– Нет? Они перестали с тобой общаться после аварии? – очень аккуратно пробую почву дозволенности.
Легкое движение головой, еле заметное, но я улавливаю.
– Ни-ее, – протягивает Даня. Ему очень сложно дается речь.
– Нет, – помогаю. – ТЫ перестал общаться с ними? – выделяю местоимение намеренно и внимательно наблюдаю за реакцией.
Молчание.
Значит, я на верном пути. Но пока эта тема для нас закрыта.
Делаю мысленно себе заметку, что обязательно вернусь к разговору, а пока позволяю Даниле доделать его задания.
Пока парень увлеченно старается, я прокручиваю в голове вопросы: почему он закрывается от общения? Зачем отвергает друзей и обрекает себя на одиночество?
Возможно, мне стоит поговорить об этом с его матерью.
Мои размышления прерывает мощный гром такой силы, что я вздрагиваю. Смотрю в окно, где разворачивается настоящее стихийное бедствие: графитовое небо низко опустилось на землю, мощные порывы ветра закручивают пыль и мелкие ветки, а моросящий дождь перерос в сильнейший грозовой ливень.
Мы с Даней смотрим друг на друга, а потом неожиданно парень выдвигает ящик стола, вынимая аккуратно сложенный вдвое лист бумаги. Долго разглядывает его, словно решая, что дальше с ним делать, но в итоге протягивает мне.
Я читаю:
Александра. Всё в имени твоем прекрасно:
Оно как роза: красиво, но опасно.
Красиво нежностью своей, душой чистейшей.
Оно звучит, как музыка, как песня…
Наши взгляды пересекаются. В его глазах – уверенность и спокойствие, в моих – смятение и паника.
– Даня… это… это красиво. Спасибо, – мнусь как фольга.
Филатов пристально смотрит и, наверное, ожидает от меня какого-то ответного действия или слова. Что нужно делать в такой ситуации? И как мне ее воспринимать? Это просто знак уважения или комплимент? А если комплимент, то кому: девушке или специалисту-психологу?
Ох, Жукова…
***
Полчаса пытаюсь вызвать такси, но никто не хочет ехать в такую погоду. Уже ни на шутку нервничаю, потому что в саду Никитка остался один: звонила воспитательница и слезно просила скорее его забрать.
Я задержалась с Полиной Андреевной, расспрашивая ее о друзьях Дани. Она мне рассказала, что первое время после ужасной катастрофы ребята из его компании навещали Данилу, поддерживали его. А потом Филатов впал в долгую депрессию и не хотел никого видеть. Он игнорировал звонки, отвергал встречи и прекратил всякое общение с друзьями. Отгородился от людей, замкнулся в себе и отказался от дальнейшей реабилитации. И тут у меня назрел вопрос: почему? Ведь должна быть весомая причина?
– Машина не найдена, – шепчу я в который раз. Что же делать?
– Опять отказ? – Полина Андреевна сочувственно заглядывает в мой телефон. – И я, как назло, отпустила водителя, – огорчается. – Что же делать? Так… Я сейчас позвоню мужу, – воодушевлённо хватает свой телефон.
– Что вы, не нужно…
Я не успеваю договорить, как Филатова убегает в глубь гостиной и начинает звонить супругу.
Стою одетая в дверях и обзваниваю все службы такси.
Мне жарко и душно.
Бесполезно.
Черт, черт, черт!
Резкий толчок в спину, и я лечу вперед. Падаю на колени, успевая задержаться раскрытыми ладонями.
Потрясающе. Хуже быть не может. Сегодня случайно не понедельник?
– Твою мать! Ты другого места не могла найти? Че трешься у двери? – слышу над собой знакомый ненавистный голос.
Максим. Какая нелегкая его принесла в такую непогоду? Три недели мы не пересекались, чему я была несказанно рада. Я даже начала забывать про существование этого человека, ведь каждая наша случайная встреча заканчивалась взаимными оскорблениями.
– Я, конечно, понимаю, что наши полы выглядят дорого и богато, а для простого психолога, – выделяет именно эти слова, – так вообще… Но, позволь спросить, ты долго еще будешь здесь отдыхать?
Господи, как стыдно! Надо что-то сказать! Жукова, соберись и ответь этому засранцу.
Поднимаюсь и одновременно из сумочки, которая перевернулась во время моего фееричного падения, вываливается все её содержимое.
Что я там говорила на счет хуже быть не может? Забудьте! Может. Это эпик фейл!
– Браво! – хлопает в ладоши мерзавец, пока я ползаю у него в ногах, собирая свои пожитки. – Слу-ууу-шай, – мерзко протягивает и потирает задумчиво подбородок, – это не ты получила в прошлом году титул «Неудачница года»? Очень на тебя была похожа…
– Знаешь что? – не даю ему договорить. – А не пойти бы тебе…
– Максим, какая удача, что ты пришел! – Полина Андреевна входит в холл и спасает своего сына от направления последнего в место, где всегда темно и сыро.
– Правда? – наигранно удивляется паршивец. – Помню, последний раз радовался моему приходу Батюшка в церкви, когда я под кайфом заставил его продать святой воды за пятизначную сумму! Пить хотелось страшно! – ржет этот недоумок.
Ну ни идиот?
12.Максим
Они обе смотрят на меня как на идиота.
– Максим, – обращается ко мне мать. – Александра не может от нас уехать.
– Досадно, – стряхиваю капли дождя с косухи. – Помочь вызвать такси?
– Господи, Максим, а мы что, по-твоему, делаем? Уже 40 минут вызываем, – сокрушается мать. – Отвези Александру домой, пожалуйста, – вкрадчиво просит родительница.
– Что? Ты видела погоду? – деланно удивляюсь я, показывая пальцем за дверь.
– Именно поэтому такси не принимает заказ, – растолковывает как слабоумному ма и всплескивает руками.
– Нет, нет, не нужно, Полина Андреевна. Спасибо, я сама как-нибудь, – обходит стороной бестия, направляясь к двери.
– Ты слышала, – смотрю на мать. – Она сама, – пожимаю плечами и двигаюсь в сторону столовой.
– Александра, ну что вы, подождите! Такая погода… – пытается остановить ее Полина Андреевна. – Максим!
Оборачиваюсь и вижу около обувной тумбы валяющийся сложенный вдвое белый листок. Поднимаю, но не успеваю его развернуть, как эта чокнутая с бешенством вырывает его у меня.
– Дайте сюда. Это мое, – рычит ненормальная и сует бумажку в карман своего пальто.
– Да пожалуйста, – усмехаюсь. Нервная какая.
– Максим, будь мужчиной, отвези девушку домой. Имей уважение и совесть.
Я уже хочу было сострить про то, как совесть давно поимела меня, но по выражению лица матери понимаю, что сейчас это неуместно.
– Хорошо, – равнодушно сую руки в карманы джинсов.
– Я никуда с вами не поеду, – она еще и выделывается. Гадина.
– Вот видишь, – наставляю пальцем на эту блаженную. – Я пытался быть чертовым джентльменом.
– Ладно. Я согласна, – вдруг обреченно сдается рыжая и ее плечи падают.
Серьезно? С чего вдруг такие перемены?
– Ну окей. Кстати, у меня нет прав, отобрали полгода назад. А еще я пил алкоголь, – делаю паузу. – Вчера, – пауза. – Но много. Едем?
Ржу про себя.
– Максим! – охает мать. – Не пугай девушку, – это мне. – Он шутит, – а это ей.
Девчонка устало качает головой и смотрит так, словно я – душевнобольной и она мне сочувствует.
***
– Сразу предупреждаю, если бы ни дождь, я бы в жизни не села с вами в одну машину, – пристегиваясь, декламирует блаженная.
– Мне тоже, знаешь ли, твоя компания не по душе.
– Вот и прекрасно.
Сидит, спину выпрямила, смотрит исключительно вперед, руки прилежно на коленях сложила – отличница, блть.
Мой Камар низкий, поэтому стараюсь ехать аккуратно, объезжая большие лужи. Дождь хлыщет по лобовому стеклу и мне ни черта не видно. Дворники не успевают стирать плотные потоки водопада.
В салоне гнетущая тишина. Девчонка, не поворачиваясь, прожигает боковое окно, перебирая в руках ручку от сумки. Нервничает?
– Ты очень громко думаешь, – прерываю наше затянувшееся молчание. – Говори уже.
– Что? Вы о чем? – оборачивается ко мне и делает удивленное лицо.
Да, уважаемая, актриса из тебя никудышная. Да и психолог, мне кажется, тоже.
– Ну я же вижу, что ты хочешь что-то сказать.
– Интересно, – приподнимает брови и разворачивается всем корпусом ко мне. – Из каких соображений вы сделали такой вывод? Мне, как психологу, будет полезна данная информация.
– Нуу… во-первых, перестань мне «выкать». Кстати, тем более ТЫ меня старше, – насмешливо подмигиваю.
Девчонка оскорблённо хмыкает и отворачивается к окну, но спустя секунду резко поворачивается обратно.
– Что? Откуда вы…
– Во-вторых, – не обращаю на нее внимания и продолжаю, – ты так рьяно мучаешь ручки сумки, что я даже переживаю за них, – она опускает глаза на свою авоську и тут же разжимает ладони. – В-третьих, ты прикусываешь нижнюю губу, – касается пальцами губ и моментально одергивает руки. – Отсюда вывод: ты нервничаешь и хочешь меня о чем-то спросить, но твоя гордость не позволяет первой заговорить со мной. Я прав? – снисходительно улыбаясь, смотрю на нее.
Она долго молчит. Кусает губы и часто взволнованно дышит.
– Из нас двоих психологом работаю я, – приподняв свой упрямый подбородок, деловито нарушает молчание.
– Да, – согласно киваю. – Но у кого-то из нас двоих получается это делать лучше, – подмигиваю и нагло улыбаюсь.
– Лучше следите за дорогой, – фыркает злючка и отворачивается, пыхтя так, что запотевает боковое стекло.
Я чувствую, прямо кожей ощущаю, как моя пассажирка бесится. Уверен, она бы с радостью набросилась на меня и выцарапала бы мне глаза, но ей приходится молчать и терпеть, потому что сейчас она на моей территории.
Выезжаю из нашего микрорайона на центральную улицу города.
– Ты не хочешь сказать куда ехать? – снова прерываю наше молчание. – Я пока еще не научился читать твои мысли.
– Господи, точно! Ленина, 53, – спохватывается ведьма, подпрыгнув на месте.
***
Мы подъезжаем к указанному адресу, и я отчетливо понимаю, что это детский сад.
Вот черт.
Ненароком вспоминаю первую нашу встречу и того, из-за кого всё пошло не так.
Пацан.
