Граф Франсуа де Розен получил титул по наследству от отца. Двадцать три года тому назад он женился на кроткой, не знатной, но из состоятельной семьи девушке по имени Матильда Лярош. Супруга была моложе де Розена на три года. Вскоре она родила Франсуа двух наследников; оба эти мальчика умерли в младенчестве. Через год после смерти второго ребенка Матильда вновь забеременела, на этот раз на свет появилась девочка. Роды прошли тяжело, и в течение последующих лет совместного проживания с Матильдой Франсуа так и не дождался от супруги наследника мужского пола. Постепенно потеряв к молодой графине интерес, де Розен спровадил Матильду Лярош в обитель Сен-Пьер – старое аббатство города Ман, а говоря попросту, в монастырь, где она и живет по сей день.
Когда маленькой Валери исполнилось семь лет, граф неожиданно вспомнил, что она живет в его доме, у нянек, и Валери стали изредка приводить к родителю.
Пролетели годы, и в один знаменательный день Франсуа получил странное известие: он обнаружил, что вот уже на протяжении десяти лет родной отец Матильды регулярно навещает свою дочь в аббатстве Сен-Пьер. Все проведенное время в обители превратилось для графини в воистину тяжкое испытание, и причиною являлось то, что Матильда Лярош никогда не переставала преданно любить своего мужа, мучительно тосковала по нему, невзирая на горькие обиды отвергнутой супруги и оторванной от ребенка матери. Казалось, чем сильнее была боль, причинённая от Франсуа, тем прочнее становилась ее связь с ним, и этот странный болезненный процесс с годами только набирал силу. В конце концов, будучи состоятельным землевладельцем, отец Матильды заручился поддержкой своего сюзерена и ближайших вассалов, лично сам заявился к де Розену и потребовал, чтобы тот наконец вернул его дочь, и свою супругу из незаконного, как он с жаром выразился, заточения. Де Розен, как подобает графу, принял это требование с достоинством, даже заверив Ляроша, что они определенно придут к соглашению. Получив как бы необходимое время для раздумья, Франсуа за считанные дни собрал армию из вассалов и простых наемников и без всякого предупреждения средь бела дня напал на сеньорию Лярошей. Там он устроил поистине резню: убил отца Матильды, а заодно еще ее старшего брата, сжег деревню, забрал урожай и скот, а его наемники перерезали всех тамошних дворовых людей и крестьян, каких только им удалось поймать. В последствии эти душегубы – как и подобает, перед крестом и перед богом – поклялись, что де Розен заранее объявил своему тестю частную войну, а Лярош погиб в справедливом рыцарском поединке…
Присоединив к своим владениям сеньорию Лярошей (или то, что от нее осталось), граф Франсуа де Розен вошел, что называется, во вкус и более остановиться уже не мог. Он развязывал частные войны одну за другой и, хотя сами по себе они тогда были обычным делом, зловещая молва о кровавой свирепости его набегов разнеслась далеко за пределы Анжуйского графства. Не церемонясь со своими подручными и меняя одного за другим наемников в этой армии, Розен окружил себя самыми отъявленными головорезами.
Сегодня, когда де Розен пировал за одним столом с Бернаром де Дионом, и оба улыбались друг другу как добрые соседи и будущие родственники, трудно было представить, что еще меньше года тому назад они вели тяжелую междоусобную войну. Однако время и вправду не стояло на месте, как говорил Гаспар, и их прошедший конфликт уже не был таким кровавым, как прежние набеги де Розена. Помогла Святая церковь. Ужасаясь всем последствиям подобных разбоев, и не только описанных здесь нами, она повсеместно ввела Божий мир. Эта силовая мера не запрещала, конечно, частные войны, но она законом хотя бы оградила от смерти людей, не имеющих никакого отношения к междоусобицам: крестьяне, ремесленники, землепашцы, мастеровые, священники, да просто женщины и дети раньше погибали на них почем зря. Теперь это стало печальным прошлым. Благие намерения Божьего мира на том не ограничились: стало строго запрещено разорять церкви, поджигать деревни, уничтожать скот, урожай и всякого рода имущество. За нарушение закона полагалось суровое наказание.
Но ни Божий мир, ни Божье перемирие, которое запретило вести войны в определенные дни и недели, не мешали сеньорам и их вассалам продолжать убивать друг друга. День за днем Бернар терял преданных ему людей, и это наводило на размышления о будущем. Мы уже говорили, что Дион был примером практичного человека и во всем преследовал собственную выгоду. Взирая на необъяснимую жестокость в поступках де Розена, Бернар, тем не менее, никогда не испытывал к нему ненависти или призрения. У Розена были графский титул и герб, а эти вещи Бернар очень уважал, кто бы их ни носил. Его нисколько не волновало, был граф негодяем или не являлся таковым, но беспокоило другое – потеря верных вассалов. К этому времени он уже твердо решил совершить поход в Святую землю, встать под знамена Ричарда – сына короля – с целью все того же обогащения, и для выполнения задачи ему были необходимые преданные люди. Все эти разумные мысли вывели для Бернара итог: пришла пора заключить мир.
Легко было сказать – заключить мир, но намного труднее это сделать. Такой договор всегда влек за собой разного рода уступки, проще говоря, предстояло платить, а тут у Бернара было слабое место. Дело затягивалось, решение не приходило, а вместе с тем, пора уже было идти за Гробом Господним. Когда мы рассказывали читателю об участниках дружеского пира в замке барона, то упомянули о рыцаре из его окружения по имени Жан Колестан. Вот именно этот шевалье и предложил Бернару блестящее решение. Он рассказал барону о юной Валери, которой к тому времени исполнилось семнадцать лет, и которую де Розен никому не показывает, хотя молва о пленительной красоте его дочери разнеслась далеко за пределы сеньории. Жан Колестан дал барону дельный совет, что брачный союз Кристиана де Диона и Валери де Розен решил бы разом все острые вопросы, а также скрепил бы воедино все титулы, земли и состояния обоих отцов!
Все это молча выслушав и не рассуждая далее ни минуты, Барон отправил к графу гонца с посланием о назначении даты и места встречи проведения мирных переговоров, в котором ни словом не обмолвился об их настоящей цели. Граф ответил на послание согласием, и они встретились на следующий же день.
Одержимый будущим Крестовым походом не меньше, чем сын Генриха Второго, Бернар де Дион ни минуты не сомневался, что поступает правильно, увозя с собой Кристиана на войну буквально из под венца. Кристиан, по его убеждению, должен был твердо понимать, что мирные переговоры и свадьба – все это им нужно для дела. Но Кристиан усвоил другое. В свои двадцать два года он не был зеленым юнцом. Его воспитанием занимались с раннего детства, и сегодня это был рыцарь и мужчина. Временами его даже посещала не свойственная юному возрасту меланхолия. Прожитые годы казались уже такими длинными, а будущая жизнь вообще бесконечной. Плотские удовольствия Кристиан давным-давно уже познал, но не было в этом богатом прошлом лишь самого главного, что и действительно делает из юноши мужчину – не довелось ему никого полюбить. В доме де Розена Кристиан встретил Валери, и с этого дня жизнь его переменилась, и сам он стал другим; глаза по-другому смотрели на мир, иначе он стал все чувствовать и даже иначе говорить. Теперь Кристиан постоянно думал лишь о том, когда же он снова увидит эту удивительную, волшебную, добрую девушку.
Но несмотря на сильные благие потрясения, имя которым – любовь, никогда в своей жизни не ослушался бы Кристиан своего отца. Сызмальства он жил в отчем доме почти по военному уставу и даже сейчас, мечтая лишь о союзе с Валери, Кристиан все-равно твердо знал, что в недалеком будущем оставит ее, быть может навсегда потеряет и отправится в Иерусалим, – ведь приказ не нарушишь и судьбу не изменишь – и будет там погибать от тоски по своей любимой. Он мужественно отгонял эти черные мысли, утешал себя тем, что у них будет еще много светлых счастливых дней задолго до горькой разлуки. Да, Кристиан и вправду был сильный духом человек. Одним из таких безоблачных моментов стал день их помолвки. Франсуа де Розен, не раздумывая, принял деловое предложение Бернара о союзе их детей; Дион был богат, а вот состояние Розена уже трудно было оценить, настолько он погряз в своих войнах, судах, тяжбах и прочих неприятных занятиях. Конечно, этот альянс был ему на руку.
А что же Валери? И она была, подобно Кристиану, сильной натурой или же, напротив, беззащитной и уязвимой? Любила она своего будущего мужа или только подчинялась воле отца? Дочь Матильды Лярош осталась без матери в шесть лет, но при том была ее точной копией – как снаружи, так и внутри. Черты ее внешности и вся благородная красота полностью передались от матушки. То же самое и с характером. Матильда Лярош, встретив на своем жизненном пути Франсуа де Розена испытывала к нему три мощных душевных порыва: любовь, преданность и женскую доброту. К сожалению, супруг не оценил сокровищ ее сердца, что, как мы уже говорили, не мешало Матильде и на расстоянии по-прежнему его любить. С детства Валери не боялась мужчин; граф сумел оградил девочку от созерцания любых проявлений жестокого обращения, как с другими людьми, так и с животными, и даже с неодушевленными предметами. Можно было сказать, что Валери росла в закрытом искусственном мире, особенно принимая во внимание свирепый образ жизни самого де Розена. По причинам, не известным даже ему самому, Франсуа постепенно сильно привязался к дочери. Правда, справедливости ради надо повторить, что привязанность возникла только через семь лет после ее появления на свет, но уж лучше поздно, чем вовсе ничего. До достижения данного возраста Валери получила от своих наставниц все подобающее воспитание. О настоящих причинах доброго отношения де Розена к дочери можно только гадать: то ли призраки прошлого не так сильно его беспокоили в присутствии Валери, то ли она кого-то ему напоминала, а быть может не было вовсе никакой причины; просто она делала мир вокруг себя немного более привлекательным. Ведь умеют же и самые черствые среди нас радоваться весеннему солнцу или радуге после дождя. Словом, кто его знает. Ничуть не оробев перед взрослым Кристианом, Валери сходу разглядела в нем черты, порой не известные даже ему самому: доброту, заботу, находчивость ума, сознание ответственности за свои деяния – качества присущие, к сожалению, не всем рыцарям, исключая конечно тех славных мужей, воспетых в древних легендах. Девушка, полагаясь на интуицию, слушая свои чувства, ведомая на расстоянии своей матерью, она (как и та в свое время) преданно полюбила. Ответив Кристиану взаимностью, Валери замкнула круг: от матери она переняла опыт и пронесла его через собственное сердце, становясь женщиной. Но окрыленная своими порывами, она не знала, что сердце Матильды Лярош безжалостно разбито. Она полюбила Кристиана, а остальное было не важно.
Сегодня, во время праздничного пира, в окружении мужчин и единственной женщины в лице ее будущей свекрови, Валери действительно была украшением общества. Каштанового цвета пышные волосы, распадаясь на прямой пробор, лежали густыми каскадами и, словно изысканный орнамент, окружали ее лоб, овал лица, струились на плечи. Если какому-нибудь зачарованному гостю удавалось на миг перехватить ее взгляд, на этого счастливца смотрели большие серые глаза, глубокие как предрассветные сумерки. Оторваться от них было уже невозможно, но приличия требовали свое; отведя взор, зачарованный гость ждал удобного момента, чтобы украдкой снова посмотреть на Валери. Особенными чертами, несмотря на нежность молодости, были ее любознательность и ум. Они отражались во всем: как она смотрит, слушает, говорит, и производили на окружающих незабываемое впечатление. Эти качества были ее очарованием, Валери была умной девушкой. Не мудрено, что ее магия действовала и на Доминика, ведь он годился на роль зачарованного гостя и за столом сидел напротив Валери. И так же украдкой Доминик разглядел изогнутые дуги бровей, тонкий нос, алые губы. На лице у Валери играл нежный румянец, кожа рук и плеч была смуглой и загорелой. Одетая в белое парчовое платье, отделанное вышивкой и серебром, высокая, с гордой осанкой и длиной талией, Валери была похожа на принцессу из волшебного королевства. Гофрированный лиф подчеркивал ее идеальную фигуру, рукава расширялись от локтей, а длинную юбку украшали разрезы по бокам. Поверх широкой ленты ее талию украшал плетеный шелковый пояс, сложно и искусно завязанный. За столом она бросала взгляды на Кристиана, он – на нее, оба улыбались, отводили глаза, потом заново все повторялось, и этой игре не было конца. Валери никого здесь больше и не замечала.
А пир протекал своим чередом. Подавали десерт: конфеты из фруктового мармелада, пряники и пирожки со сладкой начинкой. Менестрель запел балладу о любви. Ритмичные музыкальные фразы уступали место нежной мелодии. От одного куплета к другому разговор за столом постепенно затихал, и вскоре все общество подчинилось власти музыки; все важное уже было сказано, а песня вырвалась за границы земных тем, летела в пространство. Каждому она напомнила свое; одним стало грустно, другим весело, но всем – хорошо…
Весенней порою, ты помнишь, Мария,
День, когда мы повстречались впервые?
Прошлое, нашим сердцам дорогое,
Как я тогда любовался тобою.
В гордых глазах пляска огня.
Вижу улыбку твою.
С тех пор и поныне люблю тебя,
Единственную мою…
Родителям я не понравился сразу,
И от отца натерпелся отказа;
Мало земли у меня, нету денег,
И не красавец, мол, хоть не бездельник.
Я стану бороться, ты будешь моя,
И бога об этом молю.
Преградам назло, я люблю тебя,
Сильнее чем прежде люблю!
В битве я за Короля и за веру
Теперь на войне. Здесь я стану примером
Мужества, меч, прославляя булатный,
Я завоюю трофеи и злата.
Голову мертвого друга держу,
Слезы роняю, скорбя,
Но знай, что живу и знай, что держусь,
Потому что люблю тебя.
Удача – птица, но знаешь, Мари,
Когда на душе горячо,
В ответ на любовь она прилетит
И сядет к тебе на плечо.
Так улыбнись, накрывай на стол,
Друзей и гостей встречай.
Не один уж десяток лет прошел,
Пройдет и эта печаль…
Ты мне нужна без остатка вся,
Как паруса кораблю.
Ведь я, как прежде, люблю тебя,
Еще сильнее люблю…
Глава VIII. Турнир
Гаспар, Доминик и Анри гостили в анжуйском замке уже четвертый день. Общество, в котором проводили время наши герои, по своему составу было неизменным. На следующий день после приезда гостей вся компания отправилась осматривать Анжу и его окрестности, а также наблюдать подготовку к турниру. Когда время перевалило за полдень, Бернар любезно пригласил всех участников прогулки посетить его городской дом. Там было решено остановиться на ночлег. Погода стояла превосходная, летняя пора в самом разгаре. В этот второй анжуйский вечер пир в усадьбе де Диона отличался от трапезы в его замке разве что только большим количеством жонглеров, поэтов, менестрелей и прочих артистов. Бернар действительно готовил праздники заранее и с размахом. На третий день все вернулись обратно в замок, и там же вечером Бернар прямо с наружной крепостной стены под звуки труб герольдов торжественно объявил о начале рыцарского турнира. Он был запланирован на ближайшие два дня. В первый вечер прошли состязания между рыцарями из провинции Фландрии и их французскими соперниками из Анжу, причем все представители анжуйского лагеря, на самом деле, явились неизвестно откуда, – эти рыцари просто примкнули к нему накануне ристалища. Они, подобно нашим героям, прибыли сюда издалека в поисках славы, подвигов и денег, только, в отличие от Гаспара и Доминика, были среди них и совсем небогатые смельчаки. В турнире участвовало по четыре рыцаря от каждого отряда и, с незначительным перевесом, к неудовольствию и разочарованию Бернара, победа досталась Фландрии. Однако де Дион планировал решительно взять реванш на завтра: в качестве сюрприза для Гаспара Грекко он подготовил главное состязание между тремя рыцарями из Анжу, с одной стороны, и воинами от графства Пуату с другой. В анжуйскую “тройку” теперь входили вассалы Бернара, вышеупомянутые нами рыцари: Ричард Керрон и Жан Колестан, а главной надеждой и гордостью организатора был, разумеется, его сын Кристиан. Что касается представителей от Пуату, как было и накануне, в отряд вступили три рыцаря, каждый из которых с готовностью заявил, что он именно из этих мест. Их звали Жильбер Мессель и Клод Дамбре, а третий участник поединка вообще назвал себя до поры Серым рыцарем. Видимо этот господин решил открыть свое настоящее имя только после безоговорочной победы над соперниками и никак иначе. Весь состав предстоящего турнира был накануне вечером торжественно объявлен герольдами. Полагаем нет смысла особо объяснять, почему в играх не принимали участия главные герои нашей истории. Просто напомним, что устав святого ордена не позволял этого Гаспару, то же самое делал преклонный возраст Анри, а Доминик вообще не был рыцарем.
И вот день настал. Главные участники турнира (как, впрочем, и сторонние его участники – зрители) встретили его восторженно, несмотря на погоду. А погода и впрямь перестала баловать: ранним утром с западной стороны налетел сухой ветер, пригнал за собою серые облака, и последние заслонили от глаз ласковое июньское солнце, заволокли небо. Впрочем, дождя не было. Турнир проходил прямо в чистом поле у подножия замка. Это было довольно большое открытое пространство; на востоке оно граничило с дубовой рощей, куда в любой момент мог переместиться театр военных действий, с засадами, маневрами и даже с вероломством. Мы говорим здесь “военных”, поскольку игра почти ничем не отличалась от настоящей войны, и оружие было настоящим. Пространство для ристалища никак огорожено не было, кроме огромной толпы народа по его периметру с двух сторон. Людскую массу строго ограничивали лучники и солдаты, не давая ей напирать. Третьей и четвертой сторонами прямоугольной площади являлись сам замок и упомянутая дубовая роща соответственно. Бернар, все его приближенные, а также почетные гости разместились прямо на валу наружной оборонительной стены. Взорам открывался превосходный вид на будущее поле боя, и здесь каждый зритель чувствовал себя главным полководцем генерального сражения. На специально сколоченном деревянном настиле были установлены кресла и скамьи. Над постройкой, по всей ее длине раскинули большой синий шатер для защиты от солнца или дождя; теперь его ткань трепал и атаковал ветер, словно в нетерпении подгоняя всех, скорее уже начинать турнир. Гаспар подошел к креслу Валери, с поклоном обратился к ней:
– Любезная Валери… Я, признаюсь, замечаю чужое волнение; вы уже целую вечность, точнее, с тех пор как мы сюда поднялись, держите прямую осанку и не даете своей спине опереться на кресло. А руки у вас, напротив, не могут места найти. Пожалуйста, дорогая, не волнуйтесь так. Турниры стали повседневным делом. Поверьте, его участники не испытывают друг к другу ненависти.
– Вы правы. Я всегда нервничаю перед этой встречной атакой на копьях, – она еле заметно улыбнулась Гаспару. Замечание Валери его удивило.
– Вы раньше бывали на турнирах?
– На таком как этот – впервые. Отец часто устраивает состязания во дворе нашей усадьбы. Он сам принимает в них участие. Признаюсь, я там много раз наблюдала турниры и, последнее время, уже не украдкой. Все это азартные игры. К нам съезжаются гости и проигрывают вот таким образом много денег моему отцу. Он сильный рыцарь. Что же делать? Землевладельцы богатеют, но стоит признать, нынче и затраты у них немалые. Посмотрите, хотя бы, на этот турнир…
– Валери. Всю свою жизнь я был достаточно высокого мнения о женщинах, но своим умом и силою убеждения вы определенно заставляете меня изменить точку зрения. Теперь я ими восхищаюсь… – Гаспар еще раз поклонился.
– Однако, господин Грекко, не будут ли ваши слова о женщинах излишне смелыми для святого ордена Калатравы?
– Они чрезвычайно смелы, Валери, потому что я уже давно ничего не боюсь. Я даже не робею бравировать этим перед вами. Причина моей бесконечной храбрости в том, что я старый; все самое страшное в моей жизни уже давно случилось, ну или почти все, и теперь я определенно больше не боюсь. Да, старый, но может статься, только кажусь себе таким. Так или иначе, к нам сейчас направляется сама молодость и, повинуясь законам природы, я со смирением уступаю ей место. – Гаспар поклонился в третий раз, теперь уже Кристиану и с улыбкой отправился к своему креслу.
Кристиан поднялся сюда перед состязанием, чтобы навестить Валери. Он уже успел заскучать в одиночестве. Нам до сих пор не довелось описать его внешность. Сейчас самое время это сделать потому, что Кристиан вошел на бастион в рыцарском облачении, а не каждому мужчине оно было так к лицу. Если Доминик запоминался людям благодаря своей мужественности и простому человеческому обаянию, про Кристиана можно было сказать все то же самое, только этого мало. Он был красив, могуч, высокого роста, при том абсолютно пропорционального телосложения. Всегда стремительный, порывистый, словно на пружинах; его движения были точные, законченные, напоминали силу и грацию дикого животного. При этом он не был нарциссом и никогда не рисовался перед другими людьми внешностью и фигурой – Кристиан получил хорошее воспитание, – он просто был таким, каким был. Излишне здесь говорить, что они с Валери представляли собой прекрасную пару.
Камзол синего цвета, надетый поверх длинной до колен кольчуги, был украшен геральдическим символом Дионов: лев, стоя на задних лапах, атаковал извергающего пламя дракона. Руки – в кольчужных перчатках без пальцев. На голове капюшон; он служил подкладкой под шлем, оставляя открытым только лицо рыцаря. Меч с костяной рукоятью висел у него на поясе. Лицо походило скорее на восточный тип: большие черные глаза, тонкие брови того же цвета и, хотя его нос был прямой, в профиль Кристиан все-равно чем-то неуловимо напоминал птицу. Черты лица были крупными и выразительными. Кристиан брил усы и бороду, носил длинные волосы, спрятанные сейчас под капюшоном. Он был радостно возбужден, но вместе с тем преисполнен достоинства. Поддерживая на согнутой руке шлем, он стремительно подошел к креслу Валери, притом с такой легкостью, словно на нем не было оружия и кольчуги. Она поднялась ему навстречу.
– Благородный рыцарь! Пусть вам сопутствует удача во славу этого дома и во имя процветания нашего графства. А для себя прошу лишь одного: будьте осторожны, и да поможет вам бог.
– Благодаря вам, мой ангел, удача не изменит. Так пусть же скорее настанет славный миг – коронация королевы турнира. Воистину, здесь сегодня нет соперницы, способной затмить своим блеском вашу красоту, любовь моя.
– Я буду ждать этой чести, мой друг, и обещаю за вас молиться.
Кристиан взял ее руки и прижал к своему сердцу. Потом он два раза кивнул, улыбнулся и направился вниз, так же стремительно, как и возник на смотровой площадке. Бернар хотел сейчас подойти к сыну, чтобы перед состязанием дать ему пару напутственных советов и от себя пожелать удачи, но, бог свидетель, он просто не успел этого сделать. В итоге отец, молча, махнул рукой, потому что привык…
Герольды внизу прокричали несколько раз, что никто из оруженосцев, ни при каких обстоятельствах, не вступит в бой на стороне своего рыцаря, дабы этим вмешательством не ввергнуть последнего в бесчестие и позор. Также было объявлено, что оруженосцам запрещено вступать в сражение друг с другом, ибо каждый из них обязан, при первой необходимости, предоставлять своему рыцарю резервного коня и любое оружие. Смертельные поединки запрещены, за исключением смерти от несчастий и роковых случайностей, и на то есть воля божья. Так пожелали рыцари – участники турнира, – и таким правилам быть!
Доминик сидел рядом с Гаспаром, Он крутил головой и все время вытягивал шею, стараясь ничего не пропустить из предстоящего зрелища; он впервые смотрел турнир и, стало быть, впервые присутствовал среди почетных гостей. Юноша заметил, что рыцари пренебрегли серьезными знаками отличия одного лагеря от другого. Кристиан украсил свой шлем под цвет камзола синим пером, и такими же перьями отметились оба других анжуйских рыцаря. Так называемые представители Пуату вообще отказались от командных символов; в них не было необходимости, поскольку все рыцари принимающей стороны хорошо знали друг друга, и любая возможность недоразумений была здесь исключена. Все участники носили свои личные геральдические знаки на щитах и одежде, а таинственный Серый рыцарь подтвердил свое прозвище соответствующего цвета камзолом. Каждый анжуйский оруженосец держал в поводу еще двух запасных лошадей, причем одну готовую налегке, а вторую с целым арсеналом оружия. У оруженосцев противника благосостояние оказалось скромнее: у Серого рыцаря и Жильбера Месселя было в резерве по одной лошади, а вот у Клода Дамбре и того меньше, – его оруженосец аккуратно разложил доспехи прямо на земле. Несмотря на это, никто не был против участия Дамбре сегодня в турнире.
Кристиан спустился на турнирное поле. Рыцари сели на коней и разъехались к противоположным границам ристалища. Таким образом, каждый оказался напротив своего соперника. В конной атаке с копьем Клоду Дамбре – рыцарю с одной лошадью – выпал жребий стать противником Кристиана. На поле вынесли длинные копья, изготовленные из крепкой яблоневой древесины. Каждый оруженосец помог своему рыцарю закрепить копье на поясе специальным упором. Почти на уровне острия наконечников на этих копьях были установлены плоские железные диски; они не давали возможности пронзить противника. Известно, что прямой удар в одну лошадиную силу, нанесенный открытым боевым копьем – смертелен.
Объявили поименно всех участников. Рыцари проверили надежность перекинутых от щитов ремней, – щиты закрывали грудь с левой стороны, – каждый надел шлем. Кристиан отпустил поводья и перехватил подальше свободною левой рукою древко копья, впереди правой, удерживая его теперь, для верности, двумя руками. Это был прием, который он уже не раз использовал. Герольды протрубили призыв к атаке. Над толпою, которая непрерывно гудела, внезапно опустилась тишина. Взвился вверх флажок на длинном древке и через секунду упал к земле, – сигнал старта.
Два столба пыли закружились и полетели вверх, ощетинившись длинными копьями. Лошади рванули с места. С каждой секундой бешено ускоряясь, вытянув вперед морды и с грохотом молотя землю, они ураганом понесли всадников друг на друга.
Глава IX. “…Храни тебя святой покровитель”
Встречный удар шести копий, рыцарей и лошадей разорвал тишину над поляной раскатом железного грома. Толпа разом возбужденно завопила, этот шум смешался с криками на ристалище. Герольды и оруженосцы заметались в центре. Бернар со своего места тщетно пытался разглядеть исход атаки. Валери вытянула шею и от волнения впилась пальцами изо всех сил в подлокотники кресла. На турнире творилась свалка.
Тому были причины. Кристиан и Клод Дамбре преломили копья в крайнем ряду. Во время атаки, удерживая копье горизонтально чуть влево и наклонившись туда же корпусом, Кристиан отразил щитом скользящий встречный выпад Клода. Одновременно он поразил противника мощным прямым ударом копья в грудь, на счастье тоже закрытую щитом. Копье Кристиана сломалось, и под натиском атаки Дамбре щит у него тоже разлетелся на куски. Все оружие и снаряжение Клода уцелело, а сам он, выронив копье и запрокинув голову назад, полетел с лошади в том же направлении. Кристиан остался в седле.
В противоположном крайнем ряду Серый рыцарь победил в атаке на копьях Ричарда Керрона. Сломав копья при сильном встречном ударе, оба противника удержались в седлах; но когда Серый рыцарь развернул своего коня, обнажил меч и вызвал Керрона на поединок, последний, будучи не в силах после полученного удара продолжать бой, завалился на шею лошади и более подняться не смог. Руки Ричарда повисли как плети, он сдался на милость противника, и теперь Керрону предстояло платить выкуп, – по правилам турнира он был пленен Серым рыцарем со всем снаряжением и лошадьми.
В среднем ряду атаки Жан Колестан длинным копьем поразил лошадь Жильбера Месселя ударом в шею. От полученной рваной раны лошадь поднялась на дыбы и, потеряв равновесие, упала на спину, увлекая за собой седока. Не успев вынуть ногу из стремени, Мессель оказался в ловушке, придавленный к земле. Его оруженосцу и герольдам удалось вытащить рыцаря; Жильбера унесли на носилках, и в скором времени было установлено, что его левая нога сломана. Конь истек кровью и пал на месте.
Нам следует уточнить, что три вышеописанных поединка произошли одновременно, дабы читатель смог представить, насколько непросто было зрителям разом все увидеть и оценить. Герольды, как сумасшедшие, бегали по поляне в трех направлениях и во все горло орали народу о происходящем на ристалище. Гаспар по ходу пояснил Доминику, что на войне прием Колестана с поражением коня противника имеет весьма широкое применение. Перевес в первом этапе турнира был за анжуйскими рыцарями, они и стали причиной свалки.
Возник короткий перерыв, необходимый соперникам, чтобы разобраться в расстановке сил. Покамест плененного Ричарда Керрона передавали оруженосцу Серого рыцаря, лекари оказывали помощь Месселю, а герольды волокли с поля убитого коня и засыпали песком кровь, участники сражений распределили дальнейшие поединки.
Клод Дамбре, поверженный Кристианом и тоже чуть не угодивший под несчастную лошадь, на поверку оказался стойким противником. Крайне раздосадованный своим падением на встречной атаке, он заявил готовность возобновить поединок. Оружие они с Кристианом выбрали традиционное – мечи и щиты, и бой решили провести пешими. Настроенный на победу и завоевание трофеев во что бы то ни стало, Клод Дамбре потерпел досадное поражение в начале турнира. Сам этот факт приводил его в бешенство. Мы упоминали, что Клод был небогат, однако стоимость полного рыцарского вооружения, причем любого, была очень высока. Этот рыцарь обладал им, и ни у кого не повернулся бы язык назвать его арсенал бедностью. Тем не менее, он чувствовал себя глубоко уязвленным.
Что касается Кристиана, за короткий эпизод турнира он успел показать на деле свои лучшие качества: собранность, мастерство владения оружием, физическую мощь, способность контролировать как свои действия, так и действия противника, рыцарское достоинство и даже скромность. Создавалось впечатление, что ему все здесь дается легко, однако скрывать за семью печатями волнение и внутреннюю борьбу было непросто. Для этого ему требовалось еще одно качество – мужество. Наблюдая эту удивительную внутреннюю дисциплину, Валери, которая поначалу от переживаний не находила себе места, постепенно стала успокаиваться. Она увидела собственными глазами, что с ее будущим супругом все будет в порядке.
Пошел мелкий дождь, но людской толпе, возбужденной зрелищем, он был не помеха. Где-то далеко на восточной стороне прогремел гром. В воздухе было душно. Итак: Жану Колестану на сей раз предстояло померяться силами с Серым рыцарем. Оба противника на лошадях, в полном вооружении вновь заняли позиции для встречной атаки. Лошади от нетерпения мотали гривами, гарцевали, стучали копытами по траве. Поодаль, на расстоянии тридцати шагов от всадников Кристиан Дион и Клод Дамбре готовились к бою на мечах. По численности соперников силы двух отрядов пока были равные. Бернар со своего места подал рукою сигнал, и герольды объявили начало поединков.
Лошади понеслись в галоп. Оба рыцаря отразили удары щитами, оба удержались в седлах и бросили копья наземь. От испуга лошадь Серого рыцаря встала на дыбы; когда ее передние ноги коснулись земли, он нанес удар мечом сверху. Колестан закрылся щитом, развернул коня и, отыграв этим маневром время, достал свой меч из ножен. Серый рыцарь вновь атаковал, противники скрестили клинки. Лошади шарахались друг от друга, рыцари поводьями разворачивали их обратно, сходились в ближнем бою и наносили удары. Со стороны это напоминало какой-то дьявольский танец; его участники по очереди то рвались вперед, то отступали назад, дергались, подпрыгивали, поднимались, опускались, в азарте кричали. В этом поединке не наблюдался перевес кого-либо; казалось, что силы противников равные. От дождя намокла земля, и лошади размесили копытами целые борозды, временами опасно скользя. Постепенно перемещаясь с таких ненадежных мест, рыцари все ближе теснились в сторону дубовой рощи. Через короткое время их кони уже ступили под сень деревьев, и поединок скрылся из поля зрения толпы. Оруженосцы поскакали вслед за своими сеньорами.
Зрители были возбуждены, потому что перед ними происходило не менее интересное действо – схватка Кристиана и Клода Дамбре. Противники были приблизительно одного роста. Их оружие – мечи в три фута длиной (примерно один метр) подходили для любых ударов: колющих, рубящих. Деревянные обтянутые кожей щиты, сравнительно небольшие по размеру (не защищали колен), давали рыцарям возможность свободно передвигаться. Клод сейчас захватил инициативу и яростно наступал, предпочитая атаку в несколько ударов одиночным выпадам. Он наседал, горячился. Кристиан, закрыв щитом левую сторону тела, стоял к противнику боком, не отступал ни на шаг и отражал удары. Он оставался до поры спокойным, контролировал дыхание, не напрягал постоянно мышцы. Кристиан использовал свой опыт и внимательно наблюдал тактику Дамбре, его сильные и слабые стороны. Он уже приметил, что противник в пылу азарта не держит локти согнутыми ближе к телу, а, напротив, подвергая себя опасности, сильно выставляет руки вперед; совершает ненужные движения, прыжки, понапрасну расходуя силы; скрещивает ноги, рискуя потерять равновесие. Кроме этих ошибок Кристиан увидел, что неуемная жажда победы и злость от первого поражения словно питают Дамбре силой. Чем круче он парировал и отводил меч противника, тем мощнее становились удары Клода. Кристиан оценил соперника и понял, что, если он разом не собьет боевой кураж Дамбре, поединок может затянуться. Сделать это по-быстрому было не просто, но Кристиан доверился интуиции. Он бегло прикинул, какие приемы должно сейчас применить, мысли молнией пронеслись в голове, и рыцарь перешел к действиям. Очередной верхний выпад Клода он резко парировал к земле плоской стороной меча. В тот момент, когда Дамбре, низко опустив руки, опасно открылся для соперника, Кристиан с бокового размаха мечом плашмя нанес ему сильный удар в грудь. Это был болевой прием. От неожиданности и мощи полученного удара Дамбре чуть не завалился назад, но устоял, попятившись на три шага. Толпа зашумела от возбуждения, наблюдая долгожданные перемены в тактике Кристиана. Дамбре начал вновь наступать и опять открылся, получив второй сильный удар по корпусу и один по ногам. Клод чем дальше, тем больше терял контроль. Было ясно, что приемы противника он испытывает на себе впервые. Болезненные, но безопасные для жизни удары один за другим достигали своей цели, раня в кровь честолюбие и гордость Дамбре. Клод понял, что противник специально не метит ему в голову и в лицо, и от этих проявлений благородства только еще сильнее бесился. От боли в груди, а паче от обиды и унижения Дамбре закипел неудержимой яростью. Закрыв грудь щитом, почти с разбега он колющим выпадом атаковал противника, подавшись вперед всем телом. Кристиан, не отрывая правой ноги от земли, сделал пол оборота корпусом, пропустил рыцаря мимо себя и, вдогонку, нанес ему очередной размашистый удар плашмя, теперь под лопатки. В том, что произошло дальше, был повинен уже только сам Дамбре, точнее его неосмотрительность. Получив дополнительное ускорение в спину и запутавшись в собственных ногах, он стремительно принял горизонтальное положение и пропахал своим телом добрых пять футов земли. Шлем его упал с головы и откатился в сторону. Дружный издевательский смех зрителей изрядно добавил Клоду горечи и стыда. Кристиан не двинулся с места, ни на шаг не приблизился к сопернику, ожидая, что будет дальше. Дамбре поднялся на ноги, подобрал шлем. Тоска и смертельная усталость внезапно навалились на него тяжким грузом, – сказывалась беспечная растрата сил в начале схватки. Клод стал падать духом. От приступа досады, собственного бессилия и страха публичного позора он глотал подступавшие к горлу слезы, чувствовал, как руки начинают предательски дрожать. Судорожно сжав кулаки и тяжело дыша, Клод справился с волнением, принял боевую стойку и, медленно двигаясь по кругу, стал осторожно подбираться к противнику, готовясь снова нападать. Кристиан не дал ему этого сделать, потому что атаковал сам. Убедившись, что Клод Дамбре на деле не представляет для него угрозы, он не хотел превращать честный поединок в публичное избиение. Кристиан не имел личных претензий к своему сопернику и посему решил закончить бой. Три выпада подряд Клод отбил щитом и мечом, но четвертый мощный удар ребром клинка выбил оружие из его ослабевшей руки. Кристиан приставил острие меча к груди рыцаря. Дамбре был уже окончательно измотан поединком, а пуще самим собой. Победитель вернул меч в ножны, снял шлем и вытер пот со лба. Кристиан обратился к противнику:
– Рыцарь Клод Дамбре! В атаке на копьях и в бою на мечах ты храбро сражался и проявил доблесть. Я не требую от тебя выкупа. Ступай с миром, и да храни тебя святой покровитель.
Ответив лишь коротким кивком головы, но почтительно и с достоинством, побежденный рыцарь покинул поле боя. После всего пережитого он никак не ожидал для себя столь благополучного исхода дела.
Глава X. Вероломство
Добрая воля победителя вызвала овацию толпы. Обратя взор в сторону замка и увидев наверху Валери, Кристиан, в знак приветствия будущей невесте, отцу и почетным гостям, сел на коня и заставил его гарцевать по ристалищу, словно кружась в медленном танце. Благодарная толпа зашумела с утроенной силой. Довольный, что все его надежды на сына сейчас сбываются, Бернар встал со своего почетного места, подошел к краю бастиона и оттуда, в знак приветствия и благодарности, помахал ему рукой, а заодно и всем зрителям турнира. Эта торжественная минута длилась намного дольше. Слуги подносили вино, гости пили за славу доблестных рыцарей и отвагу благородного Кристиана. Подняли чаши и за победу анжуйцев.
Однако праздновать триумф анжуйского лагеря было пока рановато. До сих пор Кристиан оставался в неведении: был ли их поединок с Дамбре последним на турнире, или ему предстояло и дальше отстаивать честь графства. Это зависело от успеха или поражения Колестана; все находились в волнительном ожидании, но всадники до сих пор не появлялись. Кристиан подошел к оруженосцу, потом осмотрел сбрую у лошади, проверил, прочно ли затянуто седло. Он отдыхал. Наступали сумерки. Дождь прекратился, но небо по-прежнему скрывалось за облаками, а вместе с ним звезды и закат солнца. Природа будто спрятала свою красоту от людей, и только вечерняя прохлада освежала и успокаивала землю после длинного дня. Герольды вынесли на ристалище чаши с горящим маслом и установили их по всему периметру поля. Тени от них прыгали и плясали подобно самому огню. Вышли жонглеры чтобы скрасить своим искусством томительное ожидание. Пришли музыканты. Наконец на границе леса показались четыре всадника. Они быстро приближались. В авангарде двигались Колестан с Серым рыцарем, сзади оруженосцы. Разглядев как следует рыцарей, Кристиан понял, что, к сожалению, ему рано снимать кольчугу. Жан Колестан без шлема, бледный как смерть, скакал, зажимая рукой левое плечо. Щит он утратил, и левая рука, которой Жан якобы держал поводья, висела плетью. Стало ясно, что Серый рыцарь – единственный участник турнира, завоевавший трофеи и богатства, – теперь одержал победу над двумя противниками и обоих пленил. Пока герольды оглашали эти известия, Кристиан сел на коня, подъехал к Серому рыцарю, и они обсудили предстоящий поединок. На правах хозяина турнира он любезно предложил противнику для начала немного передохнуть после боя, а также право самому выбрать оружие. От первого предложения Серый рыцарь отказался, а на второе выбрал боевые топоры и щиты. Оба его ответа удивили Кристиана, особенно выбор оружия, но он без промедления дал свое согласие, дабы не вступать в излишние разговоры. Его удивило, что для третьего этапа поединков, когда любой их участник уже чувствует усталость, его противник выбрал тяжелое оружие – боевой топор и окованный железом щит. Рыцари надели стальные наколенники. Оруженосцы вынесли топоры с длинными древками и высокие щиты. Противник был ростом ниже Кристиана, коренастый, широкий в плечах. Шлем с опущенным забралом полностью закрывал его лицо.
Бой начался. Словно повторяя завязку схватки с Дамбре, противник занес топор первым. Закрывшись щитом, Кристиан оценил внушительную силу Серого рыцаря и, в свою очередь, нанес ответный удар. За щитами, которые сейчас крепко удерживали в руках соперники, мог укрыться один человек практически целиком. Шум и грохочущий лязг первого удара топора о железо разом установили тишину в толпе зрителей. То, что сейчас происходило у них на глазах, было уже не фехтование на мечах; исход поединка теперь зависел от силы рук и ног соперников, от их выносливости, хладнокровия, твердости духа. Закрываясь щитами и ни на шаг не отступая назад, они по очереди обрушивали друг на друга страшные удары, проверяя на прочность как самого противника, так и оружие. Под впечатлением от развернувшегося перед ними боя лица у зрителей на бастионе стали серьезными и суровыми; даже у самых веселых гостей хмель вылетел из головы. Казалось, что поединок, который вот только сейчас начался у них на глазах, длится бесконечно давно. Рыцари по-прежнему продолжали яростно обмениваться тяжелыми ударами; до сих пор их движения и тактика оставались без изменений. Кристиан на себе испытывал всю мощь противника; отбросив мысли, он бился с ним по наитию, одним чутьем. Широко расставив сильные ноги, точно уперевшись ими в землю, он скалой стоял перед Серым рыцарем, не уступая тому ни единого лишнего удара. Так оно и шло.
С целью сберечь силы Кристиан стал использовать один прием: в тот момент, когда занесенный топор Серого рыцаря обрушивался на противника, он плавным движением чуть отводил щит на себя. Этим маневром Кристиан словно гасил силу его удара, порой почти сводя ее на нет, и сберегал собственный щит от разрушения. Топор, отбитый таким образом, терял свою первичную мощь и поражал его защиту как бы вскользь. Но теперь и соперник Кристиана стал менять тактику. Встречая очередной боковой удар анжуйского рыцаря, он не подставил щит, а в последний момент пригнул голову. Кристиан со всей силы рассек топором воздух, оружие впервые дрогнуло в его руке, а сам он опасно отклонился в сторону, сохраняя равновесие. Зрители вокруг одобрительно закричали, приветствуя Серого рыцаря. Применив такой прием, он сознательно подвергал себя риску, что было очень почетно в бою, но вовсе не принято на праздничных турнирах. Противостояние между Серым рыцарем и Кристианом не являлось смертельным поединком, и поэтому рискованный прием первого вызвал настоящий восторг в толпе. Кроме того, этим трюком он показал свое мастерство в бою на топорах. Кристиан понял, что пережил опасный момент, но готовый ко всяким неожиданностям, только сильнее сосредоточился на противнике.
А между тем поединок затягивался. Серый рыцарь упорно продолжал создавать Кристиану опасные ситуации одну за другой. Снова идя на риск, он дважды, встречая верхние разящие удары, делал пол оборота в сторону и отходил. И опять Кристиан рассекал воздух, разрубив под ногами землю, но теперь он рисковал много больше противника. Спасали рыцаря его крепкие сильные ноги, и Кристиан вновь сохранял равновесие. Было ясно, что, если он упадет, Серый рыцарь более не позволит ему подняться, и на этом бой будет окончен, а упасть стало не мудрено. Оба рыцаря уже обливались потом, их дыхания становились шумными и глубокими. Кристиан чувствовал, как на него неотвратимо наваливается усталость, отбирая силу, затрудняя дыхание, ограничивая возможности. Сказывался третий этап турнира и, безусловно, мощь его противника. Оставалось лишь надеяться, что соперник тоже был утомлен. Толпа чем дальше, тем сильнее и все более открыто сопереживала Серому рыцарю, ободряла его и поддерживала. Рискованная тактика боя словно опьяняла народ; ее принимали за храбрость в чистом виде, за бесшабашную ратную браваду – за долгожданное зрелище. И только зрители на бастионе замка не разделяли общих восторгов. Уже не в силах усидеть на месте, они все стояли рядом у края крепостной стены и, подобно ей, окаменев, следили за ходом схватки.
В дрожащем свете масляных факелов продолжался поединок двух рыцарей, а за границами ристалища, куда свет огня уже не проникал, опустилась ночная тьма. Кристиан чувствовал, как его правая рука начинает неметь. Дышать становилось все труднее. Паузы между атаками теперь длились дольше, но именно сейчас противник Кристиана решился на последний, отчаянный штурм. Необъяснимая уже никому, неиссякаемая сила Серого рыцаря, будто из потайного резерва, начала еще возрастать с каждым ударом. Словно отлитый из железа, он пошел крушить противника, яростно работая топором, как мельница жерновами. Выбрав момент, он всей своей мощью ударил щитом о щит Кристиана так, что тот чудом устоял на ногах. Эта последняя невероятная атака стала рубежом для Серого рыцаря, – его соперник начал отступать. Плечо, к которому Кристиан прижимал щит, уже нестерпимо болело; онемевшая рука отказывалась поднимать топор, а хриплое дыхание обжигало изнутри грудь. Он медленно продвигался назад, закрываясь от ударов, которые после начала отступления Серый рыцарь обрушивал реже, но все-равно с прежнею силой. Кристиан окончательно понял, что проиграл этот бой, но он твердо знал, что и проигрывать сражение рыцарю должно с честью! Отступив еще на три шага, он отбросил щит в сторону. Противник замер на месте в ожидании. Кристиан выпустил топор из руки и снял с головы шлем. Он встал напротив своего соперника, никому не известного Серого рыцаря, и молча сдался на волю победителя. Герольды объявили итог.
Кристиан обернулся в сторону замка. Сердце его бешено стучало. На бастионе горели факелы. Рыцарь не испытывал разочарования; он так невыразимо устал, что теперь равнодушно отнесся к своему поражению, как будто его не было вовсе. Только доселе незнакомое ему чувство тревожного одиночества вдруг одолели тело и дух. Сознание, что все затраченные усилия теперь оказались напрасными, вызвало грустную улыбку. Кристиан с волнением всматривался в мелькавшие на башне силуэты, в надежде увидеть среди них Валери, но разглядеть ее он все никак не мог. Потом решил, что его любимая все-равно наверняка смотрит сейчас сверху, и от этой мысли сразу успокоился. Кристиан развел руками в направлении замка и опять улыбнулся, словно говоря всем: “ Ну вот, смотрите, бывает и такое. Я проиграл…” Он по-прежнему не видел Валери. Не видел, как целое море людей подбрасывает вверх шапки, приветствуя своего нового героя; как сумасшедшие герольды носятся из стороны в сторону, занимаясь тем же самым; не видел, как победитель турнира – безмолвный загадочный Серый рыцарь – приблизился к нему на три шага и одним страшным ударом топора… разрубил его от шеи до груди!
…Тело Кристиана рухнуло на землю, заливая кровью траву и песок. Тысячи свидетелей убийства разом ахнули, оглушив площадь, а потом откуда-то сверху, с бастиона раздался отчаянный крик. Валери кричала от невыразимого ужаса, потому что там внизу, на турнирном поле она увидела страшную тень безжалостной смерти.
Глава XI. Кто и зачем?
Доминик видел, как убийца бегом пересек турнирную площадь, выхватил поводья из рук оруженосца и быстро запрыгнул в седло. Оружия при нем не было. В следующее мгновение всадник скрылся в направлении дубовой рощи, его стало не видно в кромешной тьме. Шум начался неимоверный, поглотив стук копыт лошади Серого рыцаря. Тут же за ним в погоню поскакал конный отряд из пяти человек. Его возглавил командир дозорной охраны, с ним трое солдат и Жан Колестан. Этому рыцарю уже успели оказать помощь, левая рука Колестана была перевязана, и он присоединился к отряду. Преследователи, вооруженные арбалетами и мечами, двинулись в сторону леса. Все это пронеслось перед глазами Доминика за считанные мгновения.
Зрители на бастионе бросились к Бернару и Валери. Нервы у девушки не выдержали, с ней случилась истерика. Потрясенный отец Кристиана стоял у края стены, впившись ладонями в ее камни, пристально смотрел вниз и не двигался с места. Казалось, Бернар не вполне понимает, что сейчас произошло; с ним сделался шок или помутнение рассудка, трудно было определить, что из двух. Вдруг, словно разом очнувшись, он бросился к лестнице и стал стремительно спускаться по ней вниз, рискуя каждый шаг оступиться. Теперь он рвался к Кристиану. Приближенные и рыцари, напуганные состоянием Бернара, побежали за ним. Покидая вместе со всеми смотровую площадку, Доминик машинально оглянулся в сторону Валери. Ее сейчас заботливо успокаивала супруга Бернара. Происходящее вокруг Доминика сильно походило на панику, но он успел про себя отметить, что Мария де Дион – женщина, которая только что потеряла собственного сына – держится, несмотря на это, удивительно мужественно и стойко. Она обнимала голову Валери, словно баюкала маленького ребенка, что-то горячо ей говорила. Де Розен стоял на коленях рядом с ними; состояние дочери напугало этого грубого человека намного больше, чем совершенное внизу злодеяние. Остался с женщинами и Анри де Регар; он немало повидал смертей на своем веку, но, невзирая на опыт, был убит горем от всего пережитого. Доминик в последний раз обернулся в их сторону, и вдвоем с Гаспаром они побежал вниз по крутым каменным ступеням. В какой-то момент в суматохе юноша потерял отца из виду.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69446401&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
