень точно характеризует нравы того времени и истинную позицию католической церкви, которую она предпочитает не вспоминать. Было ли это в самом деле или нет, «науке это неизвестно», по высказыванию одного из типажных персонажей старого-престарого фильма «Карнавальная ночь» в исполнении Сергея Филиппова. На самом деле Галилей, хотя на протяжении практически всей жизни конфликтовал с церковью и был признан еретиком, не был приговорен к сожжению и умер своей смертью в семьдесят шесть лет, а такому долголетию в то время мог позавидовать каждый. Это лишь один из мифов, приписанных ему. Кстати, c испанской инквизицией покончил лишь Наполеон Бонапарт в тысяча восемьсот девятом году, настолько живучей она оказалась.
